Дочке

Я увезу тебя на Дальний,
Прошитый сопками, Восток.
Там, по небесной наковальне,
Штормов грохочет молоток...

Юркой бабочкой лети...

Настанет время умирать,
И призовёт Господь.
Я удивлюсь:
– Уже пора?
Дай только горницу прибрать,
Клубнику прополоть...

Звонок на небо

Вечер близился к своему логическому завершению. Ивашка, уставший от насыщенного детсадовского дня, постепенно закрыл глазки. Сонная трясина засосала его хрупкое тельце, погружая в иные многослойные миры. И вот – он уже верхом на Коньке-Горбунке пролетает мимо Аринки Трусовой...

Семнадцать ноль-ноль

Эльза смотрела огромными любопытными глазами на юркие спицы в бабушкиных умелых руках. Шерстяная красная ниточка, убывая из клубка, превращалась во что-то объемное, круглое, узорчатое...

Мой день живет с оконцем на восток...

Я запомню январь и кривые его дороги
Покосившийся дом, где никто не живет сто лет, –
Стылый храм любви, от которой пароль и логин
Был утрачен навек, обеззвучен, затерт и спет.

Колыбельная для влюбленных

– Вот же отчебучивает Вареньевна наша! – восхищенно переговаривались коллеги мужского пола, наблюдая за танцем своей руководительницы Кристины Валерьевны, едва поспевающей за пируэтами собственной юбки...

Дождись, пожалуйста, меня...

Старуха дремлет на крылечке,
У Бога дремлет на виду, –
И каждый куст очеловечен,
Её руками. Будто вечность
Взошла лилейником в саду.

Ответ В.В. Маяковскому на его «Лиличка! Вместо письма»

Сидишь – измучен, на море глядишь большое бездонное,
Глазницы впали, маешься, в грудине пружина сжата,
А русалка твоя, уподобившись холерному вибриону, –
С моряков портовых стрясает – жемчуг, янтарь, деньжата.

Под хмурым небом ноября...

Не плачь, голубушка, прошу,
Ветрами сгорбленная осень,–
Твоих дождей длинноволосье
Лучистым гребнем причешу.

Через дебри, выселки, ухабы...

Знаешь, осень, я тебе не рада,
Голос твой беспомощен и тих –
В яме, за кладбищенской оградой,
Захоронен вымученный стих...

Узники метро

Из раза в раз ловлю себя на мысли, что если бы, в тот скорбный час, смогла чудесным образом избежать этой поездки, то моя жизнь сложилась бы иначе...

Печюркин и Ko.

Выйдя на улицу, Печюркин закурил. Он давно хотел бросить, читал раз десять Аллена Карра, жевал какую-то омерзительную дрянь, ходил к бабке- травнице, все попусту. Курил он много, жадно, с чувством, как в последний раз...

Простить

В оконную щель насвистывал леденящий ноябрьский ветер, на город спустилась противная осенняя хмарь, обволакивая  силуэты теплолюбивых горожан...

Эта вредная баба

Кручу, кручу, кручу, педали кручу – монотонно напевал себе под нос незатейливую песенку, из своего советского детства, Денис Николаевич, спускаясь на грузовом лифте в обнимку с потертым велосипедом Десна...

Кардиохирург

Савелий был кардиохирургом с золотыми руками и не менее золотым сердцем. Сутками пропадая в операционной, практически без отдыха, и запивая сногсшибающую сонливость десятками чашек кофе, он четко осознавал, что если не он, то кто?..

Потерянная линза

Эрнест стал плохо видеть, но будучи молодым современным человеком, почему - то, стеснялся носить очки. Казалось бы, поколение зуммеров должно относиться нейтрально и даже жизнеутверждающе к ношению очков в ультрамодных оправах, но видимо сыграла роль детская установка от отца...

Тициан

Зимнее солнце слепящим белым светом залило комнату, пробежалось по портьерам, погладило косматую седеющую морду терьера Тузика и расплескалось по паркету, словно подсолнечное маслице, пролитое незадачливой Аннушкой...

Час пик 

Третье июля, это вам не третье сентября. Одуревшие от зноя пассажиры, с охами, вяло перетаптывались на остановке в ожидании транспорта...

Фудзияма

Иван Сергеевич, по мнению друзей и сослуживцев, был образцом современного мужчины. Высокий брюнет, с голубыми глазами и благородно седеющими висками, бесконечно ловил на себе кокетливые женские взгляды.

Жанна да Марк

Девять часов лёта, с другого конца нашей необъятной Родины, неприятнейшим образом сказались на самочувствии, и так близкого к неврастении, выпускающего редактора маленького провинциального издания.

Души твоей иконостас...

В том, что живу, ни есть моя вина.
Поругана? А вдруг отомщена?
Как страшно в трепетании предсердий!
Спит тихий дом, а в доме ручеёк
Струится он небесным мумиё...

Моей души незапертые ставни

Екатерина Грушихина

Горячими альпийскими цветами
Пылать над бесхребетностью времен,
Где смыла память тысячи имен,
Всего одно для галочки оставив,

О том, как здорово быть людьми...

Любовь, я уезжаю, до свиданья.
Моих иллюзий жухлая листва,
В муку перемололась в жерновах,
На мельнице, где звуки и слова
Просеялись сквозь сито мирозданья