– Ну и ну! Вот так дела! – выпалила Леночка, смачно облизывая десертную ложку с остатками тирамису.

– И что ты думаешь, Лен, он даже не извинился! – возмутилась собеседница напротив, поправляя белокурый локон, норовящий окунуться в бокал красного вина.

Подруги встречались редко, но каждая их встреча была преисполнена женской солидарности. Дамы вываливали грязное белье брачных и любовных передряг, не скупясь на интимные подробности, устраивая кухо́нное судилище своим вторым половинкам.  И, надо сказать, что судили строго, сдабривая приговоры красным словцом, виртуально отправляя суженых – ряженых в далекие города и веси.

В дверном замке запрыгал ключ, женщины притихли. С работы пришел хозяин дома – Валерий Абрамович Пересветов.

– Лерик, дорогой, сколько лет, сколько зим, – защебетала Леночка, кидаясь на шею давнему другу и хлопая большими шоколадными глазами.

Впалые, же, глазницы Валерия Абрамовича казалось,  не выражали особого восторга от встречи с бывшей сокурсницей, но, ради приличия, он улыбнулся тонкой каемкой губ.

В духовом шкафу, тем временем, запекалась картошечка со свиными ребрышками, источая божественный аромат, от которого Валерий становился гибким как пластилин и согласным на любую прихоть жены, готовым сию минуту оплатить хоть Сейшелы, хоть полет на Луну, лишь бы вкусить роскошных домашних яств.

– У Лерика эрозивный гастрит, и я строго слежу за его рационом, а ребрышки он у нас кушал да–а–авным давно, правда любимый? – Оленька заботливо обняла мужа.

Валерий жадно поглощал  картофель и  обгладывал свиные ребрышки, покачивая головой от удовольствия и неэстетично мыча. Трапеза была скоротечной, через минут двадцать мужчина дежурно распрощался, сославшись на усталость, и удалился в темноту спальни.

– Лен, ну ты это видела? – Оленька сделала гримасу, театрально передразнивая мужа.– Лицо кирпичом, эмоций ноль и так уже целый год! Го–о–од, подруга. Вот я тебе и говорю, что дело пахнет керосином. Роман у него наверное с молоденькой секретаршей.

– А ты не пробовала за ним проследить, ну или детектива нанять?– обратилась Леночка к подруге. – Лерик мужик видный, при финансах – многие еще в университете мечтали за него замуж выйти, а достался он тебе, счастливице. – Леночка многозначительно и ядовито посмотрела на подругу.

– Думаешь надо проследить? Наведаться к нему на работу и выдрать космы его секретутке? Вот чует мое сердце, это она его с панталыку сбивает. А он у меня человек ведомый и мягкий. – Оленька принялась ласково разглаживать скатерть под чайным сервизом.

 

В оконную щель насвистывал леденящий ноябрьский ветер, на город спустилась противная осенняя хмарь, обволакивая  силуэты теплолюбивых горожан. Спешно распрощавшись  с подругой, Леночка выбежала на неприветливую улицу, кутаясь в лёгкое, не по погоде, пальто и запрыгнула в серебристый мини купер.

Фуух – как же я устала от всей этой лжи. – Выдохнула женщина, откинув голову на водительское кресло. Минуты три она неподвижно сидела с закрытыми глазами.

Где – то в недрах сумочки бесперебойно стрекотал телефон, в мессенджер сыпались одно за другим сообщения.

Лена достала телефон, светлая улыбка осенила лицо. Сколько раз вот так она расцветала от сообщений человека, находящегося по ту сторону Вселенной. Будто живительный источник врачевал ее тело и душу.

– Любимая моя, роднулечка моя, прости, прости – будто из рога изобилия волшебным бальзамом лились пьянящие строки.

Лена нажала на педаль газа, двигая свою миниатюрную коробчонку по сообщающимся сосудам ночного города.

– А какие божественные были ребрышки!  Ты у меня просто умница, что заставила мою непробиваемую веганку их приготовить. Жую денно и нощно один клевер и одуванчики. Милая, милая моя спасительница.– Восторженно вещал человек на том конце Вселенной.

Лена раздраженно отбросила телефон в сторону. Мешает. Мозг выносит. Ну, сколько можно? Сколько?! Нужно следить за дорогой. Везде камеры. Да какой он, к лешему, Ле-е-рик. Негодяй он блудливый,  вот он кто.– Мысли в Леночкиной голове перепрыгивали с места на место, с полочки на полочку.

***

В восемь с копейками утра в дверь Лены позвонили. – Кого там принесло в такую рань? – женщина набросила халат–кимоно и направилась к входной двери. В зияющем отверстии глазка маячил ссутулившийся Лерик с огромным букетом роз, окаймленных нелепыми экзотическими соцветьями и декоративным папоротником. Лену затрясло то ли от вида безвкусной икебаны, то ли от нахлынувшей псевдо радости, то ли...она и сама не знала от чего.

И недели не прошло с тех самых пор, как ее муж Вениамин съехал. Лена заявила ему о своих планах развестись, о том, что любовь прошла, что их ничего более не связывает, кроме растущих как снежный ком взаимных упреков.

Лена щелкнула замком и вальяжно распахнула дверь перед утренним гостем. Лерик с порога бросился к ее ногам, страстно обнимая колени, бедра, вымаливая прощение за то, что до сих пор не решается уйти от Оленьки и как предатель работает на два фронта.

– Бонвиван, ты, Валерка, и прелюбодей! – это мой окончательный вердикт.– Лена попыталась высвободиться из цепких рук любовника.

– Леночка, солнышко, я клянусь, клянусь как только с Ольгой будет покончено, мы немедленно уедем. Куда глаза глядят уедем. Хочешь в Питер? Нет? На Гоа? Куда только скажешь. – Пересветов умоляюще заглядывал в Леночкины колдовские глаза.

– И как прикажешь понимать твои слова, что «с Ольгой будет покончено»? Пересветов, ты ее что убить собрался? – съёрничала Леночка, отталкивая  от себя любовника.

– Ну почему сразу убить. Я ее припугну. – Лерик с важным видом плюхнулся в кресло.

– Да, припугну тем, что при разводе она останется ни с чем. Ты же знаешь как она охоча до роскоши. Как любит дорогие наряды, одних только шуб у нее с десяток наберется. Стерва меркантильная, всю жизнь мне отравила. – Лерик сердито задвигал желваками челюстей.

– Ты сам виноват, Пересветов, женился ведь не по любви. Вспомни как пресмыкался перед ее покойным отцом – генералом, который тебя протежировал бесконечно, царствие ему небесное, Петру Арсентьевичу – прямолинейность Леночки обескураживала и одновременно возбуждала Лерика. – Вот до сих пор не понимаю, почему сплю с тобой. Я ведь тебя  совершенно не люблю. Я тебя не люблю, слышишь...слышишь...слышишь ? – глухое эхо перекатывалось  по стенам панельной девятиэтажки.

Пересветов подорвался с кресла.  Ошарашенный откровениями любимой женщины, он сорвал с Леночки пунцовое как стяг шелковое кимоно, осыпая шею, плечи и грудь поцелуями, норовя опрокинуть ее вожделенное тело на кровать. Леночка оказывала мнимое сопротивление, и ей и ему было предельно ясно, насколько глубоко их обоих засосало в омут адюльтера.

Близился полдень. Лена с электронной сигаретой, а Лерик с большой кружкой растворимого кофе, нежились в теплой кровати.

– Теперь - то я знаю, как  сильно ты меня не любишь! – победоносно усмехнулся Пересветов, поглядывая на возлюбленную.

Лена молчала, молчали и таяли первые снежинки за окном.  Казалось, что и Леночкино сердце тоже утратило способность говорить на языке чувств.

– Пересветов, ты мне надоел, езжай– ка уже на работу. Подчиненные устали слушать твои враки о круглосуточных переговорах. Они же не дураки, коими ты их рисуешь мне и Ольге.

– Да причем здесь вообще твоя Ольга? – Лерик сбросил одеяло и начал истерично натягивать брюки.

– Ольга – она не моя, она – твоя. – Вздохнула Леночка и, обнаженная, побрела на кухню.

Пересветов ринулся в прихожую, с наскока напялил пальто, схватил кейс с бумагами и, не прощаясь, громко захлопнул за собой дверь.

Нажав кнопку лифта, он стал шарить по карманам в поисках мобильного и тут же сообразил, что забыл его на тумбочке.

Развернувшись на девяносто градусов, Пересветов боковым зрением заприметил чей–то силуэт, машинально повернул голову и остолбенел. На верхней ступени лестницы, обхватив колени руками, сидела женщина. В темноте подъезда она была едва узнаваема, но это была Ольга, его законная супруга.

– Оля, Оленька, что ты здесь делаешь? – с ужасом в голосе произнес Пересветов.

– А ты? – в ответ спросила женщина, глядя на мужа заплаканными глазами.

Пересветов поднялся по ступенькам наверх и сел рядом с ней. Он попытался прикоснуться к ее ладони, но Ольга не позволила, попытался обнять
– она оттолкнула.

– Оленька, девочка моя родная, прости меня, прости! Ну дурак я, полный дурак! – Пересветов второй раз за день упал на колени, только на ступеньках это было сделать куда сложнее, поэтому он, словно ванька–встанька, то подскакивал, то снова приседал.

Ольга поднялась со ступеней и направилась вниз, к лифту. Пересветов бросился за ней, но она не реагировала на его мельтешение.

– Валер,  ты сегодня, пожалуйста, не приходи. Никогда не приходи. Вещи я тебе соберу и отправлю, куда скажешь. Прощай. – за Ольгой захлопнулись дверцы лифта, оставив Лерика один на один с его новой реальностью.

Пересветов не мог и в страшном сне представить, что его бесконечно любящая жена может быть настолько жестокосердной, никогда прежде не слышал он подобных интонаций в ее голосе.

***

Прошло полгода с той поры, как супруги Пересветовы развелись. Валерий Абрамович всё имущество оставил бывшей жене и сыну, а сам зажил бобылем на съемной квартире. Очень скоро его фирма обанкротилась. Злые языки поговаривали, что Ольга Петровна, воспользовалась некими связями покойного отца и, чуть было, не отправила бывшего супруга за решетку.

Спустя год.

Ноябрьский пятничный вечер в Москве, по определению, не может быть теплым, а вот располагающим к приготовлению глинтвейна – это пожалуйста. Как только Леночка отыскала в кухонном шкафу все ингредиенты для согревающего напитка – в дверь позвонили.

– Неужели Пересветов?!!!– сердце Леночки   бойко запрыгало. – Никто и никогда не приходил к ней без предварительного звонка так поздно, или же в самую рань. Никто, кроме городского сумасшедшего Лерика.

Бросившись к зеркалу, Леночка шлифанула прическу, поправила кимоно и с ястребиной зоркостью припала к дверному глазку.

По ту сторону двери́ была Оленька.

– Зачем? Почему? Что ей нужно? Стыдно то как перед ней!  – за доли секунды  в Леночкиной голове пронесся многоголосый цунами.

Набравшись храбрости, Лена отворила дверь. Перед ней стояла Ольга, статная и красивая как никогда. Золотые локоны обрамляли ее нежное лицо. Алый, подчеркивающий талию, плащ, лаковые  ботильоны  цвета спелой рябины с пряжкой на щиколотке – женщина будто сошла с обложки модного журнала, прямиком в спальный район города.

– Я войду? – Ольга улыбнулась уголками глаз и сделала шаг вперед.

– Конечно проходи, – несмело  ответила Лена. – Я как раз...

– Я как раз к глинтвейну?! Пряностями–то как вкусно пахнет! – Ольга по–хозяйски направилась в сторону кухни.

– Оль, ты прости меня, если сможешь... – замялась женщина.

– Простить? Смеешься что–ли? Да я тебе по гроб жизни обязана за то, что развела меня с Валеркой. Я же, Лен, не жила, а мучилась все эти годы. А теперь, наконец, задышала полной грудью, надышаться не могу! – Оленька запрыгнула на крутящийся стул и, оттолкнувшись мысочком от пола, очертила в воздухе круг.

Лена всё еще была напряжена и робко, угловатыми движениями, помешивала кастрюльку с  глинтвейном. Разве можно простить за предательство? А она, Лена, предала, причём беспринципно и изощрённо.  А Оленька, вот, взяла и простила. Святая.

В воздухе витал аромат корицы, красного вина и фено́мен человеческого умения прощать.

Что же касается женской дружбы, неужто  она существует в природе? – спросит читатель, совершенно разуверившийся в  добродетелях.

Спешу вас обрадовать – женская дружба есть и с годами она только крепчает, настаиваясь в закромах души на Вере, Надежде и Любви, как драгоценное вино.

Ах, да, а у нас сегодня запланировано распитие волшебного глинтвейна. И ничего этому событию не помешает – ни бибиканье автомобилей за окном, ни ледяной дождь, отбивающий чечетку на  подоконнике, ни остервенелый от немощи ноябрь, ни ...Лерик, чье изображение стирается в памяти обеих женщин и блекнет, превращаясь в черно–белую фотокарточку из старого, заброшенного на чердак воспоминаний,  альбома.

Иллюстрация