Гороскоп обещал неплохой день: успехи в делах, на четверочку здоровье, сюрпризы – и завершил пророчеством неожиданной симпатии и свидания. С досадой захлопнув ноутбук: когда уж догадаются составлять гороскопы отдельно для барышень и бабушек, пошла пить кофе. Да, жизнь мелькает: рождение, любовь, смерть… а между любовью и последней субстанцией немощь и хвори. Но кто об этом задумывается?

 …Когда же пропал интерес к мужчинам как таковым? Хотя некоторые из подруг-ровесниц еще строят глазки и комментируют фото, заглядывая на сайты знакомств: «Симпатяга», да еще и помоложе претендентов выбирают – нет бы по достатку и имеющейся недвижимости! Возможно, от одиночества: рано овдовели… А двое даже пробовали создать нечто вроде семьи с бывшими ухажерами времен молодости, тоже овдовевшими. Но как-то быстро спровадили сожителей восвояси – обременительно, да и характеры кавалеров и собственные за долгую жизнь слишком уж изменились. Ни стихов, ни объятий с поцелуями… да и не нужно их… и как-то неловко: люди скажут: «Сдурела бабка!» Что делать вместе, кашку варить и в огороде копаться? Путешествовать? Но возраст не тетка – не обманешь, и даже если вскарабкаешься самостоятельно на ступеньки автобуса или угнездишься в автомобиле, то слишком тяжела коробка с пилюлями, которую придется таскать на всякий случай. И любви применение есть: дети и внуки, которых уже в два-три раза больше, чем детей. Кстати, ради внуков гораздо чаще, чем когда-то ради детей, стали меняться планы, отменяться встречи, поездки и собственные увлечения, которые вдруг обнаружились в короткий промежуток личной свободы, когда внуков еще не привалило, а повзрослевшие дети определились с выбором профессии и получали образование. Может, я дефективная какая-то?.. А как же «любви все возрасты покорны»? И с тоской взглянув на три коробки с обувью, приготовленные для разборки, о которые спотыкалась уже неделю – не дай бог покалечиться и пополнить число хромых-косых в округе, походила вокруг них еще немного. Это и есть то дело, в котором гороскоп обещал успех?! Как ни увиливай – придется браться…

Засунула руку в коробку, как в кулек с новогодними конфетами, и выудила «лодочку» темно-зеленого цвета на высоченном каблуке и почему-то обрадовалась ей: пахнуло молодостью. Тут же ужаснулась: как могла когда-то отплясывать на этих шпильках?! И буркнула себе под нос, недовольная такой старушечьей реакцией: «Запросто!», но невольно взглянула на ноги: недавно приобретенный коварный артрит внешне пока никак не проглядывался, затаился. Ножки, конечно, никогда особо стройными не были, выручала мода на «миди», но шустрыми – да. Только после сорока осмелилась носить юбки чуть выше колена: боялась не успеть опробовать! Когда же, сколько лет тому назад танцевала? Не припомнить. Да и где? Свадьбы отгремели, разве что на юбилейных серебряных и золотых в стиле танго. Почти с ужасом осознала, что на одной из последних они с приятельницами продолжили сидеть за столом и обсуждать танцующих, как в давние времена обсуждали их самих, что очень раздражало: наговорят, напридумывают, чего не было. Дожили и мы… Всё повторяется, но и к этому были не готовы. И тогда на слова: «Сами такими будете» отмахивались: «Никогда!»

Настроению добавился минус, поэтому для его поправки уселась в кресло на солнечном крылечке. Но почти сразу же, шаркая калошами и опираясь на палку, кряхтя, вскарабкалась по ступенькам соседка. «Ну, нынче, видно, о здоровье повествовать будет!», и чтобы облегчить ей подъём и посадку, предложила стул, втиснув его среди коробок. Отодвинула ногой полупустую – в пояснице кольнуло, присела рядом, тоже кряхтя и ойкая. Но соседку распирало от других новостей – с упоением и буквально взахлеб она зачастила:

– У Степановны роман с Кузьмичом!

С изумлением взглянув на рассказчицу: вот они те, которым возраст не помеха, недоверчиво покачала головой: сплетни! Да и не укладывались такие события в нормальной голове. Степановне было далеко за семьдесят, а женатому Кузьмичу, сосланному семейством на дачу для постоянного проживания из-за пагубного пристрастия к горячительным напиткам, было чуть больше шестидесяти. Степановна, известная язва, болтушка и сплетница, оказывается, явилась к жене Кузьмича и потребовала отдать его ей, мол, им он не нужен, а ей без него – никак: любит. Семейство скандалить не стало: интеллигентные всё люди, просто отказали от дома.

– Ну и что – отказали, они в Москве, за двести километров: попробуй, укарауль, а он – здесь. Она к нему и шастает чуть ли не каждую ночь!

Поверить в реальность событий было трудно.

Соседка была глуха на оба уха – просто говорить или кивать во время беседы не удавалось – приходилось кричать:

– Да, может, они просто вместе выпивают?

– Да? А почему ночами? И жене его она про любовь говорила…

Выложив новости, соседка отправилась восвояси (вот она спокойная, счастливая старость: глухая как пень и едва передвигаешь конечностями), а я, обессиленная беседой и своим ором, вернулась к коробкам с обувью.

 На этот раз под руки попался лакированный сапог-чулок на высокой платформе и толстенном каблуке: чисто копыта по нынешним временам, а тогда – писк моды. Вот барахольщица: ему уж лет сорок, давно бы выбросить. Раз эти сохранились, то к ним должна быть и пара других, купленных в тот же день, для зимы, более изящных не только по фасону, а на размер меньше (нужный тогда закончился, разносятся). Порылась в коробках и – действительно – отыскала. Глядя на парочки, стоящие напротив, вдруг поняла: не башмаки хранила – память… Кругленькая сумма на обувку была выделена мужем (тогда еще не мужем), вернувшимся из стройотряда. Покупая, пол-Москвы оббегала, в очередях отстояла, в сражениях за добычу победила: столько времени и сил потратила – надо брать! Вот дуреха была: в первых ноги «ломала» три месяца, пока зима не подоспела, но и зимние крохотулечки не порадовали: пальцы на ногах почти мгновенно стыли то ли от тесноты, то ли от холода. А тогда-то с упоением благодарила за заботу и щедрость всю ночь…

Гора «на выброс» подросла, хотя тотчас нести их на помойку руки не поднимались, поэтому, откладывая неизбежное расставание, пошла в дом и включила телевизор, а там на весь экран – жизнерадостная старушка с рекламой прокладок от недержания. «Господи, еще и это! Чур, меня, чур!» – и поскорее выключила, отсекая себя от таких напастей. И снова на солнечное крылечко.

Лето подходит к концу: на березах под окном появились желтые пряди, и бересклет у гамака начал раскрашивать нежные листочки красным и оранжевым… Только сосны за забором – стойкие молодцы, хоть и сбросили часть иголок на газон (придется еще раз граблями пройтись), ярко-зеленые, вечно живые. Вечно… и горестно вздохнула.

Но тут мое внимание привлекла какая-то суета у дальнего забора: соседка, буквально помиравшая от немощи меньше часа назад, как-то слишком резво то ли примеривалась к нему, то ли обмеряла чужие владения. И вдруг, подперев сетку забора своим костылем, опустилась на четвереньки и ужом, с невероятной скоростью, даже изяществом, перебралась на другую сторону и скрылась среди кустов смородины. Не веря собственным глазам, открыв рот от удивления, я даже привстала с кресла: чудеса, но вспомнила, что накануне «болящая» выкопала почти сотку картошки... Но для чего же такая акробатика? Ждать пришлось довольно долго: всё же возраст замедлял передвижение. Я даже заволновалась: не померла ли? Наконец среди веток появилась сначала ее голова, а следом скособочившаяся от огромного ведра с яблоками и вся персона. Яблоки, очевидно, периодически падали, потому как старушка внезапно приседала, шарила по траве, поднималась и двигалась дальше. Другой рукой она придерживала пузатившийся передник, очевидно, тоже с яблоками. Киношный Мишка Квакин отдыхает! Очень хотелось понаблюдать: как она с такой добычей переберется обратно, и, чтобы не смущать похитительницу своим присутствием, – ушла с крыльца и тайком посматривала из-за створки двери. Соседка поступила гениально просто: высыпала яблоки из ведра и передника на свою территорию, уже с трудом (восемьдесят три года наконец напомнили о себе) пролезла под сеткой и, прихватив палку, засеменила к дому, очевидно, за тарой.

Отсмеявшись до колик и заметно приободрившись (какие мои-то годы!), равнодушно взглянула на разбросанную обувь: сегодня не до неё, решила прогуляться – навестить приятельницу, а заодно разведать: не отчебучивает ли та нечто подобное. По дороге оставила еду для «осиротевших» кошек, хозяева которых уже уехали домой, бессовестно бросив их на произвол судьбы и жалостливых соседей, и пару раз горестно вздохнула: из двенадцати домов по улице в семи хозяева уже отошли в мир иной…

Подругу застала сидящей в кресле на лужайке у садового столика в валенках (на улице плюс двадцать три) и опирающейся на красивую трость – просто царица на троне! – с сияющей улыбкой, в праздничном наряде и при макияже: губки, глазки, бровки – по полной программе. Контрасты и сюрпризы дня продолжались. Сама же я устыдилась своего вида: доставшиеся от очень упитанной невестки джинсы (донашивать), стянутые ремнем на талии, на моем тощем заде фалдили частой сборкой. Поблекшая от времени футболка, плечи которой на руках свисали до локтей, едва прикрывала живот (что за фасоны невестка выбирает при ее фигуре?!). И прической своей вдруг озаботилась: седина-то седина, но можно было и причесаться. На секунду замедлила шаг, вспоминая: умывалась ли сегодня? Потом расслабилась: какие пустяки, и засияла навстречу с вопросом:

– Как ты, как ноги?

 Та беспечно отмахнулась:

– Сегодня, капризы, совсем не хотят работать! Ну их!

 И следом внесла предложение:

– Может, по пять капель? Выбери в баре на кухне.

Немного поколебавшись: встречи их редко заканчивались всего лишь «пятью каплями», отправилась за рюмками и наливкой, посчитав ее более безопасной для здоровья и незаменимой для поднятия жизненного тонуса.

 Беседа о том о сем журчала, подруга строила планы на грядущий через два месяца как бы юбилей и, заручившись ее согласием приехать, смеялась:

– Мои счастливые две семерки! А то не дай бог…

 Я же подруге про свою соседку с ведром яблок рассказывать не стала: мало ли куда дальше пойдет, зачем отношения портить.

 Солнышко пригревало, яблоки, шурша сквозь листву, периодически бухали о землю и скатывались к ногам. Раздобревший на вольной жизни кот развалился рядом, лениво обмахиваясь пушистым хвостом и изредка дергая ухом на гомон молодых синичек-гаичек, устроивших какие-то разборки в кустах малины. Наливочка практически подошла к концу, вечерело, и закат обещал быть фантастически красивым.

 Возвращаясь в сумерках домой, подбросила кошкам недоеденную закуску, а в хмельной голове мелькнуло: «И в старости есть свои радости!» Хихикнула: «Почти стихи, да и жизнь – стихи, на выбор, по обстоятельствам».

Уже в ночи, следуя гороскопу, очень просто закончила разборку старых башмаков: переложила всё в два увесистых мешка не разглядывая. Завтра – на свалку.

Прошлое. Не вернешь... Но купить что-то новенькое просто необходимо! Интересно, а продаются калоши на удобном каблучке и чтобы все в розочках или с бантиками? 

^{Илл.: Владимир Волегов}