***
Приморской ночью низких звёзд без счёта,
Но это позже, а пока – закат.
Антоновки горят тугие щёки,
Подсвечивая снизу облака.
Мы так близки – касаемся локтями.
Цветы и хмель в лохматой голове.
Такая осень – целоваться тянет
Двоих, проживших в сумме целый век.
Чего желать? Да ничего не надо.
Вина налью и яблоко сорву.
Иди ко мне, мы будем листопадать
В уставшую, осеннюю траву.
И в мире отвлечённости понятий,
Где люди слишком много говорят,
Есть место, где трава слегка примята,
И яблоки закатные горят.

***
Лягухи стонут просто неприлично ,
Густая темь – хоть ложкой, хоть с ножа.
Почти бесшумно вспархивает сычик
С нагретого настила гаража.

Потеет сад смородиновым духом
И видит сны об утренней росе.
Дурной комар звенел, звенел над ухом,
Внезапно перестал – удачно сел.

Катая в пальцах мятный мякиш лета,
Сдувая словом наглеца с губы,
Ну как тут не заделаться поэтом,
Не перестать неверующим быть.

Под утро, не дождавшись птицы звонкой –
Такие ночи жаль, что не длинны –
Как не заснуть тут чистым сном ребёнка
В околоплодных водах тишины.

Но все слова сутулы и корявы,
А суть всего прозрачна и проста.
Вот был бы дед живой, сказал бы прямо:
«Етишкин кот, какая лепота!»

***

Трясогузки шастают по тропкам.
Марево. Ты, промокнув лицо,
Опрокинь живительную стопку
Воздуха полыни с чабрецом.
Этот хмель – благословенье свыше,
Летний градус вязок и смолист.
Розовой, нагретой пеной пышет
Пышный, но прозрачный тамариск.
Разувайся – за плечо кроссовки,
Чувствуй кожей полевой уют.
Тут на наковаленках подковки
Серые кузнечики куют.
И, в просвет меж зарослями узкий,
Видишь – сшито с небом в два стежка
Море. Ты иди за трясогузкой,
К маленьким приноровясь шажкам.

нэ компран па

Лазурный берег, кофе на веранде.
Швейцар отеля чёрный, как смола.
Возможно Конго, может быть Уганда,
А, впрочем, чёрт с ним. Странные дела–
И деньги есть, и маленькая Ницца
Игрива, как танцорка кабаре,
А скучно так, что впору удавиться,
Да только то не надобно поре.
Толпа проста, похожа на гризетку,
Пропахшую вином и чесноком.
Сейчас бы криль, завёрнутый в газетку
И «на разлив» нехитрое пивко.
Маршпуазон, воняющий моллюском,
Грассирует, попал туда – пропал.
Тут каждый третий говорит по-русски,
Но на твоё «привет» – нэ ко;мпран па.
В оранжевом коктейле тают льдинки,
Воняют мидии, креветки и клозет.
А Мариньер похуже Кабардинки,
И Геленджик покруче Круазет.
Я тут, «невыживающий в неволе»,
Под градусом шампэ живу легко.
Фу, ёрш твою, мне снова снилось поле–
Густая рожь с глазами васильков.
И снег густющий, щедрый, в Подмосковье.
Подъезды, продуктовые ларьки…
Швейцар на морду надвигает брови,
Белее снега яркие белки.
Эбеновый, что скалишь хлеборезку?
Ты с ним по нашему, в ответ – ни ме ни бе.
Стоячей грудью тычется «Негреско»
В линялое полотнище небес.
Я по-гусарски глуп, как все «иваны»–
На чай дороже чашки кофе дам.
Быть может, он тоскует по саванне,
Как странный русский – по большим снегам.


Август–это как вечер воскресенья (с)

^{Илл.: Виктор Лузик}