Проза

17.11.2022

Суворовец

Борис Колесов

Внезапности  послевоенного  лета

Третья часть

КТО БАХАЛ В ЛЕСУ?

─ Давно там не был, ─ кричал в ответ Кирка.─ Вот как уехали после войны, как поселились поблизости от бакенщицы, в соснах за холмом, так и всё. Не ведаю ничего. Вот же внезапности какие!Сабунины исчезли за пригорком,а рыбак малолетний и я смотрели друг на друга, мучительно соображая: что за странные вещи творятся вокруг ловкого Кирки? увезут его на военном газике, или как? В конце концов сын старшего лейтенанта Кроликова очнулся, отрицательно затряс головой, храбро высказался: «Переживаешь за честного парня? Это не нужно, погоди. Мы ведь слышали, что ни в чем не виноват он». В нашем брезентовом доме встречаю поджидающую Машку. Она без лишних околичностей приглашает меня срочно играть в прятки: возле палатки, в елочках, где недавно собирали грибы.Но я нахмурен, встревожен, у такого напарника чересчур серьезен вид, и малышке он, как говорится, душу не греет: «Почему тут сердишься?» Что мне сказать ей? Когда толком мало что известно всем нам, только и пробурчишь ─ вовсе не сержусь, не приставай. «Ага, нахмуренный, молчаливый сильно, и всё же видно мне, что сильно ворчливый, ─ у сестренки глаза превращаются в узкие хитрые щелочки.─ Очень брат Валера себе на уме». Откровенно выкладываю наблюдательной приставале: у меня соображений сейчас нет ни на капельку.И разглядела она то, чего нет. «Тогда ступай куда хочешь, ─ она демонстративно покидает палатку. ─ Я с тобой не вожусь».Как разрядить нездоровую обстановку? Сообщаю маме, что младшая сестра недовольна братом, в отчаянной решительности отправляет его погулять. Либо на реку, либо куда подальше в сосновый лес. «Ладно, иди, ─ ответ нашей строгой Валентины Осиповны покладистый. ─ Принеси только воды из родника, что бьет у подножия холма. Бакенщица ручается: там струйка из-под земли пусть не быстрая, однако всегда удивительно чистая и вкусная».

Походив по лагерю, нахожу Кролика и сообщаю свое толковое ─ достаточно как раз обмозгованное ─ решение: найдем следователя и расскажем ему всё, что знаем о быстром беглеце! Мол, тогда выяснится, какой он проворный, смелый наш лагерный Кирка, в действительности не виноватый ни в чем. «Военный, приехавший на газике, сидит в доме у Фроловны. Подумай, разве некому там объяснения давать? ─у пацана мое предложение поддержки не находит. ─ Мы вот прибежим, и нас турнут без разговоров подальше». Настаиваю на своем: когда говорят две головы, то звучит убедительно! когда включаются четыре головы, то убедительность возрастает в тысячу раз, верно? «Если пойти, ─ начинает размышлять Кролик, и кажется, что рождается у него резонное предложение, ─ то можно подождать в соснах, по соседству. Тогда посмотрим, как всё обернется. Там рядышком для обучения солдат устроена полоса препятствий. Айда, покажу!». Газик, само собой, никуда не делся, возле дома Фроловны преспокойно стоял. Полоса препятствий тоже не позволила себе исчезнуть. А что касается моего нового приятеля, ему на месте не стоялось, заявил сразу мне: положено здесь бегать на время, однако никого сегодня не видно! мое желание ─ поскорей в суворовское училище попасть, поэтому готовлюсь норматив солдатский выполнить! Одним словом, убеждает: могу ─ продемонстрироватьмогу, как на здешней полосе ловчить надобно. Мальца показательно-старательная бодрость одолевает, он тарахтит о своих тутошних подвигах, я в сторону газика поглядываю.Мотор не тарахтит, и значит ─ у следователя никакого спеха нет. У него с Киркой и Фроловной разговор идет в дотошности медленный, закончится не вот вам в каких-то десяток минут.«Поступать думаешь в суворовское училище? ─ нет у меня желания понижать высокий уровень мечтательности у пацана. ─ Ладно уж, одолевай норматив. Поглядеть на твою скорость время позволяет. Показывай, на что способен».

Старт находился в окопчике, Кролик выкрикнул «раз, два, три», после чего помчался повдоль нелегкой трассы что есть духу. Впереди мальчугана поджидала низко натянутая проволока, под которой полагалось пролезать. Деловитый малец поднырнул под нее с разбега. Юркий, словно здешняя плотвичка, он продвигался вперед, поворотливо работая локтями и коленями. Затем, вскочив на крепкие ноги, бросился вихрем, будто порожденным речным штормом, к толстому бревну, перекинутому через песчаную канаву. Расставил руки, начал балансировать ─ и пошел, пошел. Преодолев четыре положенных метра, подскочил к щиту с квадратными отверстиями: побольше и поменьше. Разумеется, он скользнул в самое трудное, в то, что не обещало свободного пропуска. Там недалеко еще была металлическая лестница со ступенями довольно странными ─ каждая высотой сантиметров шестьдесят. Имеешь право споро подняться по ним и победно, как по корабельному трапу, скатиться с другой стороны вниз по железному желобу. Наверное, механику-водителю танка полагалось иметь понятие о балансировке, о скоростном проходе в тесных городских кварталах, о возможных буграх и канавах на дорогах полевого, нисколько не асфальтированного продвижения, когда машину подбрасывает и швыряет из стороны в сторону. Подбежавшему ко мне Кролику говорю: «Не иначе, полосу препятствий рядом с прибрежьем придумал какой-нибудь сверхсрочник. Фронтовик, дока-старшина по хозяйственной части, ответственный за хитрые ─но в бою полезные, в смысле солдатских навыков ─ сооружения».Паренек, будущий военный, отвечает без лишних размышлений, честно: какой старшина, я не знаю!однако мне всё нравится, и я тут часто бываю.

Той минутой разные внезапности продолжались незаторможенно. Теперь уже ─ не для Сабуниных, а для меня и шустрого пацана, переводившего дыхание на финише полосы препятствий. Сказать,что газик готовился к отбытию в родной местечковый гараж, не скажешь: тишину демонстрировал, полный покой, порядочек. Также и в доме Фроловны никто, по всей видимости, переполохов не устраивал. Всё же ловкач-малец более, чем удивился: от неожиданности прямо подпрыгнул, когда наш смелый бегун Кирка выскочил из-за могучей краснокорой сосны. Вы чего тут друзья-приятели? Заждались вроде бы? Тогда есть повод вам сообщить, что следователь отправился беседовать с Иваном Федоровичем. С тем, который в плотниках у нас ходит и который помогал весной палатки лагерные обустраивать на лето для военных. «С мужем тети Дуни! Бакенщицы! ─ Кролик не смог удержать громкого восклицания. ─ Виноват плотник в бедовых уличных событиях, да?» Кирка отрицательно замотал головой: Иван Федорович ни в чем также не виноват! где город, а где он? однако у гостя моего имелись причины для беседы.В стороне, за лесом послышались стрекотанье, баханье, какие-то хлопки. Там густая чаща, что называется, вольно шевелилась. «Кто в дальней дали там бахает, ─ мне пришло в голову поспешить, немедленно раскинуть мозгами, ─ведь такую штуку необходимо знать, верно?» В своей вопросительной правоте был уверен, а все ж таки не издал ни звука, хотя густая чаща могла преподнести сюрпризы всякие. Пускай от птиц, пускай от зверей. Все знают, как оно бывает в зеленых боровых зарослях.А с какой вдруг стати, думаю, помалкивает Кирка насчет гостя, прибывшего на высокопроходимой сильной машине? Можно ведь более обстоятельно поведать нам, какие вопросы тот задавал? Уж точно, что донельзя интересными они станут и мне, и Кролику.Обязательно я бы кинулся проявлять инициативу, начал приставать к храброму бегуну Сабунину,выспрашивать как раз то, чего не стоило выспрашивать. Но взглянул на сердито сосредоточенного ловкача-пацана, будущего военного, и понял: нельзя мне в палаточном лагере забывать о дисциплинированности, о том, как сейчас будет не к месту интересоваться ─ в чрезмерности легкомысленно! ─ именно делами военного следователя.

«Кролик набрал в рот воды? ─ сам себе мысленно разобъясняю серьезную ситуацию. ─Сын старшего лейтенанта минуту назад был словоохотливым, да мгновенно весь вышел. Правильно пацан сделал, и я тоже имею право помнить о порядке, о прочей субординации». Ладно, касательно газика, прибывшего только что, сотворим понимающий молчок. Но гулкие сосны не дают мне покоя: что за хлопки и стрекотанье летят к нам из дальней глухомани? Не медведи же там ходят, ломают валежник, чешут мохнатые спины о сухостойные остатки древних елей? Не вездесущие сороки хлопают крыльями, кричат заполошно? Правда, Кирка?«В том краю за лесом тянется рокада. Тыловая наезженная дорога, ─не лень парню заняться докладом о лагерном обустройстве. ─ Готов сей час сопроводить любопытных туда». Ожил, уширил глаза радостный Кролик, выкрикнул: а мне уже известно! папа много раньше рассказывал, что есть дорога позади лагеря, и по ней обычно ездят грузовики, поскольку положено им снабжать солдат, офицеров продовольствием и всякими нужными вещами».В свою очередь Кирка счел необходимым пояснить: медведям и заполошным сорокам делать нечего там.Грузовикам же работа найдется ежедневная. Возят они, хоть сапоги, хоть шинели, а хоть и ─ боеприпасы для пушек, пулеметов, автоматов. Будьте уверены, бахают сейчас не в лесу: именно что на полигоне, куда также ведет здешняя рокада.

Пошли мы смотреть тыловую дорогу, песка на которой было намолочено ─автомобилями и бронетранспортерами ─очень даже изобильно. И если идти по ней в неизведанную даль, то далеко не уйдешь: тянется она лишь к полигону, где сегодня трещат пулеметы, гулко бьют пушки.Вышли к полю. Оно возле полигона было перегорожено березовыми жердями. Проезд к танкам, стоявшим на позиции, перекрывал шлагбаум в белых и красных параллельных полосах. На опушке леса Кролик предложил нам посидеть на песчаном бугре, чтобы понаблюдать издали , как пойдут в атаку мощные бронированные машины.Только расположились поуютней, как заметили по соседству в кустах телушку пестрой, черно-белой породы. Та мычать и целить рога на путешественников не стала, щипала себе траву и щипала. По ее самостоятельному виду без ошибки определишь ─ лесной путешественнице на учебные стрельбы начхать максимально. «Зачем она здесь? ─ невозможно мне удержаться и не задать вопрос Кирке, достаточно проверенному знатоку окрестностей. ─ Ведь подстрелят!» Какие у него трудности насчет местных странностей? Никаких.! Потому что животина чья? Бакенщицы и ее мужа плотника Ивана Федоровича. Иных буренок, молодых либо старых, здесь нет. Уже, охотно было подсказано, прознала она за прошедшие месяца два, куда можно ходить, куда нельзя: сама по себе пасется всё лето. На стрельбище не пойдет. Да и забор там. Видишь ─указывает, машет рукой собеседник ─ маячит вдали, у пункта управления учениями, ограда из железных прутьев? Но кормящуюся тут странницу не грех побеспокоить, и он лихо свистит.Телушка голову вздернула, поспешила прочь. В энергичной резвости перебежав наискосок через рокаду, исчезла из наших глаз.Как бы между прочим, Кролик задумчивое наблюдение выдал: ишь, какая быстрая!Ситуация сложилась вроде бы смешная, однако замечаю: на лицо Кирки словно темная туча ─ из тех, что породили вчерашний речной шторм ─ во внезапности набежала. Ему вспомнилось, после разговора с приезжим военным, собственное бегство из деревенского строя горящих домов? Предположение скорее всего было неправильное, легковесное. И всё же минуту спустя… Не знаю, почему это произошло, но вдруг наш отчаянный приятель Кирка покачал головой и, вздохнув, произнес: « Так и быть, рассскажу, коль ждете от меня подробностей насчет следователя. Тот расспрашивал про то, как я мчал подале от Карпа и Яремы Селифановых во время пожара».

Были мы, я и Кролик, уже осведомлены насчет событий сбоку оврага. Мальчику деревенскому тот день нельзя было не запомнить. Думал, концовка жизни подошла возле горящих домов и заборов огородных. Это уж потом появился у него храбрый навык увертываться от передряг. Череда приключений для Кирки, после потери домашнего родного проживанья, потянулась в заречные городские улицы, и там трудности беглеца нисколько не уменьшились. Штормило, что называется, не просто изрядно, а в жуткости небывалой. Нужда учила брать ноги в руки и лететь прочь, сломя голову.Когда первый раз убегал от гитлеровских прислужников, от полицаев, прямо-таки задыхался от страха, но когда второй раз ─ на улице, истинно что навстречу ─ подкинула судьбасреди белого дня именно Карпа Селифанова, то уже сумел Кирка совладать с дыханием. Без промедления обнаружилось верное соображение: опять нужно тикать. В сторону несомнительно спасительную и во всю прыть.Глазами повел налево, направо: поблизости виднелись каменные здания, да только все с закрытыми входными дверями, закрытыми окнами. Был бы городским постоянным обитателем ─ не разглядывал бы дома, а поскорей нырнул в боковой переулок. Замел бы следы в паутине проходных дворов. Теперь же вот что получилось: замешкался он, и Карп обрадованно цапнул его за шиворот…Немного дней прошло с тех пор, как гитлеровцы и местные полицаи порушили ни в чем не виноватую деревню. Мать и сын очутились по воле случая в поселении у широкой реки. Планов фашистских никто беглецам не вручал, только ведь домысливать им повелела сама действительность: поголовное уничтожение хорошо знакомых соседей Сабунинских понадобилось преступникам для того, чтобы и дальше свободно, без лишних свидетелей, проводить широкомасштабные расстрелы. Мать убеждала Кирку: мы должны здесь жить очень тихо, незаметно. Ан вышло вовсе не так, как желалось.

Если бы не смилостивились дальние родственники, туго пришлось бы двум погорельцам, потерявшим дом и хозяйство, дававшее прокорм, пусть и невеликий. В насущности требовалось им осторожничать крепче крепкого. Поскольку добра не обещала регистрация в магистрате,она могла даровать лишь наступательную гестаповскую вопросительность: вы кто такие, бродяги? в городе взялись откуда и с какой целью препожаловали? Оттого сторонились мать и сын разговоров с незнакомыми людьми. Кормились тем что перепродавали вещи на рынке именно что втихаря, из-под полы. Хорошо, родственники не гнали из своего жилья и давали кое-что для мелкой торговлишки. Нисколько не сомневался в те дни Кирка: окажись он у полицаев ─ будет кара жестокая всем, нельзя ни в коем разе признаваться, где проживаешь. Теперь, у Карпа в лапах, что делать? Ловким деревенским манером в дальние дали мчать снова?Оно бы неплохо. И лучше всего ─ скинуть курточку, вывернуться, лететь на всех парусах к широкой реке. Там плыви, ныряй в глубину, прячься на другом берегу, а на узких местных мостовых тебе спасу нет.Нелегкая вынесла откуда-то полицая, ухватил он Кирку за шиворот: стой! не дает ходу свободного, хоть как тут крутись.

КУРТКА

Деревенским фельдшером был до войны Карп Селифанов. Больших познаний в медицине за ним не водилось, и не отличался он приветливостью особой к ребятам. В затейливых играх всякое бывало: пацан примчится к нему с глубокой царапиной─неудачливый локоть получит свою примочку, но будет и сердитое указание незваному гостю, чтобы не приходил больше. Хватит хулиганить!Допустим, парнишка и не позволял себе ничего из ряда вон выходящего. Ан поди суровому лекарю докажи, что не творил бед уличным товарищам. Такие бирюк дает нотации! По теплой погоде гоняй Кирка с друзьями по улице до позднего часа ─ на гуляющую молодежь хмурит брови надутый сосед, отдыхая у себя в саду. Что ему серчать? Так ведь завсегда шумноватое оно, селянское веселье. А фельдшер какое-никакое деревенское начальство, и ему нравится рассиживать в умиротворенном спокойствии, попивать чаек с вишневым вареньем в благолепной тишине.Иной раз Карп, распаренный чаепитием до красноты, к садовому забору подойдет и, отдуваясь, округляя и без того толстые щеки, начнет громко честить ребят. У него это было запросто. Потом нагрянули на страну захватчики… чем бирюка привлекла форма гитлеровского полицая? Демонстрируя солидность своей персоны, очень важно в ней расхаживал и требовал непременного перед собой смирения. Наверное ─ полагал Кирка ─ до установления власти фашистов не хватало ему уважения от людей, пусть и незаслуженного. Не хватало коленопреклонения. Уж очень большим самодуром показал себя Карп Селифанов перед тем временем, когда войска, так называемой, арийской расы вошли в город на широкой реке.

В расстрельной команде он был не на последнем месте. Предполагал, видимо, повышения по службе, да незадача приключилась с внезапным исчезновениемодносельчанина, этого быстроногого молодого Сабунина. Дойдет дело до гестаповского начальства ─ не отставкой запахнет, а неотложным, весьма суровым, наказанием. Не исключено, ленивый обман вскроется, и тогда отправишься вслед за всем деревенским народом в могильный овраг.Как раз по таковской причине ─ вдруг завидев проклятого знакомца ─бирюк от злобы побагровел: поросячьи глазки его сузились, он шумно задышал, расставил руки. Удравшему от пуль пареньку преградил дорогу, затем ухватил цепко за старенькую полотняную куртку: попался, наконец, негодяй!Слыша, как трещит по швам материя, выкручиваясь ─ молча, стиснув зубы! ─ из тисков одежды, подвергшейся бешеному напору, любой здешний подросток пришел бы к мысли: разве полицай остановится? никто из мирных горожан ему не помеха.Скорее всего, достанет он сей момент оружие и выстрелит. Так что надобно рваться, вывертыватьсямного усердней. Удвоить усилия? Это можно!Карп не отпускал, пытался укротить встречного пешехода, в отчаянности ничуть не сильно послушного: «Ты чего хитрую крутильню устроил? Не вырвешься у меня всё равно». В этот ранний час мать наладила на рынок сына, и нес он махорку родственника в платочке. Чтобы сменять табак хоть на полбуханки хлеба.Под рукой полицая владельцу тощего узла пришлось ловким вьюном взвихриваться, оттого пальцы его непроизвольно разжались, ноша упала на землю. Позволительно ли в нищенское время рыночный товар, обещавший матери спасение от голода, уронить по недосмотру, в глупой нелепости потерять?Остановив свое упористое верчение,сообразишь ведь сызнова наклониться. Обязательно ты, неделю хлеба не видевший, приметно сей момент оборванный,захочешь поднять то, что упало. И не удивительно, что низкий быстрый наклон беглеца, по случаю пойманного, но сумевшего освободиться от лохмотьев куртки, не понравился бирюку.

─ Не двигаться! ─заорал он. ─ Стреляю! Выпрямляясь, Кирка ударил его макушкой в живот, оба рухнули в дорожную пыль. Полицай стукнул мальчика по затылку, затем ухватил за ухо, стал выворачивать его. Вывинчивать, словно это был шуруп.«Что, сбежать захотел? ─ шипел толстомордый противник. ─ А вот и не вышло. Мир тесен. Сошлись дорожки». Возможно разве, когда ты не мускулистый силач, перебороть бирюка, если он тяжел, будто наковальня деревенского кузнеца? Драгоценный узелок лопнул, табак почти весь рассыпался, и внезапно пролились непрошенные слезы: а нипочем не подам голоса! много радости будет лютому предателю Селифанову, если закричу.Встревоженные прохожие обходили злобно сопящего Карпа, тиранившего мальчишку, который в упрямстве не издавал ни звука. Горожане прытко ускоряли шаги ─ что за схватка на земле? мы тут лишь с краю, нам нужно скорей поторапливаться прочь, за угол дома! Наученные горьким опытом, люди знали: если прицепится гитлеровский прислужник, то для всякого, виноват он или нет, история закончится очень плохо. В своей служебной вотчине полицаи весьма охочи вести допросы, бить, калечить. Могут расстрелять без суда и без следствия, за этим у них дело не станет. Тот, кто арестовал тебя, всегда окажется прав. Разозленный бирюк поднял Кирку, потом резко дернул за ухо вниз, будто вознамерился оторвать его. Наказанному пришлось падать как раз на булыжник. На мгновение перехватило дыхание. Но всё-таки он сумел повернуться на бок, потом на спину, и внезапно солнце плеснуло жаркими лучами в лицо. Наверху, под облачными разводами, носились мирные в беззаботности ласточки. В небе там было, как раньше, до войны, ─ красиво и спокойно.

Здесь в городе, от которого вовсе не в дальней дали проходил фронт, хозяйничали надменные оккупанты. Их прислужник издевался над мальчишкой из сожженной деревни. Тому невмоготу стало молчать, и он сказал негромко, но в достаточностивесомо: «Гитлеровцев скоро прогонят. Наши придут, и вам, предателям Селифановым, будет несладко. Ответите за пожар, за все преступления». Малодушный полицай оторопел, струсил ─ даже побледнел, поскольку не ожидал таких сильных слов. Пробормотал в неуверенности: «Никого не осталось в деревне. Всехподчистили, кто мог рассказать. Где свидетели?» Был ему серьезный ответ: я свидетель! и я расскажу. «Ты? ─оробелость односельчанина гляделась, что называется, отлично,проявилось также и старание побыстрей придти в себя. ─ Да прямо сейчас… на месте… конец тебе устрою, понял?» Согнутыми двумя ногами отчаянный Кирка брыкнул и так сумел врезать предателю по коленке─потерявшему равновесие лишь осталось ошеломленно взмахнуть руками, ногой зацепить край тротуарного бордюра, неожиданно для себя повернуться и нескладно рухнуть.Пока, ударившись затылком о твердую пешеходную дорожку, кряхтя и ругаясь на пацана, поднимался, тот успел метнуться за угол дома, помчаться к спасительной широкой реке. Нырнув, уплыл, скрылся в в густом ракитнике противоположного берега.

ПРИГЛАШЕНИЕ ГРИГОРОВА

Кролик, удалось заметить, не любил, чтобы друзья мучились душевными треволнениями.Насчет следователя говорил мне пару часов назад что? Валера, не переживай! Теперь вот поспешил выказать поддержку другому лагерному товарищу. Потерял куртку неожиданно? Оказалась ни с того ни с сего твоя мать без еды? Понятно, что переживал ты сильно, и я тебе сочувствую, не сомневайся.«Через день вернулся домой,─ смелый бегун, выслушав длинную доброхотную речь, не поленился ответно кивнуть малолетнему приятелю. ─ Карп ведь не догадывался, где мы обитали в городе. Касаемо куртки если, то до конца войны кое-как я обходился. Хотя с одеждой и обувью мороки хватало. И, можно догадаться, трудно было не только мне одному».Немедленно я решил стать подпорой для добрых слов нашего мальца: «Хорошо, что после победы всем жить легче стало». Кирка решил высказаться насчет послевоенных проблем чуток подробней. Мол, добро у нас не забывается. Вот старший лейтенант Кроликов отдал мне свою боевую шинель. Материал повдоль окопов пусть обтрепался: рукава разлохматились, полы были прострелены . Однако моя мамаша с подругой, покумекав, исхитрились ─ пошили цельное пальто из того сукна. В нем хожу, Валера, по холодной погоде, ну прямо, как справный генерал. Теплынь неимоверная. Если офицер очень толково помог парню , то мне куда как непросто будет сотворить что-нибудь участливое, и все же приятное слово подыскать можно. Как бы между прочим, заявляю: «У тебя, Кирка, и тапочки очень приличные».

Посмотрев на сегодняшнюю свою обувку, тот почему-то вздохнул. Наверное, из памяти не уходили картины горького прошлого. Ему в явственности желалось прочь гнать неприятные воспоминания. Мне бы взять и отвлечь парня от прежних бедовых дней. Но ─ трудноватая задача. Ведь есть причина, чтобы любоваться даже старшинскими сапогами, когда б захотел с парнем поделиться, к примеру, хозяйственный командир полосы препятствий ─ именно так мне подумалось.Почему про старшину пришли в голову мысли? Тапочки есть тапочки, и если скажешь что про них ─ внезапно и вроде бы слишком эмоционально расширится масса послевоенных картин,обнаружится заодно круг всяческих проблем у деревенского погорельца. И значит, сразу появится у тебя запальчивое желание: пускай быстрей закончится полоса жизненных препятствий. Хорошо бы побольше заслуженно подходящего досталось в лагере смелому бегуну.Оттого немедленно дополнил свое высказывание о приличной обувке новым пространным замечанием: «Когда из Германии возвращались, где-то в дороге мама раздобыла мне из свиной кожи походные мокроступы. Верх у них апельсиновый, в явности экзотический, вызывающий. Кирка, посмотри, ведь это правда! А у твоих как раз более смирный и красивый ─белый, ровно молоко».Не сказать, что наш приятель обрадовался чересчур сильно, зато Кролик, тот─заулыбался, выпалил с ходу: верх у них матерчатый, парусиновый!Чтобы он сталмолочно белым, его надо чистить мягким зубным порошком. Точно такая пара есть у меня тоже. Ура!Кирка молчал, я также не стал шуметь, услышав громкий призыв. Однако себе позволил мысленную догадку: дошло до мальца, что не случаен мой разговор. Да, нисколько не понравился нашему лагерному пацану пасмурный вид храброго бегуна ─ в свою очередь надумал растормошить товарища.

Двигай дальше Кролик. Тем более, что имеешь нужные тапочки. Красноармейцы все-таки выгнали захватчиков из города, и нет нигде рьяных полицаев, поэтому пусть не горюет наш бедовый лагерный друг. Если поблизости пулеметы и пушки стреляют, то лишь ─ на полигоне: не по людям, а по мишеням. Никто к тебе не подскочит и не станет за здорово живешь волтузить. «Вчера утром, ─ малолетний приятель подвинулся рассказывать про чистку парусиновой обувки веселую историю, ─Кирка белил тапки. Я пришел к нему, белить стал тоже себе, за компанию. Нас увидела Фроловна, сделала замечание. За напрасный перевод порошка. Я подпрыгнул, испугавшись за ценность коробочно-зубную, и всё рассыпал, ха-ха!». «Ну…от мамы…негромкое всё ж таки замечание прозвучало, ─было ему задумчиво сказано. ─ К тому же усердно ты ополовинил мой запас, а потом он у тебя и вовсе улетучился». История не развеселила того, кто сильно потерпел от Карпа Селифанова. Но, видимо, показалась она Кролику достаточно интересной. После резонных уточнений решил он придать ей вид по-военному законный: «Я почему подпрыгнул? По уставу не положено чистить обувь зубными средствами». «Ладно, ты у нас непростой рыбачок.─ в незамедлительности проявилась тень легкой улыбки, и мне показалось, что настроение у нашего быстроногого друга, в конце концов, пошло на поправку. ─ Армейской внутренней службы знаток, да?» Поскольку теперь уже не требовалось никаких потешных усилий, добросердечный мальчуган решил погордиться: во-первых, у меня дед служил на бронепоезде! во-вторых, слушателем военной академии дядя недавно стал!Дескать, мой папа, как известно вам, офицер, поэтому хочу попасть в суворовское училище. «А я переросток, ─ высказался Кирка. ─ Мне поздно туда идти. Так что давай, школяр. Старайся, поступай, раз мысль упорно зреет. Разве кто возражает?».

У каждого, подумалось мне, свои мечтательные соображения. Папа не против поучиться в высшем военном заведении, что хорошо получилось у родственника лагерного мальца. Желает мама навестить подруг на фабрике, где работала до войны. Я, как и Машка, еще в Германии был наслышан от знакомых ребят о мороженом ─ знаменитом, московском! ─и такую заимел настоятельную фантазию, чтобы погулять по Красной площади. После того, как всей семьей окажемся в столице и там угостимся в кафе «Пломбиром».Бывают грезы не обязательно глупо сонные, а как раз насущные в исключительности. Неумными потому слывут личности, которые не понимают, отчего люди мечтают. И внезапно ─ когда внутренне согласился, что Кролик и я неглупые ─ увидел капитана Григорова, идущего к нам от полосатого щлагбаума, который закрывал дорогу на полигон.«Шагаю, молодежь, со стрельбища в столовую, ─ весело доложил, проходя мимо нас. ─ Следом за мной пристраивайтесь. Как и планировалось, буфет у нас открылся. Даже печенье объявилось. Можно купить, например, пачку твердых галет. Вам будет неплохо или что?»Первым откликнулся юный ловец плотвы: неплохо! даже нормально станет. Видать, надоела ему речная тонюсенькая мелкота, которуюжарить ─ напрасно время терять, а варить ─ на приличную уху и за сутки не наловишь. Но вполне возможно, что соскучился по галетам.

Ну, а я поспещил за бодрым военным, оттого что захотелось принести Машке печенюшку: высоко сумела оценить здешнюю картошку с маслятами жаренными! теперь пусть порадуется на лагерное, в совершенности внезапное, угощение. Ребята следом двинулись, и пошли от Кролика чередой непростые вопросы офицеру.Как отстрелялся из личного пистолета капитан? Поднимает ли он гирю в качестве тренировки? Не довелось ли служить папе Григорова на бронепоезде в далекую гражданскую войну, когда освобождали Дальний Восток от разных интервентов? Можно ли на гусеничном тягаче проехать по камышовому болоту возле полигона? Шустрый мальчуган вышагивал рядом с артиллеристом, время от времени выскакивая вперед и заглядывая тому в глаза.Тот, в явности добродушный, разговаривал охотно, улыбался, и наш юный товарищ откровенно был рад тому, что недавний фронтовик беседовал тут, не скупясь на подробности: отвечал на вопросы обстоятельно, серьезно. В столовой мы, трое ребят, от супа отказались дружно. А кто же станет увиливать от компота? Тем более, когда к нему прилагаются галеты, о которых каждый давно уже слыхом не слыхивал?Григоров обедал, как говорится, плотно: заправлялся на всю катушку, хоть супом, хоть макаронами. Артиллерийские здоровяки привычку имеют отличаться хорошим аппетитом. Уверен, капитан с его широкой спиной мог бы в одиночку закатить пушку-сорокопятку в капонир для прицельной стрельбы.

Потом он и Кролик, прилипший к нему с дотошными вопросительностями, ушли, а Кирка и я остались. Конечно, парочку печенюшек я припас для Машки, однако при всем том не утерял интереса к работавшей здесь уважаемой Фроловне, коль она ранее пообещала мне кое-что. С честной душой подступаю к другу: охота посмотреть на поваров! белые колпаки у всех или как?Когда зашли в коридор, ведущий к варившимся макаронам, то вдруг обнаружился проем, через которое из посудомоечной подавали вымытые ложки, вилки, миски.Возле окошечка стояла повариха в колпаке, а также Фроловна в белом халате. Они увидели нас, и я услышал негромкие слова, которые были обращены к матери Кирки: «Сильно приставал к парню следователь? Небось требовал, расскажи про то. Затем давай мне ─ про иное. Однако сыну твоему, уверена я, вспоминать военные страсти не в радость. Знаешь, я всё пойму, оттого что прежние тяготы, разные обиды мне вот даже по сию пору бередят душу». Собеседница, мать Кирки, всколыхнулась всем своим белым халатом.«Ой, не говори! Я гляжу, как тихая эта беседа в нашем дому складывается, и слезы у меня текут, текут. ─ ей сейчас не утерпелось поделиться своими переживаниями. ─ Ведь больно смотреть на родную кровинушку. Живем тут вдвоем, одни-одинешеньки. Гость свое, положенное ему по-военному порядку, ладит, и что ни минута, сын бледнеет всё больше. Ведь горя натерпелся. Полицаи мальчишку гоняли с большим, прямо-таки страшным усердием».

─ Фроловна! Про этих братьев, Карпа и Ярему, я тоже малость уже наслышана. Кирка новенькое что поведал, да? Лагерный приятель потянул меня в сторону: быстрей пошли отсюда! тебе интересно кое-что знать в дополнительности про Карпа? Я, разумеется, утвердительно киваю головой. Тогда приходи, получаю тихое сообщение,попозже к реке. Подле валунов спокойно посидим. А сейчас нет настроения у меня, сам понимаешь. Сестренке, когда объявился, галеты понравились ─они заметно твердые, однако хрустели у нее на зубах довольно послушно. Потом помог маме в палаточном доме прибраться. Сходил за водой на родник, что бил у подножия холма. Короче говоря, к вечеру ближе караулил уже Кирку на уговоренном берегу. Он задерживался, но мне скучать не пришлось: поодаль на барже Черники шумели, у него там беспечно развлекались два парня ─купались, прыгали с борта поочередно, весело на свои кульбиты смеялись. Видать, ихтиологу помогали до поры, затем получили разрешение на плавательное в реке отдохновение.Один из них сел возле куста ракитника, стал играть на губной гармошке. Точнее ─ попытался наиграть мелодию. Не очень ладно у музыканта получалось, и я решил для себя: в помощниках здешнего ученого ходил недавно демобилизованный боец с трофейным инструментом. На котором, дуй так или иначе, не враз мастерство большое сможешь показать.Рыбные обитатели стремнинывместе со мной старательно вслушивались в музыкальное произведение? Пожилые чешуйчатые особи, может быть, и поплескались бы на стремнине, да нет здесь увесистых лещей и окуней.Не подросла пока молодь у ихтиологов. Вся местная тонюсенькая мелкота наверняка спать улеглась. Где-нибудь возле валунов, чтобы поутру с новой энергией вилять среди гранитного разноцветья на отмелях, обязательных сил набираться.Кому здесь не занимать мощи, так одним лишь в небе вечерним облакам. Вихри воздушные к поздней зорьке угомонились. Тучам с какой стати внезапно полететь, начать сталкиваться, молнии метать в ракитовое прибрежье, силы громогласно расходовать? Нет у них особого намерения мешать спокойствию людскому ─ то есть гнать всех, меня в том числе, подальше от мирного теплого потока. Поэтому сижу себе, никуда не спешу, любуюсь тихой рекой.

Продолжение

17.11.2022

Статьи по теме