1

В январе 2020-го на 97-м году жизни ушёл мой родственник Александр Иванович Рыжов. Человек великого духа, всю жизнь после войны проработавший учителем и завучем в школе. А когда нацисты пришли на советскую землю, Александр Иванович – тогда Саша – ушёл воевать на фронт. Его пленили в 1942-м году под Феодосией и отправили в концлагеря, откуда он бежал в 45-м. Его воспоминания я обязательно издам отдельной книгой. Сейчас же дам лишь один его ответ на мой вопрос:

- Как удалось выжить?

Александр Иванович, размышлявший о тех жутких временах без пафоса, трагического или героического, а говоривший просто и ясно, ответил:

- Ну вот, в одном лагере, например, стояла бочка с водой. В самом углу. И сначала мы все подходили к ней, чтобы умыться или воды испить. А потом многие подходить перестали. Особенно, когда вода зимой в бочке замерзать стала. Но тот, кто не перестал подходить, кто находил силы – тот и выжил…

Удивительно и произошедшее с Рыжовым во время бегства с товарищами из немецкого концлагеря. Они вырывались из него всемером. И вот перед финальным рывком их увидел рыжий фриц. Смотрел на них сквозь прицел.

- Я подумал, что всё, - рассказывал Александр Иванович, – сейчас он нас расстреляет. Ему ведь это ничего не стоило. Но он посмотрел на нас, а после помахал рукой: мол, бегите… Не знаю, то ли пожалел, то ли наша армия была совсем близко, и он думал, что зачтётся…

Да, и в нацистах подчас сквозило милосердие. Вот, например, история моей бабушки, к которой война пришла в Брянской области. Бабушке – Марье Степановне – было тогда всего три года. Но что-то она запомнила и рассказала мне. Я записал это в своей повести «Стучаться в двери травы» (или – в первом издании – «Родина берёзовых ложек»).

«Так мы ушли в лес. К партизанам. Делали ямки, жили там. Я в село за картохами лазила. Немец уйдёт, партизан подползет, говорит: “Пока немца нет — идите”. И я ходила, картохи копала. А еще ели щавель, лесные яблоки, аниски, траву. Жили.

А потом партизаны говорят: “Жители, вы идите — сдавайтесь в плен. Вон у соседнем лесе четыреста шестьдесят человек убили. И вас убьют”. Один только мальчик остался живой. Но он в воду влез, спрятался, двенадцать лет ему было. И вот мы сдаёмся в плен. Руки подняли. Идем, а немец нас гонит. У немца огромные овчарки были, лютые. А мы плачем, кричим, жмёмся друг к дружке. Выгнали нас в поле, посадили на клевер — и четыре пулемета над нами поставили. Мы все пообнялись, плачем. Ждали, когда начальник приедет. Расстрелять.

А среди нас один старик был. Он на коленках к немцу подполз и говорит: “При чём тут простые люди? Партизаны вас бьют, солдаты, а мы при чем?” И этот немец смилостивился — отпустил нас».

Так бились и так выживали люди. Вопреки всему. И, прежде всего, вопреки ярости, ненависти, бессердечности врага. Так кто теперь осмеливается говорить нам о нацистах, о власовцах, о бандеровцах, об усташах как о борцах со злом? Или они, эти светлые люди, не читали «Майн Кампф» или работы Гесса и Розенберга? Если читали, то они подлецы, а если не читали, то подлецы необразованные. Потому что выиграй Третий Рейх – и мы бы, конечно, ездили на БМВ, да, но исключительно в виде кожаного салона. Или все эти замечательные просвещённые люди ничего не слышали о «Генеральном плане Ост» и о концепции «жизненного пространства»?

Кстати, последняя, по сути, выросла из экологических трудов Эрнста Геккеля, развившего работы Дарвина. Сам же термин «жизненное пространство» ввёл в обиход Фридрих Ратцель на рубеже XIX и XX веков. Это пример того, как самые жуткие идеи вырастают из, казалось бы, весьма благих идей: их извращают в соответствии с собственными патологиями и ставят на службу злу. Однако оно, зло это, циклично. Оно не возникает из ниоткуда и в никуда не уходит.

У Чарльза Буковски есть рассказ, озаглавленный знаком свастики. Американского президента похищают и везут в странное место, чтобы пересадить в лидера США одряхлевшего Гитлера. Намёк явный, без обиняков, что называется. И ведь, правда, столь много нацистских преступников после 1945 года начали сотрудничать с США. Фактически они перебрались в американские спецслужбы, армию, министерства, передав свои знания, разработки, опыт в обмен на безопасность и сытое существование. Это в фильме «Способный ученик» (по произведению Стивена Кинга) бывший нацист живёт тихо, скрытно, боясь, что его разоблачат. В реальности же подобные персонажи вполне успешно ходили на работу и чувствовали превосходство над многими остальными.

Но и первоначально – до войны – становление нацисткой Германии проходило не просто на западные деньги, а на основе самых мрачных западных моделей. Гитлер и его сподвижники не изобрели ничего принципиально нового – нет, они сконцентрировали то, что уже существовало и требовало огранки, сгущения и устремления. 

Евгеника, например, появилась не в нацистской Германии, а в США. Там насильственно стерилизовали более 70 тысяч американских граждан. Правительство сочло их представляющими угрозу для выживания рода. Вдохновитель этого - юрист Оливер Холмс - заявил: «Для всего мира было бы лучше, если бы общество не ждало, пока неполноценные будут осуждены за преступления или умрут с голоду из-за собственного слабоумия, а чтобы не позволяло тем, кто явно неполноценен, плодить себе подобных».

А вот что писал Рабиндранат Тагор в перерыве между двумя мировыми войнами: «Все великие народы Запада готовятся к войне, к громадной работе разрушения, которая распространит свой яд на мир. Этот яд варится внутри этих народов».

Это не значит, что Запад есть зло. Ни в коем разе. Запад – это уникальное образование, сложившееся при уникальных условиях. И, пожалуй, нигде не исследовали природу зла так, как здесь: от чумы и инквизиции до концентрационных лагерей и узаконенной педофилии. Но это заставляло искать и противоядие злу. Потому Запад дал миру столько гуманистических достижений. Говоря просто, у него есть как тёмная, так и светлая сторона.

Логика тёмной стороны Запада состоит в том, что человек – по своей природе охотник, он кровожаден и утверждается за счёт силы, за счёт доминирования в непрерывной борьбе (Смит возводит данный принцип в абсолют в экономике, Ницше – в философии, Дарвин – в биологии). Потому достаточно создать подходящие обстоятельства, и любой будет способен на злодейство. Особенно, если человек, встроенный в систему, маркирует другого как чужого, как противника. В итоге мир, словно в песне Боба Дилана, трансформируется в одну большую тюрьму, где некоторые – заключённые, а остальные – охранники. Более того, последние есть и вершители судеб, инфернальные менеджеры, распределяющие не только обязанности, но и роли, выдающие само на право жизнь.

Именно тёмная сторона Запада и породила нацизм. И чтобы остановить зло Черчиллю и Рузвельту пришлось в итоге поддержать не Гитлера, как это задумывалось изначально, а Сталина. А уже позднее гигантская машина ненависти и очернения заработала против Иосифа Виссарионовича.

Но тогда, на войне, простые воины об этом ничего не знали. Они радовались Победе вместе. Тогда русские и американцы выступали единым фронтом. Об этом, в частности, вспоминал мой дед – участник Сталинградской битвы - Валентин Николаевич Беседин. Он рассказал мне о встрече со Второй американской армией 1 мая. «Это было братство, настоящее братство. Мы стреляли в воздух, обнимались, целовались, радовались, шутили – в общем, делали всё, что вдохновляет на жизнь». Тогда эти люди – простые солдаты и офицеры – не делили, точно добычу, победу над злом. Они видели её цельной – и сами оставались цельными.

Позже одних победителей постарались вырезать из истории. Ведь Гитлер был абсолютным злом, а победить его должно абсолютное и единственное в своем роде добро. На роль победителя претендовали США и СССР. Поэтому после 45-го года нашу страну на Западе нарекли «Империей зла» и окружили плотным кольцом военных баз. Была развернута предельно агрессивная кампания. В частности, генерал Дулитл предложил сбросить на нас атомную бомбу. Опыт Хиросимы и Нагасаки свидетельствует, что безумный вояка говорил белее чем серьёзно, но, к счастью, наши великие учёные также смогли создать атомную бомбу, обезопасив страну. Меж тем Джордж Кеннан сформулировал основные принципы американской внешней политики по отношению к СССР. Позднее, правда, он заявлял, что его не так поняли, но «по плодам их узнаете их».

Главное же противостояние развернулось за память о Великой Победе. Каждый хотел быть в ней триумфатором, единственным и неповторимым. И сегодня мы видим, что американцы преуспели в этой насколько грязной, настолько и важной битве. Сегодня представители Белого дома через социальные сети сообщают, что нацизм победили США и Британия, движимые духом свободы. А детище Цукерберга удаляет фотографию «Знамя Победы над Рейхстагом». Так вы ещё верите в этот самый дух свободы? Ещё питаете иллюзии? К сожалению, мы никогда не умели одерживать победы в, что называется, подковёрных интригах – у нас иная конституция души и иная методология.

Мощным пропагандистом в борьбе за память о Победе выступил Голливуд. Один только фильм «Спасти рядового Райана» сделал для закрепления образа США как страны-победителя во Второй Мировой войне в стократ больше, чем любые учебники истории. И уже вроде бы факт: почти весь мир думает, что победили не наши деды и прадеды, а американские рядовые райаны.

Да, мы выиграли Великую Отечественную войну, отдав за это миллионы жизней, но спустя 46 лет – в 1991 году – потерпели крах. Утратили единое государства, а главное – память и самоидентификацию. Многие даже решили, что это была и не победа вовсе, а нечто сродни поражению, и Красная Армия была поставлена на одну сатанинскую доску с Вермахтом.

Немец Эрнст Нольте писал, что Гитлер боролся не только и не столько против цивилизованного мира, сколько против большевистской̆ угрозы. Нет фашизма, не спровоцированного большевизмом, заявлял Нольте. И задавался вопросом: не был ли ГУЛАГ первичен по отношению к Освенциму? В результате Нольте договаривался до того, что действия нацистов на Восточном фронте стали попыткой «спасти Европу от натиска восточных орд». Нацизм у него не только приравнивался к коммунизму, но и во многом становился реакцией на него.

А после усилиями таких людей, как Добрянски, Сорос и десятков других сфабрикованные преступления Советского Союза приравнивались к преступлениям России, а затем и русских. Поэтому в Европе и разрешаются марши с нацистскими символами, но уничтожаются памятники советским солдатам. И нам твердят: Сталин – ещё большее зло, чем Гитлер. Впрочем, и последнего некоторые давно бы реабилитировали, если бы он не уничтожил 6 миллионов евреев.

Советское руководство будто предвидело это: «В истории есть примеры того, как победители лишались плодов своей победы. Вести дела так, чтобы обеспечить эти плоды, и работать ради этой цели – это зависит от нас». Что ж, либо мы работали плохо, либо враги работали сильно лучше нас.

2

Когда-то оскорбление «фашист» считалось самым обидным. А теперь подростки – русские ребята – зигуют и украшают стены нацистскими символами. Теперь нацистом, фашистом в определённых кругах стало быть модно. И фашист необязательно значит поклонник Гитлера. Фашистом может быть и тот, чьё отношение к 9 мая колеблется от презрительного к ненавистному. День Победы и мы в нём – это лакмус.

В своё время нам рассказали о том, какие лишения народу пришлось вынести и какие жертвы принести ради Победы. Нам явили окопную правду войны. Она не сразу пробилась к людям. На полноценное её осознание понадобилось время. Не сразу, например, к нам пришла исповедальная, весьма неоднозначная, проза Вячеслава Кондратьева. Хотя уже гремела лейтенантская проза Юрия Бондарева и Константина Воробьёва, Григория Бакланова и Виктора Курочкина. А замечательное произведение Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» вышло в 1946 году. Можно вспомнить и «За Волгой земли для нас не было» Василия Зайцева. Можно вспомнить много кого. Можно и нужно. Однако изменит ли это расклад сил? Воспримут ли современники во всей полноте те книги, а, значит, и ту войну?

Хочу заявить, что пришло время читать и перечитывать книги названных мною авторов, но не остаётся ли подобное только моей мечтою? Вполне вероятно. Но именно на страницах прозы Бондарева, Некрасова, Воробьёва явлена правда войны. И на тот момент она была необходима. Прежде всего, ради того, чтобы прочувствовать всю полноту, всё величие Победы. Чтобы понять и уяснить, зафиксировать, какой ценой мы её добыли.

Однако в какой-то момент правду сознательно, по заветам Геббельса, разбавили изощрённой ложью – и год за годом она мутировала, чернела, а в итоге превратилась в кривду. Это произошло тогда, когда руководство СССР, а после России, отказалось от какой-либо идеологии. Её заменили товаро-денежные отношения. И в 90-е нас кормили не только ножками Буша и поили спиртом «Рояль», но и пичкали идеологической ложью. Прививали чуждую нам мифологию, где всё трактовалось исключительно однобоко, в интересах сугубо Запада.

Нам рассказали, к примеру, о пакте Молотова-Риббентропа. Но забыли вспомнить пакт Пилсудского-Гитлера 1934 года. Или Морское Англо-Германское соглашение 1935 года, в котором Британия удовлетворила требования Гитлера, по сути, дав ему возможность строить свой флот. И, конечно, забыли Мюнхенский договор 1938 года между Францией, Англией, Германией и Италией, когда Германии отходила чехословацкая Судетская область. Нам сознательно не рассказывали о том, сколько раз Запад шёл на сделку с Гитлером.

Это привело к тому, что в нашей стране образовалась прослойка, группа или даже поколение (поколение в мировоззренческом смысле) людей, которых инфицировали идеей тотального покаяния за преступления (чаще всего, выдуманные) своих прадедов, дедов и отцов. Это не воскресило мёртвых и не примирило живых, но тем довольнее потирали руки зачинщики. Ведь мы должны были жить в унизительном и унижающем покаянии. Чтобы вконец разочароваться.

Подобное не прошло бесследно. Вспомните, к примеру, московскую очередь в первый Макдональдс. 30 лет назад. Кто-то до сих пор считает её очередью за свободой. Хотя на деле – это символ того, как продают мечту за жратву. После были две чеченских войны, унижение русских людей в бывших соцстранах и отколовшихся национальных окраинах СССР. Сотни тысяч спившихся и покончивших с собой. После был тотальный развал. Нас отправили каяться и выживать. И до сих пор нам говорят, в той или иной форме, что мы потомки не тех, кто победил 9 мая, не тех, кто запустил человека в космос – нет, мы дети палачей и их жертв. А после появляется какой-нибудь Коля из Уренгоя и начинает рассказывает, как ему жаль нацистов, невинно погибших под Сталинградом.

И суть не в том, что зла и грязи с нашей стороны не было. Было многое. Жестокое, кровавое, бесчеловечное. Но ведь было не только и не столько это, правда? Но почему нам рассказывают только о зле? Почему всё так односторонне?

Однако унижение не могло продолжаться вечно. И его вытеснила иная крайность - победобесие. Когда 9 мая и Великую Отечественную войну превратили в нечто вроде аттракциона. И если раньше вредные, а главное глупые фильмы снимались на деньги Сороса, то теперь их лепят на государственные средства. Сравните те фильмы о войне и нынешние – отличия здесь колоссальны, и они не в пользу нынешних. Потому что то кино делалось с любовью и чувством, с трепетом и пониманием, а теперь ради денег.

Как мы встретили 75 лет Великой Победы, к примеру, на телевидении? С бутафорскими концертами и селебрити, нарядившимися в военную форму. Это ли метод? Не правильнее ли было вспомнить и показать военные песни тех лет? Почему проигнорировали стихотворения поэтов-фронтовиков? Не правильнее ли было дать зрителю услышать великие строки Твардовского, Симонова, Гудзенко, Межирова, Самойлова, Наровчатова, Слуцкого?

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,—

Точно в пропасть с обрыва —

И ни дна ни покрышки.

Но пускают праздничное конфетти, а толку? Ведь Георгиевскими ленточками обвешиваются с ног до головы, но после бросают их в грязь. И ветеранам говорят красивые слова, но оставляют умирать их в холодных коридорах. И на трибуне во время парада стоят не они, а модные блогеры. Это дух времени – когда всё на продажу. Даже память о Великой Победе. Как и много лет назад, когда Салтыков-Щедрин приводит текст телеграммы, отправленной из Ниццы сыну, матерью: «Преисполнена гордости. Благословляю коллежского советника. Продавай Россию, продавай быстро, высылай деньги. Сижу на мели». 

Лучшая иллюстрация тут – заброшенные или застроенные места боевой славы. К примеру, 365-я батарея на Северной стороне Севастополя. Во время Великой Отечественной войны немцы называли её форт «Сталин» и говорили: «Возьмём форт «Сталин» – возьмём Севастополь».

О 365-й батарее известно куда меньше, чем, например, о Сапун-горе, 35-й батарее или о Малаховом кургане. И это – величайшая несправедливость. Ведь именно здесь шли одни из самых адских боёв Великой Отечественной войны. Никто из нацистов не мог и представить себе, что батарея, не имевшая мощных укреплений, продержится столь долго.

 «Ударом с воздуха и земли уничтожить батарею противника на отметке 60!» - негодовал Манштейн, требовавший как можно быстрее взять форт «Сталин». Фашисты полностью окружили батарею, но её защитники смогли сдерживать их многие месяцы. Вдумайтесь: 65 солдат-ополченцев с четырьмя зенитными пушками образца 1915-1928 гг. сдерживали атаку 9 тысяч прекрасно вооружённых, обученных немецких солдат, не считая артиллерии и авиации. Иногда защитники батареи отражали по 30-35 атак ежедневно. Есть ли этому разумное объяснение? Возможно, лишь то, что своей волей, своей отвагой человек способен менять ход истории вопреки любой логике.

Один пример. Командир Ефим Матвеев был ранен в руку, но от госпитализации отказался. Утром санинструктор обнаружил, что рана стала гнить. Матвеев приказал отрезать себе руку прямо на месте, чтобы не покидать форт.

В 12.30 последнего дня обороны форта командир передаёт в эфир «Нас забрасывают гранатами! Много танков! Прощайте, товарищи, добывайте победу без нас!» В 13.07: «Ведём борьбу за дзоты, только драться некому, все переранены!» В 16.10: «Биться некем и нечем, открывайте огонь по командному пункту! Тут много немцев! Вызываю огонь на себя!». И наши пушки накрыли огнём батарею вместе с нацистами.

Немцы запретили хоронить защитников 365-й батареи. Настолько они возненавидели их. Наши же воины дали батарее название «Высота героев». И, действительно, её защитники – а последнему командиру батареи Ивану Пьянзину было всего 23 года – оставались и остаются для подавляющего большинства  на недосягаемой высоте героизма.

Но много ли известно о 365-й батарее? Большинство ничего не знает о ней. В том числе, и среди местных. Каково состояние 365-й батареи? До недавних пор оно было совсем печальным. Помню, как рядом с укреплениями и памятником экскаваторы рыли ямы под фундаменты домов – и в земле виднелись осколки, гранаты, пули, кости. Тут важно понимать, что большая часть второй севастопольской обороны, которая длилась 250 дней, проходила на Северной стороне города. И то, что построено здесь, в буквальном смысле возведено на костях. 365-я батарея – не исключение. В нескольких метрах от неё воткнуты жилые дома, а в оставшиеся укрепления сбрасывают мусор. Только в последнее время ситуация начала меняться: во всяком случае, появился небольшой монумент и таблички с именами защитников, ведутся раскопки. Но меняет ли это общую тоскливую картину?

Да, в нас живёт вирус беспамятства. И не агенты Сороса в том виноваты. В канун 9 мая звучат цифры, события той войны, гремят эффектные лозунги. Но доходят ли они до наших сердец? Мой дед, много лет рассказывавший школьникам о войне, сказал мне: «Сейчас у детей глаза совсем другие. С каждым годом в них всё больше пустоты и равнодушия…»

Так не правильнее ли вместо тысячи слов организовывать, к примеру, поездки на места боевой славы? Помню, как впервые приехал на Мамаев курган. Помню, как попал в Брянскую Хацунь. И там, в музее, меня поразила докладная записка немецкого офицера: «Дети остались сиротами из-за того, что мы уничтожили их родителей. Поэтому сохранить жизни детям так же не представляется целесообразным». Какой лютый цинизм! Помню свою поездку в Хатынь. Там росло три берёзы, а место для четвёртой пустовало. Потому что война отняла у Беларуси каждого четвёртого жителя. В таких местах память о войне жива. Вот что важно. Дабы понимать природу Подвига, природу тех, кто выстоял и победил, нужны живые примеры.

3

Так кем были люди, выжившие и победившие в той войне? Дед мой прошёл боевой путь от Сталинграда до Штеттина, почти до самого Берлина. И дед мой, слава Богу, до сих пор жив. В 17 лет он отправился на фронт добровольцем. Война застала его в августе, когда на Сталинград налетели 500 бомбардировщиков. На окраине находился склад горюче-смазочных материалов, и они вытекли в Волгу. Казалось, что река пылает. Тогда дед и пришёл в Красную армию, попросил взять на фронт добровольцем. Так началась его служба.

Мы часто говорим с ним о войне. В его историях, как и в историях Александра Ивановича Рыжова, никогда нет пафоса или бравады. Он шёл вперёд, к победе, потому что так было единственно правильно. И когда 90 тысяч немцев выходило из Корсунь-Шевченковской группировки, то артиллерия деда била по ним, и краска плавилась на пушках, а гимнастёрки были насквозь мокрыми от пота, потому что важным было не пропустить врага. Много жутких историй рассказывал мне дед, но вот улыбка трогает его губы. И он вспоминает о том, как однажды утром, во сне, кто-то прикоснулся к его щеке – оказалось, что маленький кролик. Так он и прошёл с дедом всю войну. 

Всякий раз, когда слушаешь истории фронтовиков, понимаешь, насколько обыденным был для них Подвиг (слово это, кстати, непереводимо ни на один язык мира). Помните, у Льва Толстого в «Севастопольских рассказах» герой переплывает через бухту под обстрелами. После попадает в госпиталь, где хирурги ампутируют конечности кривыми ножами. И всякий раз герой слышит об ужасах Четвёртого бастиона. Сам Толстой, к слову, говорит о нём: «Выжить на Четвёртом бастионе – всё равно, что выиграть в лотерею». И вот, наконец, герой попадает в трактир, видит офицерика, тот опять говорит об ужасах бастиона.

- Так в чём же ужас?!

И офицерик, показывая на грязные сапоги, говорит:

- Грязно там… не пройти…

Гениальный момент! Будничность Подвига – вот что первостепенно в той великой войне. И, да, Толстой писал о первой обороне Севастополя. Но тем показательнее. Ведь именно во время первой обороны виц-адмирал Корнилов – умирающий вице-адмирал Корнилов – произнёс на Малаховом кургане знаковые слова: «Так отстаивайте же Севастополь!». Именно они стали девизом защитников города уже во время Великой Отечественной войны. Сам же Корнилов вдохновлялся словами Казарского, которые значатся на памятнике тому - «Потомству в пример». Напомню, что бриг «Меркурий» под командованием Казарского бросил вызов двум турецким линкорам – вызов обречённого. Но, вопреки любой логике, смог не только выстоять, но и победить в том сражении. Это и есть спасительная преемственность Подвига.

Севастополь тут – хрестоматийный пример. Любая знаковая точка на его карте хранит память о подвиге нескольких поколений. Михайловская батарея: здесь во времена Крымской войны располагался госпиталь, где работали первые в мире сёстры милосердия, наши русские девушки, и здесь же, чуть менее, чем через век, несколько сотен бойцов прикрывали отход Красной армии с Северной стороны. Или Инкерман, куда в каменоломни был сослан Климент Римский, а уже через десятки веков в тех же каменоломнях, точно подвижники, ютились, жили, учились, работали защитники времён Великой Отечественной войны. Малахов курган, Сапун-гора, 35-я батарея, Фиолент, Братское кладбище.

Из школьной истории мы знаем, что есть города-государства. Но точно так же есть и города-цивилизации, в свою очередь сами являющиеся истоком большой цивилизации. Всё это применимо к Севастополю, в котором удивительно органично соединяются слава и воинская, и духовная, и культурная, сплетаются разные судьбы и разные исторические события. Севастополь – это и форпост, и начало начал, и заветный камень нашей Победы. И он же своего рода эстафетная полоса, на которой передаётся память о Подвиге, обеспечивая связь одного поколения с другими.

Геббельс в начале войны писал: «Величайшей опасностью, которая угрожает нам на востоке, является тупое упорство русской массы. Оно наблюдается там и у гражданского населения, и у солдат. Попав в окружение, солдаты не сдаются, как это делают в Западной Европе, а сражаются, пока их не убьют». Гебебльс называл это «тупым упорством» - возможно, потому он и проиграл. Для наших же воинов, для людей-титанов, совершать Подвиг каждый день было естественно. Совершать не вопреки, а благодаря и во имя.

У Андрея Платонова есть рассказ «Одухотворённые люди», с подзаголовком – «о небольшом сражении под Севастополем». Это очень важный текст для понимания природы Подвига наших солдат в Великой Отечественной войне. В описываемом сражении красноармейцы фактически идут на верную смерть. Они знают, что погибнут, но принимают это.

Процитирую строки Платонова: «Настала его пора поразить этот танк и умереть самому. Сердце его стеснилось в тоске по привычной жизни. Но танк уже сполз с насыпи, и Фильченко близко от себя увидел живое жаркое тело сокрушающего мучителя, и так мало нужно было сделать, чтобы его не было, чтобы смести с лица земли в смерть это унылое железо, давящее души и кости людей. Здесь одним движением можно было решить, чему быть на земле - смыслу и счастью жизни или вечному отчаянию, разлуке и погибели.

И тогда в своей свободной силе и в яростном восторге дрогнуло сердце Николая Фильченко. Перед ним, возле него было его счастье и его высшая жизнь, и он ее сейчас жадно и страстно переживает, припав к земле в слезах радости, потому что сама гнетущая смерть сейчас остановится на его теле и падет в бессилии на землю по воле одного его сердца. И с него, быть может, начнется освобождение мирного человечества, чувство к которому в нем рождено любовью матери, Лениным и Советской Родиной. Перед ним была его жизненная простая судьба, и Николаю Фильченко было хорошо, что она столь легко ложится на его душу, согласную умереть и требующую смерти как жизни».

В конце же рассказа сослуживца Фильченко – Цибулько – несут по направлению к Севастополю, и он погибает на руках однополчан. Но смерть эта – чисто физическая, ведь, по сути, солдаты презрели её и тем самым обрели бессмертие. Преобразили мир материальный через великий идеал. И слова Платонова «требующую смерти как жизни» подобны отрывку из послания к Коринфянам: «Смерть, где твоё жало? ад! где твоя победа?». Почти христианское возвышение, когда, вспоминая слова Пастернака, пораженье от победы невозможно отличить, но тем величественнее жертва и тем полнее победа.

Так наши деды и прадеды и одержали великую Победу. Чтобы спустя годы произнести: «Лишь бы не было войны». И добавить к этому можно и нужно ещё одно: «Лишь бы не было беспамятства». Дабы мы, наши дети, внуки, правнуки помнили и чтили. Ибо мы остаёмся потомками победителей, пока помним о них. Помним с восхищением и благодарностью.

И это теперь наша война. Война за память, в которой мы обязаны победить.

_{Илл.: Евгений Корнеев. «Парад Победы».}