Проза

15.11.2022

Суворовец

Борис Колесов

Внезапности  послевоенного  лета

Начало 

ПО ШИРОКОЙ РЕКЕ

Здорово это  ─  быстро сплавляться вниз по течению.  Берега торопятся мчать мимо тебя, размахивая ивовыми гибкими ветками,  взвихриваясь от дыхания летучих  белых облачков, будто какие  моторно-гоночные машины.  Всё тут в едином движении:  изумрудные береговые кусты,  и ветер, и волны, и шальные крупные брызги пассажирам на куртки.                                                                                                                                                        

Поглядев на голодных чаек, Машка позволяет своему аппетиту  разгуляться ─  выуживает из маминой сумки сухарик,  с удовольствием хрустит.                                                      

Мордочка у малышки прямо-таки светится от восторга, навеваемого нашим  великолепным катерным  путешествием.                                                                                         

Есть мне хочется не очень, зато  внезапно пробуждаются мечты. Какого порядка? Такого, чтобы забраться в будку речного капитана и там вволю порулить. Вот если бы он впустил меня, тогда…                                                                                                                                                                                                                                                                                     

На соседней лавке тихий разговор:  «Что ж, так они и убегли все потом?»                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                  

Пояснение вполголоса: «Кто убег. А кого попридержали».                                                                                                                                                                        

Новый  озабоченный вопрос: «Выходит, тогда что? Кое-кто  всё ж таки остался.  Смотри-ка,  некоторые крепко ныне заховались».                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                               

Ответно выказывается определенная сомнительность: «От наших горожан схорониться непросто. Узнают поди.  Те ведь лица в городе хорошо  примелькались».                                                                                                                                                                                                                                                                         

Невольно ухватил я краешек беседы, что протекала меж двух рыбаков, нагрузившихся удочками, рюкзачками.  Стараний, чтоб повнимательней прислушаться, не прилагал, однако сидели они от нас недалеко. Слова свободно доносил вольный ветерок, хоть произносились негромко.  О чем здесь толковали, как понять?   Прямо-таки обрушивается куча вопросов на тебя.                                                                                                                                                                                                                                                                                            

Кто у беседчиков оказался убеглым? Кого удалось придержать?  Всё равно должны обнаружить кого? Если кое-кто проявил смекалку и пожелал неподалеку спрятаться, то почему?                                                                                                                                 

Спрашивал рыбак, что был помоложе. По виду  ─  приезжий на отдых, не из местных. Шляпу имел пофасонистей, нежели головной убор пожилого катерного пассажира. Куртка опять же примечательная  ─  кожаная, с разными хитрыми клапанами, а у соседа одежка попроще:  побывавшая в переделках накидка полотняная,  в одном месте даже подпаленная.                                                                                                                           

Задававший вопросы явно взбудоражен историей с беглецами. Усатый дядька, отвечавший ему, уверенно приводил свои доводы.                                                      

Молодой пассажир нажимал:  «Что будет? Если, к примерку, споро пойдут разоблачения,  сложится как тогда? Расстрел  без рассуждений?» Пояснял уверенный басок: «Правильный суд  зачнется». 

 ─  А если по мне, то я бы с расстрелом  порешил дело на месте. Без проволочек. И по справедливости.  Высказывается раздумчивый резон: «Ты быстёр, однако  спешить к чему?  Разобраться же полагается».                                                                                                                                                                                                                   

«И чего нам промедления  разводить? Те гады  продались гитлеровцам за похлебку, что погуще. Сколько  обычных наших  жителей  погибло в  проклятом  овраге! И хватает у тебя спокойствия, чтобы так говорить?!».                                                                                                                                   

 Резоны продолжаются: «Рассуждаю по всей честности. Однако ты раскипятился, и кажется мне, как раз не в лад.  Пойманные эти друг дружку хорошо знают.  Имеют понятие, кто из полицаев  на усердное  отлично служил в карательной команде. Тщательное следствие случится  ─  глядишь, ретивых которых удастся  обнаружить.  Некоторые ведь не стали утекать вместе с преступными захватчиками.  Постарались в тылу наших войск затаиться. Верь мне, здесь надо с умом всё проделать».                                                                                                                                               

У  собеседника вопросы кончились , но в явственности было неудовлетворение от незавершенности  этих известий: «Жаль, что не всех нашли!»                                                                                                                                                                                                                                                  

 «Тут понять надобно. Те, которые пока что скрываются, покамест ведут себя осторожно.  Обычным городским обитателям ведомо что?  Нынче троица  фашистских прислужников  поймана и получила наказание.  На суде  один грозился: станется, мол, такая увесистая акция, что вам не поздоровится.  Тебе стоит ли нынче спорить со мной? Ведь я,  как  простой человек,  желаю чего? Чтоб затаившихся карателей  поскорей  всех выловили. Тоже того хочу, и никак не иначе».

Незаметно подплыла к реке дождевая туча. Вроде бы и небольшая, не из тех, что закрывают полнеба и бушуют по несколько часов кряду. Однако же пролилась она щедро. Рванул ветер, захлопал тент над палубой. Белая, промытая ливнями парусина унеслась бы в тридесятое государство  -  столь неожиданно сильным оказался вихрь. Спасло ее то, что  матрос  ─  единственный, между прочим, на кораблике  ─  перед отплытием подтянул  веревочки  все, которыми тент крепился к металлическим стойкам.                                                                                                                  

Вот уж действительно валом валят внезапности:  одна за другой, бесперебойно!  Крупными каплями одарила реку старательная туча, и туго натянутая  материя над нашими головами откликнулась на рьяный подарок барабанным походным маршем, потом на суденышко с неба хлынул поток воды, и мощный гул речного шторма напрочь заглушил музыку парусины.  Глянул я на воду, там происходило вот что: поверхность ее сморщилась, вздулась энергичными пузырями,  дохнула на путешествующих граждан  пронзительным холодом. Держитесь, маленькие  пассажиры,  также  и большие, взрослые, включая рыбаков с удочками!  Широкая река и тутошние небеса, хоть бы и по летней жаре,  а всё равно шутить не любят!                                                                                                                                                     

Под трепещущий тент захлестывало вовсю, так здорово, что вскоре до самой середины палуба стала мокрой. Пришлось быстренько сухой половине принять всех пассажиров, они сгрудились под защитой устойчивого навеса. Лишь рыбаки с места не тронулись, проявив твердое молчание и неподвижность. С крашеной   ─  ровно  вокзальным суриком  ─  лавки  приподнялся капитан, по виду артиллерист. На его черных форменных петлицах перекрещивались  приметные стволы пушек.  Будь он танкистом, на черном бархате его петлиц красовались бы миниатюрные танки, как у моего папы. Усадив на свое место  ─  удобное, защищенное  от шумного ливня  ─  удивленную речной бурей Машку, он  встал рядом со мной. Тем временем вихри продолжали, что называется, вовсю буянить.

Ветер засвистел, налетел, рванул фуражку капитана. Тот не зевал,  с ловкостью прихватил ее ладонью, очень крепкой, хоть и  четырехпалой. Заметив мой вопросительно-недоумевающий взгляд, улыбнулся, пояснил:  «Палец оторвало снарядным осколком. Но воевать все равно мог.  И теперь послужить не воспрещается. Неужели с высшим военным образованием боевому офицеру в тихо-мирные  бухгалтеры подаваться?»  Я  смутился, в неловкости запнулся:  послужить, конечно… также  аозможно …  Фронтовик сделал вид, что не обратил внимания на робкую запинку в моем  утвердительном высказывании. Просто в стране у нас, пояснил артиллерист,  есть очень солидные  инстанции для решения подобных вопросов.  После чего замолчал, а мне вдруг стало ясно: он бы мог еще кое-что сказать.  Например, объяснить ситуацию с новыми сложными временами, когда непрошенно лезут внезапности  по вине умеющих  прятаться преступников  прошедшей войны. Кончились боевые действия, не кончились  ─  видать, для капитана это еще вопрос,  не вот вам напрочь решенный.                                                                                                                                                                                         

Недоумевал поначалу я отчего?    Сейчас нет нужды держать в армии  чуть ли не всех подряд. Хватает таких мужчин, как мой папа,  у которого ноги, руки на месте и пальцев столько, сколько полагается.  Есть также у  Валерия Гавриловича Ладейнина  боевые ранения, однако все поджили и теперь почти незаметны.                                                                                                                                                                                                                                                                    

В свое оправдание должен заметить:  смущался недолго.                                           

 Вспомнил, что недаром  подполковник  был послан в город на реке. Здесь ему предстоит делиться фронтовым опытом с военнослужащими,  у которых есть задача побыстрей освоить новые гусеничные  машины.  Конечно, потом он должен и сам подучиться  ─  в  бронетанковой академии.  Офицерам всегда пойдет на пользу высшее образование.  Академическое. А капитан, значит, уже получил  до войны именно  такое? 

Тот с ответом не задержался: училище за плечами!  также особые курсы и боевой путь от Москвы до Берлина!   Дескать, разве мало?  Нет, истинно что достаточно.                                                                                                                                                                                                                                    

Я поспешил согласиться, и капитан   одобрительно подмигнул:   «Ну вот,  прояснили вопрос.  А для бухгалтера офицерское техническое  образование всё-таки необязательно, верно?».                                                                                                                                                                                                                                                    

Мой собеседник шутил. Кажется, без подначек, по всей видимости доверительно и даже дружелюбно. Не думаю, чтобы веселый офицер имел претензии к профессии  дотошных счетоводов. Нет, допускаю  ─  имел, но скорее всего против любых профессий, всех исключительно  гражданских, поскольку признавал для себя лишь одну. Какую? Естественно, военную. Это мне в нем  понравилось. Ведь подполковник Валерий  Гаврилович Ладейнин,  папа мой и Машкин,   однажды взял и признался нам: армейская служба  ─  знайте, ребята!  ─  для меня главное дело в жизни.                                                                                                                                                 

С таким человеком, как  улыбающийся боевой офицер,  разговаривать было интересно: сам не кичился перед  парнишкой-спутником и ко всему прочему  со вниманием   слушал, что ему говорили. Оттого понятно станет, почему  решился  я ему   доложить, куда плывем на здешнем катере.                                                                                                                                              

С мамой Валентиной Осиповной Ладейниной и моей  младшей  сестрой  с утра пораньше продвигаемся,  конечно же, туда  ─   к папе! в палаточный военный лагерь! «Прекрасно!  ─  бодро высказался  артиллерист.  ─   Приходи к нам в палатку. Встретим как есть чинно. Она стоит от берега реки недалеко».«Шутите?  ─  ничего не приходит в голову, кроме как всматриваться в его добродушное лицо.  ─  Разве я приятель ваш?»

─  Почему сразу  ко мне с недоверием ?  Просто уверен я, приятелем  наших артиллеристов будешь.  Найдем, чем угостить. Чем тебе плохо?                                                                                                                                                                                                                                                                               

«Вроде бы ничем,   ─  позволяю себе  смутиться.  ─  Только спросить про вас, не знаю как».                                                                                                                                                   

Тому явно в охотку  дружелюбно подмигивать:  скажешь, что пришел к Григорову, капитану!   Мол,  всё потом произойдет лучшим образом. Посидим, поговорим, чайку попьем с армянским абрикосовым вареньем.  Мама включилась в наш разговор:                                                                                                                                                                                            

«Вы тоже приходите к нам в гости.  Защитили малышку от холодного ливня. Видеть вас она будет рада».Туча уплыла в сторону от водной дороги средь  ракитников, поднимающихся вверх по береговым кручам. В лучах показавшегося огненно-знойного солнца мокрый кораблик наш встрепенулся, оживился, игриво заблистал.  Маками вспыхнули крашеные  спасательные висюльки на корме  ─  пробковые круги,  что заимели право сходить  за бублики,  на сдобном тесте распухшие от печного жара и радующие теперь пассажиров своим праздничным  видом.                                                                                                                                                                                                                                               

Минута за минутой солнце всё мощнее грело набрякший, потемневший от влаги тент. Парусина с готовностью начала  раскаляться,  дымить.  Точнее  -  паром исходить.  Кажется,  мы очутились в бане. Я стал оглядывать близкие палубные окрестности. Недалеко от нас красовалась новенькая деревянная бочка для засолки грибов либо капусты. Под лавками заметил связки  черенков для граблей и лопат. Наблюдалась также там кипа дубовых веников.  Для нахлестывания боков моющимся  народом.  А если иначе, то не стоило мне даже  упоминать парную баню.                                                                                                                                                                                    

Пошла на палубе помывка личного состава? Нет, конечно. И всё же мне,  хотя бы мысленно, распотешиться тут вполне дозволялось. Качаю, значит, головой, сам себе дозволяю поулыбаться.  Хорошее состояние облачных небес поспособствовало  улучшению моего настроя.  Внезапности нынешнего лета  полностью не унеслись из  горьких соображений о недавней войне.  А  всё ж таки, гляньте:   хозяйка веников  ─  участливо, мило, очень добросердечно  ─  за капризную погоду извиняется, также и за то, как нахально одна листвяная кипа лезет из-под лавки к Машкиным пяткам.

Через несколько минут выяснилось, что  у веников тут хозяев не было.  Нас поджидала в речной  излучине небольшая пристань.  Катер встал,  бортом стукнувшись о старые автомобильные покрышки:  основательно ими здесь увешали дебаркадер.  Без промедления  к трапу подскочил  встречающий дядька в кирзовых сапогах и широченном плаще, сотворенном из старого куска брезента.                                                                                                                                                                                                                                            

«Эй!  ─  захотелось ему во весь голос кричать  круглолицей маминой собеседнице.  ─  Слышь, Фроловна! Груз от лесника у тебя где? Сюда кидай! Поживей!»                                                                                                                                                                              

Та засуетилась,  веники доставая. Мама стала ей помогать, я тоже не остался в стороне, раз уж нашему транспорту полагалось быстрей отчаливать, следуя  почасовому расписанию.  Участливо добрая женщина, раскрасневшись, торопилась переправлять листвяные кипы крикуну.  При всем том выговаривала ему укоризненно:                                                                                                                            

  «Ну, какой ты у нас заготовитель?  К примеру, Кирка сын, который помогал мне,  и то куда расторопней.  Напрасно разве  лесник обещал, что встретишь и заберешь груз вовремя?»                                                                                                                                                                   

«Кобылу пришлось подковать,  ─  ответно  кричал тот. ─  Не смог тебя по договоренности  встретить. Кобыла у меня без расписания подковы теряет. Чего, уважаемая Сабунина,  ругаешься? Не дремлет заготовительная контора наша, не сомневайся».                                                                                                                                                            

─  А ну вас!  ─ укоризненно  качала головой, хмурилась  луноликая  пассажирка.  ─  Доходы беспокоят  некоторых в усиленности. А мне, выходит,  приглядывай за грузом,  суетись тут за ради лишь одного соседства. Так я впервые услышал о ее помощнике.  Кирка, расторопный сын Фроловны, потом стал моим  приятелем. А пока  ─  вот она, остановка,  нам нужная.  Сосновкой прозывается, хотя для всех местных  обитателей  ─  просто Лагерь.                                                                                                                                                                                                                            

С удивлением смотрю на береговой откос. Дебаркадера  нет как нет. Есть воткнутая во влажноватый песок табличка на хлипком колышке. Иных причальных сооружений что-то не видать.  До стены краснокорых сосен, если смотреть от водного уреза, оставалось метров сто,  но и на поляне тоже было в существенности пусто. Накакой вам,  с кораблика сходящие  путешественники, будочки либо избенки.                                                                                                                             

Правда, пасется коза. И мне приходится признать: она из другого рода, слишком хитрое сооружение. Мохнатое млекопитающее трясет головой,  с травянистой зелени  откоса глядя на компанию нашу.  В явственности  бородатую животину мучает соображение, как бы поудачней толкнуть в бок кого-нибудь из  радостно подпрыгивающих младших членов группы: Машку или меня.   Это наблюдение скорее всего верное,  ведь коза в числе прочего тем отличается от избушки, что  всегда готова озадачиться мыслями.                                                                                                                          

На сочную изумрудность под ногами  рогатой особы никто из прибывших не претендует. Поэтому  в достойном спокойствии,  неспеша,  без толкотни мы  все  ─   Григоров,  Сабунина,  семейство Ладейниных  ─    поднимаемся от колышка вверх, к массиву могучих сосен.                                                                                                                                                     

Где же палаточный городок? Кручусь, как могу,  с энтузиазмом шарю глазами по речной долине, однако солдаты,  если даже они уже расселились побатальонно, на славу замаскировались. Так искусно, что заезжим  и не снилось.

Продолжение

15.11.2022

Статьи по теме