«Никогда не забывай, тебя назвали в честь меня – Людмилой. Ты еще вспомнишь, что бабушка говорила…».

Такой репликой Людмила Семёновна заканчивала каждую свою историю, размером в десятки лет. Я с детства любила бабушкины повествования. Помню, как мне было лет шесть, мы с бабушкой спозаранку ходили за хлебом, я всегда ее крепко держала за руку, а она зачастую что-нибудь эдакое новое, да и расскажет. Кто такой Пушкин, как правильно себя вести в школе, что любят кушать кролики и какой сегодня меня ждет обед дома. На пути к знаниям, маленькая, я, как никто, нуждалась в рассказах бабушки.

Когда мне было 13 лет, бабушка мне тоже рассказывала истории. Но они были гораздо взрослее, интереснее, познавательнее. В 2014 году после присоединения Крыма к России, нам отключили свет. И вот помню, сядем мы с бабушкой в кресло после скромного ужина, и она мне говорит: «Не бойся внученька, и не такое переживали». В ее словах всегда была недосказанность, некая тайна, которая меня пугала. Мне хотелось узнать, а как раньше? Она и отвечала, что, «мол, ты маленькая, со временем и так все узнаешь». Бабушка относилась всегда бережно к моему чуткому восприятию рассказов. Чувствовала, что некоторые вещи пока мне рано знать. И потому продолжала рассказывать истории веселые, яркие из ее молодости. При свете свечи, я нуждалась в её рассказах не меньше.

Сейчас мне 21 год. На фоне нынешних событий я все чаще стала винить себя за то, что я редко езжу домой. Взрослая жизнь оказалась непредсказуемой, сложной, местами непонятной. Я снова хочу закутаться в одеяло и сесть возле бабушки. Я снова хочу ее рассказы. Но уже без тайн. Все, как было в действительности….

* **

Осеннее утро было не таким приветливым как прежде. Кроткий лучик не закрадывался ко мне, не будил и не манил проснуться раньше. Оттого я проспала больше положенного. А после винила себя за утраченные часы… Помню бабушка с самого детства говорила мне: «Кто рано встает, тому Бог подает». С этой фразы начинался мой день. Около семи утра я уже собирала траву для кроликов. По словам бабушки, именно трава с капельками росы гораздо полезнее и вкуснее для живности.

Мне радостно помнить это. И потому я решила сегодня доделать свои университетские дела и завтра съездить домой. Давно я там не была. Скучаю. По городу, по дому, по маме, по рассказам.

Я завела будильник на полседьмого утра, однако в моем сердце присутствовала некая тревога. Мне все казалось это от того, что я боюсь проспать. Но дело было в другом…

Я проснулась раньше времени. Даже мой солнечный друг еще не успел добраться до моего окошка. Но я вижу, что звонила мама. Мне стало боязно, такая рань, выходной, что могло случиться? Немедля я набираю номер. Я услышала ее испуганный голос, ее недоумение. В тот момент одна фраза оглушила меня на несколько часов: «У нас подорвали часть моста». «Как же так?»,­ – со слезами всхлипнула я.

«Я хотела домой. Сегодня к вам. Я так соскучилась». В тот момент что-то острое кольнуло в моем сердце, что-то до мурашек пробирало меня каждую минуту. Ощущение было, как будто у меня отобрали время с семьей, возможность обнять родных, еще один шанс услышать бабушкины рассказы. Боль не стихала целый день. Промелькнули мысли… разные мысли…

Я испугалась так сильно, что позвонила вскоре снова домой и просила просто со мной говорить, тогда мама передала трубку бабушке и она сказала: «И это переживем!»

Голос родных заставил меня успокоиться, и я поняла, пусть только бабушка говорит, лишь бы только не останавливалась, я буду всё-всё за ней записывать, чтобы сохранить записи о нашей семье. Я попросила ее  рассказать еще раз всё, чем она делилась со мной, когда я была маленькой, а после рассказать более подробно об их жизни.

Бабушка засмеялась и сказала, что все мне расскажет, лишь бы я успокоилась. «Все успеешь записать, я ж никуда не ухожу». И мне вдруг снова стало больно от этих слов. От утренних событий. «А вот если бы…» –снова и снова проскользнуло в моей голове. Я попыталась собраться, взяла ручку и писала каждое ее слово. А в голове лишь одна мысль «ты только говори, пусть я не приехала, пусть по телефону, лишь бы только говорила бабушка, хочу слышать ее рассказы…»

Мы говорили так долго, что нас разъединили раза три или четыре. Я с огромным удовольствием слушала истории о крепости. У меня военная семья, дедушка служил мичманом, бабушка работала 23 года техником нормировщицей в «крепости Керчь» до 1995 года.

Бабушка много рассказывала, но вот когда дошла до периода конца 80-х и начала 90-х годов попросила дать ей минуту. То ли воды попить, то ли собраться с мыслями.

Она начала описывать этот промежуток времени с таких, казалось бы, примитивных, но показательных слов:

– Внучка, вот ты спрашивала, что я имею ввиду, когда говорю «и это переживем», именно об этом времени я говорила. И скажу тебе так, чем беднее мы жили, тем дружнее становились.

 Мне стало неудобно от того, что я заставляю её это вспоминать и потому начала с того, что спросила про ее товарищей.

– Мы жили тогда на Ворощилово в пятиэтажном доме. Помнишь мою подругу Валентину? Вот и она там жила. Дом у нас был дружный. И особенно проявлялось это в праздничные дни. Раньше ведь как, внучка, все собирали, что у кого есть и приносили накрывать на стол. Кто картофель отварной, кто помидоры закатанные, посчастливиться, если кто принесет кусочек сала. Да так нам было всегда весело. Песни пели, во дворе друг к другу ходили с пирожками, поздравляли с новым годом и Рождеством. А  если демонстрации, какие, так мы в первых рядах стояли, никто никого не заставлял по бумажке, как вас! С цветами с утра на первое мая – всё как положено! Так было до 1991-го года.

Конечно, моя любимая история о том, как они всей частью в Крепости делали самый большой венок из живых цветов на День Победы и поднимали на гору воинской славы Митридат. Как маршировал мой дедушка на параде в ряду военных офицеров. В такие моменты я сразу чувствовала гордость за свою семью.

Я поинтересовалась у бабушки: сколько она получала до развала СССР. Она сказала, что 115 рублей, а дедушка – 180. На жизнь им хватало, хотя воспитывали троих детей. Моя мама родилась в 1983 году, а поэтому она мне не смогла рассказать, что тогда носили. За этим вопросом я снова обратилась к бабушке. «Болоньевые плащи, платья и костюмы из кримплена, брюки клеш – у мужчин, а у женщин длинные юбки».

Бабушка также вспомнила, как они были закреплены за магазином «Солнышко», как многодетная семья.

– Существовала раньше такая система: у кого было более двух детей, закрепляли за определенным магазином и там выдавались карточки, раз в месяц привозили продукты и мы приходили их забирать. С продуктами в принципе был дефицит, завоз был небольшой, а очередь могла складываться из десятков людей, вот кто, что успеет тот и берет, да желательно, чтобы наперед взять. От того старались экономно и готовить, и питаться.

Я тут же вспомнила, как в 2014 году мы тоже готовили каши, открывали тушенку, и радовались, когда бабушка готовила из муки и воды лепешки. И такие они казались вкусные, что и хлеба не надо было. Воспоминание подвигло меня на то, что я поинтересовалась ценами: «Хлеб, внучка, был 16 копеек, масло – 2 рубля 80 копеек, куры – 1 рубль 60 копеек, докторская колбаса – 2 рубля 20 копеек, камбала – 3 рубля, а, например, мороженое – 22 копеек». В этот момент я поняла, откуда у бабушки есть привычка удивляться нынешним ценам. Всегда мне говорит, что я потратила слишком много, чтобы ее порадовать. С таким прошлым и я была бы в 70 лет в недоумении. Снова мысль отвлекла меня: еще с детства помню большой сервант в нашем доме, там всегда было много книг. Бабушка, как будто, прочитала мои мысли  и сказала:

– Наверное, тебя интересует литература, откуда у нас столько книг?! Выписывали мы, внучка, с твоим дедушкой. Раньше литература была в почете не то, что сейчас. Читали Толстого, Шолохова, любили Есенина. Подписывались на издания, на почте получали и оплачивали. Меж товарищами обменивались книгами, чтобы больше прочитать. Очень популярны были газеты «Труд», «Комсомолка», «Известия». Маме твоей выписывала «Мурзилку», она очень ее любила. А Виктор Иванович, царство небесное, любил детективы, я же больше по художественной классике. Вот видишь, в меня ты пошла, Людмилка моя.

Мне каждый раз было тепло на душе, когда она повторяла эту фразу, так и сейчас, будто она не в телефоне, а совсем рядом и говорит, и говорит…

На ее памяти не было такого, чтобы все шли получать высшее образование, зачастую она рассказывала, что после 10 класса юноши  практиковались полгода на заводе, например, токарем, а после повышали разряд и вырастали первоклассными мастерами.

Отдельной частью нашего разговора мне запомнились воспоминания об огороде. Бабушка с детства учила меня быть ближе к земле. Начиналось с тех самых кроликов: собрать им траву и накормить. Когда стала постарше – прополоть грядки, обрезать усики клубнике, и, конечно же, познакомиться с животным миром нашего участка. Медведки больше всего меня пугали, а вот гусеницы мне казались очень милыми.

– Огород тогда окупался, Людочка. Климат был совершенно другой. Урожая было много, все было естественное, вкусное, свое. Сейчас ты уже никогда не попробуешь тех арбузов и фасоли. Да-да мы выращивали кукурузу, дыни, огурцы, помидоры, фасоль, картофель. Это самое главное! Очень обидно становилось, когда идешь на участок несколько часов, а там уже кто-то собрал наши плоды. Семья-то большая. Мои родители, твои прабабушка и прадедушка, живы были, у нас трое деток, всем кушать хотелось. Приходилось держать не только кроликов. Это тебе еще в детстве сильно повезло. Гуси, индюшки и куры – были в нашем дворе всегда.

Я удивилась, как будто, мне снова пять лет. Я не знала, что у нас было так много животных. Бабушка говорила, что при том же Брежневе они жили более свободно. Но вот последствия деятельности Горбачёва связали их руки окончательно. Она старалась рассказывать более светлые дни ее прежней жизни, но горький отголосок прошлого я чувствовала сердцем.

В 1991 году один из детей бабушки, мой дядя Вадим, отслужил в армии. Зарплаты родителям задерживали, поэтому по приезде он пытался устроиться хоть куда-то. Даже грузчиком было сложно найти подработку. В тот переломный момент в жизни дяди его друзья пошли не той дорогой. Ушли в «шестёрки» к бандитам, как рассказывает бабушка, и с собой зазывали её сына. Дядя в скорее уехал работать в Москву, а спустя много лет работал в отделе ФСБ начальником. Судьба его друзей была предопределена: их матери похоронили их слишком рано.

Наступил момент, когда всё погрязло в воровстве. «Воровали всё, внучка. Я очень переживала за своих старших, дядю и твою тетю, чтобы они, не смотря на тяжкие времена, не думали о плохих поступках. Воспитывала я их строго».

Неизбежность… Такое слово проскользнуло во время нашего разговора с бабушкой. Рано или поздно люди в таких условиях превращались в зверей, менялись внутренне и переходили на темную сторону лишь бы только выжить и прокормить  семью.

Бабушка отметила, что наступило такое время, когда сложно было отличать бандита от того же директора завода. «Все это были одни лица. Это были смежные профессии, и оттого было страшнее».

Мне стало холодно от ее рассказов. Истории о том, как не было подолгу в этот период отопления, горячей воды и света были мне близки, так как сама ощутила это на себе. Я смогла неким образом это запечатлеть в своей памяти.

Конечно она рассказывала как мучилась с тем, что болели дети.  «Тяжело было, когда не работал ни обогреватель, ни электроплитка. В кривых деревянных оконных рамах щели, и в них дует сквозняк.  А детей дома одних не оставишь, приходилось поднимать чуть свет и все равно вести в садик, а самой на работу. Так и жили».

Помню, что в наших альбомах дома на фотографиях у бабушки всегда были красивые украшения. Она сама говорила, что дедушка ей дарил золото. И именно в этот промежуток времени, по рассказам бабушки, оно уберегло их от еще больших бед и голода.

– Многих спасал ломбард, но душа до сих пор болит. Там ведь были украшения, переданные от моей мамы. Ты же знаешь, наша бабушка Маруся была из обеспеченной семьи. Я никогда об этом не жалела, не было на то времени, надо было кормить детей, но часто вспоминала как они мне шли, особенно золотые сережки.

В нашем телефоном звонке мама тоже захотела со мной поделиться тем, что с детства не любит группу «Руки вверх», а еще шансон и морскую капусту, которую давали в садике и заставляли всё съедать. Для еще незрелого ума это прямые ассоциации того пугающего времени.

В конце разговора бабушка провела небольшую параллель и сказала:

– В течение десяти лет, с начала 80-х до 90-х разница была существенная в том, что если в первом случае мы отправляли своих детей стоять в очереди, так как был дефицит всего, кроме молочки, и брать приходилось на недели вперед, то во втором случае было разнообразие всего, только вот за что покупать то было? Очень многих тогда сократили на нашем судостроительном заводе, крепость и вовсе ликвидировали к 1995-му году. Я стала продавать хлеб в ларьке. Все экономили. От того и привычки, которые прослеживаются в моем поведении и по сей день, ты уж не обижайся, внучка.

Её слова снова защемили мое сердце, ну как я могу обижаться? Она права и это переживем! И поеду я снова домой, и обниму маму и поговорю с бабушкой, как в детстве. А сейчас лишь бы только они говорили, плакали, смущались, смеялись, но продолжали со мной разговаривать….

К концу дня я поняла, какой спектр эмоций сегодня пережила. Мой блокнот был исписан, а мне стало немного теплее на душе, что мы так долго разговаривали. Пусть по телефону, а не вживую, но я слышала их голоса.

Последняя фраза бабушки была следующая:

– Мы жили, Людочка, скромно, иногда очень скромно, но дружно и счастливо. Наш дом нас и сплотил, наш огород, наши соседи, совместные чтения. Такая была жизнь – настоящая! А за нас ты не переживай, приедешь чуть позже. И я испеку тех самых пышек! Хочешь? Знаю, что хочешь. Уж теперь в наших домах есть не только вода и мука. А то, что случилось утром, скажу так – мы и это переживем, ты, главное, помни, в честь кого тебя назвали!

Фото