Люда отодвинула край простыни и всмотрелась в уголок зеркала. Оттуда на нее смотрел красный глаз. Она вздрогнула и отшатнулась. Простынь скрыла темную комнату и измученную Люду. Девушка вздохнула и села на деревянную табуретку. Прошлась пальцами по ее краю, нащупала ножки и улыбнулась. Губы Люды задрожали, и она спрятала лицо в черной юбке; спина ее затряслась от беззвучного рыдания.

Она помнила, как отец мастерил эту самую табуреточку, а потом еще долгие годы усаживался на нее, такую маленькую, где-нибудь в уголочке и точил мамины кухонные ножики.

Хоть бы никто не зашел, думала Люда, хоть бы никто не зашел, и она смогла выплакаться вдоволь перед кладбищем, чтобы там с сухими глазами крепко обнимать маму. Ей совсем худо. Как же ей худо. Люда не знала, что и делать. Вот бы был папа...

— Людочка, можно? Ты прости меня, Людочка, я так, два слова...

Люда подняла заплаканное лицо и увидела маму своего Яши. Ах, Яша! Где же он? Неужели никто не сказал?

— Я попросить хочу, дружочек, не говори ты Яше о Григории Васильевиче... Он там у себя пущай служит, работает. А узнает — сорвется к тебе утешать. А у него служба, понимаешь, доченька, служба. Пущай, пущай... — Она махнула рукой на дверь, и Люда бездумно проследила за ней глазами. Уже сухими.

— Хорошо, теть Валь, хорошо... — Закивала девушка. Пусть так, подумала Люда, она права, что же она, не сможет справиться без Яши?

Девушка встала, пригладила черную юбку и направилась к двери искать маму.

***

Тук.

Люда тоненько завыла и перевернулась на другой бок.

Тук.

Всхлипнула и натянула простынь до подбородка.

Тук.

Открыла глаза и села. Люда откинула простынку и почувствовала, как ветерочек из открытого окна приятно холодит взмокшие спину и грудь. Девушка устало взглянула на часы — ровно три ночи. Все так же.

Каждую ночь Люда слышала стук, тот самый, который принес в их дом дурную весть. Он во мраке пробирался в ее комнату по деревянному скрипучему полу и заставлял девушку покрываться холодным потом и выть.

Мать, кажется, слышала стенания Людочки, но молчала, лишь с тоской и жалостью поглядывая на дочь по утрам.

Люда вытерла слезы ночной рубашкой и, оперевшись на крышку старого пианино "Дружба", встала. Потихоньку прошлась до кухни и замерла: за столом, подложив руки под голову, спала мама.
Люда включила свет. Женщина вздрогнула и подняла голову. Лицо ее приняло виноватый вид.

— Людочка, ты чего здесь?..

Девушка села напротив матери, а та стыдливо стала рассматривать клееночные фрукты и вырисовывать что-то пальцем по столу.

— Не получается у меня спать без него в нашей кровати. Уснуть не могу. Мерещится, доча, всякое.

Ее рука обвела две вишенки и остановилась на яблоке. Мать подняла глаза на Люду, и губы ее дрогнули.

— Мама, пойдем ко мне, — спохватилась Людочка, — Вместе будем спать. Так и мне лучше. Пойдем?

Женщина посмотрела в сторону двери, в темноту своей спальни, и медленно кивнула. По спине Люды пробежал холодок. Неужели, думалось ей, мама каждую ночь спала на кухне с того самого дня?.. Сердце Людочки тоскливо сжалось. Больше она не будет плакать при маме.

***

Люда накрутила на палец кудрявый проводок от телефона. Гудки вылетали из трубки и кружили над ее головой как назойливые мухи. Как она  устала. Если бы Яша был здесь...

— Люда! — Послышался его голос, и девушка почувствовала тугой ком, пробирающийся к горлу. Вот и сказались почти две недели без слез. — Люда, ты там?

— Яша... Да, я тут, — дрожащий слабый голос влетел в трубку.

Пауза.

— Что случилось?

Умеет ведь он все угадывать, подумала Люда, как только выходит? Что же ей теперь...

— Люда, выкладывай, что там стряслось. Ты что, плачешь?

— Да. Папа, Яш. Умер папа. Две недели как уже.

Послышался тяжелый вздох. Шебуршание. Яша прочистил горло.

— Я приеду. Сейчас посмотрю билет и ближайшим рейсом...

Люда замахала руками, как если бы он сидел перед ней, а затем, спохватившись и вцепившись покрепче в телефон, запротестовала:

— Нет-нет-нет, Яшенька, не надо. Я тут справляюсь, а ты там, пожалуйста, оставайся.

И разрыдалась. Как маленькая совсем, в голос разрыдалась. Телефонную трубку прижала к груди и стала ее убаюкивать, как будто приходилось успокаивать Яшу, а не ее саму. Судорожно выдохнув, поднесла к уху.

— Людочка, слышишь? — Нежный Яшин голос погладил ее по курчавой голове. Как она скучала! Она всхлипнула в ответ.— Я тебе билет куплю. Приезжай ко мне ты.

Она кивнула и угукнула. Конечно она приедет к Яше. К ее любимому Яше.

***

Люда закатила чемодан в купе и села на нижнюю полку. В душе ее боролись скорбь и радость: она каждую секунду думала о папе, а потом ее мысли тянулись к Яше, которого она вот-вот обнимет. Их разделяла лишь дорога. Одна только дорога — и она прижмется к его груди и наплачется под звук его мягкого голоса. Скоро она разделит свою печаль с ним, и хотя бы маленькая доля груза спадет с ее плеч.

Люда погладила колени и взглянула в окно поезда. Там, на перроне, стояла ее мать. Вопреки протестам, она пошла провожать дочь. Женщина прижала руки к груди и выискивала нужное окно, чтобы взглянуть на Люду.

Люда нахмурилась. Мама так упрямо собиралась на вокзал, будто что-то гнало ее из дома. Словно одна только мысль, что она останется, не проведет Люду, вызывала в ней протест. Или страх...

Девушка ахнула. Да как же она!.. Она же одна, в квартире совсем одна, там, где папа...

А мама все прижимала руки к груди и бегала глазами по окнам. Неподвижно стояла среди бегущих, опаздывающих и искала свою Людочку.

Наконец ее глаза выловили знакомое родное личико. Она слабо махнула рукой и устало улыбнулась. Люда взглянула в мокрые глаза мамы, затем вздрогнула и закрыла рот рукой.

— Господи! – Сдавленно выпалила она.

Поезд тронулся.