Моя родная Кубань

И как не сказать об одном из чудесных явлений, коими наполнена  жизнь, а замыленный взгляд наш не вдруг и узреет, и только лишь чувством, бывает, охватишь, иной раз и запоздалым?! Вот уж как почти два года тому назад начал я работать над небольшим рассказом о своём детстве.

Жизнь необъятная

Ещё несколько десятков шагов — и ты окажешься на тихой, зелёной улочке. Хотя и называется она  Вторым Проездом Толбухина, но для тебя она самая первая и остаётся главной в жизни. Ускоряет ход твоё сердце и быстрее, шире становится шаг.

Жизнь необъятная

Позади осталась улица Четвёртая Линия. По ней когда-то ходил тринадцатый автобус.  Впереди же - зелёные тихие улочки с ухабистыми, пыльными грунтовыми дорогами, палисадниками, низкими заборчиками, лавочками у калиток. Вот за дощатым забором — дом с фронтоном из деревянных плашек.

Жизнь необъятная

Забыв о машине, оставленной у школы, ты идёшь по родной своей Славянской. Название этой милой слободки, люди жившие и живущие тут нынче, неизменно произносили и произносят с ударением на первым слог.  Славянская — сколько доброго тепла, сколько воспоминаний для тебя в этом слове. Славянская — сколько раз тебе, давно уж покинувшему свою слободку,  снилась она? 

Родное, светлое, близкое

О книге Николая Устюжанина «Самое счастливое утро». Вот так бывает — и знаком с человеком, и говорили о разном, и довелось слышать, как чудесно он поёт, и знаешь, что он пишет — и статьи, и прозу. Статьи читал — а прозу  не привелось.

Жизнь необъятная

И в детском садике у тебя постоянно были сбиты коленки. Ты, обогнув квартал, сейчас идёшь к нему. По тому широкому тротуару, по которому водили тебя в садик. Позади остался чудесный, раздольный пятачок — в дни детства он казался тебе большой, оживлённой площадью.

Жизнь необъятная

Разве можно в такой день проехать мимо своей школы? Останавливаешь машину на улице Крымской. Тут совсем недалеко и детский садик, в который ходил. В школу нынче просто так, наверное, не попадёшь. Охранник не пустит — мало ли чего.

Жизнь необъятная

На месте отцовского завода на Кожевенной теперь высоченные дома. Странно — пятиэтажки, к которым ты привык с детства, раньше виделись тебе огромными — а теперь кажутся маленькими. Относительно недавно же построенные многоэтажные дома, мнится, становятся всё выше и больше, всё растут и растут, заслоняя собою небо, а ты, глядя на них, сам вроде уменьшаешься.

Жизнь необъятная

Тракторный переулок резво поднимается к улице Седина. И на середине подъёма, по правую от дороги руку, основательно расположился старый кирпичный дом. Одна его  боковина чуть ли не окнами касается земли, другая же, выходящая во двор, внушительным цоколем возносится высоко над землёй. Давно уж белёный известью, будто сединой, дом кажется дедом, какие и в весьма почтенных годах бывают ещё при могутной силе.

Жизнь необъятная

Октябрьские ночи сделались холодными. В такую пору ты особенно пронзительно чувствуешь тёплый и умиротворяющий лад домашнего уюта. Страсть, как не хочется расставаться с угревной нежностью пледа, но всё же ты поднимаешься раньше будильника. Боишься проспать.

Приобрёл

Понимаю, что история эта может показаться читателю крайне незатейливой и пустяшной, не заслуживающей внимания и времени. И на такой упрёк и возразить-то будет нечего, кроме как ответить: ведь всякое большое всегда начинается с самого малого. Поэтому, всё же набравшись смелости, поведаю историю, которая приключилась с Ваней, хорошим моим приятелем.

Последний день тысячелетия

 Стиснутая лесами, посреди векового могучего сосняка, что розово румянится на всходящем или заходнем солнце, молочно белеющего березняка да осинника, неспешно петляя, несёт свои воды река Шумилиха.

Такая память

Там и сям по огородам жгли ботву. Легкая горечь дымков примешивалась с вольным, сладким осенним воздухом, приятно щекотала ноздри и добавляла какую-то вековечную светлую грусть, столь пронзительно и неясно ощущаемую людьми только в эту пору.

Саввин день

Ранним, только начинающим высветляться утром, растянувшись и увязая в дорожной густо размешанной грязи, шлепала к передовой полурота. Подкрепление во второй батальон, что три дня назад взял напрочь сожженную деревеньку Селищево, кем-то устроенную на пригорке промеж болотной неудоби.

Ночью тёмной

Мне не спится, хотя уж далеко за полночь. Наша взводная палатка едва освещена слабым светом из открытой дверцы буржуйки.