Приобрёл

  Понимаю, что история эта может показаться читателю крайне незатейливой и пустяшной, не заслуживающей внимания и времени. И на такой упрёк и возразить-то будет нечего, кроме как ответить: ведь всякое большое всегда начинается с самого малого. Поэтому, всё же набравшись смелости, поведаю историю, которая приключилась с Ваней, хорошим моим приятелем. Ваня - спокойный, неторопливый мужик под сорок лет. И ежели изредка удаётся кому вывести Ваню из себя, он вспыхивает быстро и шумно, но столь же скоро и остывает.

  Тем вечером, как обычно, возвратившегося с работы Ваню у порога первым встретил пёс. Так уж всегда у них повелось — сначала у порога выкажет свою радость корги Милош, а уж только потом очередь до супруги Насти доходит. Детей они пока не прижили, и потому  весёлый и сообразительный Милош в этой семье обретается на положении много любимого чада. Ну и как повсеместно водится с этой породой собак, Милош немного разбалован, и оттого в некоторых ритуалах весьма требователен. Один из ритуалов как раз и заключается в том, что радостно поприветствовав хозяина, вернувшегося с работы, Милош не менее радостно мчится за своей игрушкой, и у Вани только и есть время, чтобы наскоро поцеловать супругу и торопливо переодеться, потому как схвативши игрушку, Милош неотступно за ним следует в самой тесной близости. Тут Ване ещё нужно изловчиться, чтоб выпрыгивая из штанов, ненароком не наступить на преследующего его любимца. Милош же при этом ещё и жалобно подскуливает и глаз с Вани не сводит и всё стремится взгляд его поймать, умело выставляя напоказ всю свою преданность и превеликое своё дневное томленье без хозяина и игры.

    И как Ваня переоделся — начинается игра. Вечерняя прогулка, ужин, беседы за чаем, чтение книг —  вся эта прочая «дребедень» будет после. Таков ритуал этой семьи. Игрушка прячется под специальную подушку, на специальном же коврике, и Милош, будто мышкуя, энергически прыгает передними лапами в подушку, а через время, устав прыгать, резко лезет под подушку мордочкой  - дабы завладеть игрушкой. И тут уж по правилам игры наступает кульминация - кто первый до неё доберётся — сидящий рядом Ваня или Милош. Ежели хозяин проявит ловкость — игрушка прячется в комнате, и Милош занимается её сыском, а ежели повезёт Милошу — тут уж он ложится, высунув язык, на подушку и пару минут возлежит на ней с невероятно гордой, вельможной мордочкой. А затем всё начинается заново. И вроде бы безобидная игра, да только лапками, мышкуя, Милош задевает и коврик, отчего делается негромкий, как казалось Ване, звук вроде ширканья. Вот через него, это ширканье, история и получила своё развитие.

  Тут необходимо отметить, что житие Ваниной семьи происходит в многоквартирном, панельном доме, на седьмом этаже. Так что судьбе было угодно, чтобы относительно Вани соседи находились не только сверху, но и снизу. При том следует сказать, что некоторое время снизу никто не проживал. Однако же в таком плотно населённом городе, как Краснодар, где жители его по большей части люди весьма деятельные, обычно квартирам и всякому иному жилищу долго не суждено томиться пустотою своею. Так произошло и с квартирой на шестом этаже, и снизу у Вани появился сосед, особо любопытным жителям отрекомендовавшийся Равилем. Мужчиной он был высоким, солидным, коротко стриженным, обладал высоким лбом,  и чуть поджатыми к широкому носу губами. О глазах его ничего нельзя сказать определённого, ибо глядел Равиль почти всё время вниз. Вот, пожалуй, и все его приметы, на которые следует обратить внимание. Одним словом — обычный человек. Бытовал он в своей квартире одиноко и тихо, если даже не сказать незаметно. Выходил из дома он не так уж часто и, бывало, куда-то надолго уезжал. Бабушки в Ванином подъезде имелись, но в союз отчего-то не вступали, а потому роль прознания всех новостей, равно как и их самой решительной огласки (в некоторой чувственной редакции) среди широких масс жильцов была отведена ежевечерней артели, основанной на лавочке у подъезда мужичками  пенсионного возраста. Всякому жильцу, имевшему праздную минуту, пребывая в артели, можно было ещё в высшей степени просветиться  в вопросах рыбалки и крепко поднатореть в делах футбола и мировой политики. О политиках, к слову, своих и зарубежных, артель неизменно имела рассуждения весьма неблагодарные и бичевала их такой крепкой и замысловатой хулой, о какой футболисты наши вряд ли слышали даже в дни самых страшных конфузов своих. Вот от артели Ваня и прознал, что Равиль «вроде бы перепродаёт машины, а там чёрт его знает».

  Первое знакомство Вани с Равилем произошло в виде телефонных изъяснений, в ту пору, когда свирепый вирус набирал обороты, и Ваня за здорово живёшь целый месяц честно отсиживал предоставленные ему выходные дни, а потом ещё два месяца работал удалённо, из дома. Такому случаю, конечно, больше всего обрадовался Милош — весь день хозяин дома! Собаке-то невдомёк, что хозяин перед ноутбуком не просто так сиденье своё просиживал, а работал. Вот Милош и стал Ваню зазывать поиграться радостным лаем. И ежели не шёл Ваня, чудной этот человек — тогда Милош расстроенно эдак, с подвывом гавкал. Не трогала  сердце хозяина эта хитрость  — ну дак требовательности в голос подпускал. Потом, видать, плевал по-своему, по-собачьи, на бесполезное это дело и играл-прыгал сам. Но самому забавляться — интерес невелик. И через полчасика опять Ваню своим лаем в оборот пытался взять. Оно, понятно, иной раз сдавался Ваня, играл с Милошем, тот довольный после и припухал часок-другой. А просыпался — и всё заново. Таким вот образом три месяца и пролетели.

  И вот как-то  позвонил Ване председатель ТСЖ, поведал, что, дескать, сосед номер телефона вашего просил, что-то там насчёт собаки. «Просил — дайте», - ответил Ваня. И ещё через пару дней Ване позвонил Равиль. Не выказав дружелюбия, он без остановки взялся делать хозяину собаки внушения. Правда, в начале разговора Равиль коротко презентовал себя. Мол, человек он неконфликтый, в некотором роде даже терпеливый, вдобавок ко всему он совсем не меломан, но вот пришлось ему купить музыкальный центр и даже музыку всякую слушать, но искусство тут совершенно бессильно, и терпенью его пришёл окончательный и решительный конец, а всё из-за собаки, которая ему с потолка прямо в самую голову гавкает. Ну и вдобавок принялся давать Ване советы, как стоит воспитывать собаку. Оно всё бы ничего, да только голосу стал Равиль в разговоре подпускать, что полковник на армейском плацу после проваленных полком  учений.  Ваня хоть и понимал, что рекламации Равиля обоснованы, но воинственный тон собеседника привёл к тому, что и хозяин Милоша вошёл в амбицию. Оба взыграли голосом,  принялись перебивать и окончательно друг на друга осердились. И хотя дебаты и завершились раздором, и после дискуссии оба полемиста ещё в сердцах попыхтели неласковым словцом, но всё ж Ваня употребил все свои имеющиеся навыки дрессировки собак и объяснил Милошу, что отныне лаять просто так не стоит. Милош для себя новое правило своего жития в основном уяснил, оставив всё же за собой небольшое право давать маленько волю голосу при выходе на прогулку и при явлении хозяев домой. В квартире Вани (так он предполагал) наступила тишина, тишина наступила и в соседских отношениях с Равилем.

  Таковой она и оставалась ещё полтора года. Пока декабрьским вечером Ване, который как раз играл с мышкующим Милошем, снова не позвонил Равиль.

- Ваша собака каждый вечер скребёт пол! Сколько можно?! Это невыносимо! Вы понимаете, что у вас проблемы?! - снова полковничьим тоном напустился Равиль.

- У нас как раз нет проблем, -  ответил Ваня.

А дальше Равиль обругал Ваню такими словами, что и передавать их читателю совсем  неохотно. Напоследок Равиль добавил, что и проблемы Ване он теперь непременно устроит. Кто из них бросил трубку — Ваня так и не понял. Его аж затрясло от негодования. Он чуть походил по квартире, потом схватил сигареты, надел куртку и стал обувать кроссовки.

  Лицо Ванино в тот момент, наверное, сделалось крайне воеводственным, отчего супруга его с волнением в голосе спросила:

- Ты куда?

- Пойду вниз прогуляюсь.

- Ваня, не ходи к нему. Зачем? Задерётесь ещё чего…

- Нет, пойду. Ты не беспокойся.  Я с ним поговорить хочу, - сказал Ваня.

А думал в этот момент совсем другое: «Он, конечно, комплекции немаленькой, и мне, наверное, пририсует чего, однако я уж за такие слова ему, голубчику,  на его наружности тоже синей печатью-то проштампую. Пущай знает да отсвечивает»!

  И уже выйдя на общий балкон, закурив перед «делом», он отчего-то сказал тихо: «Ну, помоги, Господи». И дальше случилось нечто не совсем обычное. Будто Ванин внутренний голос разделился на два  - один, подзуживая, всё прокручивал слова Равиля, другой же вдруг произнёс: «Ну вот подерётесь вы, взрослые мужики, и чего этим решится? Справедливость сыщете? И какая она в том будет? Станете только при встрече личности, некогда побитые, на все ваши времена друг от друга воротить да в душе шипеть, испепеляя супротивника словом лихим и пустым? Ну коли такое удобство надобно, чтоб жилось вам легче — оно можно физиономии-то и помутузить». А первый голос тут же своё: «А тебе не стыдно потом будет? Тебя-то он вон какими словесами обозначил! Стыдно тебе, Ваня, будет!» Второй же голос на это ответил: «Так тебе что, справедливость нужна, или ты хочешь характером утвердиться? Боишься стыд перед самим собой чувствовать? Ну, эдак начувствуешься потом. Ты же знаешь — страх часто и делает силу слабостью».

  Ваня закурил ещё, нервно, во все меха. Но не докурив, затушил и рванул обратно домой. Там переобулся — вместо кроссовок обул шлёпки, в каких обычно ходил курить на общий балкон. «Справедливость завсегда без сапог ходит», - сказал Ваня сам себе словами лесковского  Мартына Ивановича. Он, Ваня, книги-то читать любил и прочёл их немало.

  Равиль выдержал паузу и открыл не сразу — после третьего звонка. Поглядел в глазок (Ваня этот увидел), спросил: «Кто там?». Тон его был теперь далёк от полковничьего. «Боится» - подумал Ваня и на мгновение пожалел, что обул шлёпки — всё ж если придётся снабдить тумаком соседа или самому от него угоститься, то в кроссовках  упражняться в обоих этих занятиях было бы несомненно сподручнее.

- Ваш сосед сверху! Откройте. Давайте поговорим, - ответил Ваня. А про себя подумал ехидно: «А то ж ты не видишь, кто пришёл?!»

Прошло несколько секунд, дверь медленно приоткрылась, за ней появился Равиль в какой-то показавшейся Ване смешной, совсем несолидной майке. Ваня протянул ему руку. Равиль как-то странно, с опаской что ли, поглядел на неё, но руку пожал.

- Слушай, - Ваня как-то незаметно для самого себя перешёл на «ты», - вся эта ругань по телефону, она ни к чему нас с тобой не приведёт. Только рассоримся в прах. Давай вот с тобой так поговорим. Может, пойдём на балкон, покурим?

- Никуда я с вами не пойду, - лицо Равиля каким-то неуверенным было в этот момент, но губы его чуть надменно искривились. Наверное, не понимал он, что будет дальше и чего ему надобно делать.

  Ваня поглядел на него и аж с ноги на ногу переступил — снова бес внутри зазудел насчёт «пропечатать по наружности».  Равиль тоже кривился, может быть, оттого, что такой же бес внутри его шурудил. Однако это остаётся предположением, потому, что чувства Равиля в те напряженные мгновенья до сих пор остаются нераскрытыми.

- Ну как знаешь, - произнёс Ваня. Говорить он старался спокойно. - Я чего тебе сказать хотел. Вот собака моя, как ты говоришь, пол скребёт. Тут дело ясное — это мы уладим. И хоть я этот момент недодумал, для меня этот звук — и не звук совсем, но ты меня извини. Всего не додумаешь. Но вот чего же ты терпел полтора года, если тебя это дело так раздражало? Ну поднимись ты ко мне, да скажи без нервов — так мол и так, мешает мне собака, когда пол скребёт, давайте что-нибудь придумаем. Или позвони, коли ходить неохота. А как получается? Ты ждёшь чего-то, терпишь, но тут ещё вот в чём вопрос - я и знать о твоей проблеме ничего не знаю. Это я насчёт своего ответа про то, что проблем у меня нет. Понимаешь? Дальше , значит, получается так: доведёшь ты себя до кипения, хоть прикуривай от тебя. И ты тогда мне звонишь. А звонишь — и сразу лаяться, потому, как невмоготу тебе. Это уж дело такое, горло прочистил, оно, гляди и полегчало малость. Только и я  человек, от твоего напора тоже в амбицию пускаюсь. Тупик получается. Поэтому я вот к тебе и пришёл: поговорить. Разговором всё можно уладить. С этими телефонами да интернетами совсем гнушаться стали разговором живым. А зря! Вот ты на меня глядишь, я - на тебя. И ругаться нужды нет. Нормальные же люди. Ну, у каждого малость своё, не без этого (тут Ваня улыбнулся и потряс ладонью с растопыренными пальцами  у своей головы). Но что ж мы, между собой не договоримся?

 Равиль тоже чуть улыбнулся. Видно было, что и он расслабился.

- Хотелось бы договориться, - чуть пожав плечами, ответил он. Ване в этот момент показалось, что собеседнику неловко за свой прежний тон сделалось.

- Я вот уже примерно придумал, как сделать так, чтобы тебе не слышно было, как он скребёт, - сказал Ваня.

- А чего это он делает? - полюбопытствовал Равиль.

- Играет.

- Играет?

- Ну да!  Знаешь, как лисы мышкуют? Видел?  Я под подушку ему, значит, игрушку прячу — а он передними лапками на неё прыгает, - Ваня об этой игре своего любимца всегда рассказывал горячо, руками изображая, как делает лапками Милош. - Вот так вроде мышкует. Ну и лапками коврик задевает, а он жестковатый, оттого и звук такой.

- А я понять не могу, - усмехнувшись, снова пожал плечами Равиль. - Думаю, чего он пол каждый вечер скребёт?

- Да я тебе потом покажу! Так не расскажешь — это видеть надо! Умора!

- Покажи! Я-то собак уважаю. Кстати, а вот он ещё вроде как шар железный какой-то катает. Но это на кухне. После вашей игры обычно.

- Шар железный? - от удивления Ваня аж пригнул голову. - Шаров железных у нас нет. После игры? На кухне? А, погоди, кажется понял! Это он миску, когда ест, мордочкой по плитке двигает…

- Может быть. А мне слышится, как будто шар железный катает. Что там, думаю, у них происходит?!

- Ну и это легче лёгкого исправим! - сказал Ваня и широко улыбнулся, вообразив, о чём думал Равиль, представляя себе сумасшедшую семью и не менее странную собаку, каждый вечер скребущую пол и катающую неведомые железные шары.

  Домой Ваня вернулся в самом прекрасном расположении духа. Верно было его впечатление, или нет, но показалось ему, что расстались они с Равилем не то чтобы  как приятели, но уж точно не врагами, каковыми раньше они друг другу представлялись и неудовольствие, что было промеж них, осталось в прошлом. У двери Ваню встретили Настя и Милош. Супруга спросила:

- Ну чего? Поговорили?

- Да. Всё нормально.

Ваня поцеловал и обнял Настю, потом потрепал собаку. Ему сделалось радостно, а отчего — он и сам сначала понять не мог. Не было в нём того почти гипнотического кипения страстей и кипения крови, не было в нём некогда столь желанно-сладкого, тупого и разрушительного зова отмщения, этого ловкого капкана, в который с мнимой отрадой хоть раз в жизни попадался всякий человек. Наверное, и радостно Ване сделалось оттого, что он первый раз осознанно избежал этого капкана. В те мгновенья он глядел на супругу, на Милоша и дышал вольной грудью. В голове его было ясно, а на сердце светло. Весь мир в ту счастливую минуту казался Ване лёгким и прекрасным. Ему хотелось обнять весь мир и даже заплакать от какого-то необычного, незнакомого ранее чувства. Хотелось что-то сделать, и сделать не мешкая.

- Настёна, а где у нас Милоша одеяльце было?

 Ванина супруга, редкого умения рукодельница, когда-то сладила для улучшений свойств сна любимой собаки маленькое мягкое одеяльце, но Милошу спать на нём было жарко, поэтому он предпочитал мять бока бесхитростно, прямо на полу.  Тут же одеяльце было опробовано в новой роли — игрального коврика. Никакого звука при мышковании Милоша оно  не издавало. Благое дело, сотворённое для недавнего поругателя, было совершено с удивительной для Вани душевной лёгкостью и удовольствием.

  Ночью Ваня долго не мог уснуть. Всё думал о многом и мысли его путались в дебрях времен, порождавших обстоятельства и людей, роковым размахом творивших историю. И то, что когда-то казалось ему простым, делалось сложным, и сложное представлялось простым. Думы его окончательно запутались в великих и трагичных чужих замыслах, но сердце, его собственное сердце по-детски мерно и тихонько вздрагивало, и  в уже засыпающем  сознании несколько мгновений отдавалось оно словно убаюкивающим, спокойным медным теплом благовеста...

  Ещё несколько дней Ваню будто пытались раздразнить бесы, напоминая ему о той ругани, что выпалил по телефону Равиль. Но Ваня лишь только улыбался, потревожить его им не удавалось. Ване не было стыдно, напротив, в душе его лишь укреплялось доброе чувство. Сказано: «Прости обидчику и приобрети в нём брата своего». Так, в наши дни, сеющие множества разобщений меж людьми, приобрёл Ваня, конечно, не брата, но, возможно, нечто важное для дальнейшей дороги своей. Вот об этой простой, но показавшейся мне замечательной истории я и хотел, в меру своих сил, рассказать тебе, читатель, в надежде, что и ты окончишь чтение  с добрым чувством.

22.01.2022