Соне

Над маленькой, прибитой морем горкой
Того, что было птицей жизнь назад,
Ты плакала безудержно и горько,
Дурашливый щенок мой, егоза.
А пять минут тому ловила волны,
Болтался на шнурке «куриный бог».
О девочка моя, ну полно, полно…
Он не помог. Да кто бы тут помог.
Мы шли домой, над нами, горлопаня,
Метались чайки в розовых лучах,
Оранжевые раструбы рапанов
Шумели море. Надо помолчать.
И ты молчала, звонкая цикада,
Присутствием Её оглушена,
Когда в песке у дальней эстакады
Ослепшим глазом глянула Она.
И лапки были сложены по-детски,
Носками внутрь, и мокрый хохолок…
Не рыпнуться, не продохнуть, не деться
В привычное. Затянутый силок.

О сонечко моё, я бесполезна.
Я тоже птица, я одна из них.
И только распускается над бездной
Сад нежности моей
от слёз
твоих.


Лев и Овен

Зимой не прекращаются дожди.
Идут, но только медленно и ровно.
А в комнате, за снежностью гардин,
Гривастый Лев подносит тапки Овну.
Поправит плед и ластится, и льнёт,
И греет чай, и мандаринку чистит.
А за окном густой и белый льёт
Декабрьский дождь. Метелист и неистов.
А в комнате гармония и лад,
И мишура на веточке еловой.
На дольки Лев ломает шоколад
И львиную протягивает Овну.
Стригут, стригут небесное руно,
Зима идёт почти неслышным шагом.
На ёлке тренькнет тоненькой струной
Бумажной арфы ангел из бумаги.


Снежок

А в Ялте дождь. Штриховка кипарисов
Отчётливей и, выкрашенный в медь,
На серой гальке взял и развалился,
Заснув надолго, каменный медведь.

Бежало небо торопливо, тучно
К зиме. В Никитском бал у хризантем,
И как красноречиво был беззвучен
Земной и осязаемый Эдем.

И вроде бы ничто не предвещало,
И мир был тесен, ласков и упруг—
От разноцветья лодок у причала
Мне почему-то сдавливало грудь.

Однажды мы с тобой проснулись поздно,
Но за окном всё было, как во сне.
И слышно было, как роняли сосны
Коричневые иглы в первый снег.

Молчишь и куришь, я молчу и стыну
От чувства одиночества. Свежо.
Пожалуйста, мне, уходящей, в спину
Брось имени снежок.


Мой бог не строг.

«Кто светел, тот и свят…»
Анри Волохонский

Мой маленький, мой персональный рай –
Горбатой яблоньки нескладная фигурка,
В ракушке-пепелке свернулись два окурка,
И месяц завалился за сарай.

Эдемский сад для грешников открыт.
Шныряют ёжики и комарьё бессчётно,
Я над мангалом раздуваю щёки,
И грешники несут свои дары.

Четырёхликих херувимов нет.
Тут не врата – дощатая калитка,
Снаружи сдвинь запор щеколды хлипкой
И по тропинке проходи на свет.

Мой бог не строг, но светел, значит, свят,
Священнодействует над терпким маринадом,
И мне другой религии не надо –
Присутствием любви окутан сад.

Вино, друзья и райские плоды
Над нами, а над ними звёзд несметно
И, может потому, что все мы смертны,
Никто не станет строго нас судить.