(Окончание)

После того как Екатеринодарским сыскным отделением был задержан Антон Полюндра и члены его банды, уличенные в убийстве семьи лавочника Саркисова, в апреле 1910 года начальнику Кубанской области Михаилу Павловичу Бабычу поступило прошение от «группы армян города Екатеринодара», в котором они писали: «Покорнейше просим Ваше превосходительство разрешить нам в знак благодарности начальнику сыскного отделения коллежскому асессору г. Пришельцеву за умелые и энергичные действия по раскрытию и задержанию убийц семьи Саркисовых поднесть подарок вещью». Естественно, начальник области размашисто наложил резолюцию: «Не разрешаю». Казалось бы, на этом дело и закончилось. Ан нет, развязка случилась несколько позже…

Тогда же, в апреле 1910 года, Александр Петрович Пришельцев был приглашен на заседание Городской Думы, дабы представить отчет о проделанной работе сыскного отделения за период с 11 июля по 31 декабря 1909 года. Поскольку это была уже вторая встреча с гласными и городским головой, Пришельцев не сильно волновался и бодро доложил, что за истекший период раскрыто 17 убийств и установлено 25 человек, причастных к ним, из которых 13 уже арестовано, 4 – содержатся в разных тюрьмах, 1 – умер и 7 – пока не разыскано. Из общего числа убийств, одно совершено в Екатеринодаре, а 16 – в Кавказском, Лабинском и Баталпашинском отделах Кубанской области. Помимо этого, раскрыто два уличных грабежа в Екатеринодаре, по которым задержано четверо грабителей, два разбойных нападения (одно в Екатеринодаре, а другое в станице Афипской, задержано пять преступников), а также 34 кражи, причинивших материальный ущерб на общую сумму 13067 рублей, по которым задержано 53 вора и 4 «приемщиков краденого». Наконец, было раскрыто похищение некой девицы: она была освобождена, а ее похититель арестован.

Удовлетворившись докладом Пришельцева и позволив ему покинуть заседание, гласные Думы перешли к обсуждению. Слово взял Гавриил Степанович Чистяков, который заявил, что «поражен той массой преступлений, о которых только что сообщил начальник сыскного отделения, и которые мы узнаем лишь только тогда, когда они совершаются». Коснувшись вопроса о «трудности должности начальника сыскного отделения, ежедневно подставляющего лоб под пулю преступника», Чистяков предложил Думе «отметить полезную деятельность Пришельцева благодарностью и денежным вознаграждением». Гласный Сергей Егорович Никифораки, присоединившись к предложению Чистякова, заявил, что «в сыскном отделении находится не только начальник, но там есть и полицейские надзиратели и городовые, которые несут также трудные обязанности. Если отмечать деятельность Пришельцева, то надо отметить и деятельность остальных». Наконец, Чистяков резюмировал, что «благодарность следует направить через начальника области подлежащему начальству, дабы она была записана в послужной список». В конечном счете, Дума приняла решение ассигновать сыскному отделению 500 рублей на вознаграждение, «пропорционально получаемому жалованью», и выразить Пришельцеву и чинам сыскного отделения благодарность «за полезную их деятельность». Кроме того, было решено выделить сыщикам еще и 800 рублей для приобретения «новых револьверов, штатского платья и принадлежностей грима», поскольку в своем отчете Пришельцев, затронув перед гласными вопрос об экипировке для розыска, заявил, что «сыщикам приходиться валяться под заборами и ночевать вместе с разбойниками в ночлежках, а приобретенные два года назад на ассигнованные деньги платья давно уже поизносились».

По результатам деятельности Екатеринодарского сыскного отделения весной 1910 года начальник Кубанской области выразил благодарность «великолепной восьмерке» и направил центральным властям представление к их награде. В начале декабря того же года император пожаловал медалями «за усердие» полицейских надзирателей Ивана Иванович Тимошенко и Леонтия Андреевича Григониса, а также городовых Михаила Васильевича Гончарова, Ивана Ефимовича Компанец, Михаила Ульяновича Вольского и Ивана Даниловича Ляхова. Что касается Александра Петровича Пришельцева и Степана Матвеевича Коржа – их награды ждали впереди.

Между тем, полицмейстер Екатеринодара Дмитрий Семенович Захаров, как и в случае с первым начальником екатеринодарского уголовного сыска Ювеналием Ивановичем Гапоновым, по обыкновению негодовал: все лавры победителя в противоборстве со злодеями вновь в руках, теперь уже Пришельцева и его сыщиков, а он – главная полицейская власть в городе – опять не у дел, остался в стороне и не попал в представление областного начальника о награждении! И Захаров, в присущей ему манере, начал интриговать и мелко пакостить главному городскому сыщику. Тому оставалось лишь реагировать и взывать к вышестоящим инстанциям.

1 июня 1910 года Прищельцев сообщал прокурору Екатеринодарского окружного суда: «22 мая товарищ прокурора 1-го участка Екатеринодара[1] поручил мне опросить, с целью выяснения личности арестанта, называющего себя болгарском подданным Семеном Гоцевым, содержащегося при Екатеринодарском полицейском управлении. Для выполнения этого требования я 28 мая просил полицейское управление о высылке ко мне в сыскное отделение Гоцева, но полицейское управление дало мне знать, чтобы я, согласно резолюции полицмейстера, явился для допроса Гоцева к ним. В виду того, что только за истекшее пять месяцев мною было задержано 183 человека, которые, за неимением в моем распоряжении достаточного количества служащих, все отправляются для содержания в полицейское управление, и что почти каждый арестованный фотографируется и регистрируется через антропометрическое измерение и дактилоскопию, я не имею возможности являться в полицейское управление для расспроса арестованных уже по той причине, что придется возить с собой фотографический и антропометрический аппараты и другие принадлежности[2]. Донося о новом распоряжении полицмейстера Захарова, парализующем мои действия, прошу, не найдете-ли возможным, предложить ему высылать ко мне из полицейского управления арестантов, чтобы я имел возможность выполнять требования судебных властей».

Однако полицмейстер продолжил заниматься самодурством и Пришельцеву пришлось в тот же день вновь обратиться к прокурору: «Захаров отменил свое приказание о явке моей в полицейское управление для допроса арестованного Гоцева, но сделал одинаково парализующее мои действия распоряжение, чтобы я выслал двух городовых сыскного отделения за Гоцевым, и чтобы вообще в подобных случаях я командировал своих городовых за арестантами. На мой доклад, что у меня городовых всего четыре человека и что Департамент полиции на курсах начальникам сыскных отделений разъяснил об употреблении этих городовых в качестве агентов, полицмейстер приказал их считать не сыщиками, а городовыми лишь для охраны сыскного отделения и предложил жаловаться на него в Департамент полиции. Ввиду того, что эти городовые являются единственными агентами и что они находятся в постоянных наблюдениях за заподозренными лицами, а в частности в данное время идут розыски по нескольким убийствам, то распоряжение полицмейстера равносильно уничтожению всякой продуктивности в работе вверенного мне сыскного отделения».

Прокурор Екатеринодарского окружного суда сообщил начальнику области о неподобающих выходках полицмейстера и присовокупил, что «местное сыскное отделение действительно занято в настоящее время сыском по весьма серьезным делам, поэтому всякое отвлечение кого-либо из малочисленного состава, находящегося в распоряжении начальника сыскного отделения, от тех обязанностей, которые возложены на каждого начальником отделения, не может не отразиться вредно на деле раскрытия преступлений. Для успешного выполнения сыскным отделением возложенных на него законом обязанностей необходимо самое широкое содействие со стороны чинов общей полиции, наконец, от успешности действий сыскного отделения в значительной степени зависит и отправление правосудия».

Ознакомившись с позицией прокурора, начальник области Бабыч «признал необходимым в целях более успешной деятельности Екатеринодарского сыскного отделения выделить таковое из состава Екатеринодарского полицейского управления с непосредственным подчинением мне и прокурору Екатеринодарского окружного суда». Мало того, начальник области предложил Пришельцеву «докладывать непосредственно мне, независимо такого же доклада и полицмейстеру Екатеринодара, о всех действиях сыскного отделения ежедневно доносить рапортом полицмейстеру для внесения в суточный рапорт, представляемый мне». Однако прокурор подсказал Бабычу, что таковое его решение противоречит закону «Об организации сыскной части» от 6 июля 1908 года: лучше просто не мешать Пришельцеву в его деле борьбы с преступностью, это всем будет на руку. И начальник области не мог не согласиться.

Однако Захаров не унимался: 3 июня 1910 года он подал рапорт Бабычу, в котором указал, что «при встрече со мной начальник сыскного отделения Пришельцев, по-видимому с целью выказать мне полное неповиновение, не отрапортовал о положении дел в сыскном отделении. Имея в виду, что преступное ослушание и неповиновение подчиненных наказуется по всей строгости закона, под опасением, что всякое в сем случае послабление может повести к расстройству подчиненности по службе и, принимая во внимание, что проступок Пришельцева предусмотрен статьей 392 Уложения о наказаниях[3], я ходатайствую пред Вашим превосходительством о наложении на означенного чиновника взыскания в высшей мере. Докладываю, что Пришельцеву объявлено в приказах по полиции более трех выговоров и замечаний». Начальник области, мудро рассудив, что собака лает, а караван идет, отправил рапорт полицмейстера в мусорную корзину: не стал мешать Пришельцеву с его хлопцами бороться со злодеями и душегубами.

Однако и это не остановило Захарова: он продолжил методично «съедать» начальника сыска, результатом чего стал безобразный скандал. О нем в своем рапорте от 25 августа 1910 года доложил начальнику области Пришельцев:

«Получив сообщение от прокурора Екатеринодарского окружного суда от 23 сего августа о прибытии в Екатеринодар 25 августа господина Министра юстиции и предписание Екатеринодарского полицмейстера о принятии мер к безопасности Его высокопревосходительства, я, сделав соответствующие распоряжения по сыскному отделению, отправился для встречи господина Министра на вокзал. Там до прибытия полицмейстера, который явился значительно позже меня, заменяющий прокурора его товарищ[4] Ширамович на мой доклад указал мне, что я должен находиться там, где сгруппированы судебные следователи.

Не ожидая, что в данном случае может произойти какой-либо инцидент из-за места, где я буду находиться, я встал рядом с начальником тюрьмы Шпилевым. Подошедший ко мне полицмейстер есаул Захаров приказал мне сейчас же отойти от начальника тюрьмы в сторону, на что я, отодвинувшись от Шпилевого, доложил, взяв под козырек, что нахожусь на этом месте по распоряжению прокурора. Полицмейстер в повышенном тоне, забывая об окружающей обстановке, крикнул: «Я над вами начальник и сейчас же выгоняю вас!», обозвал меня «революционером» и, вслед за сим, обругал меня «нахалом». Слышал ли кто весь этот разговор, я не справлялся, считая неудобным в интересах службы наводить подобные справки. Но начальник тюрьмы Шпилевой высказал мне, что он, услышав брань полицмейстера, предположил, что тот обратился к кому-либо из посторонней публики. Прослужив около 19 лет на государственной службе по полицейскому ведомству и имея счастье быть лично известным Вашему превосходительству и Его сиятельству Наместнику на Кавказе за верноподданного, а не гнусного революционера, к борьбе с которыми я направлял и направляю свои силы, я считаю себя названием «революционер» оскорбленным как чиновник и верноподданный Его величества, а бранным словом «нахал» оскорблен как лицо привилегированного сословия. Но свято помня долг присяги, не имею возможности ответить на оскорбления полицмейстера есаула Захарова, поставившего меня ниже звания чиновника и человеческого достоинства, ничем не запятнанного».

На следующий день к начальнику области явился полицмейстер с рапортом, в котором излагались прямо противоположные факты. В нем Захаров поливал грязью начальника сыскного отделения и просил «об устранении его от занимаемой должности теперь же, ибо совместное служение с таким упрямцем (а что это так, свидетельствуют мои личные доклады и письменные донесения) положительно рискованно: он, Пришельцев, может вызвать на личную расправу». Пришлось Бабычу в очередной раз улаживать конфликт, ибо ситуация сложилась настолько взрывоопасной, что достаточно было поднести не зажженную спичку к бочке с порохом и та бы взорвалась. И полицмейстер такую спичку отыскал…

В начале сентября Захарову стало известно, что, несмотря на запрет начальника области, «группа армян» в знак благодарности за арест убийц семьи Саркисовых «поднесла» начальнику сыскного отделения золотой портсигар, стоимостью 300 рублей, с гравировкой: «А.П. Пришельцеву от друзей гор. Екатеринодара». Он немедленно приказал приставу 1-й части города Николаю Трофимовичу Персиянову произвести «дознание по делу о сборе пожертвований на подарок начальнику Екатеринодарского сыскного отделения Пришельцеву». Во исполнение приказа, пристав 11 сентября вызвал в управление 1-й полицейской части армян, припугнул их и, в конечном счете, получил от них следующие показания.

Екатеринодарский купец 1-й гильдии Арам Мартынович Никогосов, проживавший на углу Красной и Карасунской улиц, пояснил: «В конце августа сего года я встретился на Красной улице с местным купцом Григорием Сахав. Он сказал мне, что был сегодня у начальника области и просил разрешения для сбора пожертвований на покупку подарка – золотого портсигара – местному начальнику сыскного отделения Пришельцеву за открытие им преступников по делу об убийстве семьи Саркисовых. Его превосходительство официального разрешения на это не дал и сказал, что если кто этому сочувствует, то это их дело. После этого Сахав предложил взять на себя миссию по сбору этих пожертвований, на что я согласился. Спустя дней десять после этого разговора ко мне в магазин приехал Каспар Сариев, который, напомнив мне о сборе пожертвований, предложил свои услуги помочь в этом. На это предложение я согласился, и мы с ним собрали у разных лиц 170 рублей. До окончания сбора пожертвований Сахав и Сариев через магазин Горчакова[5] выписали золотой портсигар в 300 рублей. Деньги за него не платили, так как всей этой суммы не собрали. Из собранных денег 145 рублей находилось у меня, а 25 рублей у Сариева. Помимо Сахав, меня просили о сборе пожертвований и другие лица от имени сочувствующих этому делу».

Мещанин Нахичевани-на-Дону Каспар Борисович Сариев, проживавший в гостинице Губкиной «Гранд-Отель» по Гимназической улице, пояснил: «При встрече с Пришельцевым, последний шутя, узнав, что армяне по собственной инициативе хотят преподнести ему в подарок золотой портсигар, сказал: "Где же ваш портсигар?" Действительно, с Никогосовым я собирал деньги. Всё собранное находится у Никогосова, за исключением 25 рублей, которые я отдал в задаток в магазине Горчакова. Портсигар этот хотели от имени сочувствующих армян преподнести Пришельцеву».

Житель селения Кузнут Нахичеванского уезда Эриванской губернии Христофор Иванович Мовсесов, проживавший по Бурсаковской улице в гостинице «Нью-Йорк», пояснил: «Около 15 дней тому назад ко мне в гостиницу явились Никогосов и Сариев, которые объяснили, что они собирают деньги на подарок Пришельцеву за открытие убийц семьи Саркисовых. Поэтому предложили мне дать сколько-нибудь денег. Я сначала отказался, но потом Никогосов сказал мне: "Дай, тебе лучше будет". После этого я дал 5 рублей. Больше по делу ничего не знаю».

Екатеринодарский купец Григорий Степанович Сахав, проживавший на Красной улице, пояснил: «Никакого разрешения для сбора пожертвований мне Его превосходительство начальник области не давал и лично я этих сборов не делал. Знаю лишь то, что Сариев и Никогосов у разных лиц собрали до 300 рублей и на эти деньги через магазин Горчакова выписали золотой портсигар, который передали Пришельцеву. Всего сдали деньги 15 человек».

Подозреваем, что купец Сахав слукавил и всей правды приставу Персиянову не рассказал. Будучи хозяином магазина обуви и шляп на Красной улице, № 46, он был широко известен в городе и достаточно богат. И вовсе не случайно в 1914 году, по случаю приезда в Екатеринодар государя императора Николая II, начальник Кубанской области Бабыч одолжил у Сахав автомобиль для участия в кортеже во время поездок императора по городу в различные учреждения. Не исключено, что начальник области на официальном уровне не разрешил ему дарить портсигар Пришельцеву, но по-свойски, исключительно в знак благодарности за раскрытие чудовищного преступления, дал понять, что не против такого жеста от армянской диаспоры. Собственно, это и подтверждается показаниями купца Никогосова.

Как бы то ни было, 28 сентября полицмейстер Захаров направил свой рапорт начальнику области: «При сем представляю на благоусмотрение Вашего превосходительства дознание, коим установлено, что начальник сыскного отделения Пришельцев позволил себе принять в дар, приобретенный на средства, собранные среди армянского населения, золотой портсигар стоимостью 300 рублей за успешные розыски злоумышленников по делу убийства семьи Саркисовых. Судя по свидетельским показаниям Сариева и Мовсесова, в деле этом имеются признаки на состав преступления, предусмотренного статьей 372 и пунктом 2 статьи 377 Уложения о наказаниях».

Иными словами, полицмейстер усматривал в действиях начальника сыскного отделения взяточничество и вымогательство взятки, по тогдашней терминологии – мздоимство и лихоимство. Статья 372 гласила: «Если чиновник или иное лицо, состоящее на службе государственной или общественной, по делу или действию, касающемуся до обязанностей его по службе, примет, хотя и без всякого в чем-либо нарушения сих обязанностей, подарок, состоящий в деньгах, вещах или в чем бы то ни было ином, или же, получив оный и без изъявления предварительного на то согласия, не возвратит его немедленно и во всяком случае не позднее как через три дня, то за сие, в случае, если подарок принят или получен уже после исполнения того, за что оный был предназначен, принявший его подвергается: денежному взысканию не свыше двойной цены подарка; когда ж оный принят или получен прежде, то, сверх того же денежного взыскания, и отрешению от должности». А пункт 2 статьи 377 определял: «Высшей степенью лихоимства почитается вымогательство. Под сим разумеется всякое требование подарков, или же неустановленной законом платы, или ссуды, или же каких-либо услуг, прибылей или иных выгод по касающемуся до службы или должности виновного в том лица делу или действию, под каким бы то ни было видом или предлогом». Санкция нормы предусматривала от «ссылки на житье в Сибирь» до «поселения в отдаленнейших местах Сибири».

Итак, стараниями Захарова дальнейшая служебная перспектива Пришельцева вырисовывалась нелицеприятная: как говаривал Пушкин, «дохнул осенний хлад – дорога промерзает» по пути в Сибирь. Но мудрый Бабыч, прекрасно понимая всю подоплеку этого инцидента, не нашел в действиях начальника сыскного отделения корыстного лихоимства и спустил дело на тормоза. А потом события приняли и вовсе любопытный поворот. Всем было известно, что Захарову давно уже хотелось повышения в чинах, ибо засиделся в есаулах (армейских капитанах). Поэтому Бабыч особо и не возражал, когда тот подал рапорт о переводе в Карс полицмейстером: с глаз долой – из сердца вон! 17 мая 1911 года последовал приказ Наместника на Кавказе о назначении Захарова на указанную должность, и 1 июня тот был исключен из списка чинов Кубанской области, а потом переименован в капитаны с зачислением по армейской пехоте. Года не прошло, как Высочайшим приказом по военному ведомству от 26 августа 1912 года Захаров был произведен в подполковники, и радости его не было предела!

…Сыскное отделение вздохнуло с облегчением, когда Захаров убыл из Екатеринодара. Назначенный 18 августа 1911 года полицмейстером Екатеринодара войсковой старшина Дмитрий Иванович Ходкевич до того управлял хозяйственной частью в Кубанском Мариинском женском институте, а потому в делах полицейских мало что смыслил и помехой Пришельцеву в его розысках не стал, да и сам туда особо не лез, сосредоточившись на составлении справок и отчетов по городской полиции. Александр Петрович же сотоварищи, развязав руки и при полной поддержке прокуратуры и областного начальства, приступил к противоборству с новой бандой, получившей незамысловатое название «факельщики», ибо не чужды ей были появления с театральным эффектом на места совершения разбойных нападений.

Первое проявление «факельщиков» в Кубанской области случилось еще в ночь на 10 января 1909 года в станице Новорождественской, когда члены банды, подобно мрачным всадникам Апокалипсиса, с зажженными факелами напали на хутор братьев-казаков Яковенковых и, стреляя из револьверов, проникли в дом, где потребовали денег. Получив отказ, бандиты связали хозяев и принялись обыскивать дом. Обнаружив 4715 рублей и ружье, злоумышленники, забрав деньги и оружие, скрылись по команде своего главаря.

В ночь на 18 января «факельщики» напали на хутор Семена Ветра в юрте станицы Раздольной. Хозяин закрылся в хате и стал палить оттуда из ружья по бандитам, те ответили револьверным огнем. Перестрелка продолжалась не долго: поняв, что проникнуть в хату им не удастся, бандиты факелами подожгли ее, сарай и конюшню с лошадьми, после чего скрылись. Хозяин хутора чудом уцелел, но остался на пепелище. В результате нападения ему был причинен ущерб на две тысячи рублей.

В ночь на 6 марта на Новых садах в Екатеринодаре «факельщики» в привычной уже манере напали на дом Матвея Глебовича Чернышенко по 1-й Угловой улице, № 6. После совершения разбоя, завладев имуществом хозяина, бандиты испарились.

Спустя три дня, в ночь на 9 марта в 3-й части Екатеринодара на Садах за Кругликом пятеро бандитов в масках, с револьверами и факелами в руках, напали на дом Акилины Севериновны Поповой по Восточной улице, № 2. С криками «стой, ни с места!» четверо бандитов ворвались в дом (еще один остался снаружи), связали хозяйку и ее работников, после чего забрали два шелковых платья, револьвер, пиджак и деньги. Сразу после этого бандиты совершили аналогичное нападение на близстоящий дом Даниила Ивановича Дуброва. Там они забрали 25 рублей, два золотых обручальных кольца, часы и ружье, после чего сгинули. Затем за городским кладбищем Екатеринодара «факельщики» напали и ограбили Гейнора Чурбоджиева и Николая Порначева, а через несколько дней напали на садоводов, ехавших из станицы Новотитаровской на базар.

В ночь на 18 июня в той же в 3-й части Екатеринодара на Новороссийской улице, неподалеку от маслобойного завода Ивана Аваковича Аведова, бандиты вновь совершили дерзкое вооруженное нападение, на сей раз на домовладение Николая Егоровича Хорошилова. В половине первого часа ночи, когда все спали, жена хозяина Феодора Потаповна Хорошилова услышала раздававшийся во дворе стук. Полагая, что в дверь стучится спавший во дворе их работник Михаил Лукавый, она подошла к двери и отперла ее. К своему ужасу она увидела, что перед ней стоят трое неизвестных громилы в масках с горящими факелами в руках. Сообразив в чем дело, Хорошилова попыталась закрыть дверь, при этом закричала, чтобы разбудить свою дочь и домашнюю прислугу, 16-летнюю девицу Анну Потомахину, которые спали в одной комнате с хозяйкой, а также мужа. На крики о помощи спящие подскочили и общими усилиями налегли на дверь, намереваясь не позволить злоумышленникам ворваться в дом, но эта попытка оказалась тщетной. Разбойники сломали дверь и заскочили в дом: двое из них с револьверами ворвались внутрь, а третий, тоже с револьвером, остался у дверей. С целью напугать несчастных жильцов один из них выстрелил, и пуля угодила в левую руку Анне Потомахиной, ниже плеча, и прошла навылет. Феодора Потаповна бросилась к окну, чтобы позвать на помощь соседей, но тотчас была ранена в спину вторым выстрелом и упала, обливаясь кровью. Злодеи стали спрашивать у нее, где хранятся деньги, угрожая убить. Страдая от боли, Хорошилова показала на киот за образами. Разбойники разбили киот с иконой и вытащили оттуда 235 рублей, а затем подступили к стоящему в комнате сундуку. Не имея возможности открыть его, они сломали замок и забрали все деньги, вырученные от продажи молока, а также серьги и брошь стоимостью 15 рублей, а всего – на 415 рублей. В этом время Хорошилова, истекая кровью, взмолилась, чтобы ее подняли с пола и оказали помощь. Однако злодеи взяли из сундука простыню, скрутили ее, накинули на шею раненой и принялись душить, но до конца не довели свое гнусное дело. Приказав всем жертвам не выходить до утра из дома, они покинули место преступления. Утром Хорошилову и Потомахину отправили в городскую больницу, где выяснилось, что у первой весьма серьезное ранение: предположительно пуля застряла в позвоночнике. По подозрению в соучастии в нападении сыскным отделением был задержан хозяйский работник Михаил Лукавый, который дал показания, что, хотя и спал во дворе, но никакого шума не слышал.

Екатеринодарские сыщики приступили к розыску банды «факельщиков» 15 июня, и уже через десять дней в Екатеринодаре на постоялом дворе «Петербургских номеров» у Старого базара задержали трех членов банды: казака Ивана Белика (ранее был выслан из пределов Кубанской области как профессиональный вор, но вернулся в город и проживал нелегально), мещанина Григория Балашова и крестьянку Анну Ананкину. При обыске в их дрогах обнаружили два заряженных револьвера «Смит и Вессон», 54 патрона к ним, тряпки с прорезями для глаз, служившие им масками, со следами крови, а также окровавленный платок и кинжал. В ходе дознания все трое были опознаны потерпевшими садоводами из Новотитаровской.

Сразу же после назначения 3 сентября начальником сыскного отделения, Пришельцев возглавил розыск остальных членов банды и их главаря. Совместно с полицейским надзирателями Коржом и Жуковским, и городовым Компанец были задержаны предводитель «факельщиков» Бубырь-Бухановский и еще шесть бандитов. Только 15 сентября 1911 года розыск был завершен: установлено, что «факельщики» совершили 10 разбоев и 22 грабежа в Екатеринодаре, по Кубанской области и даже под Ростовом, в результате которых пять потерпевших были убиты. Из 11 членов банды – 9 было арестовано и предстали перед судом: восьмерых по приговору суда повесили, а еще один был казнен несколько раньше, за участие еще и в другой банде.

В ту пору екатеринодарским сыщикам скучать без дела не приходилось: кражи, грабежи, разбои и убийства в городе шли своим чередом. Вечером 13 февраля 1910 года на Елизаветинской улице был обнаружен труп Власа Вильховченко с размозженной головой. За дело взялось сыскное отделение во главе с Пришельцевым и в ходе дознания сыщики выяснили все подробности этого тяжкого преступления.

…Слесарь чугунно-литейной мастерской Сушкина некий Леонтий Мотченко, 23 лет от роду, как-то раз, гуляя в Городском саду, познакомился с Софьей Кутовой и без памяти в нее влюбился. Родители девушки, прознав о состоявшемся знакомстве и предположив, что их дочь выйдет замуж за Мотченко, у которого не было за душой ни копейки, запретили дочери с ним встречаться. Мотченко был поставлен об этом в известность и, в целях заработать деньги на женитьбу,  поехал в Новороссийск, прихватив своего товарища Власа Вильховченко, проживавшего в Екатеринодаре с родителями на Кузнечной улице в собственном доме. Вскоре Вильховченко засобирался домой и Мотченко попросил его передать Софье Кутовой письмо.

Выполнив просьбу товарища, Вильховченко и сам ненароком влюбился в девушку, принялся за ней ухаживать и, в конце концов, предложил ей руку и сердце. Мало того, родители Софьи с радостью дали свое согласие, думая хорошо пристроить свою дочь, ибо, по их мнению, Влас представлял хорошую партию, в отличие от голодранца Леонтия. Не откладывая дело в долгий ящик, молодые обручились и назначили день свадьбы. Слух об этом быстро дошел до Новороссийска и Мотченко сорвался в Екатеринодар. Здесь он встретился с Вильховченко и тот покаялся, дескать, был грех, влюбился в твою Софью и скоро у нас свадьба. Мотченко погрустил-погрустил, да и предложил себя на роль шафера на свадьбе. Однако Вильховченко наотрез отказал приятелю в просьбе, разъяснив, что в виду слухов, что за Софьей раньше ухаживал Мотченко, он не только не возьмет его шафером, но и просит вообще не появляться на их свадьбе, дабы избежать пересудов и кривотолков. Естественно, Мотченко затаил обиду и решил отомстить своему теперь уже бывшему товарищу. С этой целью он уговорил известного в Екатеринодаре хулигана Никиту Редько покончить с Вильховченко и тот от безделья согласился.

13 февраля Мотченко и Редько встретили на Елизаветинской улице прогуливавшихся Вильховченко и Кутовую. Поздоровавшись со своим бывшим товарищем, Мотченко задержал его руку в своей, и стал разговаривать с ним. В этот момент Редько сзади нанес удар шкворнем Вильховченко по голове и убил его наповал. Кутовая убежала домой, а оба преступника на время залегли в притоне. Производя дознание, сыщики допросили Кутовую, но та долгое время отрицала свою осведомленность о том, кто убил ее жениха, тем самым дав возможность Мотченко и Редько скрыться из города. И только после предъявления ей доказательств о ее нахождения на месте во время убийства, полученных из агентурных источников, та дала признательные показания. На время ее упрятали в Екатеринодарскую областную тюрьму, основания на то имелись.

В ходе розыска убийц Пришельцевым была получена конфиденциальная информация, что Мотченко вернулся в Екатеринодар, чтобы каким-либо способом выручить Софью, и время от времени отирается возле тюрьмы на Дубинке. Там его и взяли. В ходе следствия выяснилось, что Мотченко, помимо убийства, давно разыскивается по политическому делу: в свое время он принадлежал к партии анархистов-коммунистов, участвовал в экспроприациях и был близким товарищем известного всему Екатеринодару Александра Морозова, застрелившего правителя канцелярии начальника Кубанской области С.В. Руденко, а впоследствии покончившего жизнь самоубийством во время перестрелки с чинами полиции. Когда Мотченко доставили в сыскное отделение для формальных криминалистических действий (дактилоскопия, фотографирование и т.п.), он заявил Пришельцеву, что его «немного опоздали арестовать, так как он находится в последнем градусе чахотки, полученной им от беспорядочного образа жизни, заставившего его скрываться от судебного процесса над анархистами-коммунистами». По некоторым сведениям, вскоре, не дожив до 24 лет, Леонтий Мотченко умер в тюрьме.

Надо сказать, Пришельцев отличался не только умением раскрывать  убийства и другие особо тяжкие преступления. Вот характерный пример. 14 мая 1910 года владелец Екатеринодарской технической конторы господин Галь в числе прочей корреспонденции получил письмо, в котором указывалось, что во вторник 18 мая он должен передать 5000 рублей одному из его служащих Карлу Карскому. Это письмо было напечатано на пишущей машинке и подписано: «Союз Р.Н.». Ознакомившись с ним, Галь тут же отправился в сыскное отделение и предъявил письмо Пришельцеву. Тот принял решение отправить в контору Галя двух сыщиков-городовых, которые предупредили бы нападение вымогателей и задержали их. А владельцу конторы было предложено подготовить указанную денежную сумму для передачи злодеям.

В технической конторе сыщики просидели сутки, но никто за деньгами не явился. На следующий день Галь вновь получил письмо за подписью «Союз Р.Н.», в котором говорилось, что, несмотря на то, что Галь сообщил полиции, и та устроила засаду, он все равно должен отдать указанную сумму денег, о чем его и предупреждают. Галь опять отнес письмо Пришельцеву, который высказал предположение, что это дело рук служащих его конторы. Галь категорически воспротивился подобной версии и заявил, что среди его служащих нет таких, кого можно было бы заподозрить в чем-либо предосудительном. А на следующий день он выехал из Екатеринодара по делам службы.

20 мая в Волжско-Камский коммерческий банк, размещавшийся на Красной улице на втором этаже дома купца Бейма, явился подозрительного вида  субъект и предъявил чек, подписанный Галем, на получение 5020 рублей. Кассир банка, обратив внимание на внешность посетителя, обнаружил, что тот загримирован, причем, весьма неудачно. В виду этого, кассир отказался выдать деньги и о случившемся доложил бухгалтеру и помощнику управляющего банком, а загримированный посетитель, между тем, успел улизнуть. На другой день в банк явился посетитель, представился служащим конторы Галя Карлом Карским и заявил, что в отсутствие хозяина он получил письмо, где говорится, что в контору ворвались злоумышленники и взяли оттуда чек, по которому надеялись получить в банке деньги, но благодаря случайности сделать этого им не удалось. После этого Карский попросил не выдавать деньги, если с этим чеком кто-либо явится в банк. После этого Карский отправился в сыскное отделение, где передал это письмо с подписью «Союз Р.Н.» Пришельцеву.

Вернувшийся из поездки Галь был вызван в сыскное отделение, где его начальник вновь попросил назвать лиц, на которых могло бы падать подозрения владельца конторы. Однако тот опять заявил, что таких служащих у него нет. Однако проведенным розыском было установлено, что все «вымогательные» письма напечатал Карл Карский и он же, загримировавшись, приходил в банк для получения 5020 рублей. В ходе обыска в его квартире была обнаружена пишущая машина «Гоммонд» и при сличении текстов писем, было установлено, что все они напечатаны на данной машине.

Доставленный на Посполитакинскую, № 67 в сыскное отделение, Карский пытался застрелиться из имевшегося при нем револьвера, однако сыщики упредили его желание. В ходе дознания выяснилось, что Карл Карский, помимо работы в конторе Галя, являлся фактически редактором «Театрального листка» (вышло четыре номера), имел жену, двух сыновей 17-ти и 14-ти лет и крайне нуждался в деньгах. Препровожденный из сыскного отделения в полицейское управление на углу Дмитриевской и Борзиковской улиц, Карский завел по дороге разговор с сопровождавшими его двумя сыщиками-городовыми и, между прочим, спросил, что они будут делать, если он сейчас попытается от них сбежать. Те ответили, что будут без раздумий стрелять в него наповал. Для острастки они надавали ему затрещин и, не будучи склонными к шуткам, взяв его под руки, доставили в кордегардию полиции, а судебный следователь приступил к расследованию вымогательства.  Вероятно, Карл Карский упустил из виду, что подобный вид преступлений, с использованием «вымогательных» писем от всевозможных союзов, партий и прочих антиправительственных формаций, был окончательно ликвидирован начальником Екатеринодарского охранного пункта полковником Ф.А. Засыпкиным еще к осени 1909 года...

В конце мая 1910 года Пришельцев раскрыл преступление, из числа нераскрытых убийств прошлых лет, когда еще не было учреждено в Екатеринодаре сыскное отделение. Случилось эта странная история 13 ноября 1907 года: при крайне загадочных обстоятельствах был убит 55-летний Сергей Чалабов, владелец постоялого двора на Бурсаковской улице, № 120.

За несколько минут перед смертью Чалабов сидел у ворот своего заведения и беседовал с дворником по поводу разных хозяйственных дел. Потом, показав одному из приехавших постояльцев, где оставить на ночь лошадь, он отправился в помещение постоялого двора. Вскоре оттуда выбежал испуганный постоялец Поздняков и сообщил дворнику, все еще стоявшему у ворот, что с хозяином случилось что-то неладное: то ли он пьян, то ли умер, поскольку лежит на полу и не подает признаков жизни.

Дворник не поверил словам Позднякова: несколько минут назад он разговаривал с вполне трезвым хозяином и тот не мог так быстро напиться в стельку. Однако пошел в дом глянуть, что там приключилось. Войдя в одну из комнат, он увидел хозяина, лежащего на полу в неестественной позе: в одной руке тот держал кусок колбасы, в другой – ломоть хлеба. Дворник хотел было его поднять, но увидел на рубашке в области груди кровь и послал за полицией. Прибывшая на место происшествия полиция установила, что Чалабов был убит выстрелом из револьвера: пуля прошла сквозь тело навылет и застряла в стене комнаты. Характерно, что никто из постояльцев и обслуги постоялого двора никакого шума и звука выстрела не слышали. А на следующий день на выгоне, за городской скотобойней, был обнаружен труп неизвестного армянина. Вскрытие установило, что смерть наступила от огнестрельного ранения, стреляли из револьвера. Несмотря на принятые полицией меры к розыску убийц и выяснению мотивов убийств, дело осталось не раскрытым и пылилось в полицейском архиве. И тогда за розыск взялся Пришельцев…

Сын владельца постоялого двора Иван Чалабов время от времени стал подумывать о наследстве, которое останется после смерти отца и перейдет к нему и трем его сестрам. Не желая затягивать с получением наследства, достойный сын вступил в преступный сговор с содержателем гостиницы «Черноморское подворье» Никитой Акоповым, предложив убить своего родителя. Акопов запросил очень приличную сумму, и они начали торговаться. В итоге сошлись на 5000 рублях: на эту сумму Чалабов выдал Акопову вексель, рассчитывая выкупить его после получения наследства.

Владелец «Черноморского подворья» весьма энергично принялся за дело. Он договорился со знакомым армянином-киллером, и тот убил Чалабова-отца прямо в его постоялом дворе. Проникнув туда незаметно, убийца выстрелил в него через толстый матрас, взятый с кровати, когда хозяин ужинал, потому звук выстрела никто и не услышал. После исполнения заказа, армянин положил матрас на прежнее место и также незаметно ушел с постоялого двора, когда там поднялась суматоха, смешавшись с толпой постояльцев. А на следующий день Акопов заманил армянина-киллера на выгон и там застрелил его, избавившись от ненужного свидетеля (по современной терминологии – «зачистился»).

Итак, дело было сделано: Чалабанов-сын получил наследство, продал отцовский постоялый двор и через брата своей жены Сергея Назарова постарался выкупить вексель у Акопова. Причем, им овладела неуемная жадность – никак не хотел расставаться с такой большой суммой (напомним, 5000 рублей) и он выторговал у Акопова сумму намного меньшую – 500 рублей за вексель. А потом внезапно, одна за другой, начали умирать его родные сестры-наследницы. Последняя, третья сестра, умерла в мае 1910 года. При этом все сестры перед смертью тяжело и быстротечно болели какой-то неизвестной болезнью. Единственным законным наследником остался Иван Чалабов.

Будучи задержанным, он сознался Пришельцеву в совершенных преступлениях и указал на Акопова как исполнителя убийства отца. Однако привлеченный к дознанию Акопов виновным себя не признал и дал показания, что действительно Иван Чалабов попросил убить своего отца, но он, Акопов, в убийстве участия не принимал. Якобы к убийству причастны двое армян, проживавших в его «Черноморском подворье», приехавших из Сочи после совершения какого-то грабежа. Они подговорили третьего армянина, который и совершил убийство, после чего двое армян его застрелили на выгоне, заметая следы. После передачи дела судебному следователю, вина Ивана Чалабова и Никиты Акопова в совершении преступлений была доказана в полном объеме, и они предстали перед судом…

В июле 1910 года Пришельцев с сыщиками приступил к розыску так называемой банды «степных дьяволов», одной из самых многочисленных и безжалостных на территории Кубанской области в то время. Трудность с установлением ее членов и их задержанием крылась в том, что банда была раздроблена на более мелкие, как сказали бы сейчас, организованные преступные группы со своими вожаками. Достоверно было установлено, что «степные дьяволы» совершили 27 разбойных нападений, в ходе которых убили или ранили 41 человека. В результате розыскных действий по области сыщики во главе с Пришельцевым задержали 75 бандитов, включая 17 лидеров и предводителя банды Филиппа Миханова: 64 активных членов банды были заключены под стражу в тюрьму, а 11 второстепенных членов – переданы под надзор полиции. Чтобы представить степень жестокости бандитов, приведем пример одного из нападений, от которого в то время стыла кровь в жилах у населения Кубани.

В ночь на 14 марта 1911 года «степные дьяволы» напали на хутор немецкой семьи Конрада Гиля в юрте станицы Новолеушковской Ейского отдела. Самого 50-летнего хозяина они сразу пристрелили, а потом устроили допрос его 26-летней замужней дочери Екатерине Кринвальд, с целью выяснить, где спрятаны семейные деньги. Поскольку никаких денег на хуторе не было, она так и ответила бандитам. Тогда на ее глазах душегубы стали пытать членов ее семьи, желая выяснить место хранения денег, и поочередно задушили ее шестилетнюю сестру Макриду Гиль, тридцатилетнего мужа Прокофия Кринвальд, пятилетнего сына Якова, двухлетнего сына Адама, четырехлетнюю дочь Христинию и рожденную три дня назад, еще не крещеную дочь, а также 16-летнего работника на хуторе Якова Мельхер. В конечном счете, не добившись ответа, нелюди задушили и Екатерину Кринвальд, после чего скрылись. В живых чудом осталась жена хозяина Регина Гиль (она успела спрятаться) с 13-летней дочерью Езизаветой, которую бандиты посчитали задушенной.

В ходе розыска по банде «степных дьяволов», сыщики не оставляли без внимания и другие преступления, совершенные в Екатеринодаре. Так, 1 сентября 1910 года на берегу Кубани был обнаружен зверски изрубленный труп некого Алексея Непьющего. По подозрению в убийстве сыскным отделением был задержан некто Кочубей, казак станицы Холмской. На допросе он показал на своего друга, «какого-то кацапа». Сыщики выяснили, что этот «кацап» не кто иной, как бежавший 12 августа из Новороссийской тюрьмы арестант Дмитрий Ефимцев. Начался его розыск и вскоре тот был задержан на хуторе Тихорецком, где проживал по чужому паспорту на имя Лужского мещанина Ивана Бельчинникова. Доставленный в Екатеринодар Ефимцев сознался, что он принимал участие в убийстве Непьющего, пояснив, что преступление совершил по предложению Кочубея, за что получил 25 рублей. В ходе дознания выяснилось, что 25 сентября 1908 года Ефимцев, отбыв наказание два с половиной года в Харьковском исправительном отделении за кражу со взломом из жилого помещения, по освобождению избрал своим местом жительства станицу Баканскую и на другой же день после освобождения был вновь арестован за кражу, опять таки со взломом, и приговорен к одному с половиной году тюрьмы. Отбывал наказание в Новороссийской тюрьме, откуда сбежал и совершил убийство. Ефимцев был передан в распоряжение судебных властей.

30 января 1911 года Пришельцев совместно с Коржом выявил шайку воров-взломщиков, состоящую из 14 человек, из которых 8 активных ее членов были арестованы. Шайка совершила пять краж из домовладений на общую сумму 370 рублей; ко 2 февраля все похищенное было обнаружено и возвращено владельцам. Попутно были установлены шесть «приемщиков краденого», которых также привлекли к уголовной ответственности. Тогда же, в начале февраля, те же сыщики выявили и задержали еще одну шайку воров-взломщиков, состоящую из 10 человек, совершившую также пять краж из домовладений на сумму 1950 рублей. 8 февраля похищенное имущество было изъято и возвращено потерпевшим. А 28 сентября того же года Пришельцев и Корж раскрыли убийство с целью грабежа персидско-подданного Муталиба Халил-оглы, труп которого был обложен дровами и подожжен.

В начале мая 1912 года Пришельцев получил агентурную информацию о готовящемся разбойном нападении на лавку при пекарне Михаила Васильевича Обухова на углу Базовской и Кирпичной улиц в Екатеринодаре. Преступление намеревались совершить трое вооруженных револьверами и кинжалами турецко-подданных из портового города Ризе. Начальник сыскного отделения спланировал операцию по их захвату и привлек к ней не только своих сыщиков (полицейских надзирателей Коржа и Жуковского, городовых Гончарова, Компанец, Вольского и Ляхова), но и чинов городской полиции: помощника пристава 1-й части Григониса и городового Салова, а также городовых 3-й части Кочетова и Зайцева. Затаившись в засаде вокруг помещения пекарни, они принялись ждать. Вечером 5 мая в лавку при пекарне зашли трое: Мамед Кара-Ахмед-оглы (32 года), Мустафа Гасан-оглы (29 лет) и Ахмед Дали-Балта-оглы (19 лет). С криком «руки вверх!» и угрожая револьверами, они потребовали у кассира Ефимова и конторщика Канищева выручку. В это момент Пришельцев подал сигнал к задержанию разбойников, но те успели выскочить на улицу и открыли стрельбу по участникам группы захвата, в результате чего легко ранили прохожего Дмитрия Яковлева. Несмотря на ожесточенное сопротивление, сыщикам удалось задержать всех нападавших живыми. 2 ноября 1912 года разбойники предстали перед Временным военным судом под председательством генерал-майора Шмерлинга, который приговорил всех троих к смертной казни через повешение. 13 ноября того же года Главнокомандующий войсками Кавказского округа граф И.И. Воронцов-Дашков приговор утвердил, но с заменой смертной казни для всех бессрочной каторгой.

Вскоре после операции по захвату разбойников в пекарне Обухова случилось происшествие, которое взволновало екатеринодарцев: 16 мая 1912 года на углу Красной и Соборной улиц начальник Екатеринодарского сыскного отделения Александр Петрович Пришельцев едва не приказал всем долго жить. На него сзади наехал на велосипеде № 312 содержатель мебельного магазина Федор Филиппович Синолицин, который сшиб с ног главного городского сыщика, причем, тот едва не попал под трамвай, с которого только что сошел. Бог миловал: Пришельцев получил только травму в виде ушибов правой руки и левой ноги. Доктор Рудин, осмотревший телесные повреждения, предположил длительное лечение на срок не менее шести недель. Однако сыщик лечился и того дольше: на службу он вышел только 30 июля. Естественно, велосипедиста сразу же заподозрили в умысле – уж больно многим местным бандитам и убийцам Пришельцев перешел дорогу. Некоторое время с Синолициным «поработали» в сыскном отделении, да и отпустили с богом: тот отделался лишь легким испугом, поскольку был виновен только в нарушении правил передвижения на велосипеде по городу. Но свидетельство на право велосипедной езды у него навсегда отобрали, а номерной знак скрутили…

В том году сыскное отделение под руководством Пришельцева плодотворно поработало. Была задержана шайка «подделывателей и сбытчиков фальшивых кредиток 100 и 25 рублей», которыми  они наводнили Кубанскую и Терскую области, а также Ставропольскую губернию. Был установлен и задержан беглый каторжник Шевченко-Шейкин, который разыскивался с 1907 года за убийство полицейского урядника Сухова в Усть-Медведицком округе области Войска Донского, а также задержан член шайки разбойников Осипов за убийство своего приятеля Демидова, из опасения, что тот их сдаст полиции; всего из семи убийств было раскрыто пять. Лично Пришельцев в феврале 1912 года раскрыл прошлогоднюю кражу вещей и денег на сумму 12500 рублей из домовладения Владимира Козловского на углу Крепостной и Посполитакинской улиц, № 8/25. Установив, что кражу совершила прислуга Кубракова, проживавшая с подложным паспортом на имя Мухиной, он вычислил ее местонахождения и лично задержал воровку аж в самой Одессе-маме. Кроме того, Пришельцев раскрыл разбойное нападение 16 августа на бакалейную лавку Джабара Багир-оглы, в ходе которого владелец лавки был убит. Установив участников нападения, начальник сыскного отделения уже 27 августа совместно со своими сыщиками задержал бандитов: Акопова, Оганесянца и Баграмянца.

…Многолетнее противостояние уголовной преступности не могло не сказаться на здоровье Александра Петровича: с каждым годом он чувствовал себя все хуже и хуже. 16 мая 1913 года он прошел медицинское обследование у врача А.В. Лихачева, который выдал свидетельство, что Пришельцев «страдает катаром желудка, эмфиземой легких и общим нервным расстройством. Это требует для поправления своего здоровья продолжительного лечения, с освобождением от служебных занятий». Закончив свои розыскные дела, 27 мая он подал рапорт о предоставлении двухмесячного отпуска «для поправления расшатанного долголетней службой здоровья и излечения тяжкой желудочной болезни», в котором ему не отказали: на время отпуска обязанности начальника сыскного отделения исполнял Корж. После возвращения из отпуска 13 августа, Пришельцев вновь «вступил в исправление своих обязанностей».

И тут на сцене появляется изрядно подзабытый Захаров, а история его взаимоотношений с Пришельцевым делает крутой разворот. Произведенный в августе 1912 года в подполковники, полицмейстер Карса затосковал по Екатеринодару, а здесь и случай подвернулся: аттестуя действующего полицмейстера Екатеринодара Ходкевича в том же году, начальник области Бабыч засвидетельствовал: «Физически здоров, умственно развит слабо. Характера спячего. Полицейскую службу не вполне усвоил». Поскольку тот особых возражений не выказывал, 1 июня 1913 года Ходкевича отправили в Кавказский отдел на спокойную, без особых хлопот, должность помощника тамошнего атамана. Захаров же не преминул Бабычу напомнить о себе из Карса, и 8 октября приказом по Кубанской области он был назначен полицмейстером Екатеринодара, а месяц спустя переименован в войсковые старшины. И, как и всегда, мудрый Бабыч не ошибся…

Вернувшись в Екатеринодар, Захаров сильно изменился: его взгляды на свое место и роль в системе городской полиции стали осознанными, более трезвыми, что ли, – видать, понял суть службы полицейской. Перефразируя героя детских мультфильмов почтальона Печкина, это раньше Захаров был злой, потому что у него на плечах не было подполковничьих погон, а теперь он сразу добреть начал. Не успел вновь назначенный полицмейстер толком окунуться в городские проблемы и вникнуть, как сейчас бы сказали, в состоянии оперативной обстановки в Екатеринодаре, Господь вразумил его на неординарный, вызывающий искреннее уважение, поступок. 27 октября 1913 года Захаров представил Бабычу рапорт, в котором, в частности, указывал: «Доношу Вашему превосходительству, что за четыре года заведывания сыскным отделением вверенной мне городской полиции надворного советника Пришельцева им, кроме выяснения обычных ежедневных городских преступлений, раскрыты не только выдающиеся по городу убийства и разбои, но своей неутомимой розыскной деятельностью Пришельцев очистил значительную часть Кубанской области от наводнивших ее разбойничьих шаек, наводивших ужас на все население своими зверскими убийствами, нередко целых семейств. За это время Пришельцевым ликвидированы по области три разбойничьих шайки». Далее полицмейстер перечислил количество задержанных преступников и совершенных преступлений бандами Полюндры, Бубыря-Бухановского («факельщиками») и «степных дьяволов», после чего перешел к роли начальника уголовного сыска в борьбе с преступностью: «За все время службы Пришельцева в должности начальника сыскного отделения им было задержано преступного мира по городу и области более тысячи человек, из коих значительное число понесло по суду разные наказания, до смертной казни включительно. Задержав такое большое количество преступников, из которых не менее ста человек занимавшихся разбоями, грабежами и убийствами, Пришельцев постоянно рискует быть убитым из мести со стороны оставшихся на свободе товарищей задержанных. В своей деятельности Пришельцев, не отступая от явной опасности для своей жизни, лично принимает участие в задержании выдающихся разбойников, как то было 5 мая 1912 года, когда Пришельцев с явной опасностью для своей жизни, лично задержал напавших на пекарню Обухова в Екатеринодаре трех разбойников-турок, которые при задержании стреляли в Пришельцева… Ходатайствую перед Вашим превосходительством о представлении надворного советника Пришельцева к положенной за его подвиги награде».

Этот рапорт можно воспринимать как некое покаяние Захарова за прошлые подлости в отношении Пришельцева, своеобразное искупление своей вины перед ним. А потом Бабыч направил в вышестоящие инстанции соответствующее представление о награждении и 6 декабря 1913 года Пришельцеву был Всемилостивейше пожалован орден Св. Владимира 4-й степени. Вслед за этим 25 декабря начальник области получил телеграмму от помощника по гражданской части Наместника на Кавказе Николая Леонидовича Петерсона о командировании в Тифлис «по делам службы» начальника сыскного отделения Пришельцева, по распоряжению Наместника графа И.И. Воронцова-Дашкова. Через пять дней, получив прогонные и суточные деньги, Пришельцев отправился в Тифлис. Есть основания полагать, что высшее начальство Кавказского края захотело лично посмотреть на начальника Екатеринодарского сыскное отделения и побеседовать с ним, удостоверившись в его профессионализме, ибо 14 августа 1914 года приказом по Управлению Наместника на Кавказе Пришельцев был назначен полицмейстером Батума! Попрощавшись с Екатеринодаром и прибыв на новое место службы с повышением, Александр Петрович,  по всей видимости, «подсказал» нужную фамилию военному губернатору Батумской области Борису Степановичу Романовскому-Романько и тот 2 октября назначил начальником Батумского сыскного отделения Степана Матвеевича Коржа (давнего коллегу Пришельцева, в том же году он был пожалован орденом Св. Станислава 3-й степени). Скажем прямо – весьма блестящий тандем сыщиков с большой буквы получился!

Сменивший Пришельцева на посту начальника Екатеринодарского сыскного отделения Феофилакт Константинович Колпахчев (в 1908 – 1911 годах заведовал Карским сыскным отделением), ознакомившись с делами местного уголовного сыска, докладывал начальнику области: «До настоящего времени сыск велся при наличности непосредственного знания самим начальником сыскного отделения и его сотрудником Коржом если не всех, то, по крайней мере, трех четвертей всего преступного элемента. Им была известна особая характерность каждого вора, что не трудно достигнуть, если тот хоть раз проходил через их руки. А таких субъектов прошло через их руки в течение четырех-пяти лет очень не мало. Поэтому они, как действительные сыщики, брали с каждого случая к себе в сведение необходимую деталь и, при повторении подобного случая, уже разбрасываться было бы нелогично. В виду этого они не встречали надобности в регистрации преступников и игнорировали ее». В этой констатации можно бы уловить и упрек, однако сам Пришельцев делал упор на агентурную работу, о чем писал: «Все выдающиеся преступления в Екатеринодаре и по области сыскному отделению удалось открыть лишь благодаря имеющимся в моем распоряжении постоянным агентам, получающим определенное ежемесячное вознаграждение. Агентов этих я пригласил, договорившись о содержании на год, и отказавшись от услуг постоянных агентов, я был бы поставлен в невозможность продолжать успешные розыски». Общеизвестно, что и сегодня успехи в раскрытии тяжких преступлений, совершенных в условиях неочевидности, основываются, главным образом, на конфиденциальной информации: так было и всегда будет во всех государствах.

…К моменту назначения Батумским полицмейстером здоровье Александра Петровича было уже изрядно потрепано. 29 января 1916 года приказом № 12 по Кавказскому Наместничеству он был назначен начальником Джеванширского уезда Елисаветпольской губернии (естественно, с меньшим объемом работы), а на следующий год, неожиданно для него, – полицмейстером Елисаветполя. Потом грянула Гражданская война…

Достоверно не известно, где на первоначальном этапе кровавой братоубийственной резни находился Пришельцев, но после занятия Екатеринодара Добровольческой армии он с 1 апреля 1919 года по 1 апреля 1920 года служил рассыльным в Кубанском кооперативном банке. После установления советской власти стал работать с 1 мая 1920 года чернорабочим в Екатеринодарском отделе военного комиссара. В этот период на Кубани шло становление советской милиции, и без «старых» специалистов в милиции было не обойтись. 15 августа 1920 года Александр Петрович назначается младшим помощником начальника уголовного розыска в Кубанско-Черноморском областном отделении следственно-уголовного розыска (в ту пору следователи и сыщики были соединены в одном подразделении милиции) в соответствии с постановлением Президиума ВЦИК от 11 февраля 1919 года, в котором регламентировался порядок приглашения на службу в местные советские учреждения лиц, ранее служивших в полиции, или когда эти лица сами обращаются с ходатайством о приеме их на службу. При этом отмечалось, что вопрос о допуске к службе таких лиц разрешается путем согласования между местными исполкомами и партийными комитетами. Кстати, вместе с Пришельцевым в уголовном розыске служили его бывшие коллеги по Екатеринодарскому сыскному отделению: бывший полицейский надзиратель Павел Семенович Донцов (назначен 21 марта 1913 года вместо Ивана Павловича Жуковского, перешедшего приставом на станцию «Отрадо-Кубанская» Владикавказской железной дороги) и бывшие сыщики-городовые Михаил Ульянович Вольский и Амвросий Иванович Кутья, а также иные чины полиции.

Так и служил Пришельцев до весны 1921 года, делясь богатым практическим опытом с молодыми сыщиками, а поскольку дело свое знал добротно, претензий к нему со стороны новой власти не было. Но случилось событие, которое резко изменило отношение к «бывшим»: в ночь на 17 марта 1921 года Особый отдел 9-й Кубанской Армии раскрыл в Краснодаре подпольную организацию белогвардейцев, «имевшую цель в ближайшие дни провести в городе восстание». Заработал механизм карательных органов советской власти, под подозрение попали и бывшие чины полиции, несмотря на то, что в их личных делах в графе «партийная принадлежность» имелась отметка «сочувствует РКП(б)». 25 апреля председатель Реввоентрибунала при РВС 9-й Кубанской Армии запросил начальника Кубанско-Черноморской областной милиции, «действительно ли допускаются к службе в Рабоче-крестьянской милиции бывшие полицейские?» И тот ответил, что «в данное время действительно состоят на службе в милиции 17 человек, занимавших разные должности, частью в полиции при царизме, и частью в страже[6] при власти белых». Далее начальник областной милиции сослался на постановление Президиума ВЦИК и пояснил: «Все означенные лица состоят на службе в милиции с ведома местных органов власти и местных комячеек, и с ведома уполномоченного Главмилиции на Северном Кавказе, по требованию коего ему с начала организации милиции на Кубани ежемесячно посылались списки на этих лиц. В связи с настоящим моментом мною было запрошено мнение председателя КубЧерчека[7]: как поступить с бывшими полицейскими? В ответ на это поступило требование выслать в Чека именной список с полной характеристикой и биографией тех лиц, которые служили в полиции и страже. Таким образом, дальнейшее разрешение вопроса о бывших чинах полиции зависит от Чека».

Как видим, за дело взялись чекисты и действовали они весьма оперативно. Когда 11 мая Реввоентрибунал запросил областной ЧК о сведениях, относительно бывших полицейских, то ответ пришел незамедлительно. Однако в приложенном списке «бывших» фамилия Пришельцева (единственная!) была зачеркнута. О чем это могло свидетельствовать, остается только догадываться. Общеизвестно, что в ту пору с «бывшими» не церемонились – расстреливали и поодиночке, и целыми группами, оповещая жителей Кубани о данных фактах через газеты. К сожалению, дальнейшая судьба Александра Петровича Пришельцева, блистательного кубанского сыщика, пока остается неизвестной, но вся правда о нем и его делах, полагаем, несколько прояснилась…

При подготовке публикации автором использовались архивные материалы фондов Государственного архива Краснодарского края, периодическая печать Кубанской области и еженедельник «Вестник полиции» за 1911 год.