Самый тяжёлый и лёгкий мой крест

Фокин Александр Алексеевич

Родился в 1966 году в поселке Медногорске Урупского района Ставропольского края (ныне КЧР). Литературовед, поэт. Автор нескольких научных монографий и учебников. Путь в литературе начал 1970-е, но первая публикация стихов датируется 1986 годом. Автор книг «Иосиф Бродский в контексте русской поэтической традиции», «Илья Сургучев: проблемы творчества», «Художественный мир Г.И. Шилина», «Мистические аспекты творчества И.Д. Сургучева». Живёт в Ставрополе.

* * *

Русский язык — ты и есть вся Россия,

Самый тяжёлый и лёгкий мой крест:

Жаркое солнце, глубины морские,

Жажда, что заживо сердце мне ест.

Тайн орфографии скрытны законы,

Не разглядеть их сквозь тысячи линз:

Каждое правило — словно Горгона,

Да и грамматика — призрачный Сфинкс.

Пламя глаголов, сошедших на землю,

Истину вечную сущих имён —

Всё безраздельно, как вечность, приемлю,

Мощью свободы твоей окрылён.

Книжные белые птицы повсюду,

Мраку сиянья их не погасить,

Кто же ещё так лелеять нас будет? —

Всех, кто тебя лишь способен любить!

Хлеб и вода, и духовная сила,

Нет без тебя на земле райских мест.

Русский язык — ты и есть вся Россия,

Богом дарованный праведный крест.

* * *

Каждый день — безусловно, первый

Новый день не последней жизни —

Незабвенный ответ «По вере!»

Всем желаниям и капризам.

Каждый час — приговор на счастье

Неизменное в постоянстве —

Раздирающее на части,

Отрезвляющее пространство.

Каждый миг — жизнь в любви на вдохе

Без отчаянья и прогибов —

Несомненное в суматохе

Повторяемое «Спасибо!»

Памяти Романа Филипова

Разбавляя чернил журналистских пигменты

О сирийцах у плачущих пылью домов,

Крыльев ангельских тихие аплодисменты

Вносят смыслы в газетные столбики слов.

Расписаться успел он на неба рейхстаге,

Разбудив лай и визг джихадистских сирен,

Маяковским ноктюрном любви и отваги

Прогремел над багровою жаждой арен.

Колокольная родина плачем стозвонным

И молитвами всех православных святых

Воспевает птенца из стрижей эскадрона —

Журавля белой стаи из вечно живых.

Мгновенье

Последнее предвечное мгновенье:

Всплеск времени короче трех секунд,

В ладони капель дождевых паденье

И бесконечный сердца контрапункт.

Увидел, будто Лазарь руки греет

Над огоньком свечи. Сомнений нет.

Мгновенье — и причастные уж верят:

Он чудом возвращен на белый свет.

В который раз до дна Грааль осушен,

Проглочен хлеб, размоченный в вине.

Мгновенье — и полночный тайный ужин

Ученикам привиделся во сне.

И вот один. И ждёт. Не поцелуя,

Не римского копья под правый бок

И даже не трехкратных «Аллилуйя»,

Мгновения, которое даст Бог.

Венец и возглас: «Ламма савахфани?»

В ладонях капли жизни запеклись...

Мгновенье — и душа меж облаками

Уже летит маршрутом горним ввысь.

Ежедневное

Хочу всю ночь, устав от суеты

В разменнике веселья и печалей,

Смотреть, как в небеса из темноты

Звезда летит, зажжённая в начале.

Навстречу б ей опять вспорхнуть птенцом

Гнезда любви и непорочной тайны,

Архангелов своих узнать в лицо,

Пожать им крылья вместо рук случайно.

Спросить, не пригласят ли на обед,

Или хотя бы так — на чашку чая,

Послушают ли исповедный бред

Безвременно настигшего отчаянья?

Хочу взлететь, чтоб никого окрест,

А там — давно, мне кажется, всех знаю:

И тех, кому был уготован крест,

И тех, кто возле собирался в стаю.

Пойму, как отделяли тьму и свет,

И почему все звери промолчали,

Когда Адам, нарушивший завет,

Услышал Слово, бывшее в начале.

Хочу уснуть, устав от суеты

И беспринципных возгласов о тайне,

И видеть не земные эти сны,

А те, что раз и навсегда случайны.

Юпитер

На чудесной звезде Юпитер

Нет ни жизни, ни вечной смерти,

Там приходит на ум лишь свитер

Из нежнейшей овечьей шерсти.

Бродят сказочные гиганты

На просторах звезды Юпитер,

Как несчастные эмигранты,

Что не помнят ни нот, ни литер.

На бездушной звезде Юпитер

О любви не услышать песен,

Только жаждой земных открытий

Мир Юпитера интересен.

На Юпитере нет свободы,

Сети офисов на орбите,

С понедельника до субботы

Ощущенье, что сам — Юпитер.

На далёкой звезде Юпитер

Солнца жар холоднее снега...

Ах, Юпитер, наденьте свитер,

И вкусите вина и хлеба!

Песня Песней

Наступишь иногда на горло песне,

Стоишь и ждёшь, пока не захрипит,

Отпустишь — и без пошлости и лести

Она, что птица, в небеса летит.

Парит, звенит... И эта бесконечность

Заманчивей любого бытия...

Определённо, в этой песне — вечность,

Ничья как будто, да и не моя.

Возьмёшь куплет, снесёшь на пирамиду,

На самый верх, где пыль былых времён,

И рад уже тому, что Парменидом

Критерий сантиментов отменён.

А песня по ступеням многолетий

То вниз, то вверх — какая есть — звучит,

И, несмотря на груз тысячелетий,

Поэта сердце в унисон стучит.

* * *

Кому-то открывалось в Покрова

Осеннее очей очарованье,

Кому-то слышались и виделись слова

Межзвёздного земного мирозданья;

Кому-то Рождества пустынный джаз

Играл, как заведённый, ежегодно,

Кому-то белый Духов день не раз

Сиренью душной зацветал свободно;

Кому-то на Крещенье пятачок

Бросали девушки орлом и решкой,

Кому-то на Купалу светлячок

Зажёг огарочек свечи в окошке;

Кому-то ласточка несла весну

И Пасху, и грозу к началу мая,

Кому-то новогоднюю сосну

Украсил ангел, крылья усмиряя;

Кому-то плакался февраль навзрыд,

Посверкивая пёрышком железным,

Кому-то платьев ситцевых гранит

Казался странным, но не бесполезным;

Кому-то петь, кормя бездомных псов,

И съеденным быть приручённой сворой,

Кому-то век не наблюдать часов,

Но прострелить висок, когда за сорок;

Кому-то яблоко своё сорвать,

Вписавшись в Бытие одною строчкой…

Привидится ж такое! Но сперва

Я жутко начитался этой ночью.

* * *

Тьма коротка, а дни необозримы,

И новый так и просится прожить…

Проходят быстро осени и зимы,

Чтоб мы весной учились дорожить.

Жизнь — одуванчик: золотой и белый.

Смешны его седые семена,

Но ведь без них не станет загорелой

И самая далёкая весна.

Цветы весны — земные херувимы —

Над каждым стеблем вспыхивает нимб,

Их крылья — как всегда неуловимы,

А лики — только в памяти храним.

* * *

За мгновение — слава Богу!

Больше чувствовать не хочу

И высказывать зря тревогу

Ни психологу, ни врачу,

И предлогов искать напрасных,

Чтоб куда-то купить билет —

Так достаточно, и прекрасно

Даже то, чего рядом нет.

Счастье валится бестолково,

Светит солнце, течёт вода,

Привыкаю к вечному в новом,

Остальное всё — ерунда.

Ответ

Скажу,

что слов могучих

в мире много,

И все они —

что парус кораблю...

Лишь в двух из них

мы слышим

голос Бога,

Он —

слышит наш:

Прощаю

и

Люблю.

Илл.: И.И. Шишкин. Пшеничное поле

Теги: поэзия

28.05.2020

Статьи по теме