Юлия Сергиевская

Юрий Иванович Селезнев. Человек настолько глубокий, сильный, который столько дал литературе, но почему-то нынче его видят и знают только как критика, изучавшего Достоевского (и хорошо, если еще знают), поэтому в этой статье я хочу уйти от Федора Михайловича и перейти к другим авторам, работам и мыслям Селезнева. Они очень важны, где-то просто гениальны, остается только согласно кивать головой и подписываться под каждой фразой.

В первую очередь я бы хотела затронуть отношение Юрия Ивановича к истории. Он очень точно, может быть даже пророчески (статья ведь вышла в 1976 году) говорит в своей работе «Мифы и истины»: «Один из характернейших признаков культуры нашего времени – все возрастающая историчность мышления, которая проявляется, в частности, и в повышенном интересе к познанию наследия прошлого»[1]. Эта мысль для понимания нами Селезнева важна, так как это обрисовывает не только его отношение к истории, но и подход к созданию материала. Критик выстраивает свои выводы и аргументы на очень глубоком и тонком историческом причинно-следственном уровне.

Не раз в своих работах он цитирует самых различных классиков 19 века, это сделано не для красоты слова и текста, а в качестве аргументации. Селезнев не тот автор, кто будет просто вбрасывать свои выдуманные истины, нет, он их изначально максимально проверит, а потом уже сделает вывод. Также в критических своих статьях он часто упоминает и цитирует работы глубокой старины («Слово о полку Игореве», «Поучение Владимира Мономаха» и др.), так как Селезнев видит связь народа и нашей истории с нашими далекими предками. Он не разделяет периоды нашей истории на периоды совместного сосуществования, Юрий Иванович понимает, что история у всех у нас одна, все, что было до – часть нас самих, чего ни в коем случае нельзя отрицать.

Стоит сказать и о том, как жил и работал Селезнев. Критик очень много трудился, если брался за что-то, то доделывал до конца, проникал в самую глубь и суть вещей. Многим он был похож на любимого им Достоевского, так же работал не переставая, так же бывало сидел за работой до утра. В них обоих было то редкое стремление жить каждую секунду своего существования. Для них заработок был второй или третьей проблемой, они прежде всего творили, творили на благо отечественной литературы.

Николай Бурлаев вспоминает слова Селезнева о своей работе: «Мне осталось прочитать совсем немного, порядка сорока авторов, и я начну писать. Видимо, это произойдет через пару месяцев. Я должен знать все, вплоть до того, какие на мундире Лермонтова были пуговицы во время встречи с Белинским...»[2]. Это полностью и точно описывает критика. Трудно представить, сколько же в целом источников он прочитывал, и что еще интереснее, что он находил такие редкие и при этом ценные книги, о которых многие литературоведы даже не слышали. Стоит упомянуть, что незадолго до своей смерти Юрий Иванович передал часть материала о Лермонтове Бурлаеву, так как тот снимал кино про Михаила Юрьевича, что очень помогло в воссоздании быта поэта.

А вот так с любовью и огромным уважением говорит о Селезневе Виктор Иванович Лихоносов: «Юра очень быстро рос, очень много работал. Он добровольно сгорал, хотя любил жизнь так же, как мои чудесные приятели-москвичи. Но Юра был гораздо жертвеннее. Эта жертвенность и привела его к ранней гибели. И мы часто думали с Сашей Федорченко, его кубанским другом: вот грянули после смерти Селезнева такие исторические события, и он, если бы не погиб где-нибудь под Останкино или у «Белого дома», играл бы одну из самых значительных ролей в патриотическом русском движении. Может быть, возглавил что-то общественное, какое-то издание, журнал... Такова была, очевидно, его природная миссия. Для этого, наверное, родился. Селезнев был настойчив, редкостно последователен в своём призвании, которое он почувствовал ещё в студенческие годы. Юра беспрерывно читал. Он старался везде успевать. Москва его немножко затянула в нехорошую сторону, в суету какую-то, но всё это постепенно преодолелось. И его смерть – потеря огромная! Можно сказать, что это потеря, равная потере Николая Рубцова, Василия Шукшина… Они бы развивались постоянно, росли, не останавливаясь на достигнутом… Что бы написал Шукшин?! Какой это был светлый, нежный, грустный гений! А Рубцов… Селезнёв в эти годы был весь в борьбе. Он написал бы, наверно, о Лермонтове»[3].

Странной была и смерть Юрия Ивановича, споры до сих пор не утихают вокруг нее. Критик уехал в Германию и умер в доме медика, которая почему-то ничего не смогла предпринять для его спасения. Итоговым диагнозом поставили разрыв сердца, но при этом Селезнев не курил, не пил, занимался спортом. Это был слишком крепкий организм, чтобы так односложно уйти из жизни.  

К тому же у Селезнева были проблемы с властью, она не раз создавала препятствия для выпуска его произведений, ведь они говорили правду, а не шли по установленным идеологическим версиям и штампам. Сам критик говорил: «За своего “Достоевского” пришлось выслушать такие наветы, что сердце бы захолохнуло у другого, а сколько анонимок делается! <…> Знаю, не все даром, было, наверное, и что-то дельное; не случайно же книжки жэзээловские сейчас до пены доводят кое-кого, и расправы требуют. И немедленной, – значит, работают. <…> Тратил время – не рабочее: на работе – встречи, мелочи, бумажки, и главное – бумажки, в день отвечаешь на двадцать-тридцать писем, на кучу жалоб, доносов и т.д., а дома, после работы, читал уже рукописи, редактировал, писал письма с советами и просьбами, чтобы еще доработали, чтобы еще прояснить и т.д. И снова на меня – как на дурака… Никогда не ждал, да и не имел никакой благодарности за это, кроме немногих добрых, порой просто обязательных в таких случаях слов, да и не ради них работаешь, не в словах дело: из неприятностей вылезти не рассчитываю – при моей работе и моем характере это и невозможно, угроз уже давно не пугаюсь, обид тоже…»[4].

Но при всем этом Юрий Иванович оставался добрым, участвующим и сопереживающим человеком. Никому он мстить не собирался. Критика его шла по тому чистому пути, который назвали настоящей критикой первые литературные умы 19 века. Они писали о том, что авторов нельзя ругать за ошибки, ведь идеального произведения не существует, а самое сложно – найти хорошее у писателя, особенно если книжка сама по себе не хороша. Ошибки уйдут, а сильные стороны автора не должны быть проигнорированы, иначе он может уйти от них, посчитав их ненужными. Высмеять и найти плохое можно абсолютно везде и все это – не критика, а просто развлечение, настоящая же критика – найти хорошее. И я с этим абсолютно согласна. Но на крайние, безнравственные действия, выводы, ошибки авторов все же стоит обращать внимание. Литература – постоянная конкуренция, и не будь плохих произведений, не было бы и хороших. Все это понимал и Селезнев.

В основном он писал только о хороших авторах, но были случаи, когда другие публицисты настолько неуважительно поступали с нашей историей и литературой, с нашей памятью и классиками, что молчать было бы еще большим злом. Так, например, Селезневым была написана статья «Мифы и истины». В ней критик говорит о книге Олжаса Сулейменова «Аз и Я». Даже в ней Юрий Иванович нашел интересное – заявленный жанр публикации немало заинтересовал его: «Книга Олжаса Сулейменова «Аз и Я» привлекла меня уже самим жанром, который определен в аннотации так: «история глазами поэта», «сплав публицистики с кропотливым анализом лингвиста».

Посвящена она серьезной и интересной проблеме взаимоотношений Руси и половцев, в более широком плане – славянского мира и тюркоязычных народов, в еще более широком – вообще взаимоотношению разных культур, истолкованию их исторического, духовного наследия, то есть проблеме взаимодействия истории и современности. Свою статью Юрий Иванович начинает с пояснения места юмора в жизни русского человека, что он важен, на нем строились наши анекдоты, пословицы, частушки и байки. Это часть нашей культуры, которую ни в коем случае нельзя отрицать, а только гордиться и знать. Но далее идет утверждение, что поле битвы научное должно быть строгим и серьезным, анекдот не должен быть аргументацией своего вывода. В таком случае «культура была бы низведена до уровня смехотворности».  

В самой же книжке Сулейменов превозносит идею скептицизма как идею верную и самую главную, что именно скептицизм двигал общество к прогрессу. Что Пушкин был лицом менее важным и значимым, чем какой-нибудь скептик, ведь Пушкин был патриотом и безоговорочно верил, что Русь была сильным государством со своей литературой и нравами. Также Селезнев замечает, что у Сулейменова быть патриотом – «смертный грех». И все свои доводы автор книжки никак не обосновывает, он просто их вбрасывает как бомбу, а люди всегда вертятся вокруг лжи и «желтизны», им только дай повод усомниться… Такой подход автора к аргументации, конечно же, не нравится Селезневу, который всегда с особой тщательностью подбирает и проверяет каждое свое написанное слово. Юрий Иванович говорит, что может такие мифы и бывают популярны, но это никогда не станет и не будет серьезным и умным чтивом.

 Также в «Аз и Я» выдвинуто мнение, а если быть точнее, то взят не самый популярный и притянутый за уши всевозможными способами миф о том, что Русь обязана своим развитием, своей сильной армией и умелым ведением хозяйства не нашим предкам, не собранному и переданному поколениям опыту, а тюркским племенам. Эти утверждения Селезнев с выводом и достоинством парирует и уничтожает, приводя множество исторических документов в качестве аргументации.

И что самое ужасное – Сулейменов не провозглашает своих тюркских предков, что приходит сразу же в голову, нет, он просто переписывает историю без какой-либо логики. «Но не слава предков и не забота о тюркском наследии движут пером О. Сулейменова. Его, например, совершенно выводит из себя теория А. И. Попова, сущность которой сводится к следующему: большую часть тюркских слов русские заимствовали у тех тюркских народов (торков, берендеев и др.), с которыми Русь давно и мирно жила в системе единого государства, единых интересов. Но такая естественная, «мирная» логика рассуждения почему-то вызывает активное возражение у О. Сулейменова. Концепция одностороннего, монологического по своей природе развития человечества как цепи заимствований «низшими» народами опыта «высших» и даже, если кому повезет, «главного» или «избранного» – внеисторична по сути своей, это – миф. Притом – не первозданный, предшествующий историческому сознанию, но миф «современный», в основе которого лежит нередко сознательный антиисторизм»[5], – рассуждает Селезнев.

Книжка Сулейменова ничем не лучше и не хуже фашистской пропаганды, поэтому для Селезнева это был вызов. В свое время «Аз и Я» неплохо нашумела, но Юрий Иванович смог постоять за уважение нашей истории и одержал очень важную победу.

Какой невероятной ценой досталась ему эта победа. И какое вознаграждение он за это получил? Всяческое восхваление заслуг Олжаса Сулейменова, который писал о том, что наш народ не имеет никакой самобытности и величия.

Недавно, а если быть точнее, 18 мая 2021 года прошел юбилей Олжаса Сулейменова. Наши газеты не забыли упомянуть об этом и в красках зачитать список заслуг «великого» писателя. Вот что пишет об этом Российская газета: «Олжас Омарович, наверное, единственный, кто остался из плеяды шестидесятников. Хотел сказать "последний", но сразу понял, что это слово к нему совершенно не подходит. Он никогда не был последним в той когорте блистательных имен, это признавали Вознесенский, Евтушенко, Рождественский, Окуджава - своими стихами, интервью, посвящениями "вождю кипчаков". Он в той компании всегда находился на особом положении, ни на кого не похожий восточный великан, безоговорочно любимый и навсегда признанный»[6].

И правда, если репутацию великого можно заслужить через осмеяние ценностей целого народа, то орден почета точно достанется Олжасу Сулейменову. В то время, пока Юрий Селезнев горой стоял за наши нравственные идеалы, такие стихотворцы и писаки их старательно разрушали, за что получили искреннее признание. Тогда как настоящие таланты, такие как Юрий Селезнев, остались в стороне, и на сегодняшний день в Российской газете нет ни одной публикации, посвященной празднованию юбилея писателя. Таким образом мы не просто обесцениваем его творчество, мы сводим на «нет» всю его борьбу за наши общие идеалы.

Всегда существовали и будут существовать люди, которые захотят переписать нашу историю, сделать выводы в свою пользу. Их можно понять, таким образом они встают на защиту своих народов. Так почему мы, когда дело касается нашего, стоим в стороне? Молчание и принятие – самое худшее преступление, которое мы можем совершить.

Настоящее признание можно заслужить лишь тогда, когда пишешь о чем-то светлом и хорошем, не имея ничего за душой, как это делал Юрий Селезнев. В его голове будто была цель постоять за репутацию наших классиков, которую советский период нашей страны сильно подпортил и изменил. Он же во многом поменял нравственные идеалы, поставив на трон не жизнь человеческую, а комфорт и заработок. А вот человек, обычный работящий трудяга, перестал быть интересен читателю, все больше его привлекала фантастика и детективчики.

Юрий Иванович хотел показать всем, что русская классика – огромное наше богатство, а человек и его взаимодействие с природой – истинный наш путь. Его работы о Достоевском – выше любых слов и похвал, как и работы о Лихоносове, Шукшине, многих других «деревенских писателях». Но хочу остановиться на работе над произведением Василия Белова «Весна». Мне эта работа очень напомнила по духу своему речь о Пушкине Достоевского. 

Статья под названием «Неведомая сила. Заметки о творчестве В. Белова» для меня стала любимой у Селезнева. Начинает ее он с исторического экскурса и размышления о том, что же такое Нечерноземье. А дальше идут такие слова, которые я не могу не привести: «Эту статью мне хотелось бы адресовать прежде всего молодому читателю, потому что именно от его понимания проблемы Нечерноземья, государственной проблемы, будет зависеть характер ее решения завтра. А если говорить более конкретно, хотелось бы убедить его, молодого читателя, перечитать Василия Белова, человека и писателя, родившегося на этой земле и рожденного этой землей. Почему именно Белова? Попробую объяснить. Конечно, Василий Белов – писатель очень талантливый, но, как бы это сказать, – не современный, что ли… Мне не однажды приходилось слышать подобное мнение от людей молодых, интересных, читающих, любящих литературу. Понимаю, молодости свойственно мечтать о новом, небывалом, и сейчас, когда тебе нужно решить, может быть, самый важный из всех вопросов – как найти самого себя, свое место в жизни, как быть человеком, а не пустоцветом, отыскать верные ориентиры в этом быстро меняющемся, таком сложном мире (в котором, как утверждают некоторые мудрецы из тех, что «все знают», – «все относительно») – такие писатели, как Белов, – все о своей деревне да о старичках, кои о современных проблемах, может, и слыхом не слыхивали… А что может дать такой, пусть и очень талантливый писатель современнику, ищущему молодому человеку?.. А знаете, вы или не читали Белова, или же… Простите, вы не умеете читать»[7].

После идут очень мудрые слова, которые действительно дают пищу для размышлений, Селезнев приводит высказывания Достоевского, Пришвина, что искусство не может быть несовременным, он делает вывод, что современность – всего лишь желание, прихоть, носить ли парики или дреды, но вот искусство вне сегодняшнего, вчерашнего или завтрашнего дня, как и религия. Нельзя ее осовременить, нельзя изменять ее только по причине своего собственного ею неудовольствия. Поэтому Селезнев поставил для себя задачу показать, чем же Белов является в нашей жизни, почему он будет вечен и почему он все-таки современный.

 В статье критик разбирает рассказ «Весна». Юрий Иванович не живет в облаках и мечтах, он прекрасно понимает, почему молодым людям Белов может показаться неинтересным: фабулы нет, конфликтов нет, а современности нужны только динамика и острота. Но «Весна» – просто невероятно глубокое и умное произведение. В ней описывается жизнь в Великую Отечественную войну обычных русских крестьян. Белов детально и искренне точно воссоздает картину деревенского быта: «В избе было тепло, пахло хомутом и просыхающими валенками. На кровати запохрапывала старуха. Иван Тимофеевич зажег лучину и вставил ее в старинный, оплывший нагаром светец: керосина не было с самой почти осени»[8].

Иван Тимофеевич – главный герой рассказа. Он верит в быстрое окончание войны, что его дети приедут домой здоровые и живые. Но два сына почти сразу погибают, война затягивается, скот исхудал, сено и другая пища кончились, но появилась хоть какая-то надежда – последний, третий сын пишет, что немцев уже гонят с земель русских, но вскоре и он погибает, а позже от голода и усталости умирает жена. Еще чуть-чуть и гибнет скот, последнее живое существо подле Ивана Тимофеевича и то убегает и больше не возвращается. И тут Селезнев подмечает, что это произведение о выборе. Нам всегда хочется верить, что он есть, но Белов показывает обратную сторону медали. Иногда в жизни случаются ситуации, при которых мы лишены выбора.

Герой произведения не является общим типом, он живой и уставший, уставший нести эту долю, выпавшую на него. Что остался он в этом мире один, но нет у него злобы на жизнь, потому что даже думать о выборе было не нужно, жили как пришлось. «У Ивана Тимофеевича, по существу, уже нет выбора. Здесь все внешне проще, но вместе с тем и гораздо сложнее, нежели в случаях с так называемым экзистенциальным героем, воплощающим в себе характер и судьбу целого народа. И в этом смысле он уже за пределом возможностей личностного выбора. Но то, что для иного героя – за пределом, для Ивана Тимофеевича не за, а именно на пределе. Кажется, уж не осталось ничего связующего его личность с личностями близких ему людей. Не остается даже самих этих людей (дети, жена). Как частный человек он одинок в этом мире. Но в рассказе нет нигде, ни в одном намеке, претензии героя к миру, нет сознания вины мира перед ним, Иваном Тимофеевичем, за все те утраты, за ту поистине безысходность, в которую ставит его судьба. Нет ни озлобления, ни метания, ни даже ропота»[9], – пишет Селезнев.

Также критик подмечает, что это произведение о горе и великой силе. Горе видно везде, но где же взяться силе? Но ведь не зря же произведение названо «Весна», эта пора ассоциируется с чем-то праздничным и светлым, критик так же говорит, что очень даже символично победу в великой войне мы встретили как раз весной.

В конце рассказа Иван Тимофеевич уже было завязал даже веревку вокруг шеи, но и тут не дали ему осуществить этот выбор. Селезнев пишет, что не осталось у него ничего кроме последнего – долга перед землей, обязанности посеять зерно для будущего поколения. «Для личностей же типа Ивана Тимофеевича существует перво-наперво вопрос об их личной ответственности перед миром. И пока эгоистическое «я» предъявляет только претензии, мало или вовсе не заботясь о своих обязанностях перед миром, Иванам Тимофеевичам просто некогда «дорасти» до претензий к миру. Ибо кто же тогда будет творить будущее, созидать основы жизни? Сознание, лежащее в основе рассказа “Весна” (как, впрочем, и всего творчества Белова в целом), – это осознание центральности народной личности в мире. Ибо только в ее силах нести ту тягу земную, от которой некогда даже Святогор-богатыръ по колена в землю ушел, попытавшись взвалить на себя непосильную ношу. «Надо было жить» Ивана Тимофеевича – не цепляние за жизнь и не бессмысленное животное «надо» существования, пока не «отбросишь копыта», но то центральное «надо», без которого никакая осмысленная жизнь на земле невозможна»[10], – пишет Селезнев. Мне это напомнило Татьяну из «Онегина» Пушкина. У нее точно так же не было выбора, но не потому, что мир плохой, а потому что ее долг и моральные устои не могли даже признать возможность иного выбора. Как же прекрасно об этом сказал Достоевский в своей речи о Пушкине. Так Селезнев и показывает молодому поколению, что надо смотреть не на своего эго и им руководствоваться, а помогать страшим, чтить память и думать об общем будущем, тогда только ты и будешь оправдывать звание человека.

Юрий Иванович Селезнев не исследователь одного лишь Федора Михайловича, он боролся за каждого стоящего человека литературы и за нашу литературу в целом, он отстаивал наше право быть великой нацией, был патриотом и доказывал это на деле. Кто знает, когда еще на Кубани появится такой талант, может никогда более и не появится.

Список использованных источников:

1. Бурляев, Н. «Помянут будешь ты любовью…» / ЛитБук. – URL: https://litbook.ru/article/7312/ (дата обращения: 11.05.2021)
2. Куняев, С. Дело соборное / Родная Кубань. – URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/tvorchestvo-yui-selezneva/tvorchestvo-yui-selezneva_8217.html (дата обращения: 12.05.2021)
3. Куняев, С. За святыни Отечества / Родная Кубань. – URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/literaturovedenie-i-kritika/literaturovedenie-i-kritika_4717.html (дата обращения 12.05.2021)
4. Лихоносов, В. Тонкое счастье сопровождается грустью…» / День Литературы. – URL: https://denliteraturi.ru/article/1981 (дата обращения: 10.05.2021)
Лошиц, Ю. Время Юрия Селезнева / Юрий Лошиц. – URL: http://loshchits.ru/archives/221 (дата обращения 11.05.2021)
5. Селезнев, Ю. Мифы и истины / Родная Кубань. – URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/tvorchestvo-yui-selezneva/tvorchestvo-yui-selezneva_547.html (дата обращения: 11.05.2021)
6. Селезнев, Ю. Неведомая сила. Заметки о творчестве В. Белова / Родная Кубань. – URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/literaturovedenie-i-kritika/literaturovedenie-i-kritika_9767.html (дата обращения: 12.05.2021)
7. Селезнев, Ю. Чтоб и для души было. Перечитывая В. Лихоносова / Родная Кубань. – URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/literaturovedenie-i-kritika/literaturovedenie-i-kritika_9757.html (дата обращения: 11.05.2021)
8. Снегирев, В. Возвысил степь, не унижая горы / Российская газета. ­– URL: https://rg.ru/2021/05/17/sulejmenov-ia-predlagaiu-formulu-puti-universalnuiu-dlia-vsego-chelovechestva.html (дата обращения: 19.05.2021)