В 1976–1980 годах Юрий Иванович Селезнев работал главным редактором серии «ЖЗЛ» (издательство «Молодая гвардия»). Это время выхода книг, свидетельствовавших о значительной смене идеологической парадигмы при публикации книг серии. В это время авторами биографий выдающихся деятелей истории, искусства, литературы становятся «правые» писатели, критики, литературоведы: О.Н. Михайлов – автор жизнеописания «Державин» (1977), Ю.М. Лощиц, выпустивший книги «Гончаров» (1977) и «Дмитрий Донской» (1980), М.П.Лобанов, создавший повествование о великом драматурге «Островский» (1979), И.П. Золотусский, ставший автором научно-художественной биографии «Гоголь» (1979). Эти наиболее известные и популярные издания редактор «Молодой гвардии» горячо защищал от ожесточенной критики со стороны ультрасоветских В.В. Жданова, А.Г. Дементьева и иных коммунистических идеологов от литературы.

Книги, вышедшие при редакторском содействии Ю.И. Селезнева, выдержали несколько переизданий и сегодня являются значимой частью знаменитой серии «ЖЗЛ», поскольку именно они ознаменовали выход русского литературоведения в СССР за рамки советской идеологической парадигмы. При этом у авторов не было, да и не могло быть, революционного стремления «скинуть» всё советское. Скорее наоборот. Всё лучшее советское: патриотизм, традиции серьезной гуманитарной науки, вера в свои силы, желание созидать будущее своей Родины – было ими впитано и вместе с традиционным русским, православным подходом к литературе провозглашено главным при осмыслении классического наследия отечественной словесности.

В поле нашего внимания попал выпускаемый издательством «Молодая гвардия» один раз в три года историко-биографический альманах серии «ЖЗЛ» с традиционным названием «Прометей». Ю.И. Селезнев был составителем его двенадцатого тома, посвященного Л.Н. Толстому и вышедшего в 1980 году (Прометей: Историко-библиографический альманах из серии «Жизнь замечательных людей» / Сост. Ю. Селезнев. – Т. 12. – М.: Молодая гвардия, 1980. – 431 с.).

Чрезвычайно интересен осуществленный редактором подбор авторов альманаха: наряду со статьей глубоко советского М.Б. Храпченко, включены в книгу работы «правых» литературоведов П.В. Палиевского и А.П. Ланщикова. Рядом с публикацией известного специалиста по творчеству Л.Н. Толстого Н.И. Азаровой, размышлявшей о работе писателя над декабристской темой, поставлен материал религиозно настроенной поэтессы и критика Н.А. Павлович об Оптиной пустыни с размышлением о причинах поездок в монастырь известных русских литераторов. В выпущенный том также были включены мемуары С.А. Толстой «Моя жизнь», воспоминания русского религиозного писателя, богослова и педагога С.Н. Дурылина, размышления о повести «Холстомер» и иллюстрациях к ней коннозаводчика Я.И. Бутовича, отрывки из записных книжек М.О. Меньшикова, конспекты лекций М.М. Бахтина о творчестве Л.Н. Толстого и множество других материалов. Уже этот кроткий перечень помещенного в альманахе (а всего в том вошли 28 публикаций) показывает: издание было подготовлено так, чтобы максимально углубиться в биографию и широко представить читателю идейную палитру подходов к творчеству Л.Н. Толстого, а главное – сказать о забытом «возле Толстого».

На наш взгляд, наиболее «острой» и опасной своими последствиями для редактора публикацией были отрывки из записных книжек журналиста и критика Михаила Осиповича Меньшикова (1859–1918), известного в конце XIX – начале ХХ века, талантливого и крайне одиозного, но почти забытого к рубежу 1970-х–1980-х годов.

Личность М.О. Меньшикова интересна уже тем, что он был близок со многими писателями конца классической эпохи: С.Я. Надсоном, Я.П. Полонским, Н.С. Лесковым, А.П. Чеховым, Л.Н. Толстым, К.М. Фофановым и др. А в 1890-е в глазах общественности воспринимался поклонником и даже последователем Льва Николаевича Толстого и его учения о «непротивлении».

В советское время о Меньшикове писали, как правило, упоминая или «держа в уме» ленинские слова: «верный сторожевой пес царской черной сотни». Краткие сведения о публицисте, его неполную переписку с известными литераторами можно обнаружить в вышедших в советское время собраниях сочинений Л.Н.Толстого (М., 1964) А.П. Чехова (М., 1957 и М., 1974–1983), Н.С. Лескова (М., 1984). Однако первой публикацией именно меньшиковского наследия в Советском Союзе – отрывков из его записных книжек как части огромного корпуса текстов – стал материал, помещенный Ю.И. Селезневым в двенадцатом номере «Прометея».

Фрагменты записных книжек публициста о Л.Н. Толстом и встречах с ним подготовили к печати сотрудница ИМЛИ им. Горького (а ранее – старший научный сотрудник Архива Л.Н. Толстого в Государственном музее Л.Н. Толстого) Анна Сергеевна Мелкова (вступительная статья и примечания) и, что особо ценно, дочь публициста Ольга Михайловна Меньшикова с его внуком Михаил Борисович Поспелов (тексты из записных книжек).

А.С. Мелкова в предисловии отметила, что посвятивший около 50 статей Л.Н. Толстому и лично знакомый с ним еще с 1894 года М.О. Меньшиков менял свое отношение к автору «Войны и мира»: до 1902 года был «страстный защитник писателя, а затем столь же страстный обличитель». Изменение позиции публициста, его «принципиальные расхождения» с Толстым исследователь связала с переходом из гайдебуровской «Недели» в суворинское «Новое время» и стремлением ориентироваться «на официальную линию, проводимую этой газетой». Именно это, как указала А.С. Мелкова, вызвало «охлаждение и в их дружеских отношениях», хотя Меньшиков, критикуя Толстого-мыслителя и публициста, «всегда высоко ценил его как художника».

В предисловии к публикации кратко приведена история знакомства Меньшикова с Л.Н. Толстым. Отмечена значительная роль Н.С. Лескова и приятельницы публициста Л.И. Веселитской, способствовавших знакомству. Мелкова указала и на большое количество сохранившихся писем, которыми после знакомства обменивались журналист и писатель, наиболее интенсивно переписываясь в 1895–1900 годах.

Автор предисловия обозначила, почему публикация связана со сделанными Меньшиковым 1896, 1900–1902 годов записками: в них отразилось «лучшее время в его отношениях с Толстым», кроме того, они связаны с конкретными встречами журналиста и писателя. По мнению А.С. Мелковой, записи в книжках Меньшикова существенно дополняют некоторые значимые периоды жизни, уточняют ряд фактов, приведенных в «Летописи жизни и творчества Л.Н. Толстого». Опубликованные в «Прометее» выдержки из записных книжек – документ, не только содержащий малоизвестные факты биографии Толстого, но и раскрывающий некоторые особенности мировоззрения публициста.

Записи 1896 года свидетельствуют о том, что М.О. Меньшиков очень трепетно относился к встречам с Л.Н. Толстым. Публицист фиксировал услышанное в разговоре с писателем, как бы желая ничего не упустить в общении с ним. В записях он отображал проявления мнения Толстого по разным вопросам, но, прежде всего, в отношении нравственности, философии и искусства. Так, в записках отмечено, что Толстой высоко ценил работоспособность Меньшикова-публициста, говорил о силе публицистики и слабости философской мысли Соловьева, выражал неприятие по отношению к церковному таинству причастия и сокрушался о падении нравственности в народе, размышлял о «плачевной ошибке» в философии Шопенгауэра и неверном понимании цели жизни в «Утопии» Мора, критично отзывался о творчестве Г. Сенкевича и возмущался декадентами, ставил выше произведений Пушкина творчество Гоголя и размышлял о языке Некрасова, Щедрина, Достоевского, Лескова. Очевидно, эти суждения писателя становились пищей для размышлений собеседника, а также материалом для создания публицистом новых статей.

В 1896 году в записках Меньшиков не только стремился зафиксировать каждую значимую фразу, запомнить каждую реакцию писателя и, одновременно, осмыслял национальное величие яснополянского старца. Так, после встречи он восторженно и поэтично писал: «Благословенное, милое мне имя человека, которого я истинно люблю за его честнейшую из душ»; «Толстой подобен Волге: явившись в русскую землю, он будет орошать ее целые века, целые поколения будут питаться им и плыть в волнах его духа и вечности».

В записках о встрече с Л.Н. Толстым в 1900 году в Ясной Поляне отражено ещё большее сближение с писателем. Оно заметно и в радостном монологе по поводу приезда гостя, и в лично-доверительном рассказе писателя о своих недомоганиях, и в теплых воспоминаниях Льва Николаевича о брате Николае и И.С. Тургеневе, и в глубоко личном рассказе о «Фанфароновой» горе и «зеленой палочке».

Следующий, 1901 год, – очень сложный для Меньшикова: он вынужден был окончательно покинуть «Неделю» и с апреля начал работу в «Новом времени» А.С. Суворина. В начале июля публицист из сообщения «Нового времени» узнал о серьезной болезни Толстого («…Толстой в безнадежном состоянии») и решил его навестить.

Записки этого года свидетельствуют о дальнейшем сближении с Л.Н. Толстым. Во-первых, публицист подробно рассказывает, как вся семья не желает пускать ко Льву Николаевичу гостя-толстовца Зинченко и благоволит к нему, Меньшикову. Во-вторых, показывает, как Толстой переживает за судьбу своего приятеля-публициста, перешедшего из одного издания в другое: «Ну как ваши дела с “Неделей?” <…> Скажите, вам очень трудно было идти в “Нов<ое> вр<емя>”? <…> Да, да, конечно – главное, надо, чтобы было где работать – я так и понял, что вы хотите быть полезным. Я был уверен, что вам очень неприятно рядом с Сигмой – какая гадина!» В-третьих, Толстой «одобрил» помещенную в «Новом времени» статью публициста об образовании. В-четвертых, Меньшиков в беседе поддерживает ответ Толстого Синоду на постановление об отлучении от Церкви и писатель этим «был растроган». В-пятых Толстой настаивает, чтобы Меньшиков ночевал в Ясной поляне; об этом беспокоится и дочь писателя Мария Львовна («иначе папа будет беспокоиться»). В-шестых, именно в записях 1901 года можно наблюдать наиболее патетическое выражение чувств Меньшикова к Толстому. Рядом с писателем публицист чувствует «истинное воскресение всего хорошего, на что моя природа когда-либо была способна», ему хочется «плакать и любить всех, и молиться, и быть святым», а также «сбросить с себя все дурное». Даже воспоминание о нём «приподымает чрезвычайно».

Для Меньшикова Толстой в 1901 году – воплощение святости, близости к Богу, личность, оживляющая духовное начало. Публицист даже, подобно пророку Елисею, желает, чтобы дух Толстого перешел на него: «Увидел Толстого и опять загорелся огонь какой-то в моей душе. Любовь к нему сердечная, восторг к добру. Очень хочется быть чистым, безупречным и для дела Божия. Прощаясь, он два раза вздохнул глубоко и обдал меня могучим – как из меха – дыханием своим. Я подумал – пусть дух твой войдет в меня. “Дух, который на тебе, пусть будет на мне втройне”, как в Библии. Но, вспоминая себя, знаю, что не гожусь, не достоин. Подними меня!»

Свидание Меньшикова с Толстым в мае 1902 года произошло в Гаспре на крымской даче графини Паниной. Несмотря на то, что в этой записи, как и ранее, есть фразы, типа «рад меня видеть», «рад, что вижу вас в третий раз» (слова Л.Н. Толстого), общее настроение записок об этой встрече печальное. Оно предопределено связанным с болезнью ощущением возможной близкой смерти писателя. Тон повествования, в отличие от предыдущих заметок, несколько сниженный, бытовой: «…А там, в огромной комнате, на кровати под одеялом, лежит больной старик, слабый, как ребенок, дряхлый, стонущий от боли в кишках. Коснеющим языком он говорит все те же старые, вечно свежие, милые для меня мысли»; «Сегодня Л<ьва> Н<иколаевича> видел уже в столовой, сидящим на диване, с ногами, протянутыми на стул, в желтой вязаной фуфайке и в длинных сапогах из сафьяна»; «М<ожет> б<ыть>, он здесь и умрет, в этом раю земном, среди близких родных, среди целой семьи остающихся живых замыслов…»; «Но работе, видимо, конец».

Несмотря на общий нерадостный настрой, Меньшиков, как критик, особое внимание обращает на отклики Толстого о писателях. В беседе Лев Николаевич дает оценки творчеству А.П. Чехова, М. Горького, Скитальца, И.А. Бунина, Дж. Рёскина, В.В. Розанова, К.Д. Бальмонта.

Записки 1902 года свидетельствуют о некотором отдалении публициста от писателя. Меньшиков хотя и внес в книжку монолог Толстого о религиозных исканиях писателя, но не стал вникать в него, отметив: «Я плохо понял и, м<ожет> б<ыть>, не точно записываю». Публицист и ранее, в 1890-е годы, не был последовательным толстовцем (о чем, например, свидетельствует стенографическая запись судебного заседания по делу покушавшегося на жизнь Меньшикова Жеденова, опубликованная в № 24–25 газеты «Неделя» за 1896 год), а с началом работы в «Новом времени» постепенно «правел», становясь журналистом «официального лагеря» (Г.В. Жирков).

Подробно в майских записках 1902 года передан спор с графом о том, кто виноват в упадке жизни и свободы в России. Публицист в духе отечественной западнической и западноевропейской русофобской мысли «настаивал на том, что виноват сам народ, что он – стихия – выдвигает из себя такое правительство, которое находится в соответствии с его природой, что если бы рабство было несносно, народ бы и не снес его, напротив: народ даёт правит<ельству> средства для каких хотите насилий». В пылу спора Меньшиков дошёл до обвинения русского народа в отсутствии «стремления к свету, любознательности, способности» (254) и провозгласил: «Необходимо весь народ призвать к покаянию и внушить, что все виновны».

Толстой с сыном Сергеем Львовичем отчасти соглашались, что виноват народ («в некотором смысле все виноваты»), но больше указывали на вину правительства и обеспеченных классов («мы нем знаем народ», «он в своей массе совершенно чужд правительству», «он невежеств<ен>, темен», «Виноваты мы, обеспеченные, виновато правительство».

А.С. Мелкова, ссылаясь на переписку, отмечает в комментариях, что «расхождение с Толстым в вопросе о народе наметилось еще в 1898 году» в переписке публициста и писателя. Она ссылается на письмо Меньшикова от 13 июня 1898 года, появление которого связано со статьей Толстого «Голод или не голод?» Однако в этом письме есть более глубокая мысль: «…упадок народного духа начинается с богоотступничества, с измены правде, с привычки терпеть зло…»

После спора, помещенного в записках, 21 мая 1902 года, Меньшиков в письме признавался Толстому: «…мне показалось, что я неправ. Обвиняя народ, и без того как бы обвиненный и постоянно казнимый, я как будто перехожу на сторону сильного. <…> Мне нужно некоторое усилие, чтобы перейти к новой точке зрения, но я чувствую, что иду к ней. Это тем легче, что вины тех, кого Вы обвиняете, я никогда не отрицал». В этом же письме Меньшиков благодарит Толстого за разговор и признается: «Верьте, что общение с Вами – самое дорогое, что есть у меня в жизни».

Вскоре после встречи в Гаспре, в ноябре 1902 года, мысль о народе и его судьбе  кристаллизуется в статье Меньшикова «О гробе и колыбели» (1902): «Вера в Бога есть уверенность в высшем благе. Потеря этой веры есть величайшее из несчастий, какое может постигнуть народ».

Описанная нами ситуация – свидетельство изменчивости позиции Меньшикова, его умения признать свою неправоту, услышать чужую аргументацию. Сама по себе изменчивость может восприниматься, как предательство собственных убеждений, измена. Но публицист понимал перемену мнения не как измену самому себе. Об этом подробнее он размышляет в статье «Кого хоронит Россия» (14 авг. 1912 г.), посвященной памяти А.С. Суворина. В ней публицист утверждает, что главная тайна писательского таланта связана с искренностью и непритворностью, но не с постоянством мнения. Поскольку многих великих деятелей обвиняли в «измене убеждениям» (Белинский, Катков, Добролюбов, Герцен), Меньшиков считает: важно отличать измену «не пошлых, а благородных душ». Публицист оставляет для талантливых людей возможность внутреннего роста и изменения: «Вместе с наиболее одаренной частью русского общества Суворин рос в своем государственном и национальном сознании, но эта перемена была не изменой, но органическим ростом». Главное – не быть «рабом партии».

Впоследствии, начиная с 1904 года, Меньшиков во многих статьях резко критикует писателя и, казалось бы, отрицает сказанное в записках. Например, критика звучит в работах «Лев Толстой, Менделеев, Верещагин» (1904), «Два пророка» (1907), «Толстой и власть» (1908), «Фальшь толстовщины» (1912) и др. Появление названных и не названных статей было обусловлено антигосударственной, анархической позицией писателя. Но в глубинном, интимном мире публициста Толстой остается несравнимой ни с чем величиной. Свидетельство этому – письмо Марии Владимировны Меньшиковой (жены публициста) к О.А. Фрибес о праздновании мужем нового, 1912 года*: «М.О. (Михаил Осипович. – Н.К.) во время боя часов пошел к детям, что-то таинственно шептал им. Потом сыграл на граммофоне «Ave Maria»; поздравил нас, а затем прослушал Льва Толстого на граммофоне (так в оригинале. – Н.И.) и мы разошлись».

Опубликованные Ю.И. Селезневым в «Прометее» в 1980 году записки М.О. Меньшикова позволяют увидеть Толстого глазами публициста, восполняют жизненный образ писателя, показывают Меньшикова как критично думающую и меняющуюся личность, демонстрируют степень близости Толстого и Меньшикова. Искренне жаль, что в 1980-е годы публикация записок осталась незамеченной. Впрочем, и позднее исследователи к ней практически не обращались.