(осколок в глазе Кая)

Он написал о лете не очень много. Есенин оставил десятки стихотворений о русской природе, которые, конечно, не о мертвом пейзаже, но о том, что стоит за ним: о том, что может увидеть поэт.

В его стихотворениях герой смотрит на листву в сиянии солнечного света, но видит за ней лицо Иисуса – совсем не листву. Он причащается у ручья, его герой – пастушок просит помолиться коровьим вздохам. Поэт, очевидно, не для одной лишь выразительности прибегает к таким образам. Это образ единства метафизического, духа и крестьянской жизни, какой ее видит и отображает Есенин. В его голубых глазах сливаются и объединяются зеленые луга и Бог. Одно есть другое - поэт не разделяет эти вещи, но напротив все время утверждает единство своей веры и природы. Он, представитель народа, поэт деревни, видит в поле и лесе свободу и истину. Он поэтому видит в них Бога. Какое отводится место лету в его «поэтической системе»? В общем понимании лето есть образ энергии чистой жизни, бьющей теплым ключом. Оно – воспоминание о первоначальном бытии. Вероятно, это народное понимание правдиво или близко к правде. Однако лето – самое редкое время года в поэзии Есенина. Он обходит его стороной, особенно в поздних стихотворениях. Почему он делает это?

В целом, если соотносить разные времена года в лирике Сергея Есенина с его периодами жизни, лето соответствует детству – отрочетсву – ранней юности. Об этом многое свидетельствует. Вот его стихотворение «Дорогая сядем рядом»:

Я давно мой край оставил,

Где цветут луга и чащи.

В городской и горькой славе

Я хотел прожить пропащим.

Я хотел, чтоб сердце глуше

Вспоминало сад и лето,

Где под музыку лягушек

Я растил себя поэтом.

Видно, что лето Есенин ассоциирует со своим деревенским, совсем юношеским периодом жизни. В городе, где господствует современность бетона и стали, технологии, становится очевидно, что лето не имеет своего места. В этом похмельном чаде кабацкой Москвы вянет всякая березовая листва. Это безусловно отражается и на самом поэте. Приходит осень и «как рощу в сентябрь осыпает мозги алкоголь», а после «кони как метель снег разносят в хлопья». «Синие глаза промокают в кабаках». Но это после – ранние, юношеские стихотворения Есенина почти все наполнены летней атмосферой, а теплый климат сочетается с медом, яблоками и вечерними звездами.  

Сборник «Радуница» (1916), «Русь» - стихотворение «Микола» показывает в образе героя – путешественника одного из представителей народа, вышедшего из маленькой деревни – он живет в стране лета:

Заневестилась кругом

Роща елей и берез.

По кустам зеленым лугом

Льнут охлопья синих рос.

Тучка тенью расколола

Зеленистый косогор…

Умывается Микола

Белой пеной из озер.

Есенину близок путешественник и босяк, паломник и скоморох – образ Миколы или пастушка из других стихотворений безусловно близок к авторскому на период создания произведений.

Он не ищет Бога в церквях и талмудах, он вообще его не ищет, но верит с детства, поверил, когда увидел сам, собственными глазами:

Между сосен, между елок,

Меж берез кудрявых бус,

Под венцом в кольце иголок

Мне мерещится Исус.

Он зовет меня в дубровы,

Как во царствие небес,

И горит в парче лиловой

Облаками крытый лес.

…

Льется пламя в бездну зренья,

В сердце радость детских снов,

Я поверил от рожденья

В Богородицын покров.

(«Чую радуницу Божью»)

Как правило, Есенин не показывает в своих стихотворениях официальной религии храмов. Храм – уже начало цивилизации, ее проявление. Но природа все-таки осталась чиста и нетронута и потому может сказать слово о своем творце, о первоначале.

Потому для него един инок и «белобрысый босяк» (в стихотворении «Пойду в скуфье смеренным иноком»).

В другом стихотворении он описывает рождение младенца в стихии по имени природа и лето:

Матушка в Купальницу по лесу ходила,

Босая, с подтыками, по росе бродила.

…

Родился я с песнями в травном одеяле.

Зори меня вешние в радугу свивали.

(Купальница — день в народном календаре восточных славян, приходящийся на 23 июня. Название дня происходит от имени святой Агриппины Римской. В этот день шла активная подготовка к купальской ночи)

Вообще поэт родился 3 октября, однако, если теория о соответствии лета его детскому периоду верна, а лирический герой близок авторскому «я», то это время года – его названная родина, о чем и говорит он в стихотворении о Купальнице.

Сам Есенин делает такое признание в произведении «Пуская ты выпита другим»:

О, возраст осени! Он мне

Дороже юности и лета.

Ты стала нравится вдвойне

Воображению поэта.

Сладостная манящая осень начинает поглощать Есенина. Лето в более поздних стихотворениях настает все реже.

Очевидно, лето на земле прямо соотносится с воспоминаниями о потерянном рае. Все это может быть объяснением: все, что происходит с человечеством, отражается на одном конкретном его представителе – на его душе. В Есенине это видно, а первоначальное бытие имеет свойство исчерпываться с летами. Если и не иссякать полностью, то претерпевать метаморфозы, извращаться, менять свои формы (надо сделать отступление, сказав, что Есенин – великий поэт и необычная, сложная личность – он не соответствует ни одностороннему шаблону о деревенском пастушке, ни о все время пьяном хулигане – он сложный и мыслящий человек, однако перемены в нем, происходившие с годами и отразившиеся на его поэзии, заметны любому, кто с любовью и вниманием подходит к нему). Может быть, пророк и поэт наделен осколками первоначального бытия в большей степени, чем обычный человек. Однако он также склонен его постепенно терять. Это можно предположить в случае Есенина.

Все мы – яблони и вишни

Голубого сада.

Все мы – гроздья винограда

Золотого лета,

До кончины всем нам хватит

И тепла и света!

Другими словами, он сказал о том, что осколок и фрагмент бытия остается в любом человеке. Возможно, при определенных обстоятельствах, он проявляется, нагревается как осколок льда в одном из глаз Кая и дает о себе знать. После того, как этот извращающий все объекты лед плавится, бытие находит свой выход. Для этого есть летняя жара:

Луна хохотала, как клоун.

И в сердце хоть прежнего нет,

По-странному был я полон

Наплывом шестнадцати лет.

Расстались мы с ней на рассвете

С загадкой движений и глаз…

Есть что-то прекрасное в лете,

А с летом прекрасное в нас.

(«Анна Снегина»)

Есенину не случайно видится летняя листва в образе огня, она своим пыланьем создает «звезды слов»:

«Душа грустит о небесах,

Она не здешних нив жилица.

Люблю, когда на деревах

Огонь зеленый шевелится.

То сучья золотых стволов,

Как свечи, теплятся пред тайной,

И расцветают звезды слов

На их листве первоначальной.»

В словах – деталях просвечивается подтверждение вышеозвученного. Стоит присмотреться.

Он остро ощущает свою вброшенность в этот мир, может быть потому, что и сам он не здешних мест житель и носитель воспоминаний об ином мире?

Все встречаю, все приемлю

Рад и счастлив душу вынуть.

Я пришел на эту землю,

Чтоб скорей ее покинуть.

Далее в его стихотворениях идет чреда прощаний с летом. Лето, я предполагаю, есть это самое первоначальное бытие. Это символ, возможно, даже неосознанный самим автором. Вот мотивы прощальной печали:

По селу тропинкой кривенькой

В летний вечер голубой

Рекрута ходили с ливенькой

Разухабистой гурьбой.

Распевали про любимые

Да последние деньки:

«Ты прощай, село родимое,

Темна роща да пеньки.»

Отражает поэт и похороны. Они не просто происходят в атмосфере лета, но оно само, как показывает Есенин, есть жизнь, и оно же смерть. Оно есть жизненный путь. Лето есть путь:

Ты поила коня из горстей в поводу,

Отражаясь, березы ломались в пруду.

Я смотрел из окошка на синий платок,

Кудри черные змейно трепал ветерок.

Мне хотелось в мерцании пенистых струй

С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.

Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,

Унеслася ты вскачь, удилами звеня.

В пряже солнечных дней время выткало нить.

Мимо окон тебя понесли хоронить.

И под плач панихид, под кадильный канон,

Все мне чудился тихий, раскованный звон.

(«Подражанье песне», 1910)

Девушка, героиня произведения – она чиста и проста, а образ ее сопровождают солнечные блики. Она «сердцем чиста» – таков путь лета.

Отрывок одного из стихотворений Есенина о пастухе и его «пути лета»:

Позабыв людское горе,

Сплю на вырублях сучья.

Я молюсь на алы зори,

Причащаюсь у ручья.

Вот другое, более поздние стихотворение (сборник «Пришествие»):

Зеленая прическа,

Девическая грудь,

О тонкая березка, что загляделась в пруд?

…

И мне в ответ березка:

«О любопытный друг,

Сегодня ночью звездной

Здесь слезы лил пастух.

Луна стелила тени,

Сияли зеленя.

За голые колени

Он обнимал меня.

И так, вдохнувши глубко,

Сказал под звон ветвей:

«Прощай, моя голубка,

До новых журавлей».

Все тот же герой, трагически ощущающий мироздание, воспринимающий лето и его «детей» как часть самого себя. Во втором стихотворении очевидно появляется градус трагедии прощания. Это стихотворение написано уже взрослым Есениным, переехавшим в большой город. Оно впервые выходит там, в 1918 году. Слезы пастуха обращены к березе – это прощание с летом, вместе с которым будто отходит прочь сама жизнь.

После в поэзии Есенина случается перемена цветов: зеленый сменяется на белый – зима со своим пугающим поэта символизмом вторгается белым шумом и ветром. Одни частые «морозные ночи», которые все еще сменяются осенью и еще даже частной весной. Но «мягкая и сыпучая известка» все-таки внушает неведомый страх и отвращение Есенину. Неудержимо во все пространство вторгается город, цивилизация и зима. И как бы поэт не предпринимал еще попытки возвращаться на время в свои родные места, что-то уже случилось. Видимо, должно было случиться. Перемена произошла. Он сам почувствовал ее в себе. Но в большей степени он почувствовал диссонанс, который ненадолго перебивал трагедию:

А жизнь кипит.

Вокруг меня снуют

И старые и молодые лица.

Но некому мне шляпой поклониться,

Ни в чьих глазах не нахожу приют.

И в голове моей проходят роем думы:

Что родина?

Ужели это сны?

Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый

Бог весть с какой далекой стороны.

(«Русь советская», 1924)

Есенин осознает свою непринадлежность к новой эпохе, даже отторжение к ней. Но что делать? Он ли остался сыном родного и вечного, тем самым «ребенком золотого лета»?

Я человек не новый!

Что скрывать?

Остался в прошлом я одной ногою,

Стремясь догнать стальную рать,

Скольжу и падаю другою.

(«Русь уходящая», 1924)

Он сам невероятно верно и честно ставит себе диагноз таким образом. Однако в есенинской поэзии предельно ясно проявляется очевидное противостояние, оно может быть названо кому как нравится, любым наименованием. Но вполне подходящим будет следующее: противостояние лета и зимы, новое подавляет старое, пытается во всяком случае. Вечное противостоит новому, агрессивному по отношению к прежнему. Новые силы противопоставлены деревни, она отражена в поэзии Есенина в качестве источника христианской традиции, веры, любви – лета, образа вечности.

Он и сам подвергается искушению «воспеть» холодную стихию:

«Смотри, — он говорит, —

Не лучше ли церквей

Вот эти вышки

Черных нефть-фонтанов.

Довольно с нас мистических туманов.

Воспой, поэт,

Что крепче и живей».

(«Стансы», 1924)

Он ощущает это противостояние и разрушительность новой силы:

Мир таинственный, мир мой древний,

Ты, как ветер, затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе.

Так испуганно в снежную выбель

Заметалась звенящая жуть…

Здравствуй ты, моя черная гибель,

Я на встречу к тебе выхожу!

Лучше становится понятно трагическое ощущение есенинского лирического героя, льющего слезы, прощающегося с летом. «Враг железный» наступает безжалостно и давит любимое сердцу поэта:

Город, город! Ты в схватке жестокой

Окрестил нас как падаль и мразь.

Стынет поле в тоске волоокой,

Телеграфными столбами давясь.

Он все приемлет: даже народный дух горячей стихии пугачевщины оказывается ему близок. Все, но не холодную железную руку цивилизации. Она вызывает в Есенине отторжение и страх. Нерациональный для обывателя города, но понятный жителю деревни.

Противостояние, которое идет на протяжении всей истории (идет по сей день) отражается на Есенине и его стихотворениях, он открывается, впускает его в себя. И его будто бьет конвульсией, выворачивает наизнанку – это бой холода городов и свободы лета. Он не становится «трибуном холодной стихии», но сохраняет себя. Остается Есениным.

Основание сделать вывод, что лето есть осознанный выбор, путь и одна из сторон в войне дает поэзия Есенина. Если поглубже смотреть в себя, можно найти озеро и зеленое поле. Голубой и зеленый цвета. Наверное, и зеленый огонь на голове березы. Любое стихотворение Есенина о лете несет на себе отпечаток метафизики и вечности. Слова «по глазам голубым славлю красное лето» возможно надо вполне буквально воспринять. Обратите свое внимание на огонь зеленой прически березы и причастие у ручья. Это огонь, который может расплавить осколок внутри вас.