Беседа Гария Немченко с Валентином Распутиным

Август 1998 года

- Дорогой Валентин Григорьевич! Только что ты получил престижную премию за  «публицистику последних лет».  А на  столе у меня лежит книжечка в сто страниц малого формата: «Костровые новых городов». Выпущена она в 1966 году Красноярским книжным издательством. А вот и твой  автограф  на  ней: «Откопавшему эту книжечку в неолитических слоях….с  воспоминаниями  о  тех  давних-предавних  временах». Так  вот: действительно ли наша молодость - а вместе с ней и весь «развитой социализм» - остались в неолите?.. Я вот стал перечитывать и  заволновался... и столькое нахлынуло! Может быть, ты был всё-таки, прав, когда написал это: «Абакан-Тайшет, и ты можешь не предъявлять свою служебную характеристику.  Абакан-Тайшет  -  и  ты мой  друг.  Абакан-Тайшет  -  и  даже  через  десятки лет мы  с  тобой  снова становимся  молодыми». Как, по-твоему: это эликсир для узкого круга бывших     романтиков?.. Или всё-таки - энергетический заряд, который дышит и ныне и ещё наверняка будет востребован?

-  Да, понятно. Но сначала о том, что Сибирь с первых же лет своего включения в российскую орбиту устраивала строгий отбор как отрядникам, которые шли сюда для прибора под цареву руку сибирских земель, - так и для переселенцев, садившихся на пашню. Отбор этот действовал и в эпоху великих строек. Человеку с жидкой костью и со слабым характером здесь было неуютно. За всяким массовым набором, за всяким приливом следовал отлив, вполовину меньшей силы, но неизбежный. Сортировка действовала не только по физическим качествам, но и по моральным. Во времена  комсомольских призывов в особенности: общая атмосфера, атмосфера  коллективов нечистоплотности  не  выносила, а товарищеские  суды, над  которыми теперь можно потешаться сколько угодно, свое доброе исправное дело делали. Гонор здесь  сбивался быстро,  а вот чувство собственного достоинства получало  спокойное  и твердое  выражение,  как  при  всяком длительном испытании.

Я знал стройки 60-70-х годов в Восточной Сибири - Братск, Усть-Илим Дивногорск, Абакан-Тайшет, Талнах, Саяно-Шушенск. Где было легче, где труднее, не берусь сказать - везде было несладко. И как ни складывалась потом жизнь строителей, куда ни разбрасывала их судьба, всюду они должны были испытывать гордость за свою походную, бедную молодость. Об этом хорошо сказано у Льва Ошанина в словах, ставших песней: «А без меня, а без меня здесь ничего бы не стояло; здесь ничего бы не стояло, когда бы не было меня». Конечно, это гордость теперь пополам с горечью - что там пополам! -  чуть не полностью забита горечью: в эпоху торгашеского энтузиазма дело их рук разорено, распродано, развалено. Но ведь оно было, дело-то! Его можно развалить и продать, но отменить нельзя. Оно многого стоило в настроении тех лет.

Можно ли вернуться к такому же героическому энтузиазму? Ничего точно такого же не бывает, бывает лишь в схожих чертах, но без восстановительного порыва нам не обойтись. Без порыва, без энтузиазма, без вдохновенного похода во имя благородной цели народ долго не живет. Но прежде порыва восстановительного нам потребуется порыв  освободительный, чтобы вымести всю ту «героическую» подлость, которая села нам на шею.

- Начну с цитаты: «Виктор закурил. Где он взял папиросы, я не знаю. За эти несколько дней я уже привык к тому, что люди здесь сосредоточенно глотают  слюну  и зорко  всматриваются  в  каждого,  у  кого  спокойное выражение лица. Это, по их мнению, или некурящие, или счастливчики.

- Витька! Где ты достал папиросы?

-  А вот достал! - ответил Виктор без особенного удовольствия».

 Позволю себе небольшой комментарий: полтора десятка лет назад, когда у власти стал Андропов, московским писателям  решено было сделать  социальный заказ на острый современный роман. И вот на «собеседовании» в Комитете по печати мне сказали: «Вы долго жили на сибирской стройке: бывало, что в посёлке чего-либо не хватало? Что-либо было в дефиците?» Я воскликнул: да постоянно, мол!.. Молоко детишкам вез из города, из Новокузнецка. Это ладно бы. Но ведь и там: то носков нет, то лезвий, то курева, то...  «И  чем  вы это объясняете?» «Нашим русским   разгильдяйством, чем же ещё». «А, может, вы подзабыли историю  партии?.. Позабыли о троцкистах-бухаринцах?'..  О вредителях?»

Скажи: в те далёкие времена ты задумывался о предательстве по отношению к нашему поколению - там, в Сибири? Не было ли уже тогда предвестия нынешнего большого предательства?.. Не будем об истории партии - давай о России: где, и в самом деле, наше родное разгильдяйство, а где - чужой строго продуманный план? В том числе, предположим, и Даллеса, и Бжезинского... «План игры», которую они ведут пока с разгромным, что называется, счётом?

-  Нет, о предательстве я тогда же задумывался. В наших слишком просто устроенных головах не было места для подобных подозрений. Хотя план Даллеса о тотальном подавлении советского человека по всем  идеологическим, моральным и духовным фронтам существовал с самого начала «холодной» войны (и как было против такого плана не закрыться  «железнымзанавесом?!»), а закон о порабощенных нациях, принятый  конгрессом США в 1959 году, объявил о яростной подрывной работе по всему окраинному опоясу «республик свободных» против власти и русского народа. Работа, разумеется, шла, но ведь Даллес и Бжезинский существовали не только в создании «пятой колоны». Они были в военной гонке, ставшей для нас слишком тяжелым тяглом, в том, что не мечи на орала, а орала мы перековывали на мечи, ослабляя хлебное поле и товарный прилавок. Конечно,  нехватка курева, лезвий,  носков и прочей мелочевки - это от разгильдяйства, его у нас всегда было с избытком. Но дорого обходилась стране и идеологическая косность, делавшая неповоротливой, а то и просто невозможной всякую полезную инициативу. Что это - глупость или измена? - говоря знаменитыми словами Милюкова? Сознательное или бессознательное вредительство? Создание из великих строек в Братске, Ангарске, Норильске твоем Новокузнеце душегубок, где люди задыхались от грязных производств, равнинные затопления огромных площадей при строительстве гидростанций, варварское истребление лесов, целлюлозные комбинаты на Байкале, наконец - проект поворота вспять северных и сибирских рек? Деформированная экономика,  где  появились  ненасытные ведомственные империи, несравнимые, конечно, с империями Гусинского, Березовского и Потанина, но позарывшие народных денежек в землю немало?

Думаю, что транжирство и очковтирательство, с одной стороны, экономия на человеке, с другой, и привели к тем благоприятным условиям, когда властное идеологическое и технократическое высокомерие по отношению к народу перешли в общественное недовольство, из которого состоялся спешный и организованный призыв в «пятую колонну». Вот в этом, последнем, действии многолетняя работа Даллеса и Бжезинского свою роль сыграла. Что хорошо было видно при создании межрегиональной депутатской группы в 89-м году. Позднее, когда стало очевидно, что призыв состоялся не против власти, которая молниеносно перекувыркнулась через голову, чтобы вновь оказаться у власти, а призыв состоялся против страны, часть опамятовавшихся энтузиастов сбежала из этой «колонны», но большая часть принялась доводить дело до конца.

-В очерке «Золотые костры романтики» есть такая фраза о  строителях: «Как садовники,  они выращивают на земле города,  дороги, заводы, электростанции. А когда их сады начинают плодоносить, они зовут сборщиков урожая. Собирать урожай будут другие... » Это тогда называлось: придёт  эксплуатация. И она  пришла... «Сборщики урожая»  появились оттуда, откуда мы их, кажется, и ждать не ждали. На мой Запсиб, например, пришли  «сборщики»  из московского  «Альфа-банка»  и прямо-таки качают деньги в столицу... А завод сидит без зарплаты. Между тем, как просто было бы, если уж на то пошло и надо, чтобы над всяким добром были хозяева, как просто было бы разделить сообща нажитое меж  хозяевами истинными. Кто сколько проработал... на каком месте. Давно известное дело: коэффициент трудового участия - КТУ. Но нам навязали игру без правил... Понимаю, прорицание - не твоя профессия, и всё-таки. Ты видишь финал этой игры? Можешь предположить, каким он окажется?

-  А как Запсиб оказался в руках «Альфа-банка»? Как весь алюминий Сибири (и нетолько алюминий) оказался в чужих и грязных руках, дотянувшихся до него даже из-за кордона? Вводится рыночный механизм акционирования, государственная собственность делится между рабочими, затем рабочих на полгода, на год оставляют без зарплаты, и те свои акции за бесценок несут «Альфа-омеге» или братьям Черным, гражданам Израиля. Так произошло бы и с применением КТУ - коэффициента трудового участия -  и все равно это была бы игра без правил. Переходить на рынок, да и то не натот подлый, каким нас огрели, акционировать и приватизировать  предприятия можно только при надежной нешулерской власти, вот тогда бы потребовался и КТУ во имя окончательной справедливости. У наших же «реформаторов» (Господи, какие они наши!) вся забота была о том, как украсть у нас и поделить меж собою Россию.

Так же они станут действовать и дальше. Сошло, сходит - и впредь тем же курсом пойдет. Постараются отобрать последнее, что не перешло еще в собственность еврейского капитала: газ, нефть, железные дороги, единые электрические сети. И, конечно, землю. «Больше наглости!» - провозгласил на съезде гайдаровской партии Чубайс - и Ельцин тут же начинает кампанию против «русского фашизма», а после этого расправляются с непослушным генералом Рохлиным. «Больше наглости! - и Вяхирев с трудом отбивает очередную атаку против «Газпрома», да и то, надо думать, ненадолго.

Впереди грядут тяжелые события. С национальной Россией еще не покончено, не зря Бжезинскжй назвал Православие врагом номер один. «Против лома нет приема, окромя другого лома», - советует простонародная мудрость по самозащите. А против наглости есть только одно средство - народная воля. Последние события показывают, что Россия, кажется, начинает осознавать, что нет ничего позорнее смерти на коленях.

-  От «Золотых костров романтики» - к «Сибири без романтики». Это уже из твоей книги публицистики. «Что в слове, это за словом», которая вышла в Иркутске двадцать лет спустя - в 1987г. Подарил ты её мне на Алтае и, знаешь, что написал: «Дай Бог нам силы и сроков, чтоб меньше грязи после нас осталось». Ты не из тех, кто играет в поддавки: строгая надпись!..  Я тогда переживал тяжелое время:  после семи лет работы заведующим редакцией русской советской прозы в издательстве «Советский писатель» открыл для себя, наконец,  что вольно или невольно прикрываю «торгующих в храме». Руководство «Большого Союза», я это видел, - кучка иезуитов, руководство издательства - чуть ли не шайка. Но и наш брат, литератор, хорош - я тогда такого насмотрелся! Это очень печальное знание: христопродавцы. Громко хлопнул дверью, ушёл, вернее - уехал. На Алтай как раз. И лечился там самым горьким, русским способом, против которого ты, как понимаю, и предупреждал меня... А мне тогда в «Советском писателе» будто прививку сделали - ничему уже потом не удивлялся: чего можно ждать от литературной  братии?

Но вот, коли на полном серьёзе: а не много ли, и действительно, «грязи» останется в истории родины после так называемой русской интеллигенции? Или - советской, или - российской... как хочешь. И уже дополнительный вопрос: как ты относишься к так называемому возрождению дворянства, к новым дворянам, в том числе и к только что титулованным?

-  Грязи останется много. Гораздо больше, чем от предшествовавшего революции либерального периода, когда интеллигенция тоже произвела ее немало. Но сейчас некому и «Вехи» написать, известный сборник статей о предреволюционной интеллигенции, жертвовавшей ради мифических свобод Россией. Есть сейчас во многом справедливая к последнему драматическому этапу российской истории книга С.Кара-Мурзы «Интеллигенция на пепелище России», есть замечательные статьи И. Шафаревича и В. Кожинова, но подробного расследования и общего приговора до сих пор не произнесено.

То, что дети и внуки «пламенных революционеров», развязавших после Октября террор и террором же перемолотые, двинулись в 80-е против «этой» страны, понятно. Не получив полной и наследственной власти, они опять пошли на ее завоевание, а пятьдесят лет до того жили с мстительным сердцем, ожидая своего часа. То, что духовная и нравственная чернь, дорвавшаяся в 90-е до эфиров, принялась, издеваясь над народом, развращать его и дурачить, - тоже понятно. Есть сорт людей, при свободах ни для чего, кроме дурного дела не способный, кормящийся нечистотами, - вот новая власть и возвела этих людей в учители. Из нашего брата-литератора, мы с тобой прекрасно это знаем, перебежчиками и крикунами стали те, кто более всего заискивал перед старой властью. Тоже особая порода. У меня до сих пор в ушах звенят до неприличия пламенные коммунистические речи комсомольского трибуна из Киева В. Коротича, а потом столь же пламенные его антикоммунистические речи... И где теперь этот трибун?

Трибунствует. Ушатами льет грязь на русского человека с кафедры американского университета. Где Евтушенко, где прочие, добывавшие нам «свободу», от которой сами же и дали тягу куда подальше? А ведь они-то и печатались в прежние годы беспрепятственно, они-то и бегали за своими правами в ЦК, имели там и почитателей, и защитников.

Но с этих и спрос невелик, их неукорененность и актерство, даже при недюжинном таланте у того же Е. Евтушенко, видны были невооруженным глазом. Но невольно оторопь берет, как подумаешь о тех русских людях, известных, бывших властителями дум, которые оказалась в одном стане с ненавистниками России и столько русским именем напутали и наследили в доверчивых умах, что хватит не на одно поколение. Ну, а они откуда? От широты русской души? От анархичности натуры, вьющейся из поколения в поколение из глубинных времен... От заряженности нашего интеллигента, начиная еще с Чаадаева и Вл. Печерина («Как сладостно Отчизну ненавидеть! И жадно ждать ее порабощенья!») на свою несовместимость с грязной и грешной Россией, на отдельность: «Я русский, живу в России, но я человек передовой и мне в России тяжко»?

Не знаю, не берусь судить наверняка. Но мне кажется есть здоровье, которое легче блюсти в себе, чем защиту от всяких физических хворей, и которое тем необходимее, чем больнее самое время. Я имею в виду крепость родового, национального духа. Интеллигенцию называют чувствилищем народа, но она к сожалению, все больше превращается в приемник не своего, не родительского сознания, а чужого, ей все любезней становится брать под сомнение свое родство с землею, которая ее взрастила.

В нынешнем сентябре исполнилось восемьдесят лет, как на Валдае, возле своего дома был торопливо и бессудно расстрелян кожаными  тужурками великий патриот России, знаменитый публицист суворинского «Нового времени» Мих. Меньшиков. В ту же пору, когда создавались «Вехи», он сказал: «Позор и гибель, что наши вопросы государственные захватили в свои руки инородцы. Позор и гибель, что русское общество далось в обман. Надо, наконец показать, что реформа русской государственности есть наша реформа, свобода - наша свобода, что мы хотим иметь иной быт не из рук врагов, а из собственной воли, из собственного исторического сознания».

...Но я не ответил еще на твой вопрос о дворянстве: можно ли возродить дворянство?

Нет, считаю, ни одно сословие заново возродить нельзя. Как нельзя вернуть и монархию. Убитое - убито, попытки реанимировать его успеха не дадут. Это было бы лже-дворянством, лже-монархией.

Но в связи с нашим разговором об интеллигенции надо добавить, что интеллигенция без аристократии не сумела и не могла суметь удержать русскую культуру на той высоте, на какой она была в прошлом веке. Интеллигенция малообразованна, разночинна, болезненна, по своему историческому возрасту она ходит в недорослях, по психическому развитию честолюбива и притязательна. Черты аристократии интеллигенции не передались. Русская аристократия была опорой государственности, ее европейское образование подчинено было национальному служению, т.е. она мир вливала в Россию, а интеллигенция пытается Россию перелить в мир.

-  Если не возражаешь, снова вернёмся к маленькой книжечке 1966 года, тем более,  что и очерк, интересующий меня, называется «Возвращение». Позволю себе достаточно длинную цитату: «Бригада Павла Матвиенко вела траншею от компрессорной до Енисея. Ребята устали. Был март, была  грязь. Они  разделились по двое: один бросал землю на подмостки, другой выбрасывал её наверх. И только Аслан Диасамидзе был один. Он то поднимался на подмостки, то снова спускался вниз, он давно уже сбросил с себя бушлат...

- Больше не могу, - сказал, он, тяжело дыша. - Дай мне кого-нибудь на помощь, бригадир.

-  Некого,  - бригадир оглядел ребят и снова повернулся к Аслану.  - Ви-дишь, совсем некого. Возьми кого-нибудь сам. Выбери самого надёжного. Например, Александра Матросова. Он не подведёт.

- Кого? - не поверил Аслан.

- Александра Матросова.

Видно, он был рядом. Он сразу же подошёл и взял лопату...»

Мы все отдали этому дань, и я тоже. А после написал «Возвращение наших»: о том, как к нам вернулись наши святые - и преподобный Сергий Радонежский, и преподобный Серафим Саровский... все-все. Со мной это как-то очень просто произошло: когда в Серафимо-Дивеевской обители, во время переноса мощей Преподобного, казачья охрана несла службу, ко мне подошёл человек и говорит: не помните меня?.. Нас с вами вместе в партию принимали на Запсибе. А вы,  спрашиваю, здешний?.. Да, здешний: Алёша Земсков. Работал в нашем мостопоезде. Я ему говорю: как это здорово, Алёша, знать, что наша стройка не обошлось без батюшки Серафима - ведь Вы же столько лет связывали нас с Ним и с Вашим Дивеевым. Ты-то, я думаю, поймёшь, Валентин Григорьевич. Но вот многие считают, что это чуть ли не противоестественно - если они рядом, герои старой Руси, более того - Руси Небесной и - герои советской эпохи. Страдальцы. Настоящие герои, а не придуманные. Разве их было мало?.. Так вот, уютно ли им всё-таки рядом? Правомерно ли такое соседство?

-Господи,  да  ведь  строй-то  один!Строй  защитников  России,ее спасителей. Из того ряда, который не уходит, который «живее всех живых». Что такое  вечность,  которая  стала  им  обителью?  Постоянная, непрек-ращающаяся служба среди нас, постоянные подвиг и подвижничество. И это так естественно: рядом с Преподобным Серафимом, святым Земли Русской, детдомовец Александр Матросов, в рывке на вражескую амбразуру превративший себя в искру, в звездочку, которая, несмотря на черные дымы, застлавшие небо России, светит до сих пор! Это так понятно: великий старец, мудрец, проповедник любви, приобнимает мальчишку, чтоб вместе выйти пред нами, охваченными тревогой и неуверенностью!

Мне нравится давно сказанное: Россия - это тело, Русь - душа. Над этими словами с огромной пользой для себя можно рассуждать много. Тело без души - ничто, но и душа - в теле, их разлучает только смерть. Преподобный Серафим немало потрудился над окормлением нашей души, и советский юноша, которого наверняка вразумляли, что никакого Бога нет, не слышавший, быть может, никогда имени молитвенника за свой народ, был, тем не менее, частью Руси, а она жила и выжила и в коммунистической России.

Конечно, мой очерк более чем тридцатилетней давности сегодня может показаться чрезвычайно наивным, а сам почин работать за «того парня», многократно осмеянный, - пропагандистским трюкачеством. Пусть. Не для того же включали в бригады и смены по всей стране девять, двадцать или пятьдесят человек, чтобы за эти пятьдесят человек «мертвых душ» коммунизм мог получать прибыль. В государстве с почти 300-миллионным населением это, право же, смешно. А для того, надо полагать брали в руки отбойный молоток за «того парня», чтобы ощущать его постоянное присутствие, чтобы не сошел он с родной земли и всегда оставался в ратном ополчении, которое незримо стоит за нашими спинами. Комиссаров в кожаных тужурках, расстреливавших русских патриотов, насколько я знаю, в бригады не брали.

-  Само собой, ты помнишь то время, когда наше поколение любило говорить: «Сибирь-это вера». Или: «Север - это вера». Для третьих это была целина... ну, и так далее. У каждого - «своя» вера. Во-первых, что от тех наших «вер» осталось?.. Не погубили их окончательно «деловые» и перевертыши?.. И,  во-вторых: в твоём кабинете в московской квартире висит на стене написанная маслом маленькая картина.. .Я  подошёл  поближе, чтобы вглядеться, а ты сказал: это, мол, Белов написал. Василий Иванович. Он в последнее время занимается этим - видишь, мол, довольно успешно. А нарисована та самая церковь, которую он восстановил в своём селе, в Тимонихе... Так вот: вопрос о вере православной. Понимаю, что твой религиозный опыт - твоя тайна. И всё-таки...

И наши сверстники, и много кто постарше и помоложе продолжают гордиться своим «просвещённым» атеизмом. Священнослужитель для них -просто поп, епископ, предположим, - «важный поп», а Святейший Патриарх - «главный поп». С уверенностью они говорят: «А какое отношение вера имеет к духовности?.. Вера - заблуждение, а духовностъ - это...» И часто не могут это объяснить без родной матерщины... Я благодарен многим своим друзьям, которые не говорят при мне скверных слов... Но кто-то, случается, ими просто испытывает. И когда я вспоминаю величественных столетних старцев из моего станичного детства, то в сравнении с ними так проигрывают наши рано постаревшие сверстники, бросающие под ноги окурки и матерящиеся... Нам ли в этом случае рассуждать о нашей молодёжи, для которой бог - это жвачка. Хоть молчит, пока жуёт - и то хорошо!

Что тут делать? Как со всем этим быть?

- Духовность декретом не проведешь, это верно. Но заботиться о духовности, как и о нравственности, государство обязано - если оно заинтересовано в своем здоровье и благополучии. Нынешняя власть в них не заинтересована, это убедительней всего говорит о том, что власть у нас чужеродная. Она уничтожает культуру, как любовь и красоту, и внедряет под именем культуры уродство, бесстыдство и сатанизм. Она поручила воспитание своих граждан развратникам и развращенцам, которые открыто гордятся этими своими «доспехами». Все свободы, защищаемые ею, сводятся к одному - к свободе беспрепятственно творить зло. И под духовностью эта власть понимает свое самочувствие, не более того, состояние своего духа.

Между тем духовность в моем представлении - это связность с вечностью, дорога, ведущая через смерть. Она не может быть только религиозной, разлившись и в искусстве, и в природе, и в отношениях между людьми, но если эти отношения, этот трепет перед красотой и предельной выразительностью имеют возвышенный характер, значит, невольно мы принимаем в них единое творящее начало.

При чтении стихов Пушкина или Тютчева, рассказов «Святые» и «Косцы» у Бунина и книги Шмелева «Лето Господне» мы не можем не чувствовать и, подобно намоленным стенам в храме, напитанность восторгом, наплаканность слезами умиления этих давно сочиненных страниц. Сочиненных ли? Нет, переданных в ту душу, которая способна принять их без искажений и высказать в точности. Прочитав их, я перестаю верить в небытие - я побывал там, в тех горних высотах, в том чувственном чистом экстазе, в той неземной окрыленности, откуда возвращаются вовсе не бренными остатками. И я ощущаю, близко ощущаю присутствие всех, кто читал эти страницы до меня и вместе со мной, вижу себя в их едином братстве.

Чтобы душа готова была к восприятию чуда молитвы и чуда искусства, ее, как и всякий инструмент, нужно настроить. У нас с готовностью расстраивают последнее. Как не материться юнцам, если беспрестанно матерятся с экранов и с книжных страниц? Как не сунуть душу в секту, если у нас оплачиваемый рынок вер, а больше того - изуверий? Как не... если... берусь повторить этот оборот сто раз, и все в непустячных, сердце надрывающих вопросах, - да толку-то!

Когда общество не в состоянии справиться со сворой спущенных на него свобод, а псари еще и натравливают их на общество, то к его же благу такие свободы укорачивают. Свободы что собаки - к чему приготовишь... Они могут быть и другом человека, и беспощадным зверем.

- Пожалуй, это продолжение на эту же тему. Вот цитата из книжки «Что в слове, что за словом» из очерка о Викторе Лихоносове: «Из всех столпов любого государства память имеет самое большое и самое важное значение,  и она должна быть первым гражданином государства. Народ велик не числом жителей, а благотворной памятью, подвигающей к благим и безошибочным деяниям». У нас нынче против этого «первого гражданина» всё  выставлено:  телевидение,  радио...  бесконечные  юморины  и смехопанорамы,  целые армии паразитирующих на теле великой культуры пародистов-издевателей. В начале «перестройки» наши «прорабы» любили поговорить о том, как пророк Моисей сорок лет водил «сынов израилевых» по пустыне: дабы избавить его от рабских комплексов. Тоже предлагалось и нам: якобы с той же целью. Не будем о том, что существует иное мнение о причине изгнания евреев из Египта... и что за эти самые сорок лет им предстояло, по справедливому мнению  пророка, избавиться  от дурных  привычек и очиститься от всякой скверны... Но нас-то вот уже десять лет водят по пустыне исключительно с одной целью: лишить национальной памяти. С помощью самых мощных технических и психотропных средств... Раньше как было? По Украине ходили слепые бандуристы и пели героические песни о прошлом. Или в той же Черногории, предположим. Или в своё время в Болгарии: от села к селу, от дома к дому, от человека к человеку шли старцы  -  несли  отеческий завет, не  давали забыть  историю.  А  наше положение: вот оно вроде - пожалуйста! Плюрализм: всё есть. И книги на развале лежат. Но человек выбирает другую, что поярче, а то и пострашней:  любовный роман  либо детектив. Что  противопоставить новым условиям, которые, и в самом деле, есть прямое зомбирование?

-  Меня особенно «умиляет» рыночный императив по отношению к искусству:  спрос рождает предложение.  Чистой воды шулерство. Предложение рождает спрос. От имени спроса, т.е. вкуса, идет навязывание низости и гадости. На тех развалах, в которые мы чуть не на каждом шагу утыкаемся, много ли хорошего, полезного удобряющего сердце? Много ли его в останкинских помоях? Может быть, на фильм «Последнее искушение Христа», издевающегося над чувствами христиан, был спрос? Может быть, без глумливой передачи «Поле чудес» мы жить не можем? Прилавочный развал быстро превратился в целенаправленный подбор всего отупляющего, развращающего, ожесточающего, обесчеловечивающего, отчуждающего от родного духа. Можно ли представить, что за те десять лет, когда началась эта свистопляска, вся Россия поменяла вкусы, и все родители с легким сердцем склонились перед выбором, чтобы их детей денно и нощно развращали из всех пропагандистских и «культурных» щелей? Чепуха, нас дурачат как дикарей, а мы и рот разинули: спрос рождает предложение. Ох ты, многобедное наше счастье вкушать смертельные свободы! И когда мы их, наконец, выплюнем?

О памяти, национальной и исторической памяти... Упоминаемую статью о романе В. Лихоносова я писал еще в старые времена, в году, кажется, 85-м. После юбилея битвы на Куликовом поле идеологическую плотину, удерживающую память, прорвало, и она принялась широко разливаться по всей России. Русские писатели сделали для этого очень многое - и «деревенщики», и В. Чивилихин романом «Память», и В. Лихоносов, и В. Пикуль - что перечислять! - вся современная русская литература вышла на это запущенное национальное поле. Затем 1988-й год -тысячелетие крещения Руси. Два столь великих события в одно десятилетие не разбудили разве что уж совсем мертвую душу. Русская Россия поднималась в полный рост, все отсеченное по 1917-ый год возвращалось, все разбросанное из духовного наследия по миру искало соединения, оттуда и оттуда, как из былинного времени, слышалось напутствие: налево пойдешь - голову свернешь, направо пойдешь - себя найдешь.

Вот тогда-то, видя, что память не отменить и обратно в спецхраны не загнать, решено было ее исказить, сделать из истории сплошной путь насилия и зверств, а из национального бытия - грязь и тупость. Ничего-то он, русский человек не умел: нарастив огромную империю в шестую часть суши, не умел воевать; кормя хлебом чуть не всю Европу, не умел пахать; создав великое искусство, был примитивен и бесталанен. И по сегодня дудит эта дуда. Историю и литературу в школах и вузах преподают по учебникам Сороса, где ложь на лжи, подтасовка на подтасовке... Телевидение над русскими парнями на чеченском фронте издевалось как над баранами, радуясь их жертвенной гибели... И так далее...

А посмотреть, какие фейерверки устраивают из юбилеев третьесортных фигур, деятелей клеветы и фиглярства, снискавших себе на этом поприще неслыханную славу! Искры на всю страну, даже на всю поднебесную. Третьесортные, но «жадною толпой стоящие у трона», правящие бал, чувствующие себя полноправными хозяевами.

Что им противопоставить? Свое, настоящее, духовное, которого они как креста боятся. А кроме того... Мы ведь не заклинатели, способные смирять ядовитых змей до того, что они оставляют смертельные прыжки и переходят на гуманные танцы. Наша традиция по этой части бедна. Не хотят убирать жало - гнать надо.

- Вернёмся в Сибирь: или она того не стоит?! Два отрывка из твоего очерка «Сибирь без романтики»: «За четыреста лет, прошедших после покорения Сибири русскими, она, похоже, так  и  осталась  великаном, которого и приручили, и привели местами в божеский вид, но так и не разбудили окончательно. И это пробуждение, это духовное осознание ее самой себя, хочется надеяться, ещё впереди». Как кубанец, не могу не припомнить, что недавно мы употребляли привычный терпим: «покорение Кавказа», да...

Но я о другом. Ещё отрывочек: «В сущности, опершись на Сибирь да ещё на некоторые, пока заповедные районы, человечество могло бы начать новую жизнь. Так или иначе, очень скоро, если оно собирается существовать дальше, ему придётся решать главные проблемы: чем дышать, что пить и что есть, как, в каких целях использовать человеческий разум? Земля, как планета, всё более и более устанавливается на четырёх китах, ни один из которых нельзя сейчас считать надёжным. И если слово «Сибирь» в своём коренном смысле не означает «спасение», оно могло бы стать синонимом спасения».

Так вот, не кажется ли тебе, что «сибирский медведь» в целях самосохранения ещё более затаился? Ещё больше замкнулся в себе, нет?..

Кому-то это может показаться своего рода «сибирским шовинизмом»: русская духовность спасёт больной мир. Сибирь - планету. Но да ведь так оно и есть!

Однако я вот о чем: помню, как: Василий Иванович Ситников, приехавший к вам в Иркутск «первым» из Кемеровской области, гордился тем, что это при нём ты стал Героем социалистического труда... Помню, как в том же Барнауле Филипп Васильевич Попов, «первый», тоже наш, кузбасский, бывший шахтёр, а потому - крикун и ругатель - разговаривал с тобой как на дипломатическом рауте. Да и о чём шёл разговор: быть или не быть гидростанции на Катуни?.. А как складываются твои отношения с Сибирскими «китами» сегодня?.. Есть ли они, «киты»?.. Понимают, что происходит с Сибирью, с Россией, со всей планетой? Если нет - готовы к пониманию? Готовы к сотрудничеству?

- Вспоминаю (раза два это было на моих глазах), как, попадая в кабинет к Горбачеву, Василий Белов приносил ему что-нибудь из родного, отечественного - работы И. Ильина или И. Солоневича. Позднее Никита Михалков, просвещая Руцкого, также доставлял ему книги Ильина. Но Руцкой, судя по некоторым его тогдашним выступлениям, хоть читал (потом забыл), а Горбачев, конечно, не читал. Чем может писатель одарить государственное лицо? Истиной, которую он считает важным распространить на государство. Вот и я, как только стали меня пускать в важные кабинеты, тоже пытался заинтересовать их хозяев некоторыми подобными истинами. Пока не понял, что нас, русских писателей, не скрывающих своей русскости, опасаются, почти как зачумленных. Принимать принимают, слушать слушают, но двери за нами закрывают с облегчением. Не боялся один Е.К.Лигачев. Но это к слову.

У меня добрые деловые отношения с иркутским губернатором Б.А.Говориным. В губернаторах он чуть больше года, а до того был мэром Иркутска и немало помогал местной культуре, строил и открывал школы, в том числе православную женскую гимназию, музей, театр. И четырежды при его поддержке мы проводили в Иркутске праздник русской духовности и культуры, который, несмотря на скрытое сопротивление местного передовизма, стал традицией. С нынешнего года праздник становится областным. Это стоит денег, но ведь и круг действия доброго дела расширяется. А с будущего года предполагается начать «Байкальский форум» - духовное объединение сибирских народов, проживающих вокруг Байкала или неподалеку от него. Тоже необходимое дело. Не для закладки сибирского сепаратизма, как заранее принимаются коситься на эту инициативу, а чтобы избежать его. Это, кстати, совместное предложение бурятского и якутского президентов и иркутского губернатора.

На Сибирь сейчас целят все стервятники, сколько их ни есть в мире. Немало ее богатств уже и пораспродано. Как знать, не придет ли в голову федеральной власти вообще торгануть сибирской землей - чтобы спасти себя и расплатиться с фантастическими суммами долгов. Сегодня такое предположение кажется фантазией самого дурного толка, но по опыту мы уже знаем, что в наше время все дурные фантазии в России имеют свойство сбываться. Так что сейчас не до спасения мира Сибирью, а вот спасение России Сибирью, быть может, потребуется уже в ближайшие годы. Я, разумеется, говорю не о ее готовности быть жертвой.

- Поверь, на душе радостно, когда читаешь в содержании книжки «Что в слове...»: «О романе Виктора Лихоносова...», «О рассказах Геннадия Николаева», «О повести Георгия Семёнова...», «О Василии Шукшине», «Истины Александра Вампилова», «О Фёдоре Абрамове», «К 60-летию Виктора Астафьева», «К 70-летию Сергея Залыгина»... А недавно ты так трогательно написал о Семене Ивановиче Шуртакове, которому исполнилось 80. Какое дружелюбие, какая искренность в этих статьях, какое уважение к собратьям. Ты, наверное, такой человек - тебя не обманывали. Ещё раз вижу разницу в восприятии наших коллег-писателей: всё-таки не прошла для меня даром работа в «Совписе»!.. И всё-таки позволю себе сказать, что сибиряков я зауважал ещё больше. Кубанцев, земляков «родных» - нет, сплошь разочарование, а сибиряки - и правдолюбцы, и страдальцы... Может быть тут личное - начинал-то в Сибири, провинциальную шкуру там дырявили! А давай-ка, вспомним «иркутскую стенку» - так вы себя называли: ты, Александр Вампилов, Геннадий Машкин, Вячеслав Шугаев... Толя Преловский?.. Кто еще?.. Ты теперь прочно стоишь в «русской стенке». Но осталась хоть в каком-то поредевшем виде - иркутская?.. А «сибирская стенка»?.. А ещё какая-то иная, которая стоит вслед за русской. Давай не будем забывать об эшелонировании в рядах наших оппонентов. Можно позавидовать! Таланта на пятак, а как распишут, как приподнимут! А мы при всём нашем, смею себе сказать, - тоже оттуда это знание, из «Совписа», на этот раз поклон ему! - так вот, при всём нашем почти несметном богатстве вскинем над головой пятерню и - хорош. К тебе это не относится: я ведь как раз и начал с обилия имён обогретых тобой писателей. Но наше общественное  мнение?.. И ещё: может, литературному чиновнику, что там ни говори, куда удобнее работать с этой пятёркой-семеркой, нежели со столькими сразу - да каждый со своим характером, своим норовом?

-  Кого из нас, дорогой Гарий Леонтьевич, в последнее десятилетие не обманывали, не предавали?! До того я был на «беспривязном содержании», на полной воле - не служил, в партии не состоял, позволял себе начальства не иметь, завистников не замечать, с неприятными людьми не знаться. А в 91-м после  моей  подписи  под  знаменитым  «Письмом к  народу», предупреждавшим о трагических и необратимых событиях, надвигавшихся на страну, к расправе надо мною призывали и из русской «стенки», и из иркутской. Такое время - нет смысла обижаться. Все разделилось, все... все в неоднократном делении встало по разные стороны России.  И я сейчас, пожалуй, чувствую даже удовлетворение оттого, что остался с истинными товарищами и соратниками. Время и общая наша беда отрекомендовали их так, что лучше и не бывает. Надежные остались с надежными, ненадежные с ненадежными. Нет худа без добра. Со спины, кажется, больше заходить некому. Как в бане с парком помылся.

-  В свой двухтомник, вышедший в прошлом году в «Современнике» с помощью - спасибо ему за это, великое спасибо от нас всех! - ОАО «Братсккомплексхолдинг» ты не включил публицистики. Скорее всего, из-за малого, что там ни говори, объема издания. Но твоё «документальное» предисловие к нему,  «Откуда есть пошли мои книги»,  и правда,  пронзительно... «Не стало Ангары,  молодой, быстрой и завораживающей, в которую я беспрестанно заглядывался в детстве. Теперь она, обузданная плотинами, изъезженная, распухшая, гнилая, лежит в беспамятстве, теряя своё имя. Надо ли гордиться, что я, кажется, последним, пропел ей сыновью песню со словами, которые она в меня наплескала?! И, быть может, в вечное моё утешение за благодарную память сталось так, что бабушка и дедушка, а также отец лежат вместе в сухой земле, а не под водой, как их бабушки и дедушки».

Но вот, когда читал о твоем родном селе, о твоей - Аталанке, я подумал: Аталанка, Аталанка... Что-то от атлантов. От Атлантиды. Благодаря твоим титаническим усилиям и твоему природному таланту - опять Аталанка! - твоя «Матёра», и в самом деле, стала нашей нынешней Атлантидой... И всё-таки мне хочется на русский лад: лучше - град Китеж?.. Который ещё поднимется во звоне колоколов со дна Сетлояр-озера.

Ещё из предисловия: «пятьдесят лет назад люди, пережив великое бедствие войны, в горе обнялись вместе, чтобы выстоять. Это был недолгий, но воодушевлённый, психически радостный своим выздоровлением период подъёма. Его не удалось подхватить».

Но ведь нынче идёт самая настоящая война. Такая на этот раз, якобы вялотекущая. «Нейлоновая», как они её назвали задолго до того, как она началась. Где вместо снарядов - турецкий ширпотреб. В Сибири —- китайский.  Именно так и спланированная - как операция под местным наркозом: всё глубже, глубже проникают... В победу, несмотря на все наши горести и печали веришь?

- Верю. На умственные, логические доводы всегда найдутся контрдоводы. А я верю сердцем. Тут довод один: не может быть!..