Свое большое повествование о Федоре Михайловиче Юрий Селезнев завершает траурной церемонией прощания, отмечая, что она стала почти всенародным шествием. Особое значение достоевист придает тому, что на прощание с писателем пришло много молодежи. Показателен эпизод со старушкой, поинтересовавшейся кого хоронят, тогда ей ответили, что хоронят писателя, учителя: «То-то, я вижу, столько молодежи-то. Значит, большой и хороший был учитель. Царство ему небесное» [8, с. 538].

Критик неслучайно акцентирует внимание читателя именно на этом моменте. Почти в каждом своем тексте, литературном, публицистическом, Ф.М. Достоевский не только обращается к духовно-нравственным проблемам общества, он напрямую говорит с молодежью как с будущим нации. Одна часть молодежи его принимала, и об этом свидетельствовали письма, которые получал писатель, на это указывало, например, и то, что Общество вспомоществования студентам уговаривало Федора Достоевского в 1879 году прочитать «Легенду о великом инквизиторе» из романа «Братья Карамазовы». Другая часть – отвергала писателя, относилась скорее отрицательно, чем положительно. Юрий Селезнев приводит воспоминания студента революционера-народовольца Ивана Ивановича Попова: «Причины такого отношения заключались в его романе «Бесы», который мы считали карикатурой на революционных деятелей» [8, с. 512].

Так или иначе, основные представители молодежи Достоевского читали, признавали его талант и гениальность. Юрий Селезнев в своем фундаментальном труде, посвященном Ф.М. Достоевскому, неоднократно рассуждает о пророчестве писателя: «быть русским писателем и не пророчествовать?» [8, с. 434]. Критик задается вопросом, существует ли пророческая способность в человеке как таковая, для него представляет интерес и то, что современная наука, так много изучающая человека, никогда не исследовала способность пророчествовать.  Очевидно, что с течением времени в пророческих высказываниях Ф.М. Достоевского убедиться проще. Но ведь еще современники писателя почувствовали его пророческую способность. С.А. Венгеров, присутствовавший на одном из вечеров в 1879 году, вспоминал, какое впечатление производил «чтец» Достоевский: «в полном смысле слова именно пророчествовал… И никогда еще с тех пор не наблюдал я такой мертвой тишины в зале, такого полного поглощения душевной жизни тысячной толпы настроениями одного человека» [8, с. 505].

Эта неразрывная связь писателя с читающей молодежью была колоссальной. Людмила Сараскина цитирует митрополита Исидора, в его воспоминаниях сохранились студенты, беспрерывно читающие псалмы у гроба писателя в церкви Святого Духа: «Они молились, стоя на коленях, с плачем и рыданиями. <…> Какой же магической силой обладал Достоевский, чтобы так вновь обратить их к Богу» [7, с. 775]. Тогда митрополит Исидор сделал вывод: умер не просто писатель.

В 1839 году Ф.М. Достоевский писал брату Михаилу: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком» [5]. Автору этих строк восемнадцать лет, но уже тогда он ставит перед собой недостижимую, высокую цель – изучить тайну человека. Он не сможет вывести четкую математическую формулу, но весь свой литературный и публицистический труд направит на попытку приблизиться к разгадке этой тайны.

Важнейшим писательским кредо, как это определил Юрий Селезнев, для Ф.М. Достоевского было присутствие страсти, идеи и «непременно указующего перста» [8, с. 502]. Образ «указующего перста» вполне закономерен. Для писателя, ориентированного на народ, его будущее и будущее России, первостепенной задачей становится попытка выяснить, кто готов и кто должен повести за собой будущие поколения.

Интересен случай, произошедший на одном из обедов петербургских профессоров, на котором чествовали приехавшего из Европы И.С. Тургенева. Иван Сергеевич, как подмечает Юрий Селезнев, «имел слабость почитать себя духовным учителем общества» [8, с. 500] и был достаточно востребован среди молодежи, с которой «явно заигрывал либеральными речами» [8, с. 500]. Федор Достоевский, не выдержавший столь восторженной реакции публики, задал Ивану Тургеневу вопрос: «Скажите прямо, каков ваш идеал?» [8, с. 501], на что последний лишь отмахнулся.

Этот вопрос писатель задал выступавшему неслучайно. Достоевский, прошедший «школу революционеров», как никто иной понимал, насколько заразительной может быть идея. Как признавался публицист, еще в 1846 году он был посвящен «во всю правду грядущего обновленного мира» [8, с. 88]. Посвятил его тогда в это учение В.Г. Белинский. С первых дней знакомства он поражал сознание Достоевского, впечатлял молодую душу писателя. Споры между ними начинались именно тогда, когда молодой Достоевский отстаивал учение Христово, названное Белинским «ложным и невежественным». Юрий Селезнев отмечает, что под влиянием «новых учителей» ученики обретали «новые идеалы». По мнению критика, Белинский веру не искоренил в Достоевском, но заронил «семена сомнения»: «Никогда больше не сможет он вернуться к простодушной религиозности детства и отрочества» [8, с. 106].

В апреле 1878 года он пишет письмо студентам Московского университета, в котором рассуждает о нынешнем положении молодежи и ее взаимоотношениях с русским народом. Формально в этом письме он впервые выступает наставником русской молодежи, хотя брать на себя роль учителя и проповедника, как он сам признавался, не желал. Писатель видит в молодежи «великую надежду России»: «никогда молодежь наша не была искреннее и честнее (что не малый факт, а удивительный, великий, исторический). Но в том беда, что молодежь несет на себе ложь всех двух веков нашей истории» [6]. Федор Михайлович определяет два пути молодежи. Первый – атеизм: «наш студент уходит не к народу, а куда-то за границу, в "европеизм", в отвлеченное царство небывалого никогда общечеловека, и таким образом разрывает и с народом, презирая его и не узнавая его» [6], второй – путь в народ, который сложен для современного поколения, поскольку, во-первых, необходимо «разучиться презирать» народ, а, во-вторых, «уверовать в Бога».

Следовательно, вполне логичен образ Алеши Карамазова, окруженного детьми. Он готовит «будущее молодое поколение, нынешних детей, которые уже и сейчас обожают его, как ученики учителя своего» [8, с. 527]. Юрий Селезнев также дает следующую точную характеристику этому образу: «многое будет зависеть в судьбе ее (России) от того, за кем они (дети) пойдут, в кого поверят – в великого ли инквизитора или в противостоящий ему трудный духовный подвиг Алеши?» [8, с. 511].

Если литературное творчество стало для Федора Михайловича ареной для выражения идей, то публицистическое – непаханым полем для их исследования и формирования. Так, одни из первых статей «Дневника писателя» публицист посвятил будущему страны – детям и молодежи. С одной стороны – развязная «обжорливая младость», с другой – выходцы «с ручкой» из бедных семей. Если первые толкаются, не извиняясь и проходя с полным правом, «может быть их так тому и учат для развития в них развязности» [1, с. 14], то вторые – существуют как дикие существа, непонимающие ничего: «ни где живут, ни какой нации, есть ли Бог, есть ли государь» [1, с. 20].

Писатель остро ощущает отличия нового поколения молодежи. Она стала более решительной и гораздо меньше времени отводит на размышления и сомнения. Показательна статья «Анекдот из детской жизни». В данном тексте Федор Михайлович рассуждает, что могло повлиять на разум юной девочки, решившейся сбежать из дома, не желая учиться, или на желание гимназистов отправиться в Америку в поисках свободы. Потерянность поколения, его оторванность от действительности Достоевский связывал с отсутствием «чувства долга, ощущения обязанности, – к отцам, к матерям, к известным верованиям и принципам» [2].

Этот надлом в сознании не был представлен лишь несколькими исключительными случаями. Молодое поколение начинало массово мыслить иначе. Потеря веры в бессмертие души, обесценивание жизни и попытка испытать судьбу стремительно привлекали интерес. Это стало важнейшей причиной увеличения количества самоубийств среди молодежи и детей: «Мы действительно видим очень много (а обилие это опять-таки своего рода загадка) самоубийств, странных и загадочных, сделанных вовсе не по нужде, не по обиде, без всяких видимых к тому причин» [3].

Федор Михайлович в «Дневнике писателя» в нескольких материалах ставит перед собой задачу – исследовать причины таинственных самоубийств. Одно из них: самоубийство молодой девушки, дочери известного русского эмигранта, написавшей предсмертную записку о том, что она собирается предпринять длинное путешествие. Публицист, анализируя возможные причины такого финала, приходит к выводу, что дело не в материальных причинах, а лишь в поисках чего-то более сложного, чем «прямолинейность жизни».

Иное самоубийство молодой бедной швеи Достоевский называет «каким-то кротким, смиренным», поскольку умирала она, держа в руках образ. Показательное отрицание и непонимание, как отмечал писатель, начинали звучать важно: «фраза "Я не понимаю этого" выговаривается почти с гордостью» [1, с. 226]. Рассуждения самоубийцы-материалиста, опубликованные в «Дневнике писателя», отражают грубое отрицание жизни: «так как природу я истребить не могу, то и истребляю себя одного» [1, с. 215].

Федор Михайлович был несомненно убежден, что главнейшей причиной подобных исходов является духовная болезнь – «отсутствие высшей идеи существования в душе». Умерщвление себя или другого часто не имеет под собой фундаментальной материальной причины. Родион Раскольников совершает преступление прежде всего для того, чтобы подтвердить свою теорию на идейном уровне. Для писателя было важно исследовать проблему преступлений гораздо шире, чем примитивный уровень, основанный на материальном положении убийцы.

Так, отчетливо мысль о власти идей над обществом проявляется в «Бесах». В основе романа действительно произошедшая история – убийство студента Иванова. Это кровавое преступление повторят герои романа Достоевского ради идеи, ради сплочения. Убийство студента, как предполагал писатель, было представлено убийцей как дело политическое и важное для последователей: «Иначе понять нельзя, как несколько юношей (кто бы они ни были) могли согласиться на такое мрачное преступление» [4].  

О своей книге Федор Михайлович рассуждал в статье «Одна из современных фальшей»: «Я хотел поставить вопрос и сколько возможно яснее, в форме романа дать на него ответ: каким образом в нашем обществе возможны не Нечаев, а Нечаевы. <…> Я сам стоял на эшафоте, приговоренный к смертной казни, и уверяю вас, что стоял в компании людей образованных» [4]. Даже несмотря на то, что в рядах петрашевцев преимущественно были люди образованные, Достоевский признается, что бороться с существовавшими тогда идеями и понятиями мало кто из представителей молодежи мог, все были заражены идеями теоретического социализма. В той же статье он напишет: «Нечаевым, вероятно, я бы не смог сделаться никогда, но нечаевцем, не ручаюсь, может, и мог бы…» [4].

Внедрение идей в молодое сознание, особенно разрушительных, происходит молниеносно. Федор Михайлович ощущал стремление молодых людей к правде. Он оценивал готовность пойти на все, на любые жертвы и на самопожертвование как национальную черту поколения. Открытым для писателя оставался лишь один вопрос: что считать за правду.

В статье «Опять о женщинах» Федор Достоевский приводит пример девушки, поразившей его своей настойчивостью в убеждениях, в необходимости жертвы. Восемнадцатилетняя девушка, которая по ее определению «совсем не так молода», приходит за напутствием к писателю в решительном настроении отправиться в Сербию ухаживать за больными. Автор «Дневника писателя» тогда установил, что это идейное стремление к жертвенности не имело «ни малейшего тщеславия, ни малейшего самомнения и самоупоения собственным подвигом, – что, напротив, очень часто видим в современных молодых людях» [1, с. 148]. Юрий Селезнев упоминает тот факт, что тысячи юных девушек добровольно уехали на Балканы помогать бойцам за национальное освобождение. Для этих девушек «великая, единящая идея» стала причиной подвига милосердия.

В молодом поколении Федор Михайлович, как верно заметил Юрий Селезнев, видел потребность в руководящей идее, порой доводящей до крайностей. И если одна крайность – это готовность самопожертвования во имя народа, то другая – готовность пожертвовать всем ради доказательства своих теорий. Достоевский называл такую фанатическую всеразрушительную идею бесовством. Временной тип, как его называл А.И. Герцен, постепенно переставал быть таковым, распространяясь среди молодого поколения мгновенно, в несколько раз быстрее.

Для Федора Михайловича очевидно было, что общество шатается. Отсутствие высшей идеи, идеалов очевидно приводило к зыбкой почве неопределенности: высшие идеи каждый начинал вырабатывать для себя самостоятельно или стремился следовать сознательно и бессознательно чужим идеям, не всегда созидательным.

Незадолго до написания романа «Братья Карамазовы» Федор Михайлович в статье «Об анонимных ругательных письмах» высказал потребность молодежи в правильном руководителе. По мнению Достоевского, педагоги слишком заняты педагогией, а родители «делами» и не делами, поэтому чрезвычайно важный возраст остается без внимания, предоставленный самому себе. В статье «Опять о случайном семействе» писатель выделяет два типа отцов: отцы ленивые и отцы прилежные. Первые апатичны, безучастны к своим детям. Если отец богат, но ленив, замечает Федор Михайлович, то дети вступают в жизнь одни и «сердца их ничем не связаны с прошедшим, с семейством, с детством» [1, с. 342]. Дети же бедных ленивых отцов «в высшей степени оставлены на случайность» [1, с. 342].

Второй тип отцов – прилежные. Этот тип отцов заражен идеями. Публицист акцентирует внимание читателя, их беда в том, что они говорят чужим голосом, примкнули к чужой жизни и идее, потеряв всякую связь в русской жизнью. Они подходят к воспитанию своих детей прогрессивно: один своему ребенку «сам подыскивает уже любовницу» [1, с. 341], другой – посвящает в передовые идеи (нередко хорошие) юное неокрепшее сознание, в финале эти идеи трансформируются в одну «если нет ничего святого, то, стало быть, можно делать всякую пакость» [1, с. 341].

Юрий Селезнев подтверждает мысль Федора Михайловича: каждое новое молодое поколение – это результат деятельности его отцов: «современный нигилизм "детей" вырос из непонимания и отрицания чего бы то ни было положительного в России, а главное – из неверия "отцов"» [8, с. 395]. Частой темой для размышлений Достоевского был вопрос: «какие впечатления выносит из своего детства уже теперешняя современная нам молодежь». Ответ на этот вопрос писатель пытался найти с помощью публицистики, где возможен диалог. Так, будущее нации, пишет Юрий Селезнев, стало главным предметом разговора писателя с современниками, предметом разговора через его «Дневник».

Библиографический список:

1. Дневник писателя / Федор Достоевский. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018.

2. Достоевский, Ф.М. Анекдот из детской жизни / Ф.М. Достоевский // Дневник писателя. – 1876. – декабрь.

3. Достоевский, Ф.М. О самоубийстве и о высокомерии / Ф.М. Достоевский // Дневник писателя. – 1876. – ноябрь.

4. Достоевский, Ф.М. Одна из современных фальшей / Ф.М. Достоевский // Дневник писателя. – 1873. 

5. Достоевский, Ф.М. Письма. 10. М. М. Достоевскому. 16 августа 1839. Петербург // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 15 томах. СПб. : Наука, 1996. Т. 15. С. 20–22.

6. Достоевский, Ф.М. Студентам московского университета, 18 апреля 1878 / Ф. М. Достоевский. – Текст : электронный // Федор Достоевский  : [сайт]. – URL: http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/pisma-dostoevskogo/dostoevskij-m-studentam-18-aprelya-1878.htm (дата обращения: 15.10.2021).

7. Сараскина, Л.И. Достоевский (Из серии "Жизнь замечательных людей"), М.: Молодая гвардия, 2013.

8. Селезнев, Ю.И. Достоевский (Из серии "Жизнь замечательных людей"), М.: Молодая гвардия, 1990.