Ю.И. Селезнев «Достоевский»: Анна Григорьевна и Федор Михайлович – сросшиеся души

Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

А.С. Пушкин

Юрий Иванович Селезнев – выдающийся мыслитель, литературовед, достоевист, критик и редактор. Человек, для которого, по словам Виктора Ивановича Лихоносова, «в некоторые периоды литература была необходимее жизни» [2]. Создатель, не побоюсь этого слова, лучших книг о Достоевском и душою русский человек, горящий своим дело, простой, но, к сожалению, ужасно одинокий. Единственной отрадой у писателя оставалась мама. В одном из своих писем Селезнев писал Лихоносову: «от уж седой совсем, а личной жизни у меня... уж и забыл какая она, эта личная жизнь: даже с ребенком не всегда можешь побыть, когда душа просит…Видно устал, а отдыхать некогда и не дадут. Никто не даст, потому что я – только средство, а так просто, именно как я, – только маме одной и нужен. И вот пока она есть и пока я нужен, я, а не что-то во мне и не для чего-то, а просто я, – я знаю, что нужно жить».

Рядом с таким гениальным человеком рядом должна быть женщина, которая будет и верной подругой, и женой, и товарищем, и родной душой, разделяющей все трудности, горести и прелести жизни. Та женщина, которая никогда не оставит и до самой последней минуты будет любить.

Со своей второй женой Селезнев прожил 10 лет, после чего они развелись. Расставание было болезненным. Двойное предательство и жизненные трудности – все в одночасье свалилось на писателя. В дневниковой записи Владимира Крупина от 31 августа 1977 года говорится: «Селезнев расходится — вот горе ему. Так добивался квартиры, прописки, прожил с женой (2-я) 10 лет. Она, говорит он, сплелась с другим. Кооператив не меняют и т. д. Все разрушено — семья, честь, совесть. Другой — вытащенный Юрой из ямы его сотрудник. Дочь болела, сгибался над заработками, жил по углам — вот. Мать приехала — разбил паралич» [1].

К огромному сожалению, Юрий Иванович не смог отыскать любовь всей своей жизни, ту самую тихую пристань, с которой он обрел бы покой и умиротворение. Но, несмотря на это, Селезнев смог создать поистине великое произведение, посвященное Достоевскому и его жене – Анне Григорьевне.  Юрий Иванович показал в этой книге, какой должна быть настоящая любовь.

В 1981 году свет увидел гениальную биографическую книгу о Ф. М. Достоевском, которая вышла в серии «Жизнь замечательных людей». Данное издание – историческая проза, которая совершенно по-новому знакомит читателя с личностью Федора Михайловича. Невольно становишься участником событий, происходивших в жизни писателя. По мере развития сюжета главным героем книги становится не только сам Достоевский, а также его супруга – Анна Григорьевна. Она и является примером той самой любви, которая спасает от одиночества и обнажает душу. Обратимся непосредственно к самой книге, чтобы наглядно проследить зарождение высокого, чистого и вечного чувства.

Знакомство Федора Михайловича и Анны Григорьевны, в девичестве Сниткиной, происходит в главе с пророческим названием «Пристань»: «Он, попросив Федосью, прислугу, приготовить чаю, пошел встречать стенографа и увидел молодую девушку лет 19-20, не более: ну вот – с такой, пожалуй, напишешь роман! – умолял же Павла Матвеевича, специально повторил – кого-нибудь посерьезнее» [3]. Попробовал надиктовать юной «стенографке», оказалось, что она и точку пропустила, и пишет непонятно, в общем, все придется переписывать. Да и подумалось тогда писателю: «девица-то как будто славная, хоть лицом и некрасива, да что ж ему с ней -- детей крестить?».

 В свою очередь, Анна Григорьевна восприняла предложение о работе с известным писателем с «восторженной радостью». Отец познакомил ее с творчеством Достоевского, после чего девушка зачитывалась его романами, проживала вместе с героями и счастье и горе. Представлялся Федор Михайлович ей так: «человеком старым…почему-то толстым, с брюшком даже; он, конечно, окружен боготворящей его семьей – иначе и быть не может, если уж они с отцом так любят его, то как же должны любить и почитать его родные! – и толпой поклонников, предупреждающих каждое его желание, берегущих его от разных напастей и неприятностей. Человек он, безусловно, богатый – среди ее знакомых были и печатающиеся в журналах, и вполне безбедно существующие на гонорары, а он ведь не чета им – он гений и вон уж сколько написал».

Но не все ее ожидания не оправдались: «вышел пожилой, даже почти старый, среднего роста мужчина…Он, правда, не толст и без брюшка, но все-таки он представлялся ей другим...более величественным или уж значительным…А он неказист, волосы напомажены и гладко приглажены, будто в парике, так неестественно, и смотрит странно, загадочно; увидела, глаза разные – один темный, то ли карий, то ли болотный, другой заметно больше и зрачок во весь глаз – даже страшно и... неприятно от такого взгляда. И лицо – бледное, болезненное, подергивается будто в судорогах или от постоянной брезгливости, кажется, ужасно злое. Неужели же писателю нечего надеть, кроме изношенного синего жакета? А воротничок и манжеты белоснежные – странно все...».

Анна Григорьевна представляла себе человека, окруженного заботой родных и близких. Того, чьи работы и дела боготворят и почитают домочадцы, но в итоге перед ней появился человек уставший, забывший, что такое любовь, и, возможно, даже одичавший от душевного одиночества. Девушка создала у себя в голове образ идеальной жизни идеального человека, а когда же она увидела, что это не так, почувствовала, что «в одночасье, рушились сложившиеся годами, казавшиеся незыблемыми идеалы…В конце концов он не виноват в том, что не соответствует тому образу, который придумался, примечтался ей в девических ее снах наяву, да, может, и не сам он такой, а жизнь калечила, ломала его, сделала его издерганным, больным. Больным».

Когда же Анна Григорьевна пришла к назначенному времени назад, в дом Достоевского, тот встретил ее добродушно, долго о чем-то рассказывал, и тогда «она подняла на него глаза и впервые, после первого взгляда, посмотрела на него и вдруг увидела перед собой действительно очень больного, измученного человека – и почему он показался ей старым? – ему не больше 35-37 лет, – глубоко страдающего и какого-то до боли неуютного человека, одинокого, окруженного недобрыми к нему людьми. И вот он доверился ей, открыл душу, потому что ему больше некому открыться, но ей он доверился, значит, посчитал ее достойной своей исповеди, и ей вдруг стало просто с ним, хорошо и даже гордо за себя».

Федор Михайлович после продолжительного общения недоумевал: «и как это она показалась ему в первый раз некрасивой? Уму непостижимо – глаза-то какие – серые, добрые, лучистые, будто свет изнутри... Это же Марии Болконской глаза».

Как-то во время разговора Анна Григорьевна спросила, почему бы Достоевскому не жениться, тогда, возможно, он обретет счастье. На что Федор Михайлович ответил: «Жениться? Да никто не идет за меня, – сказал он с какой-то такой искренностью, что ей стало ужасно жалко его и немного за него стыдно: зачем он так о себе?».

Выходит так, что при первой встрече Анне Григорьевне не понравился Достоевский, ни Федору Михайловичу юная стенографистка. Но как только они вступили в диалог, услышали души друг друга, все изменилось. Кажется, что израненная и одинокая душа Федора Михайловича с того момента не переставала тянутся к душе Анны Григорьевны, так же, как и ее к нему. 

Время шло, совместно оно завершили произведение точно в срок, но все равно не хотели расставаться, и тогда было принято решение продолжить совместную работу. И уже совсем скоро Федор Михайлович спросил у Анны Григорьевны: «Поставьте себя на минуту, всего на одну минуту…постарайтесь, Анна Григорьевна, голубчик, представьте, будто этот художник – я, и что это я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, бога ради, что бы вы мне ответили? Ответ не заставил себя долго ждать: «Я... Я бы ответила вам, что вас люблю и буду любить всегда...».

Когда пришло время столкнуться с трудностями, в которых существовал Федор Михайлович (кредиторы, нищета, родственники – К.Г.), Анна Григорьевна какое-то время пребывала в отчаянье и даже думала о том, чтобы «все бросить, уйти, уехать – все равно куда и все равно, что о ней подумают, скажут, что будет с ней и даже... с ним», но вскоре к ней пришло осознание: «Коль уж она решилась стать его женой, другом, нянькой даже, она обязана спасти – и его, и себя, и их любовь. Как ни умолял ее Федор Михайлович, она впервые ослушалась его, отдала в залог чуть не все принадлежащее ей приданое: мебель, рояль, меха, золотые украшения, выигрышные билеты. Да и что за жертва, когда речь идет об их счастье. Им нужно побыть одним, совсем одним, где их не достанут ни родственники, ни кредиторы, а с остальным она справится сама: это единственное спасение».

Даже когда Федора Михайловича схватил приступ эпилепсии, Анна Григорьевна, знающая о падучей только с его слов, пока продолжались судороги, держала в руках «самую дорогую теперь для нее в целом мире голову мужа». Тогда-то и пришло окончательное осознание: «И нет во всей ее многомиллионной безбрежности никого, кто мог бы оградить его от этой роковой неожиданности. Никого во всем белом свете, кроме нее одной, в которую он поверил и которой доверил и все то, что сможет свершить и подарить миру. Да что ей до всего мира и даже до России сейчас! Она, его Аня, Анна Григорьевна, уже не Сниткина, а Достоевская, она может лишиться его, единственного своего, который стал теперь для нее и домом, и Россией, и всей Вселенной, и ей-то помочь некому».

С того момента они больше не расставались. Федор Михайлович нашел пристань, которую так долго искал, пробираясь сквозь темные воды одиночества. Селезнев невероятно точно и емко озаглавил данную главу, словно заведомо говоря, пророча читателю грядущие события, которые перевернут жизнь писателя, а в конечном итоге приведут к спокойствию и умиротворению души.

Вот чета Достоевских покинула Россию, оставив за спиной кредиторов и родственников, но им на смену пришли другие невзгоды и несчастья.  Глава «Бездны» начинается с описания жизни молодоженов. Воспоминания, которые описывает Юрий Иванович, настолько личные, добродушные и веселые, что первое время становится непривычно от того, какой Достоевский был на самом деле. Например, когда Федор Михайлович и Анна Григорьевна ходили в ресторан обедать, писатель с говорил с серьезным лицом хозяйке о том, что в бараньем соусе им сегодня подали кошку, после чего та «выпучив глаза от изумления» извинялась, а Достоевский вместе с супругой «весело распевая тут же сочиненную ими песню о том, как "бедный Федя кошку съел"». Кажется, такого великого гения, мы практически не видели.

Легкость, первые недолгие ссоры, свидания и упоение медовым месяцем – тогда им казалось, что «главные искушения, грозившие их любви и преданности друг другу, теперь-то уже позади». Но Федора Михайловича давно мучила мысль о том, что нужно съездить в «Гомбург еще раз, только разочек попытает судьбу на рулетке».

Конечно, были выигрыши, но чаще проигрыши – тогда Анна Григорьевна даже и словом не укорила Федора Михайловича, понимая, что от этого и состояние мужа не станет лучше, да и денег не прибавится.  Так и пришла в их жизнь «болезнь, мучительная, изнуряющая его, может, и пострашнее падучей, – ад, затянувший, заманивший искушением риска и призрачной победы, и, кажется, нет силы, способной спасти его, а сам уж не в силах остановиться». А у самой Анны Григорьевны болело сердце за мужа, тот ведь «работает как вол, при его-то здоровье, и все равно весь в долгах, и чем дальше, тем безнадежнее, и вот еще эта постыдная, если разобраться честно, страстишка рулетная».

Когда приходили деньги, они тут же уходили на рулетку, но были и минуты «творческого озарения духа», и тогда они вместе с Анной Григорьевной гуляли уединенно в тишине и покое. Эта сильная женщина молилась, чтобы «деньги подольше не приходили, чтоб не было больше сумеречного возбуждения рулетки», а были только мирные беседы родных «все более срастающихся душ».

Говорят, что жизнь состоит из черных и белых полос, так вот беременность Анны Григорьевны стала самой, что ни наесть счастливой порой.  Достоевский всячески ухаживал за супругой, даже не давал ей читать «Войну и мир» Толстого, чтобы та не прочитала «впечатляющую сцену смерти при родах маленькой княгини Болконской».  Как-то раз, проснувшись, Анна Григорьевна увидела около своей постели мужа, стоящего на коленях и тихо целующего ее. Тогда «она поняла сердцем: и его болезненная мнительность, и его речи о разводе, и вспыльчивая раздражительность – из одного источника – все еще мучающей его, тщательно скрываемой от нее неуверенности и в себе, и в прочности ее к нему любви. Он просто боится потерять ее. Кто бы еще кроме Селезнева смог показать, передать чувства и тревоги такого Достоевского – чуткого, ранимого и страшащегося. Писателя, которого, мы, кажется, совсем не знаем. Однажды он сказал Анне Григорьевне: «Знаешь, вот для таких, как ты, и приходил Христос...».

Они были счастливы. Осознав, что она безмерно любима Федором Михайловичем, Анна Григорьевна решила, что должна была бы самой счастливой, если бы ей удалось хоть немного скрасить его жизнь, ведь, «у него так было мало радостного в жизни, что хоть под конец-то ему было бы хорошо». В любви и согласии, муж и жена хотят сделать друг друга счастливее и отгородить от всех невзгод. И вот, у Анны Григорьевны получилось сделать мужа по-настоящему счастливым, родив малышку Сонечку: «он так ждал ее, так верил, что ему когда-нибудь все-таки улыбнется счастье держать в руках собственное дитя, и так было уже изверился, что теперь все казалось: вдруг судьба накажет его за это неположенное ему счастье. Нет, уж если ему суждено страдать всю жизнь, то пусть ему, но не этому бесконечно милому, беззащитно-невинному отросточку его жизни».

Их счастью не было предела: «они каждый день вывозили часа на два-три в парк, где она спала в своей коляске, а они, счастливые, загадывали о ее будущем, спорили и смеялись, закрывая рты руками, чтобы не потревожить ее сон». Но погода была ветреная и Сонечка простыла, лучший врач в Женеве, «иному отец просто не доверил бы свое сокровище», уверял, что не нужно беспокоиться, но «Федор Михайлович отчего-то тревожился и почти не отходил от ее кроватки». Предчувствие не обмануло, 12 мая Сонечка «скончалась на руках едва не умершего вслед за ней от отчаяния отца».

Этот мрачный период жизни в семье Достоевских Селезнев описал детально, не упустив, кажется, ни одной детали. Пред нами снова появляется совершенно другой Достоевский – «отчаяние его было бурное, он рыдал, как женщина, стоя перед остывавшим телом своей любимицы, и покрывал ее бледное личико и ручки горячими поцелуями. Такого бурного отчаяния я никогда более не видала. Обоим нам казалось, что мы не вынесем нашего горя... На Федора Михайловича было страшно смотреть, до того он осунулся и похудел». В своем письме Майкову Федор Михайлович открывает свою израненную душу, рассказывая о том, как сильно он любит, эту «маленькую личность», которая в свои три месяца уже знала, смеялась над шутками и любила отца. Время шло, но боль не отступала: «Есть минуты, которых выносить нельзя. Она уже меня знала, она, когда я, в день смерти ее, уходил из дома читать газеты, не имея понятия о том, что через два часа умрет, она так следила и провожала меня своими глазками, так поглядела на меня, что до сих пор представляется и все ярче и ярче. Никогда не забуду и никогда не перестану мучиться! Если даже и будет другой ребенок, то не понимаю, как я буду любить его, где любви найду; мне нужно Соню. Я понять не могу, что ее нет и что я ее никогда не увижу». После этого слегла и Анна Григорьевна.

Но в 1869 году родилась их вторая дочь, которую назвали Любовью: «Все обошлось благополучно, – писал Федор Михайлович Майкову, – и ребенок большой, здоровый и красавица". Красавице, правда, было всего три дня, но отец переживает событие восторженно, даже убежденного холостяка Страхова корит: "Ах, зачем вы не женаты, и зачем у вас нет ребенка, многоуважаемый Николай Николаевич? Клянусь вам, что в этом три четвертых счастья жизненного, а в остальном разве – одна четверть". Хлопот, конечно, прибавилось, но многие из них как раз и доставляли главную радость: выкупать, убаюкать на руках свое маленькое создание, родное дитя». А затем родился сын – Федор. Его назвали в честь отца, так хотела Анна Григорьевна.

В главе «Вьются бесы…» Достоевские возвращаются на родину, где их осаждали кредиторы и повестками в суд. Тяжело приходилось в это время Федору Михайловичу, и тогда Анна Григорьевна решила взять все дела с кредиторами в свои руки, иначе «с долгами они никогда не разделаются; да и у мужа останется больше сил для работы». Сильная духом женщина, готовая во чтобы то не стало помочь своему горячо любимому мужу, которая считает необходимым быть поддержкой и опорой для родного человека.

Но снова беды приходят в дом Достоевских: Лиля ушибла руку, после чего косточки срослись неправильно и пришлось делать операцию. После этого Анна Григорьевна «слегла внезапно с тяжелым нарывом в горле». Тогда Федор Михайлович «чуть не рыдал -- такое отчаяние нашло: неужто потеряет Аню?». Она была для него всем: женой, матерью, нянькой, сотрудницей, читателем и «успокоит, и утешит, и не попрекнет никогда укором». Анна Григорьевна стала для Достоевского «единственным надежным, неизменным прибежище в этом ненадежном, изменчивом мире».

Анна Григорьевна горячо загорелась взять в свои руки все издательские дела Федора Михайловича, тот в начале воспротивился, но, подумав, решил, что пусть попробует, не получится – сама и успокоится, «но Анна Григорьевна взялась за дело с энтузиазмом: подсчитала, сколько средств необходимо на бумагу, сколько на типографию, учла все варианты предприятия». После этого Достоевский «уверовал в деловой талант жены, и вовсе ничего не предпринимал без ее совета и участия».

Все чаще Федор Михайлович ловил себя на мысли, «как бережно хранит его неуемная Анна Григорьевна от многих недугов, с которыми вряд ли бы справился сам: ни беды, ни болезни, ни его раздражительность -- порою по пустякам, так что через минуту самому стыдно и непонятно, как мог раздражиться, – ничто, казалось, не способно преодолеть ее веселость, нежную привязанность к мужу, способность вмиг заставить его забыть о болезнях, наветах врагов и друзей, сомнениях в своем писательском даре. Расхохочется неизвестно от чего, ну и сам начинает смеяться, словно мальчишка, куда и годы, и невзгоды вдруг, хоть на мгновение, подеваются».

И снова Юрий Иванович Селезнев показывает нам совсем незнакомого Достоевского. Много было забавных моментов в их семейной жизни, взять, к примеру случай с подаянием, которое оказалось розыгрышем, или анонимное письмо, самой Анны Григорьевны, которое она сама и отправила, вызвало у Федора Михайловича неприятное чувство обмана: «пусть враг как угодно хитер, коварен, злобен – на то он и враг; но он не изменит – изменяют любимые, он не предаст – предают друзья. А у него в жизни не было ни одного живого существа ближе и дороже Ани: любимой, друга, единомышленницы, сочувственницы его – той единственной, в чью безусловную честность, порядочность, неизменность он хотел верить до смертного своего часа».

 Еще одним тяжелым ударом стала смерть Алешки, сына меньшенького: «отец не мог больше сдержать навалившегося, подступившего изнутри – разрыдался отчаянно, безутешно: сын умер от внезапного приступа эпилепсии, унаследованной от него…Почему же сын, отчего же не сам он?». Не мог найти Федор Михайлович ни в чем утешения – сам утешал и друзей, и знакомых. Анна Григорьевна тоже была потерянной: пропала та веселость, энергия, но понимала, что нужно вставать на ноги видя «глубину страданий мужа». И опять мы видим сильную женщину, безмерно любящую и верную, ту, которую послал Достоевскому Бог.

Последняя глава называется «Напоследок». Глава-прощание с великим гением. Достоевский всегда чувствовал приближающуюся смерть, а потому проснувшись, «он ясно сознал и уже без сомнений, надежд и гаданий – свиток его судьбы сворачивается». Он знал, что самый близкий ему человек – Анна Григорьевна– скоро сама это почувствует, а потому не стал говорить. Но уж очень сильно она любила мужа и верила, что он будет жить, а когда же она спросила у Федора Михайловича о самочувствии, Достоевский ответил: «Знаешь, Аня, я уже часа три как не сплю и все думаю, и вот теперь осознал ясно – я сегодня... умру».

Анна Григорьевна не смотря на все слова мужа, «не могла, не смела допустить мысли, чтоб он умер». Да, как писатель, создавший романы, над которыми «плачут, страдают, очищаются и возвышаются душой» – Достоевский никогда не умрет, но как «по-человечески бренного и живого», когда-нибудь Федора Михайловича не станет.

В последние минуты жизни Достоевский попросил у Анны Григорьевны Евангелие и читал: «Иоанн же удерживал его... Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду». Пророческие строки о том, чтобы не удерживала на этой земле своего горячо любимого мужа Анна Григорьевна, и как бы тяжело не было, так должно случиться, а она с этим смерится, ведь и он ее «всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже мысленно». Достоевский умер в восемь часов тридцать восемь минут, а Анна Григорьевна «не отходила от него, держа его руку в своей…и слезы из глаз ее текли все обильнее, но она уже не замечала их», ведь горечь утраты человека, с которым ты делил душу одну на двоих, самая горькая из всех возможных.

Союз Анны Григорьевны и Федора Михайловича является примером истинной любви, той, в которой нуждался Юрий Иванович Селезнев. Каждому человеку нужен тот, кто «каждым своим поступком, каждой мыслью, движением души своей принадлежал бы и, сколько даст Бог жизни, будет принадлежать» только этому человеку.

Юрий Иванович очень напоминает Достоевского. Оба – гениальны, оба «не всегда были великими, чаще простыми, обычными людьми, со своими недостатками, больные, нервные даже капризные временами», и так же оба нуждающиеся в «утешении, как дети, не приспособленные к жизни». Но есть у них и различия: Достоевский нашел Анну Григорьевну – родственную душу, которая держала его за руку всю свою жизни, служа опорой, поддержкой и любовью. К сожалению, Юрию Ивановичу не посчастливилось найти ту самую, близкую и родную душу, возможно, если бы жизнь сложилась иначе, он прожил бы намного дольше, ведь родство душ и их сплетение – вот оно, истинное счастье, которое помогает человеку жить.

Использованные источники:
1.    Крупин В. Выбранные места из дневников 70-х годов. – URL: https://royallib.com/read/krupin_vladimir/vibrannie_mesta_iz_dnevnikov_70h_godov.html#0 (дата обращения: 18.09.2021).
2.    Лихоносов В.И. Юрий Селезнёв: одержимый. – URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/tvorchestvo-yui-selezneva/tvorchestvo-yui-selezneva_10407.html (дата обращения: 18.09.2021).
3.    Селезнев Ю. И. Достоевский. — М.: Мол. гвардия, 1981. — 543 с, ил. — (Жизнь замечат. людей. Сер. биогр.; Вып. 16 (621)).
 

02.10.2021

Статьи по теме