На «Казачьем острове» нас приняли атаманы (Переясловского и Брюховецкого казачьих обществ). Прелесть родной «старовыны» у реки Бейсуг. Захотелось напроситься пожить здесь и рядом с камышом и лошадьми пописать что-то упущенное в городской толкучке.

На трапезе сидели в длинной саманной хате, недавно созданной, обошли цветущие белизной комнаты с утварью и домашними предметами и реликвиями, подаренными станичниками, поклонились душой тому, «как жили при царях и атаманах», порадовались казачьему старанию. Бытовые приметы – это хорошо, это радует, но что ж не собираем мы листочки, воспоминания, не умеем писать книжки? Господом Богом также заповедано душе вовеки восхищаться достойными лицами, биографиями, судьбами, бить усердные поклоны, поминать в молитвах. Неужели «на эту тему» нужно читать сердитые лекции?

– И что же получается? – опять затянул я свою песню после первого вкусного угощения. – Мы все такие примерные замечательные люди, мы такие верноподданные нашему государству, нашей подвижной меняющейся истории, мы маршируем на парадах, заседаем на Советах атаманов, красуемся важностью в разных интервью, и как что – так клянемся, что мы верны заветам предков, ценим их подвиги, что мы возродились и несем на своих черкесках породу казачью, учим детей все великое знать и помнить, беречь священные казачьи углы и родовые подушки и коврики, а если оглянуться, то что видим? А видим везде то же, что и на родине Гамалия в Переясловской.

– А в бывшем Екатеринодаре, где улица Красная изувечена иностранными вывесками на магазинах и кафе, – подхватил нетерпимый мой пыл Михаил Сергеевич, – дома уже напоминают надгробия с мемориальными досками директорам советских предприятий, ректорам университетов, разного рода хозяйственникам, журналистам, а... а где же первые и стародавние знатные личности? Покажите мне. Только отцу и сыну Бабычам белая досочка, невидимая за деревьями, и все? А по станицам! Так были там атаманы, Георгиевские кавалеры, царские конвойцы, наконец? Или только мы, самые номенклатурные, самые дорогие и любимые современники? Ни одной улицы в станицах не названо именами предков. Нигде ни одного памятного столбика. Ну неужели надо быть семи пядей во лбу или героически сражаться с какою-то темною силой бюрократов, чтобы в Переясловской приносили письма и газеты (да и налоговые бумажки) на улицу имени Василия Гамалия? Или в той же Брюховецкой или Роговской зазвучала фамилия Камянского! Порою кажется, что у нас тот, кто клонится долу в честь старины, совершает чуть ли не преступление (так оно и было при коммуняках, но время-то прошло), призывает всех жить в кладбищенской печали, во всяком случае, многим начальникам народная инициатива увековечивать что-то и то мешает, как солома за шеей. Зато какие слова «о верности истории». Почитайте их непременные заклинания на всяких совещаниях, мероприятиях, на банкетах. Можно сейчас же набрать из газет целый ворох. А посмотрите, какая диверсия дует с Запада: все переврать, светлую народную память вырвать, опаскудить и т.п. Чего мы так заснули? Сейчас, когда «Англия гадит», весь Запад нас унижает, в самый раз вспоминать, как сотник Гамалий «англичан уклеил». Так и писали на весь мир – «англичан уклеил». Они там застряли в Месопотамии беспомощно и были рады. когда русские устроили такую... пропаганду единства союзных войск. И только. 

И Гамалию прицепили орден: Железный крест. Читать надо, господа, о русских подвигах! Так хочется прокричать. К 100-летию начала войны надо бы казакам по своему радио прочитать с гордой интонацией весть текст о «Персидском походе».

Мы еще раз зашли в наряженные под казачью старину комнаты, вспомнили всех разом, всех, давно отошедших в историю, пожурились, пожали атаманам руки и расстались с надеждой, что Василия Даниловича Гамалия, похороненного в 1956 году в Америке, навсегда удостоят, наконец, почтения в родной стороне, в криничной обители Переясловской...

.......................................................................

И, видно, праведные казачьи души учуяли мгновение и подтолкнули Костю, сына архивариуса В. Шкуро, позвонить нам в Брюховецкую и, не подозревая о наших розысках, донести радостную весть: список казаков 1-й Уманской сотни, совершавшей Персидский поход в 1916 году, тот список, который затерялся на целое столетие, найден! Но не весь. Еще не весь.

Обрадованные, мы вернулись к воротам, зашли в ту полюбившуюся длинную саманную хату и весело «дали указание» атаманам поднести нам еще по чарке того вкусного казачьего самогона, которым мы баловались больше часа, да опять же подать на скатерть домашней колбаски и тоненьких соленых огурчиков, и мы, по-русски во всем легковерные, пребывающие в бесконечной надежде, выпили «за то, чтобы все славное, кровное, щемящее» вернулось и на этот «Казачий остров», к камышам на берегу Бейсуга и в просторную степь, и расплодилось по современным каменным куреням, и на улицах, по которым ходили еще запорожцы-переселенцы и отцы их, и внуки.

И за воротами, уже прощаясь, Михаил Сергеевич, высокий, даже могучий, басистый, вдруг проронил (как пропел) строчки из своего стихотворения «Героям забытой войны». 

Стоянки походных биваков,
Устал я от тягостных дум.
Во сне я иду на Очаков,
А то вдруг беру Эрзерум.
Устал я от тяжкого груза,
То снег, то пурга, то туман,
К вершине ползу Ялогуза
В надежде вернуть Кагызман...

– Оно длинное… Дочитаю в следующий раз. Если Гамалий вернется сюда и нас, грешных, позовет.

– Надо бы и о Гамалии написать, – попросил я.

– Если бы я был поэтом, то заголовок взял бы такой: «Поклон Переясловской из штата Нью-Джерси»...

– Это будет грустное стихотворение... До побаченья!

Июнь 2018 г.