Ушел из жизни В.И. Лихоносов

Метафизика пандемии очевидна – испытания посланы нам за грехи наши тяжкие: и за утрату Страха Божьего, и за научную гордыню безответственных алхимиков, и за бездумное мотание сотен миллионов людей из конца в конец такой, казалось ставшей карманной, планеты. Да мало ли ещё за что конкретно, но почему Он забирает лучших из нас?  Тех, кто бережно сшивал разорванные братоубийственной войной лоскуты жизненного полотна, кто заботливо восстанавливал память о героях минувших времен, о радетелях общего дела, кто научил нас сердечно и внимательно заглядывать на самое донышко собственной души.  Возможно потому. что до нас уже по-другому и не достучаться, возможно для того, чтобы, наконец, перестали рассчитывать на кого-то другого, кто сделает это за нас.

Совсем недавно, в апреле, мы отмечали 85 летие Виктора Ивановича Лихоносова. Судьба подарила ему долгую и непростую жизнь, в которой был и вынужденный переезд, позволивший увидеть самого себя, и отчужденное непонимание, заставившее найти способ достучаться до  других сердец, и долгие годы забвения, пока страна, наконец, не начала избавляться от морока.  Это материал я готовил к юбилею писателя, однако и сегодня не добавить, не убавить… Удивительное чувство завершенности жизненного пути и светлая печаль, так чудно им воспетая…

У российских географов особые отношения с писателями. Достаточно вспомнить Михаила Михайловича Пришвина, получившего  в 1907 году серебряную медаль Русского географического общества за одну из  первых своих книг «В краю непуганых птиц: Очерки Выговского края», а к ней в придачу и всероссийскую известность.  В то время описание земель ещё не сводилось к картографии, а из путешествий привозили целостный взгляд на природу и человека, на ландшафты и промыслы, на единство социокультурного своеобразия.

В свою очередь писатели трепетно относятся к географии – кому как не им доподлинно известно доминирующее воздействие ландшафта на традиции, на хозяйство, на речь,  одежду и всё- всё- всё.  Давно подмечено, своё, родное видится и понимается отчётливей на контрасте с чужим, с другим,  с непохожим, что, собственно, и порождает массовый феномен периодической  «охоты к перемене мест» в поисках самого себя. Однако иногда сама судьба приводит тебя в дальний край, которому суждено стать твоей новой родиной, с которым, стало быть, надо породниться, принять и полюбить. Так и произошло с двадцатилетним пареньком Виктором Лихоносовым, приехавшим в конце пятидесятых годов из далёкого Новосибирска на теплую и благодатную Кубань.

В 1957 году Виктор Иванович поступает на историко-филологический факультет Краснодарского педагогического института, что само по себе знаменательно, поскольку именно литературно-историческое образование приносит в России щедрые плоды. Дух  прошедших времён для историков, корневые традиции  общественной психологии для писателей – всё это благодатная почва, рождающая выдающихся мыслителей, истинных лидеров в гуманитарных дисциплинах.

К слову сказать, этот же факультет несколько позднее окончит Юрий Иванович Селезнев, пожалуй, самый  известный в России литературный деятель - выходец с Кубани. В 70-80-х годах прошлого века Юрий Иванович, публицист, литературный критик, главный редактор серии «ЖЗЛ» для многих  в СССР был нравственным камертоном, прокладывающим дороги в будущее. На Селезнёвские чтения и сегодня ежегодно собирается цвет патриотического крыла российских писателей. Для всех участников этих чтений очевидно: Селезнев и Лихоносов – крупнейшие литературные деятели ХХ века в России, которых дала Кубань. Жаль, сегодняшние  университеты глухими стенами разгородило литературу, историю, философию и психологию, иссушив почву, рождающую глубокие интуиции и  гениальные прозрения в гуманитарной сфере.

Послевоенная Кубань в конце пятидесятых переживала переселенческий бум. Канули в Лету прежние  социальные группы казаков и иногородних, напряженные отношения между которыми многие прошлые десятилетия давали местному сообществу жизненную энергию. Глубокие раны расказачивания и  раскулачивания, голодомора и насильственной коллективизации ещё большей кровью  как-то притупила война. В благодатный теплый край устремились бывшие солдаты, прошедшие здесь военными дорогами, потихоньку возвращались по разным поводам выжившие депортированные или приезжали просто наслушавшиеся историй про сытный край, где яблоки и груши, вишни и абрикосы растут прямо на улицах, ешь - не хочу.

Людям приезжим, особенно издалека, с Урала или Сибири, сразу бросались в глаза отличия, прежде всего, в человеческих отношениях. Людская открытость, готовность прийти на помощь, стремление к общению и коллективному действу привычны в суровых малолюдных краях. На Кубани всё так, да не совсем так. Дружили  группами выдержавших проверку временем, к приезжим долго присматривались и уж точно не радовались с порога. Если к этому добавить ещё и курортно-базарную пестроту окрестностей Анапы,  где стал преподавать в сельской школе молодой Виктор Лихоносов, то можно представить охватившие его душевное смятение  и тоску. Собеседника приходилось искать где-то там в будущем времени, в неизвестно в каком краю -  это ли не лучший повод взяться за перо.

Возможно именно здесь корни того радостно-печального и глубоко внутреннего звучания его  прозы, когда только с «брянскими стариками» и можно поговорить или помолчать. Словно раненная птица он погружается в мир собственных переживаний, где всё взаимосвязано, где важны  тончайшие нюансы, где одушевлены и лес, и речка, и дом со старой дверной ручкой, ожидающей прикосновения.  В этом мире не доминирует бытовая суета, здесь трижды думают перед тем как сказать, чтобы, не дай Бог, не уколоть, а потому подолгу молчат. О, как красноречивы эти паузы!

Удивительное дело, именно на волне такого настроения Лихоносов В.И. можно сказать ворвался в советскую литературу 60-х годов, избежав стандартной рутины публикации в периодических сборниках региональной писательской организации.  Его первый рассказ «Брянские» был опубликован А. Твардовским, тогда главным редактором «Нового мира», в  далёком 1963 году.   Далее последовал целый ряд повестей, вышедших в издательствах Москвы, Новосибирска и Краснодара, избрание в члены Союза писателей СССР.

Рассказы и повести   Лихоносова первых лет творчества описывают хорошо знакомый ему мир современников - впечатления юности,  переживания молодых лет, волнения от путешествий по памятным литературным местам. Читателя, впервые открывающего его произведение, сразу поражает своеобразие авторского стиля писателя. Прежде всего, это отсутствие лихо закрученного сюжета, когда можно быстро читать через строчку, поскольку само развитие действия и представляет главный интерес.  Здесь не так, здесь надо тормозить, начать вчитываться в каждое слово, с  удивлением обнаруживая, как начинает прорисовываться визуальный образ, как начинает звучать закадровая музыка, создавая настроение. Здесь радость смешивается с сожалением, восторг сменяется печалью, а сам автор любовно сшивает страницы-картинки в один симфонический поток.

Петр Мамонов записал «Брянских»  в собственном исполнении с тщательно подобранным музыкальным сопровождением. Сам Виктор Иванович часто называет свои книги аккордами, словно ассоциируя периоды собственной жизнь  с музыкальными произведениями. Его тексты  удивительно звучат особенно  хорошо в авторском исполнении - медленно, протяжно, давая слушателям время представить картину в деталях и целиком.

Лихоносов не стремиться формулировать правила жизни и не пытается учить наставлениями, он не ёрничает и не иронизирует, а просто внимательно рассматривает само цветное жизненное полотно, радуясь доброму, живому, плодородному, досадуя на злое, беспамятное и кичливое. Душевный настрой автора передается читателю, заставляя остановиться, осмотреться, улететь мыслями в прошлое, вдруг, увидеть настоящее, задуматься о будущем как-то по-новому, тепло и  со смирением…

Виктора Ивановича справедливо считают мастером интимной  прозы, причем в самом сокровенном, глубоко личном аспекте, когда внимание автора целиком направлено на внутренний поток сознания, на водовороты помыслов, на разрозненный рой мыслей. Его тексты, порой, напоминают произведения монахов-пустынножителей и отцов-исповедников, совершавших свои аскетические подвиги в единственной целью – спуститься на самое донышко собственной души, осветить  Божественным светом самые тёмные уголки, очиститься постами и молитвами. Такого рода самопознание всегда было сильной стороной русского ума, погруженного в сердце. Именно такие тексты навсегда остаются в сокровищнице человеческой культуры, тогда как все эмоционально-тревожные вымыслы  просто пополняют исторический паноптикум.   

На Кубани сама судьба вела писателя по историческим тропинкам, приоткрывая завесу мира ушедшего, засыпанного обломками революционных катастроф, с которым оборвалась естественная связь времён.  Здание  местной школы, где пришлось учительствовать Виктору Ивановичу в селе Новопокровском,  Крымского района района, оказалось бывшей усадьбой наказного атамана Кубанского войска, графа Феликса Николаевича Сумарокова-Эльстона, человека загадочного происхождения и интересной судьбы. Многие хутора в округе были основаны ещё  в начале века казаками-старообрядцами, греками - переселенцами из Турции и Грузии.  Частые поездки в соседнюю Тамань, где всё пропитано историей  с античных времен, где соприкасается Европа с Азией, а само лукоморье Таманского залива символизирует вечность, уходя за горизонт.  Всё это заставило Лихоносова  засесть за «Историю Российскую» Василия Никитича Татищева, глубоко пропитанную личностным широким взглядом  неравнодушного гражданина.

Интерес к истории края, ставшего писателю второй родиной, проснется позднее, в начале семидесятых, когда постепенно возникло и взросло желание поклониться земле Кубанской. Земле, которая приняла и выучила, дала кров, поправила здоровье  и  которая только-только стала приоткрывать  свои сокровенные тайны и совсем не древнюю, но основательно присыпанную бурными событиями последнего века, славную историю казачества.

В конце семидесятых Виктор Иванович на пять лет замолчит, погрузившись в архивы и в газетные подшивки начала ХХ века, встречаясь с потомственными казаками, с еще бодрыми старушками, окончившими Мариинскую гимназию и прекрасно помнившими старый Екатеринодар.  Краеведы и писатели прекрасно знают, какая это удача встретить живого носителя прошедших времен, которого само провидение оставило жить. Жить иногда до ста лет, чтобы успеть рассказать, передать, растолковать, оживить давно ушедшие образы.  Порой поражает  это свойство человеческой памяти воспроизводить в тончайших деталях хронику своих молодых лет, помнить эмоциональную окраску бурных тектонических событий в жизни страны и надеяться, что всё это не просто так, что всё это понадобиться, кому-то поможет, кого-то спасет.

Про такого человека, найденного писателем, рассказывал сам Виктор Иванович:

– Роман о Екатеринодаре я закончил в 47 лет. На меня повлияло всё живое, а уж потом я орошался в архиве. Попсуйшапка – вот виновник моего замысла! В жизни у него фамилия Чернецкий. Он умер на 102-м году в один день с Шолоховым. В простом народе есть свои великие фигуры. Василий Афанасьевич словно получил послушание: не только назубок помнить то, что все забыли или прокляли, но всей своей натурой, всем своим видом это показывать. В чистеньком полотняном костюмчике, в такой же фуражке а ля приказчик, интонацией речи, движением рук, даже тем, как берет чайную ложечку или мажет масло на хлеб, а самое главное – понятиями о доброте, чести и совести, соблюдением семейных традиций, сознанием роли государей в строительстве России, удивительным трудовым нравом и многими другими устаревшими тонкостями очаровал он мою интуицию и кое-какие знания об истории так, что душа моя воскликнула: вот такими были люди! вот такой была Россия! И с 1971 года по 1983 я ездил по станицам и расспрашивал последних «рэпаных» казаков и наслаждался встречами с Василием Афанасьевичем Чернецким-Попсуйшапкой. А писал всего пять лет.

Роман «Ненаписанные воспоминания: Наш маленький Париж» увидел свет в 1986 году  и  был встречен благожелательно критикой и читателями. В обществе уже полным ходом зрели перемены, пересматривалась история революций и гражданской войны, из идеализированных образов прошлого пытались сконструировать очертания грядущего.  В этих условиях лирико-эпическое полотно Лихоносова сыграло свою очевидную роль.  Нарисованная писателем разноцветная пестрота и  бурная многослойность жизни старого Екатеринодара, его уверенный естественный рост, сменившийся ужасным водоворотом из миллионов покалеченных судеб, всё это создавало в душе читателя немой вопрос – зачем?  Как такое могло случиться? За что?     Тогда, тридцать лет назад, на фоне казавшейся унылой и безликой черно-белой картинки «развитого социализма» вопросы звучали особенно актуально.

Вскоре последовала перестройка, ясно обозначившая тупик, куда 17-ом году свернула страна, пойдя по братоубийственному безбожному пути. При этом выяснилось, что за времена железного занавеса и насильственного насаждения догматической идеологии марксизма у нас не родились ни духовные лидеры, ни моральные авторитеты, способные очертить привлекательные контуры грядущего. В результате последовал обратный передел собственности (строго по Марксу в качестве панацеи от всех бед).  Вновь пришлось заплатить огромную цену, и кто знает, то ли за то, что тогда свернули братоубийственный тупик, то ли за то, что, отказавшись от Христа, не дотянули до высокой духовной планки социализма. Более того, нет никакой уверенности, что  вновь не свернули в новый тупик.

Похоже, человеческая мистерия вовсе не описывается красками материализма, даже если он и диалектический, и мы вслепую бродим по местности с негодной картой. Однако тупики схематических построений направлений общественного развития и нищета социологических теорий, к счастью, не способны остановить поступательный ход русской цивилизации. Жизнь берёт своё, с новыми поколениями рождаются новые надежды, а на расстоянии  взору предстает ретушированная картина прошедшего.

Появляются приметы нового времени, страна в поисках  пути всё чаще обращается к собственным корням, к проверенным временем традициям. Только через них живой организм может напитаться силою былинною, почувствовать крылья окрепшие и обрести отвагу богатырскую. Уходят  в прошлое  90-е годы, когда из каждого приемника звучала чужая музыка, притягательная как всякий запретный плод, созревший за время глупой  принудительной аскезы. Всё чаще можно услышать задорные голоса казачьих радиостанций, аудитория которых быстро растет в последнее время.

Несколько лет назад Музыкальный театр ТО «Премьера» им. Л. Г. Гатова поставил музыкально-драматический спектакль по мотивам романа «Наш маленький Париж», автор инсценировки и режиссёр Н. Панин, дирижёр-постановщик В. Карклин, художник-постановщик Т. Баранова.   Получилось яркое мозаичное полотно из фрагментов романа, позволившее погрузиться в пестроту старого Екатеринодара, восхититься харизматичными типажами казачьей столицы и  вновь пережить трагедию гражданской войны. Несмотря на специфику жанра, авторам удалось главное – сохранить лихоносовский пафос, его восхищение многоцветьем жизни казачьей столицы и его немой вопрос о бессмысленности братоубийственной войны.

В 2009 году в Краснодаре  состоялся конкурс на лучший эскиз «Жители города Екатеринодара» в жанре городской скульптуры. Победила композиции из пяти фигур жителей старого города, созданная по мотивам образов романа «Наш маленький Париж». В наши дни в мэрии города обсуждаются предложения по созданию тематического парка «Старый Екатеринодар». Есть несколько вариантов для лучшего выбора подходящей площадки, однако, для многих очевидно – без героев Виктора Лихоносова тут не обойтись . Ничего более мощного в духовно-нравственной плане, более убедительного и талантливого по своему художественному решению пока не создано.   Сегодня, пожалуй, только песенное творчество Кубанского казачьего хора и роман «Наш маленький Париж» ярчайшим образом достойно представляют традиционную историческую  Кубань  на российском культурном просторе.

Как же ему это удалось? Совсем молодым человеком приехать на Кубань из далёкой Сибири, четким душевным камертоном прислушаться к обрывкам фраз и далёким голосам из обломков прежней жизни, полюбить всё это и открыть для нас.  Скорее всего потому, что Виктор Иванович был среди тех душевно чутких, кто бережно сшивал разорванное полотно народной жизни, кто каялся за нас и связывал поколения, кто просил прощения, ибо чувствовал, что без покаяния ничего хорошего не будет.   Все, живущие сердцем и чувствами, думают также, хочется верить, что их уже нельзя обмануть фальшивыми песнями о построении рая на чужой беде.

Все великие нации бережно относятся к своей истории. Они уже пережили тяжёлые моменты в судьбе, когда на помощь приходили  давно забытые архетипы прошлого, вновь звучали страстные боевые кличи прежних времен, появлялись  одежды, знакомых еще по детским книжкам цветов и форм. Во время последней мировой войны японцы, прячась от бомбёжек в метро, читали забытый на столетия кодекс самураев «Хагакурэ». Англосаксы не раз возвращались к императиву «сдохни, но сделай», рожденному еще во времена корсаров и подходящему  для трудных времен. Такого рода образы  не случайны, они прорастают из глубочайшего ядра нации, они концентрируют и направляют объединенную энергию на решение возникших проблем способом, характерным именно для этой нации. Фактически, это составляющие национально духовного капитала, роль и значение которого трудно переоценить.        

Из географических названий земель российских всегда понятно – это край или область. Пограничный характер краёв  всегда диктовал свою особую внутреннюю политику, основанную на постоянной  мобилизационной готовности всех там живущих, будь то Сибирь, Урал, Дон или Кубань.  В результате время сформировало этот привлекательный психологический образ - культурный концепт казака – воина- землепашца, живущего по окраинам державы. Он удивительно подходит к наступающим временам грядущих потрясений, когда каждый чувствует себя на краю и когда  нигде нет спасительной глубинки. Да, опасно, да, страшно, да, можно погибнуть в бою, но мы не перестанем сеять и пахать,  любить и  растить детей, радоваться жизни, верить и надеяться, поскольку с нами Бог и Государь. Образы казаков, их удалые песни и танцы, вселяют уверенность, гонят прочь тоску и уныние, являются эталоном душевного здоровья на все времена.           

Плавно, размерено идёт утренняя служба в Скорбященском храме. Горящие свечи отражаются в золоте икон,  не-от-мира-сего запах ладана отсекает городскую суету, а бесстрастные голоса чтецов деликатно направляют твой бесконечный внутренний монолог. Здесь Виктор Иванович частенько сидел, погруженный в свои мысли, в узеньком боковом приделе алтаря, поджимая коленки от снующих  мимо  алтарников.  Поднимал глаза, только когда подходил кто-либо из уважаемых прихожан, также допущенных  сюда  настоятелем, или врывался,  сам отец Алексий Касатиков, порывистый, весь в блестящей развевающейся фелони. Троекратно прикладывался к белоснежной голове Виктора Ивановича, ласково кивал, взмахивал кадилом по углам и мчался дальше по храму.

Сюда, в старейший, видевший ещё императора Николая II, храм во имя иконы  Божьей Матери «Всех скорбящих радость» Лихоносов приходил каждое воскресение. Здесь как-то тепло, соразмеренно, уютно, а вокруг старинные корпуса городской больницы, надёжно защищающие от шума центра города.  Здесь он отдыхал душой, здесь выражения лиц прихожан, о которых мечтал, здесь реально восстановлена традиция прежних времён, о которых писал и  о которых тосковал. Именно здесь нынешние горожане,  набираются  духовных сил идти «узкими вратами»…

Правда, это  и было почти всё хорошее, по мнению Виктора Ивановича, принесённое новыми временами.  Его не обманывали яркие витрины, показушное изобилие или заморские имена гостиничных  небоскрёбов. Как истинный представитель писателей – «почвенников » - Лихоносов не анализировал, а органично погружался в окружающую жизнь, главным образом в её духовно-нравственный аспект. Для него было важно не сколько кто денег скопил, а на что потратил, кому помог.  Возвёл небоскрёб, а не снес ли историческое здание? У новичков всегда выяснял: с каких краёв? каких кровей? где служил?  Он мог прийти к важному чиновнику, попросить денег на издание очередной книги, а потом раскритиковать его в каком-либо интервью или за то, или за другое, но особенно, за забвения памяти предков или за неуважение к радетелям общего дела. К нему привыкли, деньги давали не охотно, в рыночный прейскурант по созданию общественного мнения  он не вписывался.

Совсем недалеко от храма, в двух кварталах, размещается редакция литературно-исторического журнала «Родная Кубань». Здесь в маленькой комнате на первом этаже, куда чудом втиснули  четыре письменных стола, Виктор Иванович служил главным редактором восемнадцать счастливых лет.  Одно дело копаться в пыльных архивах, а совсем другое беседовать с живыми свидетелями ушедших времен, их детьми и внуками, хранителями бесценных воспоминаний, семейных реликвий,  старинных фотографий.

Таких было великое множество, вернувшихся из заграницы, истомившихся в необходимости скрывать истории своих родов,  радующихся возможности отдать долг памяти и слиться с собственными корнями. Шли поверившие лично ему, автору « Нашего маленького Парижа», где с такой любовью выписаны жители старого Екатеринодара, причем уже  не с «классовых позиций», без деления на своих и чужих,  с горьким сожалением о миллионах загубленных судеб и душ.

В  редакцию частенько захаживали друзья – коллеги по писательскому цеху, краеведы – Леонид Пасенюк, Виталий Бардадым,  Айтеч Хагуров, Владимир Шкуро, казачий атаман М. Тищенко и многие-многие другие. Присаживались рядом, слушая очередного потомка казака то ли из Бриньковской станицы, то ли из Пластуновской, задавали вопросы, подсказывали фамилии и даты, ободряя рассказчика взглядами и репликами.  Иногда стол главного редактора аккуратно застилали старыми газетами, раскладывали хлеб, сало, прочую принесённую снедь, заваривали крепкий чай, а, порой, и раскупоривали бутылочку чего-нибудь крепкого. На уже немолодых лицах проступал румянец, задорно блестели глаза, а услышать можно было такие истории, что поверить не возможно. – Я  никогда ничего не придумывал, – любил повторять Виктор Иванович. Да и зачем придумывать, лучше сохранить правду жизни, даже если и не можешь пока это все осмыслить.

В результате упорной, многолетней работы Виктора Ивановича Лихоносова на посту главного редактора литературно-исторического журнала «Родная Кубань»,  его коллег по редакции - Александра Федорченко, Павла Гаврилова и многих других  - собран уникальный исторический материал. Это полторы тысячи страниц тщательно подобранных, отредактированы и свёрстанных в «Заветную книгу» бесценных текстов, охватывающих все основные этапы истории Кубанского казачества ХIХ и ХХ веков.  

Открывает книгу раздел «Кубани верные сыны», посвященный тесно связанным с казачьим краем выдающимся военачальникам, таким как наказной атаман и писатель Я.Г. Кухаренко, генерал от артиллерии В.Ф. Белый и целому ряду других, чьи судьбы уникальны, ратные дела достойны, а личности - всероссийского масштаба.

Отдельные разделы книги включают в себя интереснейшие истории старинных казачьих родов, в том числе, и хлебнувших горького хлеба чужбины,  и переживших трагедию возвращения в родные края.   Раздел «Народный архив» содержит множество интересных фактов и  отдельных событий из хроник Кубанского края от приезда российских самодержцев до строительства крепостей, городов и мостов. Однако, во всём заботливо собранном писателем материале нет и следа тематической  казённой заданности, каждый раздел «Заветной книги» - это яркий, талантливый, литературно совершенный текст, освещающий совершенно конкретные обстоятельства и события.

В результате мы имеем огромное полотно истории Кубанского казачества, тщательно художественно выписанное многими авторами, воздействующее своими невыдуманными историями прежде всего на сердце и душу читателя. Хотя, имеем громко сказано, пока это компьютерный набор текстов, который мало кто видел. Почти десять лет Виктор Иванович обходил кабинеты начальников, нынешних и бывших, рассылал письма во всякого рода фонды в несбывшейся пока надежде получить средства на издание «Заветной книги».

За свою долгую творческую жизнь писатель удостоился многих наград, стал лауреатом многих премий, среди которых Государственная премия РСФСР имени Горького, Премия Союза Писателей СССР, Премия «Ясная Поляна», Большая литературная премия России, Бунинская премия, Патриаршая литературная премия и  многих других.  Однако в последние годы Виктор Иванович более всего мечтал подержать в руках новенький, еще пахнущий типографской краской, экземпляр «Заветной книги».  Он верил, что эта книга тугим узлом свяжет разорванные революцией и гражданской войной  нити исторической судьбы Екатеринодара.  Без этой связи со своими корнями, без осмысленного покаяния  за миллионы загубленных душ трудно ожидать духовно здорового роста и развития нашей родной Кубани.   

18.08.2021

Статьи по теме