Критический очерк

1 Тема казачества в публицистике В. Лихоносова

1.1 Особенности подхода к изображению казачества в публицистике В. Лихоносова

Виктор Иванович Лихоносов в своих публицистических работах часто рассматривал казачество как один из определяющих феноменов в становлении южных регионов Российского государства. Важно будет заметить, что писатель во всех случаях упоминал казачество именно как часть более большого и значимого – русского мира.

Не случайно еще в 1972 году Георгий Адамович писал о Викторе Ивановиче Лихоносове: «У вас редкостное чувство русского прошлого, природы, людей, всей России вообще» [46].

В2021 году, вномере журнала «Родная Кубань» №2 (91), посвященном 85-летнему юбилею классика, в поздравительном слове от редакции издания было сказано: «Всем своим творчеством и 18-летней подвижнической деятельностью на посту главного редактора журнала “Родная Кубань” Виктор Иванович пробуждал и пробуждает в современниках национальную и историческую память, светлую любовь к известным и неизвестным, забытым и оболганным лучшим сынам Отечества, сочувствие и живое тепло к поврежденной в 1917 году России» [46].

В интервью под названием «Родные русские люди», взятом из документального фильма «Сочувствие человеку» (ГТРК «Алтай», 1999),
В. Лихоносов, беседуя с А. Корчугановым, отметил важную черту романа-хроники «Наш маленький Париж»: «Там только намек, что это на Кубани. Я буквально же не пишу на украинском! Там только маленький намек, потому что литература в России должна быть только на русском» [46]. При этом, можно сказать, что свое намерение сохранить родное русское чувство во всяком произведении о казачестве писатель пронес через всю свою жизнь.

В другом интервью под названием «…Я – писатель русский по чувству» Лихоносов говорил о своем творчестве так: «Я понимаю, что такое православная проза, русская проза. Но удалось ли мне? Кажется, что кое в чем - да. Я считаю себя русским писателем. Русским по чувству» [53].

Волею судьбы, еще до того, как стать писателем, Виктор Иванович был, по сути, окружен историей казачьего края. Будучи учителем в селе Новопокровском, Лихоносов узнал, что здание школы, в котором он преподавал, – это бывшая усадьба наказного атамана Кубанского войска графа Феликса Николаевича Сумарокова-Эльстона, а многие хутора в округе были основаны еще в начале века казаками-старообрядцами. Уже тогда
Виктор Лихоносов мог осознавать свою сопричастность истории огромной, полной загадок, страны.

В наши дни уже невозможно представить Кубань и Россию в целом без богатого литературного наследия Виктора Лихоносова, посвятившего свою жизнь собиранию по крупицам разорванного исторического полотна нашей Отчизны.

Выдающийся писатель в своей публицистике не раз подчеркивал значимость феномена русского мира, повлиявшего на становление кубанского казачества. Однако сегодня существует отдельная категория писателей, журналистов и критиков, оценивающих литературный вклад Лихоносова как сугубо отрицательный и даже разрушительный. Среди них, к примеру:
К. Соболев, К. Беда, П. Ткаченко. В работах упомянутых авторов Лихоносова обвиняют в «оправдании казаков-коллаборационистов» и «этносепаратизма», популяризации идеи выделения казачества в отдельный этнос со своими «казачьей культурой», «казачьим укладом» и «кубанским языком». Однако это в корне неверный подход к рассмотрению всего творчества классика.

Лихоносов отрицал саму идею любого рода отделения казачества от русского мира. Можно перечислить значительное количество произведений автора, где так или иначе затрагивается эта тема. Так, в статье «Гробовое молчание» из цикла «Записи перед сном» есть такие строки: «” Мы не русские, мы – казаки!” – не раз кичились и во хмелю, и в трезвом виде некоторые атаманы и простые члены [кубанского казачьего общества].

А защищают историю Екатеринодара почему-то… москали, “понаехавшие, – как известно – на нашу землю”» [29. С. 586–588].

В публицистике Лихоносова видится неподдельная грусть по уходящим временам, нравам, традициям. Утрата исторического наследия – вот тема, пронизывающая большинство работ писателя. И казачество в данной и во многих других работах классика – это «печальный итог» перерождения русского народа и всего русского мира в целом.

Не случайно Лихоносов в упомянутой выше статье задавался вопросами: «Где же оно, великое казачество? Где атаман Екатеринодарского отдела? Почему слова сильного в защиту хоть одного угла не сказал? Где был
батька-атаман, казачий генерал, с уст которого слетали в последние месяцы единственные задушевные слова – “регалии, регалии, регалии?” Разве ему чужды регалии самого города? Их не от царицы Екатерины и не от поздних государей привезли, нет, своими руками сотворили регалии повседневной жизни и оставили как историческое наследство. Не жалко казаку последнего рокового разорения каменных святынь, особняков славных генералов и офицеров, геройских пластунов, созидателей-архитекторов и щедрых купцов? Разве “чикагские” небоскребы ближе его душе? А где всемирно прославленный радетель духовности и народных казачьих традиций, а так же член Совета по культуре при президенте России?..» [29. С. 586–588].

И пускай Лихоносов не дает ответы на все вышеназванные вопросы, читателю становится ясно: русский народ, как и города, села, станицы, в которых он живет, «меняется до неузнаваемости» под влиянием губительной западной культуры.

В укор современному казачеству, как одному из основных носителей традиций, национальной идентичности народа Кубани, Лихоносов ставит «обнищание» культуры собственно русской. Для писателя кажутся чем-то напускным лозунги атаманов и простых казаков («Мы не русские, мы – казаки!»), потому как за этими словами стоит не только это, но ложный, сепаратистский посыл.

По этой же причине в статье «Чья эта улица?» из цикла «Записи перед сном» классик написал такие строки: «» [29, С. 585–586]

В этом же цикле, в работе под названием «Где вы, тени великие?» Лихоносов в противовес современному казачеству перечислил имена великих казаков, уважавших и хранивших традиции: С. Белый, А. Головатый, З. Чепига, Ф. Бурсак, Ф. Сумароков-Эльстон, Я. Кухаренко, Н. Малама, М. Сквориков, В. Климов, В. Вареник, М. Лихацкий, К. Живило, Гр. Шкуро и М. Бабыч.

Помимо этого, классик привел письмо казаков из станицы Ильинской Наказному атаману М. П. Бабычу в 1909 году: «Нам дорога память дедов и прадедов наших. Мы благоговеем перед красотой, умеем ценить драгоценные памятники старины» [29, С. 585–586].

Способ подбора фактического материала в публицистике Лихоносова показателен. Писателем выстраивается не субъективная картина мира, а историческая панорама, учитывающая позиции сразу нескольких сторон определенного нравственного конфликта («белые – красные», «современное казачество – дореволюционное казачество» и т. д.).

И, стоит отметить, Лихоносов не один раз в своих статьях делал акцент на том, что современному, «перерожденному» казачеству необходимо возвратиться к своим корням, к культурному наследию, напрямую связанному с феноменом русского мира. Рассуждая о воспоминаниях казаков, не раз печатавшихся в журнале «Родная Кубань», классик писал: «Да, хотел бы я пожелать нынешним задирающимся казакам полюбить эти воспоминания так, как полюбил их какой-то москаль, то есть я» [29].

Учитывая приведенные цитаты, сложно подозревать Лихоносова в приверженности «казачьему этносепаратизму». Напротив, кубанский классик следует великодержавной, русской тысячелетней традиции.

Н. В. Гоголь в «Избранных местах из переписки с друзьями», в главе под названием «Светлое Воскресенье», писал: «…есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа…» [20] Следует православной традиции в своих произведениях и В. И. Лихоносов. Например, в его в статье «Свет добра», в которой рассказывается о дореволюционных благотворительных обществах, есть следующие строки: «Нужно ли знать о благотворительных душах из дворянских родов, о купцах и приказчиках, офицерах и казаках, жертвовавших в пользу бедных или нуждающихся в образовании? Нужно ли это знать правителям города и края, депутатам Законодательного собрания, сенаторам от Кубани, атаману Кубанского казачьего войска, председательнице краевых профсоюзов, молчаливо взирающей на уничтожение последних заводов ради торговых и развлекательных центров, на изгнание с заводов рабочих, нужно ли знать дамам из департамента народного образования, доцентам и профессорам истории, журналистам, писателям и проч.?

Благотворительность старого времени была освящена православной традицией, заповедями Божиими, помазывалась церковным благословением» [29, С. 609–619].

Снова обратим внимание: казачество в публицистике Лихоносова стоит в одном ряду с дворянством, купечеством и офицерством. То есть является частью всего русского мира. А среди перечислений множеств заслуг различных дореволюционных благотворительных обществ в статье можно не раз встретить упоминания казачьих родов, принимавших такое же активное участие в общественной жизни Российской империи.

Напротив, о потере национальной, культурной идентичности современным казачеством Лихоносов писал в статье «1998» в цикле «Записи перед сном»: «В газете “Комсомолец на Кубани” один журналист, ныне покойный, не раз издевался над председателем крайисполкома Кондратенко, “батькой Кондратом”… Дураки же, притворявшиеся ярыми патриотами, на полном серьезе, даже с гордостью зовут губернатора прозвищем и полагают, что “народ Кубани” воистину разделяет “старокубанское” чувство: наш батько! Нет уж. Все не так. Кто любит губернатора, кто надеется на него, как на каменную стену, тот и называет его просто: Кондратенко, наш Кондратенко. А “батько Кондрат” … После крушения всех заветов и традиций, быта и нравов, после перемола в партийных структурах… не звучит и не может звучать тепло и родственно. Какие уж теперь батьки!..» [29, С. 541–545]

В целом, можно заметить, что более позднее творчество Лихоносова показывает глубокую разочарованность писателя в современном казачестве. И тем более он не надеется, что политические функционеры на Кубани создадут условия для выделения казачества как «отдельного этноса». Это видится невозможным. Сказываются отсутствие вековой исторической преемственности и банальная незаинтересованность чиновников современного госаппарата в Краснодарском крае.

В 1998 году Лихоносов отмечал безынициативность кубанских чиновников: «Хоть бы вздохнули громко, прикрикнули, пригрозили пальцем бездарным архитекторам: “не трогайте, не уничтожайте старый казачий город! Не оскверняйте землю первого екатерининского кладбища!” и т. п.» [29, С. 541–545]

В той же статье Лихоносов подчеркнул, что не только чиновники, но даже современное казачество не желает следовать прежним духовным традициям. Писатель привел историю из журнала «Наши вести»: в годы революции большевики расстреляли отца Михаила Лекторского, который провел последний молебен для пленных казаков. За это русская зарубежная церковь причислила протоиерея к лику святых. Иконописный образ отца Михаила был помещен на внутренней обложке журнала «Родная Кубань», однако откликов со стороны кубанского казачества история священника не получила. Лихоносов писал: «Мы это сделали с душевной надеждой на воодушевление родственных святоотеческих чувств у казаков. Увы! Никакой реакции. И самый главный атаман даже не позвонил…» [29, С. 541–545]

В статье под названием «2000» из цикла «Записи перед сном» Лихоносов писал про современное казачество: «Тимофей Ящик стал еще одним моим любимцем…

Атаман поехал в Америку за регалиями, а мне бы увидеть в Новоминской угол, где стояла хата Ящика да расспросить дочь.

В журнале “Родная Кубань” печатаем его воспоминания. Выйдет этот номер, и ни одна казачья душа не позвонит. Вымерло родство» [29, С. 547]

Важно будет отметить статью под названием «1990» из цикла «Записи перед сном». В ней Лихоносов дал оценку итогам приезда на историческую Родину семьи белых казачьих эмигрантов Бурсаков. Как отметил классик, помимо того, что на встречу не явилось кубанское казачество, а атаман «отстранился» и так и не встретился с ними, сами Бурсаки произвели на писателя впечатление «чужих людей» [29, С. 479–489].

Вот как Лихоносов описал Владимира Сергеевича Бурсака: «…спустился с этажа старик, седой, кареглазый, не совсем хорошо говорит по-русски. Живет он под Ниццей в своем доме с садом, с ним два сына… жена светловолосая англичанка. О Кубани Владимир Сергеевич знает мало (это сын-то предводителя дворянства), бабушкины рассказы о своем роде не помнит. Никогда не слыхал о фамилии Бунина. Ивана Шмелева не читал…» [29, С. 479–489].

И в целом, можно сделать вывод, что Лихоносов был крайне разочарован последними представителями семей дореволюционного казачества: «Как переродились Бурсаки…» Классик с заметной грустью писал: «Они даже на старое кладбище не сходили; и не спросили, где похоронен Павел Павлович Бурсак и все прочие Бурсаки, что постарше. Они ничего-ничего не знали подробного о земле, на которую из Запорожья пристали на конях и с возами их предки…» [29, С. 479–489].

Лихоносов в своих публицистических работах неоднократно указывал на причины потери исторической преемственности современным обществом на Кубани. В статье «2002» из цикла «Записи перед сном» классик писал: «Свобода пришла, да уже некому было сочувствовать; власть коммунистов упала, а сами они везде и всюду остались, писали к 80-й годовщине ухода белых с Кубани: “Деникин, Врангель, Шкуро ненавидели свой народ”», т. е. врали, как в 1920-е годы. Надевшее в 1990-м году черкески советское казачество как-то забыло, с чего началась трагедия, и не склонило головы в печали, не вспомнило имена самых знаменитых беженцев, на атаманских сборах своих с иезуитской практичностью провозглашало: “Не будем делить казаков на белых и красных!” Красные позорно сдали советскую власть Ельцину, а белых постреляли еще до второй войны с Германией…» [29, С. 547–553].

На протяжении существования Советского Союза идеология нового государства не позволяла рассматривать дореволюционное казачество как положительный феномен. Тем более, перед руководством страны не стояла цель сохранить память о прошлом казачества, большая часть истории которого связана с Россией традиционной, монархической. В упомянутой выше статье Лихоносов писал: «При советской власти незачем было искать “офицерскую сволочь”, попов, атаманов – идеология строгая…» [29, С. 547–553]

Сегодня, несмотря на возможность свободно изучать историческую литературу, связанную с истоками казачества, само современное казачество мало заинтересовано в изучении своих старинных вековых традиций, преданий, быта. Лихоносов в статье «2002» по этому поводу писал: «В ограде церкви был похоронен историк И. Д. Попко… “Черноморские казаки” – его главная книга. По сто, сто пятьдесят рублей продают книги о черной магии, о баптистах и убийствах политических деятелей, а эта синенькая книжка о быте и нравах первых поселенцев на Кубани уценена до… трех рублей, но и по этой цене ее никто не покупает. Так где же казаки? Сколько им можно хвастаться своими достижениями и выпрашивать деньги у правительства на свое содержание? Они даже читать не любят. А с 1 октября атаман провозгласил их… “отдельным народом”» [29, С. 547–553].

Однако на сегодняшний день, несмотря на позицию Лихоносова, есть отдельный ряд журналистов, писателей и критиков, которые видят в кубанском классике распространителя «этносепаратистской» идеологии, «самостийности» современного казачества на Кубани. В связи с этим стоит предположить, что данные авторы либо не читали Лихоносова, либо умышленно искажают позицию выдающегося писателя.

Лихоносов давал положительную оценку дореволюционному казачеству, описывал «во всей полноте с благодарностью и благородством колодезную зачарованность казачьей истории» [29]. Так, в своей статье под названием «2003» из цикла «Записи перед сном» классик привел цитату Наказного Атамана Я. Г. Кухаренко, писавшего о духовном единстве казачества в начале века: «До моего приезда в Черноморию… – как это еще родственно слышалось, все были наполнены одним духом, от Сечи, от Малороссии…» [29, С. 553–557]

И вот, что Лихоносов в связи с этим писал о современном кубанском казачестве: «Да неужели этих нынешних казаков (“мы не русские, мы казаки”), этих разодетых атаманов (“мы отдельный этнос”), этих вертучих кубанских письменников, родившихся в станицах… не растрогает сочное куренное слово Я. Кухаренко и его товарищей по войску? Неужели они навсегда испорчены телевизионными “окнами” и всем хламом и никогда не вернутся к своей славянской породе?» [29, С. 553–557]

Таким образом, Лихоносов отрицательно оценивал идею «самостийности», так называемого «этносепаратизма» современного казачества. При этом классик не раз писал о том, как важно сохранять казачью культуру в контексте всего русского мира. Например, в упомянутой выше статье есть такие строки: «А в это время исчезают памятные исторические углы… стираются казачьи углы в Краснодаре, которому разрушители хотят вернуть его старое имя – Екатеринодар. А еще в это же время… бездыханно лежат в духоте и во тьме архивных кладовок и на полках библиотек усохшие листы вековой старости, лежат, если говорить о Кубани, все народные были и тайны казачества…» [29, С. 553–557]

Об этом же писал классик в статье под названием «1992» из цикла «Записи перед сном»: «Пока кубанская казачья Рада ссорится с Администрацией за землю и свои права, у нее из-под ног вынимают древние святые доски и передают в совершенно чужие руки» [29, С. 492–501]

При этом важно, что и сам классик, делая акцент в своих произведениях на том, что сохранять отечественную историю необходимо, активно изучал краевые архивы и библиотеки. На основе множества найденных воспоминаний, архивных записей, исторических документов были написаны, например, такие публицистические тексты как: «Свет добра», «Из тетрадки Феофана Михайловича», «За честь царского гимна», «90 лет назад. Приказ от 1 января 1920 года», «Где вы, пережившие?», «В колонии Гначбау», «Сохраним ли домик “Корнилова”» и многие другие.

Так, в статье под названием «У архива своя история» Лихоносов писал про Краевой архив – преемник войскового архива кубанского казачьего войска, на разных носителях которого находились и находятся более 900 тысяч дел: «…все эти годы (с небольшими перерывами) я просиживал в архиве много часов, хотя роман (“Наш маленький Париж”. – прим. Д. Д.) уже был написан, издан и премирован.

Погруженный в далекое прошлое, в это кладбище человеческое, я, думаете, отрывался от жизни? Ничего подобного. Я выходил из архива и ощущал свою единственную короткую жизнь на фоне утекших веков еще драгоценней…» [29, С. 682–683]

Особенно выделяются несколько публицистических работ Лихоносова из цикла «Русская скорбь». Они состоят полностью из воспоминаний белогвардейцев, принимавших участие в боевых действиях времен гражданской войны на Кубани. И несмотря на это, за каждым словом участников тех событий ощущается личная позиция Лихоносова, не раз писавшего в своих статьях про годы революции. Эти произведения, как представляется, призваны погрузить читателя в события тяжелых для России лет братоубийственной войны. Первая из упомянутых публицистических статей называется «Станичник, 4 августа 1919 года», в ней представлены воспоминания А. Хведчена о «домике Корнилова», находившегося возле реки Кубань, – месте гибели знаменитого белого генерала. Второе произведение из упомянутого публицистического цикла называется «Где вы, пережившие?». Статья посвящена мученической смерти офицеров и солдат-белогвардейцев, брошенных в станице Елизаветенской 1 (14) апреля 1918 года. Это воспоминание участника событий тех лет В. Иванова. Обе упомянутые статьи связаны по идейному замыслу автора. Относясь тематически одновременно к феномену русского мира и казачества, эти публицистические работы указывают на неразрывную связь этих двух родственных феноменов, историческую преемственность. Более того, на такую родственность, смежность понятий указывает и территориальная близость – указанные события происходили на территории земель Кубанского казачьего войска. Поэтому следует понимать, что при анализе упомянутых тем в творчестве В. Лихоносова мы так или иначе будем выходить на идейную смежность этих двух феноменов. Даже если рассматривать их по отдельности.

И стоит повторить, что безусловно важно, оба произведения («Станичник…» и «Где вы, пережившие?») отражают идеологическую позицию самого Лихоносова несмотря на то, что являются, по сути, воспоминаниями других людей.

Еще одним примером такого авторского отбора архивных материалов можно считать публицистическую работу «Печальный юбилей» из цикла
«Тут и поклонился» [29, С. 182–191]. Она представляет собой дневниковую запись-воспоминание наследницы знаменитого казачьего рода Бабычей, посвященную 150-й годовщине со дня рождения Михаила Бабыча, ставшего в 1908 году Наказным Атаманом Кубанского казачьего войска. И, что важно отметить, – если до конца не знать, кем именно было написано данное произведение, создается впечатление, что автором является сам Лихоносов – таково идейное и тематическое единство отобранных классиком архивных материалов.

Так, например, наследница рода Бабычей писала: «Наивная, я в 1990 году, когда казаки из своих квартир и хат впервые при советской власти вышли в черкесках на улицу Красную, думала, что они-то теперь поклонятся нашим известным предкам поименно и в церкви закажут каждому молебен, прикопят у себя на стене фотографии, перепишут их речи, загудят о них на сборах и чаепитиях в Раде. Увы, ничего такого не произошло. Напротив, кое-кто из распузырившихся казаков хмыкал: “А зачем они нам?” И я, из рода Бабычей, им не открылась…» [29, С. 182–191]

Примечательно и окончание записи-воспоминания, отражающей в очередной раз единство двух феноменов: казачества и русского мира: «Может, настанет срок и еще пригодятся слова генерала Бабыча:

– Казаки! Да поможет нам Бог и в грядущем году честно выполнить пред Государем и Россией все обязанности – быть достойными наших доблестных предков и поддержать славу честного имени седого богатыря-кубанца.

Господи, смилуйся!»[29, С. 182–191]

В публицистической статье «Последний приказ и…», представленной в журнале «Родная Кубань» №2 (91) за 2021 год, можно встретить схожий подход к отражению темы казачества в контексте более крупного и сакрального феномена – русского мира. В ней рассказывается о подвиге Георгиевской сотни 1-го Уманского полка во главе с сотником Гамалием. Приводится текст письма за 10 июня 1980 года генерала кавалерии Баратова. Сотня «пошла на опасное предприятие, в котором могла погибнуть вся до единого человека».Генерал Баратов писал: «Объяснение этому, кроме личной доблести всех офицеров и казаков, беззаветная вера в своего сверхдоблестного командира, сотника Гамалия.

Честь и слава этим героям во главе с Гамалием, прославившим своим лихим кавалерийским рейдом и себя, и наш корпус и стяжавшим себе всемирную славу» [46].

Важно отметить, что в этой статье, в отличие от вышеупомянутых, помимо письма-воспоминания Лихоносов привел и свой комментарий, более широко раскрывающий тему работы: «Уже вовсю шла Гражданская война, под Екатеринодаром убили генерала Корнилова, в родной Гамалию станице насильно устроились новые порядки, а через месяц в Екатеринбурге расстреляют царскую семью. Судьба 1-го Уманского полка, фамилии казаков, свершивших великий рейд, жизнь на чужбине самого Гамалия и все другое упрячутся в архивах, потеряются в письмах и устных преданиях… и долгие десятилетия никому не позволено будет вольно вспоминать в разговорах на родине и писать об этом» [46].

В продолжение темы подвига и славы казака Гамалия в том же номере журнала «Родная Кубань» можно найти статью Лихоносова «Грустный разговор». Сама публицистическая работа построена в форме диалога. Особенно примечательны следующие строки, отражающие состояние современного кубанского казачества: «Двадцать восемь лет возрождается казачество. У многих вся грудь в медалях, значках за несовершенные подвиги. А Гамалий вроде хуже… умер нищим в Америке И ездила туда компания историков и атаман, и ни словечка о нем не привезли оттуда… В Ираке… одна древняя старуха-арабка знает от других старцев, что по Тигру к Басру приплывали “русские казаки” … Да может, в Басре где-то в музейном или архивном уголке фотографии или еще что-то хранится. А у нас – ничего!» [46]

В том же номере есть статья Лихоносова под названием «Все образуется?», в ней писатель поставил «многотичие» в истории с увековечиванием памяти о Василии Гамалии. В этой публицистической работе классик рассказал о встрече с атаманами Переясловского и Брюховецкого казачьих обществ на «Казачьем острове»: «Мы еще раз зашли в наряженные под казачью старину комнаты, вспомнили всех разом, всех, давно отошедших в историю в историю, пожурились, пожали атаманам руки и расстались с надеждой, что Василия Даниловича Гамалия, похороненного в 1956 году в Америке, навсегда удостоят, наконец, почтения в родной стороне, в криничной обители Переясловской…» [46]

Сотник Гамалия, совершивший военный подвиг, награжденный орденами Св. Станислава и св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, св. Станислава и св. Анны 2-й степени с мечами и бантом, св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, Аннинским оружием «За храбрость», доказал ратным делом свою преданность Отчизне и царю. Лихоносов в своей публицистике не раз писал о самых достойных представителях дореволюционного казачества. Однако противники творчества кубанского классика закрывают глаза на это и многие другие произведения писателя.

Более того, важно будет заметить: в номере журнала «Родная Кубань» №2 (91) за 2021 год работы Лихоносова стоят в одном ряду со статьей публициста Н. И. Крижановского под названием «М. О. Меньшиков о Т. Г. Шевченко: Идеолог украинского сепаратизма», в которой порицается сама идея сепаратизма, ненависти ко всему русскому – в том числе к православию и монархии.

Особое внимание Лихоносов в своей публицистике уделял проблеме потери исторических зданий, памятников, связывающих современную Кубань с ее прошлым. Немалое количество публицистических произведений классика повествует и про облик современных станиц и городов Кубани. Писатель часто делает акцент на «европеизации», «американизации» жизни современных кубанцев. Всевозможные рекламные баннеры, вывески на английском языке, исковерканные русские слова на плакатах – все это, по мнению Лихоносова, – признак культурного «перерождения». Отхода населения юга России от тысячелетних традиций Родины кубанского казачьего войска. К примеру, вот что писал Лихоносов в статье под названием «Что уцелело?» из цикла «Русская скорбь» про современный вид станицы Елизаветинской: «За четверть века исказилась славная уютная станица новыми понятия о благополучии и зажиточности. Крашеные железные заборы с темными дворами, то тут то там высокие темно-коричневые склепы с какой-то могильной тишиной внутри, зеленый лужок недалеко от часовни и школы, окруженный ужасными автопокрышками, все те же рекламы, пролетные улицы», по которым несутся машины, ни одной отдыхающей за воротами хозяйки… развалы базаров и жадных толчков, повсюду ощущение безвластия – вот нынешняя станица Елизаветинская, разрушенная близостью хвастливой, уже не казачьей столицы…» [29, С. 782–786]

Немалое количество публицистических работ Лихоносова основаны полностью или частично на поэзии разных авторов. Можно с уверенностью сказать, что поэтичной напевностью пронизаны все произведения классика. Именно поэтому стихотворения, вплетенные в сюжет его работ, не кажутся лишними, выбивающимися из общего контекста. Более того, они дополняют, а иногда и полностью отражают авторскую оценку тех или иных событий, связанных с историей России. К числу этих многочисленных статей можно отнести такие статьи о русском мире и казачестве: «Светлый князь», «Они укоряют», «Казак из кинофильма “Офицеры”», «Его я зрил на небеси», «Реквием» и многие другие.

Стихотворение за авторством П. Оленина-Волгаря (1918 г.) из упомянутой работы под названием «Они укоряют» стоит привести полностью:

Где же вы, любимцы славы?

Где вы, братья-казаки?

Али шашки ваши ржавы?

Затупилися клинки?

Вы стальным оплотом были

Сотни лет родной стране

И на страже проводили

Дни и ночи на коне.

Вы ярма чужой неволи

Не терпели никогда

И своей казачьей воле

Были верными всегда.

Где вы? Где? Последних браней

Наступил опасный час

Для великих испытаний

Ждёт-зовёт Отчизна вас.

Поднимайтесь и примите

Смелый подвиг, тяжкий труд –

И Россию защитите

От врагов и от иуд.

Думается, учитывая все приведенные факты из творчества кубанского классика, трудно назвать Лихоносова воспевателем «казаков-коллаборационистов» и «этносепаратизма», популяризации идеи выделения казачества в отдельный этнос со своими «казачьей культурой», «казачьим укладом» и «кубанским языком».

Публицистика Виктора Лихоносова – это твердыня и оплот русского чувства во всяком его проявлении. Это множество работ автора, в рамках которых феномен казачества раскрывается, как часть большого русского мира.

Сегодня, когда в столице кубанского казачества увековечена память о великом русском писателе и публицисте Викторе Лихоносове; когда ежегодно научная конференция, посвященная творчеству классика, в стенах Кубанского Государственного Университета собирает вместе сотни молодых журналистов и мастеров слова; когда в честь знаменитого прозаика назвали 97-ю школу в кубанской столице; когда в Литературном музее Кубани и в Краевом доме журналистики литературному наследию Виктора Ивановича посвящены отдельные витрины и комнаты – хочется верить, что и многовековые традиции и история казачества не будут забыты, и что патриотизм великого русского классика не будет подвергаться сомнению.