Смерть и благодетель

Я сразу скажу, что раскрывать сюжет произведений – это плохо. В том смысле плохо, если это намеренный рассказ о дальнейших действиях в книге и фильме. Однако бывают произведения, во время анализа которых автор обязан упомянуть о том, что происходило и чем всё кончилось.

В моральном смысле, это, безусловно, не “спойлер”.

Считайте, что перед началом разговора о Дон Кихоте я огородил себя от подобных обвинений. Ведь иначе это произведение рассматривать нельзя. Желательно вообще знать полностью сюжет, чтобы не отвлекаться на странности, которые возникают с героем время от времени.

Нынешнему сознанию крайне трудно понять хоть что-то из того, куда идёт и для чего идёт Дон Кихот. Однако если бы произведение Сервантеса представляло собой исключительно сборник похождений Хитроумного Идальго, то никогда в жизни Ф.М. Достоевский не сказал бы, что “Дон Кихот – самое глубокое и сильное произведение” во всей всемирной литературе. Именно в нём Сервантес затронул те струны человеческой души, на которой играть представляете едва ли возможным занятием, но испанец играет. И игра затягивается на почти полторы тысячи страниц текста.

Роман состоит из двух частей, и первая – полноценная копирка романов рыцарских. Это, по большому счёту, и есть пародия на них, хоть Владимир Набоков всячески протестует против такого определения. В своих лекциях по поводу произведения он давил на то, что нет смысла писать произведение на полторы тысячи страниц, чтобы высмеять рыцарей.

Конечно, нет. Однако полноценную пародию, на мой взгляд, представляет собой лишь первая часть романа, в которой фокус сосредоточен исключительно на Дон Кихоте и его похождениях. Именно там и возникают ветряные мельницы, о которых речь также пойдёт чуть ниже. В первой части перед нами Дон Кихот во всей красе – странный и юродивый мужчина, возраст которого близок к пожилому, на старой кляче Росинанте, начитавшись романов, начинает считать, что единственное его призвание – это рыцарство.

Не борьба с ветряными мельницами! Многие, видя знакомый эпизод, забывают о том, что кроме эпизода со злополучными мельницами, что писались как отдельная новелла, есть огромное количество других, не менее важных отрывков из жизни Рыцаря Печального Образа, Рыцаря невероятной Веры, что толкает его каждый раз на новую безумную битву.

Ветряные мельницы – это отрывок, который стал жалкой пародией на себя же. Он упоминается, помимо самой главы о битве с великанами, лишь два раза на протяжении всего полуторатысячного произведения. Два раза. Вскользь. С таким же успехом можно говорить, что цель Дон Кихота – принятие борделей за постоялый двор или борьба с волшебниками и колдунами, что мешают ему продолжать свой рыцарский путь.

Ветряные мельницы – лишь один из немногих ключей в сознание Дон Кихота. Он, безусловно, ярок, но не так важен для сюжета и раскрытия героя, как, скажем, эпизод с каторжниками.

Ведь сознание нашего героя – это громадная комната, на стенах которой висит целая стая дверей. Приоткрывая одну, мы неизменно стараемся открыть другую и Сервантес даёт нам эту возможность.

Эпизод с каторжниками - это не то что ключ в мир Кихота, скорее зазубренный напильник, которым можно сломать любой замок в его сознании, кроме одного единственного. И этот замок имеет женское имя.    

А сейчас, внимание, будет спойлер. Да, Дон Кихот освободит каторжников. То есть, это не просто люди, которые шли по испанским равнинам. Это самые настоящие преступники, которых ведёт командор. Один – мошенник, второй – мошенник, третий – и вовсе убийца. Да разве они заслуживают места в современном мире? Для нас – нет, для Кихота – да, ведь их заставляют куда-то идти. Если бы сами каторжники хотели туда отправиться – вопросов бы не возникло, а вот насильственная отправка – вещь для Кихота недопустимая.

Ведь для рыцаря самое главное – свобода и вольность. Кажется, напоминает одного из персонажей нашей истории, что серьёзно взбаламутил всех на Дону всё в том же 17 веке. Для него тоже важнее всего было личное принятие собственных ошибок и тотальная вольность. Дон Кихот же ищет свободу на протяжении всего произведения, но натыкается на множество людских лиц. А в множестве свободу не найти. 

Он добродетелен по сути своей. Добродетель и есть Дон Кихот, ведь ради неё и рыцарских идеалов он способен преступить все возможные грани, в том числе и закон собственной страны.

И всё это – лишь первая часть романа Сервантеса. И всё это в пародийной ещё части. И поэтому Дон Кихот – произведение, которое переросло свой первоначальный замысел. Одному лишь писателю известно, какого это, когда уже намеченные сюжетные повороты во время написания меняются на ходу.

Вот и Сервантес изменил направление. Он старался сохранять шутовской тон, но выходило не очень, оттого мы получили в концовке первой части Кихота в клетке да его Тайную Вечерю, в которой, по выражению Набокова, заключена жестокость всей книги.

Именно поэтому первая часть книги – об обществе и Дон Кихоте, а вторая – о Дон Кихоте  и обществе. Герой присутствует практически всегда и везде, но лишь с началом второй части, когда он начинает отклоняться от повествования, мы видим истинную сущность и боль Кихота. Недаром говорят, что без этого произведения Сервантеса не было большей части нашей литературы.

Ведь Рыцарь Веры живёт в своём сумасшествии – здесь тут же возникают “Записки…” Гоголя и его гражданин Поприщин, который добрался до сильных мира сего только потому, что сумасшедший.  Так и тут - общество принимает Рыцаря Львов, потому что он смешной, он юродивый, над ним и его странным оруженосцем можно смеяться вдоволь. Смеяться зло, как смеётся над ним, скажем, служанка, что оставляет героя висеть на одной руке после Тайной Вечери. Или герцог и герцогиня, которым посвящена огромная часть романа.

Две большие, по статусу, особы в наших глазах предстают мелкими и мелочными, когда они начинают всячески терзать Санчо Пансу и Кихота. Одного и хлестают и бьют по носу; на второго спускают горстку разъярённых котов, которые в кровь сдирают его лицо. И это – малая часть из того, что происходило в доме Герцога и Герцогини.

Кстати, за всё время повествования, их дворец – единственный настоящий. То есть, Дон Кихоту они, безусловно, часто чудятся. Однако даже в борделе, принимаемом за дом знатной семьи, с ним обходились в разы лучше. Единственный настоящий дворец стал сборищем практически всех пороков того общества.

И совсем недаром Сервантес говорит нам, что “чуть позже раскроет имена” герцога и герцогини. Но, снова спойлер, они так и остаются герцогом и герцогиней до самого конца. Мы не узнаем их истинные имена, да и зачем? Если бы в любом из дворцов Дон Кихота встретили бы так же – с насмешками и издевательствами - просто за то, что он другой. В этом мире для того, чтобы издеваться над человеком, достаточно его сумасшествия, которое ни герцога, ни герцогиню никак не касается.

Они делают это только потому, что им нравится рассматривать боль и страдания Хитроумного Идальго.

Именно в этот тяжёлый мир Рыцарь Веры попадает во второй части. В первой он не испытывает ни страха, ни злобы, ни спешки, но затем - с первых же страниц новой части - он становится крайне набожным – ещё в начале повествования герой был прилежным католиком, но до таких масштабов это не доходило; затем идёт страх, а после этого – самое страшное – сомнение.

Рыцарь Веры начинает сомневаться в себе и в том, чем жил весь уходящий от него промежуток времени. И для молодого человека такая смена ориентиров – обычное дело, но Дон Кихот не молод. Мы не знаем, что его привело к такой жизни, но сейчас же видим странного старика, заросшего, бородатого, сухощавого и… смешного.  

Дон Кихот, очевидно, слабый человек. Пожалуй, Белинский, судя по рецензии на Шинель, мог бы вполне себе принять его за лишнего человека, анализируя один его внешний вид. Однако общество может вписать его лишь в одни рамки: шутовские. Он для них и был таковым, но Рыцарь Веры не зря слабее многих физически. Кажется, Дон Кихот обязан был умереть или сломаться ещё на полпути, но что-то изнутри питало его – это идея, которой он жил.

Пристально рассматривая героя, его безумства и удивительное для человека рвение, мы, кажется, абсолютно уверены в том, что он погибнет на поле боя, по случайности или, наконец, сунувшись в вольер ко львам, но всё кончается так, как не должно было. Рыцаря Печального Образа побеждает один герой из жажды мщения (его имя, так уж и быть, во избежание спойлеров, не назову). Он возвращается в родные края, потому что дал клятву перед поединком.

Однако не может быть, чтобы Кихот вернулся просто так. Без желания сразиться вновь. Сколько раз он проигрывал? Отвечу точно: 20 раз, но ни один из них его не сломал, а тут – Кихот закончил совсем. Он принял мир, в котором над ним нет ни любви, ни благодетели; есть лишь злоба и издевательства. 

На протяжении всего пути домой герой пытается обрести новое занятие – пастушество. Он, кажется, готов ему отдаться, но и туда пробирается сомнение, которое Рыцарь Веры уже не в силах сдержать. Перед нами уже не Дон Кихот, а Алонсо Кесада – обычный старик из какой-то испанской провинции. Кажется, из Ламанча.  

И постепенное обретение разума – это не благо для него. Его страх и сомнение – возвращение в наш мир, который Кихот не мог и не может принять. Эти абсолютно человеческие эмоции – сигнал тревоги, который упустили многие, даже самые близкие люди героя. Не пещера Монтесинос сломала его, а самое начало второй части. В ней, даже без злополучного сна о Дульсинее и рыцарях, он начал становиться другим. И это страшное зрелище, когда человека покидает идея добродетели, вновь окуная его в человеческий мир множества. 

В своём путешествии он, кажется, сломал всевозможные двери, кроме одной. Той самой, что связана с женским именем Дульсинеи. Дон Кихот, по заверениям многих, ни разу её не видел.

Он стал слишком торопливым в деле её расколдования. Видит определённые плохие знаки – пробегающего кролика, уверяющего его в том, что любовь всей своей жизни никогда не увидит. И вот перед нами – умирающий Дон Кихот, что отбросил всё, чем он жил ради одной только встречи с той, которую представлял в своих мечтах.

Я же уверен, что она пришла к нему.

Дон Кихот не встретил её в этом мире, потому что перед нами Дульсинеи нет. Мы физически не можем рассмотреть её. Дульсинея Дон Кихота – это смерть. Он отбросил всё, но дошёл до конечной точки своего путешествия и понял, что Дульсинея всё так же хороша.

В нём словно шла борьба – Дон Кихота и Алонсо Кесады. Только отказавшись от всего, Дон Кихот обрёл единственную свою цель, ради которой и собрался в это путешествие по Испании. Колдовство Санчо сработало - Дульсинея даровала великому благодетелю вечную жизнь. Теперь этот мир уходит от него. В нём больше не за что цепляться. Он отдал жизнь ради встречи с ней.

И вот перед нами всё такой же худощавый и заросший Алонсо Кесада, который отказался от того, чем жил, чтобы обрести, наконец, Вечную Дульсинею. А Сервантес словно задаёт своим читателям главный вопрос: если даже такой чистый и добродетельный человек отрёкся от своей идеи, то что же делать нам, обычным герцогам и шутам?   

Рыцарь Веры, как и Алонсо Кесада, всё ещё молчит. И даже в пещере Монтесинос в ответ мы слышим только тишину. И ничего, кроме неё.    

Теги: классики

31.01.2022

Статьи по теме