«Когда я вижу в них жестокости зачатки»: Евтушенко в дискуссии «Классика и мы» и Быков в полемике с Достоевским

  В одном из октябрьских номеров «Литературной газеты» вышел материал М. Любимова с воспоминаниями о Е. Евтушенко. Подзаголовок информирует читателя о том, что речь в тексте пойдет «о жёнах, девушках и дефицитном мыле в авоське» [7]. Эта тема и раскрывается автором повествования. Любимов напоминает, что Евтушенко стал классиком ещё при жизни, рассказывает, как тот ездил с гастролями в страны Европы и Америки. Но не приводит ни одной поэтической строчки своего друга.

          Современная авторская «болезнь», когда на первый план выходят факты из личной жизни героя, а не его творчество, начала проявляться гораздо раньше, чем был написан «бледный» газетный материал Любимова. Этот «недуг» сильно повлиял на искажение биографий литературных деятелей, и в особенности – поэтов. Наиболее «искалеченными» оказались жизнеописания творцов русской, национальной направленности. Об этом будет сказано несколько позже. Но либеральная пресса, как в материале, упомянутом выше, перестала жалеть и «своих». Речь идет не о том, чтобы согласиться с Любимовым в его восторженных оценках Евтушенко как классика, а о том, какие аргументы автор готов привести, чтобы подтвердить свой тезис? Получается, что никаких. Из текста «о жёнах и девушках» складывается мнение, что Евтушенко тем и «гениален» в глазах Любимова, что отправил по адресу друга любовницу с «заветной» авоськой.

          Вообще, отношение Евтушенко к семейным ценностям ярко характеризует его стихотворение, написанное в середине 1970-х годов, «И в детях правды нет…». Приблизительно на этот период и приходятся воспоминания Любимова о «девушке с авоськой». В стихотворении же поэт передает своё воспиятие, полное безнадежности, подрастающего поколения:

Когда я вижу в них

Жестокости зачатки,

конечно, их самих

я вовсе не виню

в том, что они порой

волчата - не зайчатки,

хотя у них пока

бескровное меню. [3]

          Демонизируя типичный образ детей, Евтушенко не обходит стороной и своего ребенка. Сына он наставляет «быть человеком!», а каким именно человеком, Евгений Александрович не уточняет:

Мой сын, кем хочешь стань, –

хотя бы футболистом,

но человеком будь !

И это все решит. [3]

          Далее следуют строки, неоднозначность которых начинает вводить в заблуждение читателя. Хочется ещё раз вернуться к воспоминаниям Любимова и перечитать абзац, где они с Евгением Гангнусом «отжигали» с девицами. А строки стихотворения следующие:

Поверь, что я тебя

ничем не опозорил. [3]

          Это Евтушенко обращается к собственному сыну. Интересно, что испытал бы наследник поэта, прочтя авторский текст друга своего отца на страницах «Литературной газеты»?

          В данном контексте любопытно вспомнить популярный сериал, вышедший на экраны в 2005 году, о настоящем (! – О.Ш.) классике русской литературы, поэте Сергее Есенине. Хоть телевизионный многосерийный фильм и нельзя приравнивать к журналистике, но именно такая форма жизнеописания поэтов и повлияла на небрежное написание современных «авторских» материалов. В сериале «Есенин» [4] едва ли можно вспомнить, как Сергей Безруков, игравший «рязанского стихотворца», пишет или читает на публику поэтические произведения. Зато можно легко перечислить всех спутниц поэта от Л. Кашиной и А. Изрядновой до Г. Бениславской.

          Впрочем, не стоит ставить знак равенства между Есениным и Евтушенко в изложенных выше примерах. Если Любимов привлекает внимание аудитории яркими воспоминаниями из личной жизни поэта Евгения Гангнуса для того, чтобы придать ему большую значимость, чем была у того на самом деле, то режиссер Зайцев и его сценаристы наполняют сериал постельными сценами Есенина для того, чтобы значимость поэта уменьшить.

          Как правильно подходить к жизнеописанию художника слова, могут рассказать Ст. Ю. и С. Ст. Куняевы. Их книга из серии «ЖЗЛ» «Есенин» – практически эталон для тех, кто берется писать о литераторах. Критики приводят цитаты из стихотворений не только самого «певца рязанской земли», но и тех поэтов, которые окружали Сергея Есенина. Например, рассказывая о событиях 1917 года, Куняевы приводят выдержки из прессы того времени и следом стихотворение своего героя. Тем самым авторы демонстрируют настроение поэта в период, когда общество и государство находились в процессе то ли развала, то ли больших изменений. «А над крестьянской Россией с каждым днем все плотнее сгущались тучи, чреватые не дождиком, а каменным градом и кровью.

          «Земля и воля» от 1 октября 1917 года:

          «Революция дала населению Русской республики гражданские свободы, но это мало чувствуется деревней, она темна и безграмотна, это для нее еще не такое ощутимое приобретение, как для городского населения».

          «Крестьянство до сих пор не получило самого дорогого, самого заветного, что оно ждало от революции, – это землю. Необходим закон о переходе земель в ведение земельных комитетов. Иными мерами не потушить бушующий пожар».

          А Есенин живет в ином мире:

Звени, звени, златая Русь,

Волнуйся, неуемный ветер!

Блажен, – кто радостью отметил

Твою пастушескую грусть.

Звени, звени, златая Русь!

Люблю я ропот буйных вод

И на волне звезды сиянье.

Благословенное страданье,

Благословляющий народ.

Люблю я ропот буйных вод.

          Стихи написаны осенью 1917 года…» [6, С.123 – 124]. Контраст между настроением Есенина и ранней советской прессы налицо.

          И на этой же странице авторы пишут о настроениях единомышленника Есенина Петра Орешина. Куняевы цитируют очерк литератора, актуальный для осени 1917 года: ««Деревенская жизнь» – очерк Петра Орешина – рассказывает о самовольных захватах крестьянами урожая, трав, леса, скота, принадлежащих священникам, арендаторам имений, крупным землевладельцам… Пострадавшие обращаются к комиссарам Временного правительства:

          «В с. Дмитриевке Лебедянского уезда в контору графа Толстого явилась группа крестьян и в категорической и грубой форме потребовала передачи им земли под посев озимых на будущий год. На случай отказа крестьяне угрожали заведующему хозяйством даже убийством».» [6, С. 124]. Думается, разница между книгой «Есенин» и описаниями «красивой жизни» Евтушенко в воспоминаниях М. Любимова видна невооруженным глазом.

          Если либеральные авторы, наподобие Любимова, в своих публикациях, намеренно или случайно, но скрывают творческую или политическую позицию Е. Евтушенко, то автор настоящего материала этого делать не будет. Достаточно обратиться к знаменитой дискуссии «Классика и мы», которая прошла более 40 лет назад в ЦДЛ. В ней участвовали в том числе Ст. Ю. Куняев и Е. А. Евтушенко. Куняев выступил с докладом, в котором выделил такого автора, как Э. Багрицкий. Поклонники Багрицкого пытались сделать из своего кумира чуть ли не последователя русской классической поэзии. Посыл выступления Куняева был конкретный: «Это все весьма далеко от пушкинского, что в «свой жестокий век (то есть в традициях классики) восславил я свободу и милость к павшим призывал» [5, С. 34]. Евтушенко же вступил в полемику со Станиславом Юрьевичем и в своем выступлении отстаивал позиции авангарда. Вот что Евгений Александрович высказал на дискуссии «Классика и мы»: «Ну зачем? Я не знаю, кто из них лучше, но оба они прекрасные поэты – и Мандельштам, и Багрицкий. Но зачем же Мандельштамом бить Багрицкого! А вы знаете, что когда-то делалось наоборот – Багрицким были Мандельштама. И то и другое нехорошо» [5, С. 52]. То есть, называя Багрицкого «прекрасным поэтом», Евтушенко романтизирует, вслед за другими авангардистами, образ революционного деятеля, не важно, поэт это, или «кожанокурточный» комиссар. О докладе Куняева Гангнус (Евтушенко – О.Ш.) сказал следующее: «В этом выступлении была какая-то… и потом это немножко, даже не немножко – сильно прозвучало в выступлении Куняева, – была какая-то, я бы сказал, ретроспективная склочность» [5, С. 50].

          Для начала хотелось бы обратить внимание, что «живой классик» (по мнению Любимова – О.Ш.) с трудом подбирает необходимые слова для оценки доклада своего оппонента. Во-вторых, подобранное выражение «ретроспективная склочность» – это попытка Евтушенко отстоять позиции авангарда, который либеральные деятели ставили наравне с классикой, а то и выше. Попытка эта явно неудачная. Стоит обратить внимание, что Евтушенко полемизировал не только с Куняевым, но и с П. Палиевским. И снова Евгений Александрович прибегнул к весьма распространенному методу среди либеральной интеллигенции: «Зачем же сейчас стравливать уже мертвых замечательных художников театра и слова?!» [5, С. 50]. Таким, как Евтушенко, выгодно, чтобы созданные наспех мифы о «гениальности» культурных деятелей революционного периода оставались в сознании публики следующих поколений нетронутыми. Чтобы наследие авангарда, как метастазы, снова и снова возникали в российской культуре спустя десятилетия, а то и столетия. Поэтому Евтушенко, как и Эфрос (еще один участник дискуссии. – О.Ш.) и многие другие, задает кодовый вопрос «Зачем же стравливать?», вызывая путаницу в головах своих читателей и слушателей.

          Тот же прием используют и современные авторы, наподобие Любимова. Яркий тому пример – одиозный и потерявший всякий стыд Д. Быков. К 200-летнему юбилею Ф.М. Достоевского либеральный критик опубликовал сразу несколько материалов в «Собеседнике» и «Новой газете». Только в отличие от «миротворца» Евтушенко, Быков–Зильбертруд намеренно сталкивает классика русской литературы и современного читателя. Статья «200 лет жести. Дмитрий Быков о Достоевском» пронизана ненавистью к личности писателя, а через него и ко всему русскому: «Пожалуй, Достоевского вполне можно назвать отцом русского фашизма – именно потому, что в основе фашизма лежит как раз отрицание логики и рациональности, вера в примат темной стороны человека, о чем открыто говорит автор-герой «Записок из подполья». Вы скажете: но ведь это он разоблачает! Во-первых, не факт; большинство крупных авторов начинают с разоблачения, а в процессе начинают любить разоблачаемое, как Гончаров Обломова» [1]. Даже отдельно взятый фрагмент быковской «простыни» с сайта «Собеседника», кроме как выплеском невежественной и слепой ненависти, никак назвать нельзя. Тем не менее, повод для публикации этого ужаса, который никакому анализу не поддается, выбран отнюдь не случайно. Как никогда либеральный лагерь в СМИ нынче очень силен. И русофобы, наподобие Быкова или Любимова, пользуются своим «привилегированным» положением сполна. В тот же юбилейный для Федора Михайловича и всей русской литературы день Быков публикует в «Новой газете» нечто, озаглавленное автором как «Достоевское». Наименее похабная строфа, которой заканчиваются, с позволения сказать, «стихи», выглядит следующим образом:

Не хороший, отнюдь не хороший. И отдельно скажу как еврей: мы   гордиться собою умеем — даже, можно сказать, из могил. Мне приятней считаться евреем, потому что он нас не любил. [2]

          Быков пытается выставить Достоевского антисемитом. Он сужает идейную направленность творчества великого классика до одного лишь «еврейского вопроса». Однако, русские интеллектуально-образованные люди, которые изучали или хотя бы знакомы с произведениями Федора Михайловича, должны понимать, что это не так. Кстати, участников упомянутой в настоящем материале дискуссии «Классика и мы» оппоненты тоже пытались выставить в роли антисемитов и человеконенавистников. Спустя более 40 лет ситуация, если и изменилась, то только в сторону более агрессивных обвинений со стороны либерального лагеря. Быков в статье о Достоевском, как и Любимов в воспоминаниях о Евтушенко, также не цитирует выдержки из произведений, а судит о писателе с поверхностных, эмоциональных позиций.

          Истинным ценителям русской литературы, а тем более исследователям с нормальными взглядами, присуще погружение как в биографию, так в творчество писателей. При органичном подходе к написанию материалов с воспоминаниями, читателю в итоге достается цельный текст, который способен повлиять не только на эмоциональное восприятие, но и на интеллектуальную составляющую. К сожалению, методы, которые используют маститые критики, такие как Ст.Ю. и С.С. Куняевы, современное пишущее общество принимает не целиком. Этим пользуется либеральный лагерь, представители которого пичкают массового читателя «желтухой» про жен и любовниц, как Любимов, или вовсе истеричными воплями о «русском фашизме», как Быков–Зильбертруд.

Список использованных источников

[1] – Быков Д. «200 лет жести. Дмитрий Быков о Достоевском» // Собеседник. – URL: https://sobesednik.ru/kultura-i-tv/20210726-dvesti-let-zesti (дата обращения: 13.11.21)

[2] – Быков Д. «Достоевское» // Новая газета. – URL: https://novayagazeta.ru/articles/2021/11/07/dostoevskoe (дата обращения: 13.11.21)

[3] – Евтушенко Е.А. «И в детях правды нет…» // Евгений Евтушенко. – URL: http://www.evtushenko.net/173.html (дата обращения: 15.11.21)

[4] – «Есенин» (сериал, 2005 г) // Кинопоиск. – URL: https://www.kinopoisk.ru/series/161142/ (дата обращения: 08.11.21)

[5] – «Классика и мы» – дискуссия на века. Сборник / Составитель С.С. Куняев. – М.: Алгоритм, 2016. – 384 с.

[6] – Куняев Ст. Ю., Куняев С.С. Сергей Есенин / Станислав Куняев, Сергей Куняев. – 8-е изд. М.: Молодая гвардия, 2017. – 595[13] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: сер. Биогр.; вып. 1678).

[7] – Любимов М. «Евгений Евтушенко: здесь и за бугром» // Литературная газета. – URL: https://lgz.ru/article/41-6804-13-10-2021/evgeniy-evtushenko-zdes-i-za-bugrom/ (дата обращения: 08.11.21)

03.12.2021

Статьи по теме