Дмитрий Ковальчук

Великий писатель. Без всяких преувеличений – подлинно великий русский писатель. Один из последних, на ком держалась связь времён и поколений в литературном процессе ХХ–XXI веков. Именно он был тем мостиком, который соединял современную литературу, продолжал и поддерживал магистральную – православно осмысленную – линию тысячелетней русской словесности.

Масштаб личности В.Г. Распутина начинает раскрываться во всей полноте и очевидности только сейчас, спустя время после смерти. Появляется возможность спокойно, без излишней суеты, которую так не любил писатель, осмыслить все, что он завещал нам. Вроде бы очевидные и хорошо известные вещи начинают проявляться с новой стороны.

Сегодня, когда началась новая, посмертная жизнь произведений великого писателя, настало время осмысления заветов одного из последних великих русских классиков. Удивительно скромный, простой в общении и, несмотря на возраст, по-юношески застенчивый человек, он умел так воплощать в художественном слове собственные убеждения, что оказывал неизгладимое впечатление на читателя силой духа, широтой русской души, масштабностью обобщений и выводов. Он пробуждал стремление к новым осмыслениям, тягу к возвышенному, желание очиститься, отбросив всё наносное, волю к преодолению преград и достижению новых вершин. Его скромность проявилась даже в завещании, в котором великий сын русского народа просил не называть его именем улиц, похоронить рядом с дочерью «под скромным памятником».

Хорошо известен тезис Ф.М. Достоевского: «Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестает быть русским», – даже шире, – «не православный не может быть русским»[1]. Внешне в произведениях В.Г. Распутина немного зримых примет и упоминаний о Православии и Вере. Но весь строй речи, содержание произведений, этика положительных героев писателя лежит в пределах православного миросозерцания и отношения к миру и людям.

И те упоминания о Вере, которые рассыпаны по его произведениям, выдают подлинно православного писателя. Его путь к вере отцов и дедов не был ни показушно-демонстративным, обусловленным перестроечной и постперестроечной модой, ни конюктурно-подобострастным, ставшим необходимым атрибутом нового времени, а для слабого литератора – способом стилизовать повествование «под народный сказ».

Уже в первой повести «Деньги для Марии», написанной ещё в 1967 году, в период махрового атеизма, писатель, повествуя о встрече главного героя Кузьмы с больной старушкой, заметит: «Смерть всегда, каждую минуту стоит против человека, но перед тёткой Натальей, как перед святой (здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, курсив мой. – Д.К.), она отошла чуть в сторонку, пустила на порог, который разделяет тот и этот свет»[2]. В повести «Последний срок» (1970) старуха Анна, говоря о желании достойно умереть, говорит твёрдо и уверенно: «Мы ить крещеные, у нас Бог есть»[3].

А какой силой обладают статьи писателя! Например, проникновенное повествование о национальной святыне, где развернулось историческое сражение войска Димитрия Донского с татарами («Поле Куликово»), или по-христиански глубокое, исполненное религиозного благоговения размышление о святом Сергии Радонежском («Ближний свет издалека»). Первое написано в 1979–1980 годах, задолго до перестройки, свободы слова и вероисповедания, второе – в 1990-м. В том-то и дело, что на пустом месте душа даже самого отзывчивого и чуткого писателя не вырастает до такого уровня обобщений.

В 1990 году писатель выразит свои убеждения в емких формулах. Размышляя над строками из «Откровения Иоанна Богослова», сделает замечание, что они «ближе всего подводят к разгадке святости как обитанию на таком уровне духовности и в таком общении, что они мало соотносятся с рядовой жизнью и требуют другого названия»[4]. Говоря о подвижничестве и духовном единении как живущих реальных людей, так и литературных героев, несущих эти убеждения, В.Г. Распутин заметит: «Это даже и не имена, а некое общее подвижническое служение, скрывающееся за именами, сцепление согласием и любовью ко всему светлому»[5]. Размышления о православной вере, о национальных святынях, о великих христианских подвижниках заставляет Распутина определить по-своему, как он чувствовал, как понимал неизъяснимые проявления человеческой души: «Почему не назвать духопроводностью то качество души, которое дает ощущать Бога, связывает с Ним»[6].

Неудивительно, что эти формулы, данные в статье о великом русском святом, начались со слов извинения и почтения: «Пытаться говорить о Сергии Радонежском – это, по ощущениям, сметь войти в область запретного, неизъяснимого по своей природе, не могущего быть изреченным»[7].

Все эти работы, как публицистические, так и художественные, – видение православно воцерковлённого человека, того, кто с молоком матери в далёкой сибирской деревне впитал язык и веру народа. По признанию Распутина, «человеческая душа не может быть необитаемой, из чего-то исходящей из неё энергии браться нужно»[8]. А наполнение души человеческой автор видит в знании и уважении жизни, быта истории, культуры и языка народа и в православной вере – все это с пронзительной силой воплощено в его художественных произведениях.

В «Прощании с Матёрой» образ царского лиственя становится одним из внутренних стержней повествования, символом истории острова, хранителем его традиции. А описание прощания старухи Дарьи со своей избой, которую она украшает, словно покойника перед обрядом погребения, обладает не меньшей духовной силой, чем древнерусские летописи. Более того, от произведения к произведению мы всё более зримо ощущаем отпадение человека от природной неискусственной жизни, которое приводит лишь к потере духовных связей, уничтожению исконного уклада.

Неудивительно, что В.Г. Распутин принадлежал к числу представителей так называемой «деревенской прозы». Удивительно точно о творчестве писателей этого направления сказал М.М. Дунаев: «Деревенщики были поставлены временем в жесткие условия: о Боге, о вере как основе бытия (а не просто упоминая) им говорить было непозволительно. Они сами себя обрекали на особо трудное положение, ибо, оглядываясь в поисках носителей совестливой нравственности, они не могли не соприкоснуться с понятием народ (выделено М.М. Дунаевым. – Д.К.), а как говорить о народе вне его веры?»[9]. Кроме того, деревенская проза явно противопоставила деревенских и городских жителей, выявляла страшные последствия отпада от земли и физического труда.

Рассматривая духовные истоки и следствия российского кризиса ХХ века, академик И.Р. Шафаревич отмечал, что «частным случаем взаимоотношения между природным и искусственным был конфликт между городом и деревней. Эта цивилизация была основана на уничтожении крестьянской жизни, в каком-то смысле она была духовно с ней несовместима»[10]. В русской литературе есть немало примеров такого конфликта. Более того, рискну предположить, что в тех произведениях, где такой конфликт автором верно уловлен и реализован, запечатлена в зримой форме попытка уничтожения духовных корней русского народа. Но для этого нужно, чтобы писатель сам был частью духовной жизни народа, соборно с ним слит. В противном случае мы получим лишь внешне выраженную словесную форму, не несущую никакой смысловой нагрузки. Распутин с народом и историей России был неотделим. Таким он останется и после смерти.

В повести «Пожар» переселенцы, оторванные от корней, теряют нравственный облик. Земля, которая была источником их духовной силы, перестаёт восприниматься как основа подлинной жизни. Об этом ещё в XIX веке размышлял М.О. Меньшиков. Силу русского народа и русской государственности он видит в национальности (выделено М.О. Меньшиковым. – Д.К.). А она формировалась столетиями и составлялась такими слагаемыми как народное здоровье, физическая крепость. Её истоки автор усматривает в политике закрепления крестьян за землёй, а дворян за государем, что положило конец кочевой жизни беглых крестьян. Благодаря этому за несколько поколений воспитаны богатыри, способные при Петре I более 20 лет вести беспрерывную победоносную войну, не теряя сил, не ломаясь духовно. Собранные «с миру по нитке» герои «Пожара» не в состоянии и нескольких лет прожить, сохраняя идеалы народной жизни.

Произведения Распутина словно опережают время. Как пророк, писатель не только фиксирует зримые черты предстоящего распада страны, но и показывает приметы нарастающего духовного оскудения русского человека конца ХХ столетия. Если в «Последнем сроке» на телеграмму о похоронах матери не отзывается далёкая «городская» Таньчора, а в «Прощании с Матёрой» сын за деньги сжигает собственную избу, едва не погубив родную мать, то в финале повести «Пожар» лишенные нравственных скреп архаровцы сознательно убивают дядю Мишу Хампо, спасающего государственное добро от разграбления. В одном из последних произведений «Дочь Ивана, мать Ивана» страшное преступление в начале рассказа в финале завершается убийством.

В произведениях Распутина носители православного взгляда – старики. Духовность народная, исконная, нередко – потаённая – выражена как раз не через церковную проповедь, а через художественное слово, русское и по форме, и по содержанию. Нам воспринять бы предупреждение Распутина, Белова, Шукшина. Но подобно тому, как в финале «Прощания с Матёрой» реку и остров окутывает туман, душа массового читателя оказалась окутана туманом красивых слов и обещаний.

Помню, как с середины 90-х до середины 2000-х мечтал: ну вот, ещё годик-два – и Распутин напишет книгу, в которой и вера в светлое будущее, и положительный финал, а главное – предсказание того, что Россия устоит, выпрямится народ. Заживём… Для меня В.Г. Распутин был зеркалом нашей жизни, точнее, провозвестником тех событий, которым только предстояло свершиться. Как подлинно великий художник, он раньше других замечал приметы надвигающихся катаклизмов по едва заметным первым проявлениям, только формирующимся тенденциям. Именно поэтому он в числе немногих протестовал против «плюрализма нравственности», насильно навязанного стране, справедливо полагая это одним из первых шагов к потере государства.

Лишь позднее, читая отдельные статьи и тексты выступлений русского гения конца ХХ – начала XXI века, понял главное.

Во-первых, в публицистике писателя и есть то самое недостающее звено веры в человека и народ. Во-вторых, ждать – мало. Нужно действовать, трудиться на своём месте для того, чтобы достичь всеобщего блага. Ведь сумел Распутин своей многогранной общественной деятельностью вместе с собратьями по перу и неравнодушными общественниками в советское время остановить проект переброски сибирских рек, в перестройку и 1990–2000-е годы сделать многое для сохранения Байкала, несколько раз при разных правительствах остановить работу производств, отравлявших экологию целых регионов.

Потрясает уровень работ Валентина Григорьевича. Он – и публицист, и критик, и языковед, и автор исторических очерков. Каждая работа удивляет глубиной и высоким качеством материала. О чем бы ни писал В.Г. Распутин, нигде мы не найдем ни тени сомнения в величии и светлом будущем своего народа и Родины. Но нигде не найдем и приукрашивания, ура-патриотических возгласов. Та самая вера в народ… На Куликовом поле в далёком 1979 году он верил в грядущее возрождение: «Мы подворачивали к часовенкам и камням над братскими могилами, останавливались перед досками с великими именами и заходили в открытые, работающие музеи и в святыни, ждущие своего восстановления»[11]. А в деревне Монастырщина запущенная каменная церковь, «в которой предстоит еще провести все реставрационные работы»[12].

Сдержанная манера изложения переставала быть таковой только тогда, когда речь шла о сохранении России, её культуры, когда в центре внимания оказывались национальные святыни. И в эти моменты перед нами представал исполин, богатырь, до последнего готовый биться за Россию, русский народ, родную природу, горячо любимую Сибирь, невзирая на трудности и опасности, презирая численное превосходство противника. Неудивительно, что ещё в 1985 году он признается: «Да, наша профессия требует мужества. Мужество писателя – это его духовный склад. И складывается оно из основных и живых понятий Родины во всей ее исторической судьбе, которые, находят выражение в его работе. Мы – носители силы и боли России, слова ее и духа. Чтобы нести вложенное природой и отеческим благоволением, особого мужества не надо. Оно требуется, чтобы не хранить в себе правду и тревогу, а говорить о них честно и открыто»[13].

Таким и предстал перед нами В.Г. Распутин – честный, открытый, бескомпромиссный в отстаивании правды… Его выступление на I Съезде народных депутатов СССР, известное под названием «Вы навязали стране плюрализм нравственности», стало откровением. Жизнь всё расставляет по своим местам: кто сегодня помнит поимённо межрегиональную депутатскую группу? А в своё время она гремела и не сходила с уст немалой части населения нашей огромной страны. Пройдет ещё 25–30 лет, и сотрутся из памяти народной яркие когда-то несколько имен, ещё вызывающих хоть какие-то ассоциации сегодня. А имя Валентина Григорьевича Распутина будет жить в памяти народной. И о чём он говорил, будут помнить. Распутинское Слово будет жить, пока будет жив русский человек.

Великое русское слово

По словам В.Г. Распутина, «школьное образование сегодня – это служение, и служение тяжкое, до самоотвержения и креста»[14]. Сложность и специфика сегодняшней работы учителя-словесника, на мой взгляд, в угрозе разрушения «заповедной зоны» Русского слова. Одна из первых угроз – необоснованное насаждение иноязычных новообразований, введение новых языковых конструкций и искажение смыслов. В погоне за внешним эффектом все чаще в речи медийных личностей, тех, кто является образцом для подражания молодёжи, проскакивают новые, «модные» словечки. При ближайшем рассмотрении – простая калька с иностранного. Гораздо опаснее приёмы нейролингвистического программирования, хорошо известные по середине 80–90 годов прошлого столетия. К чему это привело, хорошо известно.

Во второй половине ХХ века в США действовали так называемые советологические центры, основной задачей которых была выработка сценариев разрушения СССР. В одном из таких центров действовала группа нейролингвистов, изучавших психологические и физиологические реакции эмигрантов из СССР на слова «Родина», «Россия», «семья», «долг», «честь», «порядочность», «армия». На втором этапе моделировались выражения и сочетания слов, снижавших священный смысл дорогих сердцу человека понятий. Так – через уничтожение духовной составляющей языка разрушалась система нравственных ценностей личности. Для того чтобы узнать смоделированные сочетания, достаточно полистать раннюю «демократическую» периодику первой половины 1990-х годов…

Другая угроза – агрессивное и одновременно безграмотное информационное пространство современного города и крупного посёлка. Часто непонятно: ошибки в рекламе, названиях магазинов и предприятий – рекламный ход, банально невыученные в своё время уроки или демонстративное пренебрежение к окружающим – я выше, лучше, богаче, а значит – прав.

И новые технологии, и формы работы школьного учителя – не прихоть, а насущная потребность. Маленький пример. Благодарность в соцсетях выражается коротким «спс». Непосвящённому сразу не понять, что подростки обсуждают не оппозиционную партию, а говорят старое русское «СПАСИБО», этимологически восходящее к «Спаси Бог». Сделал добро – в ответ «Спаси тебя Бог». Вроде небольшая замена, а последствия – отдалённые и страшные. Всё время в обществе (и в относительно благополучные, и в кризисно-переломные времена) идёт дискуссия о развитии языка, модернизации языковых норм. В этой работе надо не забыть о главном: новое – не всегда лучшее. Есть изменения и утраты, которые могут носить сакральный смысл. В приведённом примере – постепенное, но верное отпадение от Бога, а значит, и от Родины, от России, от семьи.

Ещё в 1987 году В.Г. Распутин напишет статью «Вопросы, вопросы…», которую расширит через 20 лет в 2007-м. В ней с удивительной прозорливостью он ответит на вопросы, среди которых один из центральных – быть или не быть языку. «Пока громыхают дискуссии о языке <…> народ говорит. И спасибо ему, что <…> он говорит, сохраняя свой великий и могучий, точный и меткий, глубокий и крепкий, не требующий пояснений к слову язык. Где еще, в каком другом языке из одной фразы может составиться целая история и целая поэма! Только человек, потерявший родовую память, способен уверять, что из рассветных и исторических глубин нации вышедшее слово должно в глубинах и оставаться и не претендовать на литературную правомочность»[15].

Ещё одна проблема наших дней – катастрофическое падение интереса к классической литературе. Современное литературное образование, с одной стороны, пытается сохранить глубину и важность идеи русской классики, её основные заветы, с другой – стремится к соответствию современным цифровым тенденциям. И где уж за внешней доступностью любого текста в пару-тройку кликов задумываться о глубинном его содержании. А тем более о том, что за всю столетнюю историю Советского государства так и не изданы без купюр «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского, а кроме узкого круга специалистов мало кто знает (не то, чтобы читал!) «Путешествие из Москвы в Петербург» А.С. Пушкина. Эта работа доступна только в полном собрании сочинений писателя, а его имеет далеко не каждая даже городская школьная библиотека.

Не читающий учитель-словесник – уже не учитель. А между тем неожиданной проблемой стала доступность филологических изданий. Подписка на профессиональные журналы и газеты может нанести ощутимый удар по бюджету любого учителя. Только выписать на год «Русский язык в школе» – 6312 рублей (полгода 3156 рублей), «Литературу в школе» – 8456 рублей (полгода 4417 рублей). А ещё специальные серии издательского дома «Первое сентября», а ещё периодика как районная, так и краевая…

Что же делать молодому специалисту, у которого от двух до четырёх разных классов (следовательно, подготовка вдвое больше)? Сколько методичек, сборников диктантов и прочего надо приобрести? Назрел серьёзный разговор об оплате труда учителей-филологов как в части стимулирующих выплат за проверку тетрадей (нет такого объёма ни у кого из школьных предметников), так и за напряжённость труда (пожалуй, математики и филологи 100% количество выпускников выводят на обязательный ЕГЭ).

При запредельных нагрузках словесников, когда головы некогда поднять, уже не до протестов против искажения в школьной программе облика и, главное, – высоты нравственного звучания русской литературы. Позволю довольно большую цитату из Распутина, ибо лучше и не скажешь. Время проходит, но точность в определениях и диагнозах удивительная: «Стандарты по литературе все больше и больше теснят Пушкина, Тютчева, Фета, Некрасова, Блока, Есенина. Подмены, подмены, подмены... И вот уже в школьных программах напротив одного ряда другой, несовместимый с первым и приготовленный для его замещения: напротив Пушкина свой Пушкин, к примеру, Бродский, напротив Есенина – Высоцкий, напротив Достоевского – к примеру, Сорокин, напротив Толстого с “Войной и миром” свой Толстой – к примеру, Войнович с “Чонкиным”, напротив Белинского – Ерофеев... Я говорю “к примеру”, потому что имена второго ряда могут меняться, но ни в коем случае не меняется сама его духовная составляющая.

Фигуры эти, разумеется, могут быть в литературном процессе, и они там есть, но зачем же их включать в рацион материнского молока, ибо школьное образование и есть материнское молоко, продолжающее необходимое кормление с пеленок, и если оно не отвечает этому назначению и этому составу, если оно превращено в молоко хищной волчицы – так чего же тогда и ждать?!»[16]

Обо всех этих проблемах говорил В.Г. Распутин прямо и невзирая на лица, с любых трибун.

Размышляя о природе художественного образа и роли русского языка в его создании, писатель справедливо заметит, что вынесенный из деревни язык, конечно, нуждался в обогащении... Но в обогащении, а не замене. «Я и не подозревал, каким владел богатством, заталкивая его поглубже… И даже когда начал писать – начал вычурно, неестественно. Выручила опять бабушка, моя незабвенная Марья Герасимовна. Когда я задумал рассказ о ней, тот самый, где она Василиса, эта самая Василиса решительно отказалась говорить на чужом языке.

Получив свое слово, Василиса сразу заговорила легко и заставила освободиться от книжной оригинальности и автора»[17].

Вот так просто и доступно великий мыслитель рассуждает о сложнейших аспектах писательского труда, иллюстрируя положения работ М.М. Бахтина о взаимоотношениях автора и героя. Что греха таить, многие именитые литературоведы цитируют М.М. Бахтина механически, часто не к месту, часто – в пустоту. У Распутина всё на уровне чувства, генетического понимания. Его герои живут самостоятельной от автора, но неотделимой от общей судьбы народа жизнью.

В.Г. Распутин откровенно рассказывает о том, что именно писательский труд, занятие литературой по-настоящему открыли ему глубины родного языка и позволили преодолеть стеснение от деревенского произношения (как и В.М. Шукшину, стеснявшемуся на первых порах своего деревенского говорка), открыть для себя неисчерпаемые глубины народной речи. Валентин Григорьевич признается, что «отказ от собственной цивилизации и вековых национальных ценностей предвещал для России неизбежные потрясения, но что они будут такими, какие случились, мы боялись додумать. А следовало. Человек, в нравственном и духовном понятиях теряющий свою теплокровность, опасен»[18]. А теплокровность эта, по Распутину, состоит в неравнодушии, укреплении родственных связей, преодолении отчуждённости людей друг от друга и сохранении русского языка.

О роли русского языка в формировании в человеке нравственного облика и духовности писали критики, литераторы, философы, педагоги ещё в XIX веке. Великий русский педагог К.Д. Ушинский категорически требовал не обучать ребёнка иностранным языкам раньше, чем «будет заметно, что родной язык пустил глубокие корни в духовную природу дитяти»[19]. Причина такого подхода в убеждённости, что в языке заключена вся история и весь опыт предшествующих поколений. Наши предки именно в родное слово складывали «плоды исторических событий, верования, воззрения, следы прожитого горя и прожитой радости, словом, весь след своей духовной жизни…»[20] А.С. Хомяков убедительно свидетельствовал, что «строй ума у ребёнка, которого первые слова были бог, тятя, мама, будет не таков, как у ребёнка, которого первые слова были деньги, наряд или выгода»[21].

Именно через язык закладывается особое внутреннее состояние (зачастую скрытое, дремлющее до поры на уровне подсознания), которое проявляется в кризисные моменты человеческой жизни и именуется генетической памятью.

Внимание к родной речи – основа творчества русского писателя. В.Г. Распутин особое внимание привлекал к тому, что «Пушкин и сам записывал песни и сказы, и подвигал к этому занятию своих друзей литераторов. Без него не было бы бесценного собрания народных песен П.В. Киреевского, положившего начало богатейшей песенной библиотеке в записях П.В. Шейна, П.Н. Рыбникова, А.И. Соболевского и других, без него Гоголь не освоил бы столь виртуозно самую музыку русского языка, не дружи с Пушкиным В.И. Даль – как знать, решился бы он на свой гераклов подвиг и смог ли бы собрать столь щедрый урожай, сам-сто или даже сам-двести, с живого великорусского языка в своем бессмертном “Толковом словаре”!»[22].

Отдавая дань уважения народной речи и народному творчеству как источникам и хранителям литературного языка, В.Г. Распутин видел и надвигающиеся тенденции нового, цифрового общества, в котором мало места для фольклора. И хотя в 1983 году ещё неявно прослеживались контуры «всемирной паутины», писатель очень точно уловил, что уже умирает фольклор, оставляя о себе воспоминания лишь в записях: «Ушла в прошлое былина; похоже, мы свидетели последнего поколения, допевающего (не по радио) народную песню и досказывающего устную сказку. Мы вступили в новую эру массовой поэзии, веселья и утех.

Прощаясь с фольклором, мы низко кланяемся ему за все доброе и светлое, что он принес издалека и поселил в наших душах. Читая теперь как воспоминание фольклорные записи, трудно удержаться и не воскликнуть с неистребимой надеждой: “Какое же все-таки это удивительное богатство – сказка в русском языке и русский язык в сказке!”»[23]

Литературная критика – инструмент формирования нравственных качеств

Заметный след В.Г. Распутин оставил и в литературной критике. Подобно величайшим русским писателям, он не ограничивался рамками художественных произведений, а весьма успешно выступал и в качестве «оценщика» и интерпретатора чужих текстов. Важно, что всё выходившее из-под его пера, было основательно, весомо. И как критик, и как публицист, он всегда оказывался на высоте.

Статьи, очерки, литературные портреты, эссе, написанные в разные годы, посвящены А.С. Пушкину, Л.Н. Толстому, Ф.М. Достоевскому, А.П. Платонову, В.М. Шукшину, А.В. Вампилову, Ф.А. Абрамову, А.Д. Заболоцкому, В.Н. Крупину, В.И. Белову.

Вспоминая о годах собственной молодости, в статье, посвященной творчеству Сергея Лыкошина, В.Г. Распутин говорит о книге из серии ЖЗЛ о В.И. Дале, которую ему заказал Ю.И. Селезнёв. К великому русскому фольклористу Валентин Григорьевич, по собственному признанию, относился как к волшебнику, который в одну человеческую жизнь сумел пожать поистине безграничное богатство, накопленное народом за несколько столетий. Сам писатель признавался: «Чтобы писать о нем, надо хоть по одной статье, хоть по одной мерке быть с ним вровень... Я тянул, не отказываясь окончательно, но и не смея сделать хотя бы начин»[24]. Но даже сам факт такого признания есть лучшее свидетельство масштаба личности и высочайшего уровня творческого дарования самого В.Г. Распутина, который осознавал роль и место В.И. Даля в русской литературе и русской фольклористике. И такое отношение закономерно.

Подобно тому, как А.С. Пушкин работал над исторической прозой (в результате изучения документов и посещения архивов из творческого замысла выросло два произведения: документальная «История Пугачёвского бунта» и художественное «Капитанская дочка»), Распутин не мог себе позволить писать «с наскока». Несколько лет работы над словарём Даля окончились с крушением страны, когда на Русь пошло наступление со всех сторон: проекты переброса северных рек и строительства комбинатов на берегу Байкала, разрушение памятников архитектуры и вырубка лесов, нападки на патриотизм и осквернение национальных святынь. Всё это потребовало огромных усилий в общественной деятельности и публицистике, сначала отложив на время, а потом и отняв саму возможность написания задуманного труда. А что такой труд был бы не просто успешным, а ошеломляющим, сомнений нет. И порука тому – исторические хроники и краеведческие исследования писателя.

Состояние критики – есть показатель образованности всей литературы, которая во многом определяет настроения народа, отражает народные взгляды на жизнь и окружающий мир. Эта проблема с особой силой и глубиной была понята ещё А.С. Пушкиным. Он напрямую связал уровень критики с образованностью и сформированностью нравственных качеств личности. Более того, вопреки схеме, появившейся в советское время и не учитывавшей эстетическую и нравственную эволюцию основателя русского литературного языка, Пушкин представал неизменным на всём протяжении его литературной жизни. И это облик почти декабриста, борца с самодержавием, непримиримого противника цензуры и т.д. А между тем «солнцем русской поэзии» и личностью, соответствующей знаменитому «Пушкин – наше всё», мыслитель становится тогда, когда твёрдо преодолевает романтические черты в творчестве и становится на рельсы реализма.

И в этот период А.С. Пушкин категорически требователен к нравственному облику воспитанников кадетских корпусов – будущих офицеров армии – оплота российского государства. Для этого он предлагает особо смотреть за рукописями, ходящими между воспитанниками: «За найденную похабную рукопись положить тягчайшее наказание, за возмутительную – исключение из училища, но без дальнейшего гонения по службе»[25].

Проблема воспитания вообще занимает важное место в публицистическом наследии Пушкина. В «Опровержении на критики» мыслитель отрицает механический подход к оценке нравственности того или иного произведения, творчества писателей в целом только потому, что отдельные стихотворения или части произведения не предназначены для детей. Это забота взрослых – охранять нравственность детей.

Вопросы нравственности, уважения к прошлому и неприятие революции выражены А.С. Пушкиным в полном виде в статье «О народном воспитании». Защитить новое поколение можно только исправив все проблемы общественного воспитания. Но «не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества; <…> отсутствие воспитания есть корень всякого зла». Трагизм в том, что «начало есть порча нравов, а конец – погибель»[26].

В.Г. Распутин следует в русле этой магистральной линии русской литературы, очерченной А.С. Пушкиным. Основной пафос работ Распутина связан с верой в русского человека, борьбой за представителей классической литературы. И поэтому критические работы автора дают нам более глубокое представление об идеологии его собственного творчества, о последовательной борьбе за сохранение чистоты нравов и предотвращения погибели земли русской.

Всё в литературно-критических работах у В.Г. Распутина идёт от жизни, от правды народной повседневности, складывающейся в Истину вечности. Именно поэтому вневременное в его статьях соседствует с сиюминутным, иногда ошибочно современниками оцениваемым как заметная величина. Так, говоря о современности великого русского поэта, мыслитель отмечает, что и сегодня А.С. Пушкин остаётся первым и главным защитником сербов. А слова его, относящиеся ещё к 1836 году, о порядке, сложившемся в Северной Америке, о подавлении эгоизмом и страстию к довольству всего, что возвышает душу человеческую, является точной характеристикой современной североамериканской демократии. После сказанного Распутин переходит в день сегодняшний и признается: «Нет, Пушкина, как Евтушенко, в Америку не пустили бы. Не тот избранник»[27].

Суть творчества Ф.М. Достоевского отражена во всей полноте в нескольких обобщающих характеристиках: «К чтению Достоевского приходится готовить душу, как к исповеди, иначе ничего не поймешь.

Все у него, за исключением двух-трех политических статей в “Дневнике”, сказано навечно <…>. Но для нас как-то не столь уж важно, что он пророк, для нас пророк – далекое, поднебесное понятие, до которого не дотянуться, а так не хочется отпускать от себя Федора Михайловича и лишиться его близости и доверительности. Его пророчество объясняется тем, что он был умным и внимательным смотрителем русской жизни и как исповедник знал, где в человеке искать человека. У него десятки откровений, которые превосходят человеческий ум <…>, и которые, кажется, не могут быть земного происхождения, но озарение знает, в каком сосуде блеснуть.

Самое важное, быть может, для нас сегодня – припомнить, что из своей вечности Федор Михайлович говорит о народе, из которого он вышел, о литературе, которой он служил, о жизни, которую наблюдал»[28]. Любое из предложений приведённой цитаты может стать основой, главным тезисом отдельного, полноценного, большого и самостоятельного исследования о творчестве Ф.М. Достоевского, о его связи с русской действительностью, о влиянии на весь дальнейший путь русской классики и на мировой литературный процесс в целом.

Замечательной особенностью статей В.Г. Распутина является основательность, глубокий анализ. Создаётся впечатление, что их создавал не писатель, а профессиональный критик. Действительно, глубокий разбор творческой манеры В.М. Шукшина подкрепляется основательным анализом двух десятков произведений и тридцати героев! В работе делаются выводы и обобщения, характеризующие стиль, художественную манеру, язык Шукшина. Писатель призывает разделять понятия «народ» и «население».

А о преодолении разрушительного удара по искусству В.Г. Распутин сделает признание в статье, посвящённой Вампилову: «Искусство только гонят революционно, по-разбойничьи, возвращается же оно всегда спокойно, по-хозяйски берясь за уборку»[29]. Но процесс возвращения длительный, а порою, – мучительный. Он требует от писателя особой духовной наполненности и любви, как к героям, так и к их прототипам, людям простым, незамысловатым, порою по-детски наивным: «В теперешней литературе принято насмехаться над ними, брать в герои только для того, чтобы показать полную их несостоятельность, но для Вампилова они – удерживающее начало жизни, и он пишет их, любуясь, радуясь им, относясь к ним с нежностью и необыкновенным почитанием. Чтобы дать героям такой свет, нужно и самому быть освещенным»[30].

Та же основательность в подходе к материалу просматривается и в работе над краеведческими хрониками, историческими эссе, в описании паломнической поездки на Афон, серьезном труде о религиозном расколе в России. Передавая ощущения от паломнической поездки на святой Афон, В.Г. Распутин не просто демонстрирует начитанность и эрудицию. Для него эта поездка – часть великой духовной миссии русской литературы. Именно поэтому появляются реминисценции и прямые цитаты об Афоне из Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, Н.С. Лескова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого. Есть строки из произведений отцов церкви и русских религиозных философов. Он призывает помнить «И. Павлова, Д. Менделеева, В. Вернадского, многих других великих из научного мира, понимавших, что нет знания выше Святого Писания и нет пути в сторону от Создателя. Сейчас тот и ученый, кто постиг эту истину, которая еще недавно отдавалась людям невысокого полета; впрочем, несчастная наша цивилизация, устроенная атеистами, доведена до столь очевидного результата, в такой мелкий грош превратилась человеческая жизнь, что не постичь ее, эту истину, теперь уже, кажется, и невозможно»[31].

Разговор о женщине и её роли в современном мире Распутин начинает с полушутливой, но в то же время серьёзной фразы о том, что хорошо известная криминальным юмором французская поговорка «Cherchez la femme» («Ищите женщину») может приобрести самый серьезный смысл, если в нее внимательно вдуматься применительно к нынешнему состоянию женщины. Писатель убеждён, что от женщины в обществе всегда зависело и сегодня зависит многое, а её роль мы чувствуем лишь интуитивно.

Размышления В.Г. Распутина о женщине не просто ошеломляют глубиной и оригинальностью. Как по силе постановки проблемы, так и по глубине трагического предчувствия и религиозно-философского осмысления они поднимаются на уровень лучших страниц «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского.

Нет смысла комментировать потрясающие строки автора: «Быть может, самая большая беда женщины – она не помнит себя, не подозревает, чем ей предстояло быть, если бы не произошли в ее психологии необратимые процессы. Бессознательно она нащупывает в себе еще не отмершие совсем, еще болящие окончания своей второй, природой намеченной фигуры, как бы контурно располагающейся внутри фигуры телесной. Фигура в фигуре – это не тип “матрешки”, как может показаться какому-нибудь насмешнику, а что-то вроде носимого в себе женщиной прообраза богородичного склада. Вынашивая плод, любя мужчину, воспитывая детей, то есть материнствуя, женствуя и учительствуя, она словно бы делала все это не от себя только, но в согласии с проведенным через нее заветом. Эти отзвуки и отсветы богородичности должны все же являться женщине время от времени неожиданной и страстной тоской по самой себе; они должны являться даже самым потерянным и отпетым, и им, быть может, чаще и болезненней. Если у человека болит отнятая рука или нога, то как, надо полагать, болит и жалкует отнятое существо!

“Мироткущая” – так издавна называли женщину. Охранительность – вот сущность женщины. Окормление семьи, оприятие мужа, воспитание детей, добрососедствование - круг ее забот. Но над этим кругом возвышается еще и купол, являющийся веровой надмирностью, выходом из мирского в небесное, без которого обыденность и повторяемость трудов могли бы показаться узким и скучным мирком»[32].

Отталкиваясь от мыслей, высказанных В.В.Розановым о том, что главная задача женщины состоит только в воспитании человека, прежде всего в семье, В.Г.Распутин делает вывод, что задача женщины и шире, и труднее, и величественнее. И хотя вернуться на прежнее место нельзя, ибо сместилась целая эпоха, сместив вместе с собою и человеческое содержание, тем не менее, следует выполнять призыв: «Ищите женщину». И находить.

Рассматривая женский вопрос в современном обществе, В.Г.Распутин прибегает к серьёзному анализу литературных образов женщин: «Ольга Ильинская надеется победить лень Обломова, Вера у Гончарова же в “Обрыве” рассчитывает смягчить губительный нигилизм Марка Волохова, Соня Мармеладова у Достоевского, готовая на все, чтобы спасти от отчаяния Раскольникова, по бескорыстному сложению своей нравственной фигуры достойны памятника; коли и литературным героям дарованы теперь эти почести - чей еще образ мог бы служить указанием на величие женщины!»[33] Но глубокой проработке подверглись и реальные исторические лица, ставшие знаковыми в свою эпоху и деформировавшие как самоощущение женщины, так и её нравственный статус, – Вера Засулич, Софья Перовская.

«В каждом развитом духовно человеке

повторяются и живут очертания его Родины»

Вообще деформация личности есть одна из центральных проблем, волнующих В.Г. Распутина. Всю жизнь он искал ответ на вопрос о том, как преодолеть распад целостности человека, как сохранить его единство с окружающим миром, семьёй, народом.

Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» заметил, что безобразие – несчастье временное, «а дар великодушия есть дар вечный, стихийный, дар, родившийся вместе с народом, и тем более чтимый, если и в продолжение веков рабства, тяготы и нищеты он всё-таки уцелеет, неповреждённый, в сердце этого народа». Федор Михайлович высказывает мысль, что единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ его по-своему, то есть до страдания».

Именно поэтому, дойдя до последней черты, русский народ спасает себя сам, так как «характерно, что обратный толчок, толчок восстановления и самоспасения, всегда бывает серьезнее прежнего порыва – порыва отрицания и саморазрушения».

В.Г. Распутин на новом этапе развития российской истории выдвигает новую формулу: «Быть может, между человеком и Богом стоит природа. И пока не соединишься с нею, не двинешься дальше. Она не пустит»[34]. Так воедино автор закольцевал святость и незыблемость понятий Родины, Христа, народа и родной природы. В свете этой формулы борьба Распутина за Байкал, стремление решить экологические проблемы приобретает иной смысл, глубинный, освящённый светом Веры православной. И природа у него не просто одухотворена, а, как следствие из основных постулатов христианской веры, имеет душу, а значит, способна чувствовать, страдать, отзываться на влияние извне, вторжение человека в запретные пределы. И это не умозрительные выводы.

В статье о борьбе за чистоту Байкала великий русский писатель скажет об этом непосредственно: «Кроме природной биологической цепочки в той же взаимозависимости существует и общественная психо-нравственная цепочка. В самом Байкале мутируют водные организмы, на берегах Байкала мутирует человек, поражаются чувствительные центры, атрофируется восприятие красоты, перестает звучать в душе аллилуйя Создателю Целью человеческого существования открыто становится потребительство. Бескультурный, бездуховный, безнравственный мир, руководимый теневой силой, провозгласивший глобализацию как инструмент единого планетарного рынка и беспредельной власти монополий и банков, – да разве остановится такой мир перед дальнейшим уничтожением природы»[35].

А завершает статью о Байкале и сохранении природы автор словами о Родине: «Теперь впору говорить с одышкой после множественных отступлений от былого величия: Россия у нас одна! Другой, запасной, нет»[36].

Неудивительна мысль Распутина о том, что природа всегда нравственна, «безнравственной ее может сделать лишь человек. Не ею ли и крепится наше благоразумие и благодеяние?!»[37]

Важным признанием писателя стала мысль о том, что в каждом духовно развитом человеке повторяются и живут очертания его Родины. Именно поэтому очерки об истории Сибири, Иркутска, малых и больших городов, транссибирской и кругобайкальской железной дороги, исторических деятелях, осваивавших и развивавших восточные регионы России, занимают немалое место в публицистическом наследии В.Г. Распутина.

Тезис писателя о необходимости разделять душу мастера и элементарную человеческую добросовестность вводится в статью не для красоты, а устанавливает чёткие ориентиры оценки эпохи и людей. Действительно, «душа не служит, она царит; она берет порою тяжелые подати, выводя человека из ряда обыкновенных, живущих хлебом единым и не желающих знать иных, но она же затем выводит его из ряда обыкновенных смертных, без вести погребенных под тяжелыми пластами времени»[38]. А раз так, то и человек оценивается по тому, как развернулась его душа: на созидание и преобразование во имя людей или на удовлетворение собственных потребностей. Поэтому-то видение В.Г. Распутина идёт в разрез с существовавшими установками: «Многие из тех, кого мы называем толстосумами, были людьми широко и разносторонне образованными, они выписывали из Москвы и Петербурга лучшие журналы и книги не только для себя, но и для устройства публичных библиотек»[39].

На конкретных цифрах и примерах писатель показывает, как Иркутск жил, как развивался и как опережал по уровню благотворительности Москву и Петербург. Описание Иркутского кафедрального собора, который возводил К. Тон, автор проекта Храма Христа Спасителя в Москве, не просто приводится для «поднятия самооценки» сибиряков, а вписывает Иркутск и его жителей в контекст развития Российской империи и накрепко соединяет сибиряков и центральную Россию в единый живой организм, пускай и разделенный тысячами километров, но спаянный единством исторической судьбы русского народа. Для автора одинаково неприемлемы, как царский вице-губернатор Трескин, «прославившийся» непримиримой борьбой с местным купечеством, генерал-губернатор Анучин, казнивший из-за личной обиды учителя, так и современные В.Г. Распутину деятели, разрушающие памятники старины: «Народ наш (и это не досужая выдумка автора) с обостренным вниманием следит за судьбами тех, кто в свое время, хоть и в качестве исполнителей, повинен был в уничтожении и забвении памятников старины, и всякое неблагополучие в их жизни готов принимать за законное возмездие. Даже при понятном преувеличении <…> стоит тем не менее помнить об этом живущем требовательном ожидании; люди хотят верить, что безнаказанности не существует»[40].

Публикуя работы о сибирском регионе, В.Г. Распутин затрагивает не только упоминания, записанные в «Истории» Геродота, но и на нескольких десятках страниц подробно исследует разные варианты биографии покорителя Сибири Ермака. Анализ многочисленных работ об этом удивительном человеке приводит к печальным обобщениям. Мы, сегодняшние, знаем всё о Колумбе, открывшем Америку: откуда родом, когда родился, чем занимался до того, как стал известен. Даты, вплоть до дня, когда он совершал первое, второе, третье и последующие путешествия. С горечью В.Г. Распутин восклицает: «Что Колумб! – о древнеримских императорах и патрициях мы помним больше, чем о Ермаке»[41]. Чтобы не превратится в болтуна, обличителя беспамятства, ничего не сделавшего для сохранения и восстановления исторической правды, писатель изучает работы современников: историков, этнографов, краеведов, встречается со старожилами, сохранившими в фольклорных источниках упоминания о Ермаке Тимофеевиче, а также серьезно прорабатывает Строгановские летописи. Но и здесь В.Г. Распутин не изменяет себе, крестьянской привычке всё делать основательно. Рассказ о Ермаке не превращается в моноповествование об одном герое. Перед нами проходят десятки исторических героев, делаются исторические обобщения, иногда довольно неожиданные для читателя, но оттого ещё более интересные и познавательные. Размышляя об отсутствии в России традиции открывать памятники отличившимся городам, писатель высказывает потребность открыть памятник Великому Устюгу, например, на Лене, где к середине XVII века собрались «землесведыватели», все родившиеся в этом российском городке в ту далёкую пору бросавшем вызов самому Великому Новгороду: «И величие свое он подтвердил в именах Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Василия Пояркова, Владимира Атласова, Василия Бугра, Парфена Ходырева и многих, многих других, добывших себе по сибирским рекам, морям и волокам мужественную славу»[42].

Не менее важное нравственное значение имеют исторические очерки и публицистические исследования о Кяхте – порождении торгового брака России и Китая, маленьком городке с большой славой; о Русском Устье – потрясающем памятнике русской истории и культуры, одном из первых русских поселений на реке Индигирке; о потрясающем собрании полотен великих художников в Иркутском художественном музее; о Тобольске и многом другом, о чём рамки статьи рассказать не позволяют…

В не менее глубоких исследованиях о Кругобайкальской железной дороге, о Транссибирской магистрали есть немало интереснейших исторических сведений, важных как в познавательном плане, так и в историческом. Эти работы также содержат важные обобщения и выводы. Так, полемизируя с авторами, которые говорили о лености и непроизводительности труда русских, прежде всего с В.В. Розановым, В.Г. Распутин заметил: «Но кто же, позвольте спросить, прежнюю-то Россию построил в шестую часть суши? Кто воевал за нее, ибо ленивый в работе труслив в бою?»[43]

«Мы не предали крепостей, на которых стоит Россия»

Не раз писателю приходилось полемизировать по поводу мифов, распространяемых о русском человеке как представителе народа-раба, народа-алкоголика. И действительно, каким же тогда чудом больше тысячи лет стоит русская земля и существует народ наш? Кто, как не он сам, спасал себя, а нередко и остальной мир от полчищ монголо-татар, от нашествия Наполеона, Гитлера? Да не могло быть у народа-раба, у князя-труса традиции заранее оповещать противника «Иду на Вы!» – да ещё самому на поле брани биться впереди своей дружины. Описывая наших далёких языческих предков – славян, византийские писатели и историки (император Маврикий, Прокопий Кесарийский, Лев Диакон и др.) отмечали удивительное гостеприимство, доброжелательность к иноземцам, в том числе и к пленным, которые никогда не становились рабами. Скромность славянских женщин, по их мнению, «превышала всякую человеческую природу». Славянский князь Святослав, язычник, разгромил опаснейшего противника Руси – Хазарский каганат, что не удавалось никому из предшественников. Но в 971 году православные воины Иоанна Цимисхия окружили войско Святослава, не знавшего до этого поражений. Мир был заключён в обмен на клятву не воевать против православных. У Святослава, отпущенного под честное слово с оружием и войском, не возникло мысли нарушить условия договора. А они в то время заключались клятвенно, через рукопожатие или (у православных) целованием креста. Нарушение клятвы было несмываемым позором. Таким образом, принятое позже православие и основные христианские заповеди легли на благодатную и подготовленную почву славянской души.

Неудивительно, что В.Г. Распутин уже вне всякой полемики (а оправдываться и упражняться в развенчании многочисленных мифов о русских надоело) утверждает: «Просматривается любопытная закономерность: чем тяжелей условия, в которых жил сибиряк, чем больше физических усилий затрачивал он на привыкание и выживание, тем богаче поэзия. Дело, значит, не в мере физических трудностей, заглушающих песню и обряд, а в мере общинной крепости и слитности, не обходящихся без песни»[44]. Труд, соборное единство народа, реализуемое в общинном духе, – вот те основания, крепости, которых нельзя сдавать, те основания, которыми не поступиться!

В эпоху русской смуты 1917 года русскому народу, по мысли И.А. Ильина, остро необходимо было «духовное возрождение и обновление». Дух, воля, способность распознавать врагов государства и противостоять им – необходимые качества. В статье «О возрождении России» русский философ указывал на последствия, к которым приводит мягкость и бездумная душевная открытость: «Россия рухнула на наших глазах не потому, что русский человек был силён во зле и злобе, а потому, что был слаб в добре (так у И.А. Ильина. – Д.К.)».

Современное Ильину состояние России, русского духа он оценивает как униженное и развращённое. Для подлинного возрождения и духовного обновления необходимо помнить, что «…деморализация, водворившаяся в России, – есть не свободная, а навязанная…».

Против навязанной стране и многонациональному народу России идеологии разгула, бескультурья, аморальности последовательно выступал В.Г. Распутин. Закономерно совпадение оценок и выводов, цитирование великого русского философа.

В один из самых трудных и переломных периодов российской истории, в 1992 году, Распутин провозгласил: «Нас отрывают от веры – не оторвемся. Душа русского человека нашла свой подвиг и свое пристанище в православии, и только там мы обретем ее для искупительных и спасительных трудов, только там соединимся в своем временном и вечном призвании, а не в блудливых похождениях по задворкам чужих толков и религий»[45].

Есть немало примеров того, как истинные творцы борются за свои идеалы и убеждения. Не бросил роман не публиковавшийся последние годы жизни М. Булгаков. После выхода в свет книги «Верность» полтора десятка лет не издавался О. Михайлов. Такая же судьба постигла в середине 70-х И. Шафаревича. Серьёзные проблемы были у Ю. Селезнёва. Совсем не гладко развивалась творческая судьба В. Кожинова. Л. Бородин за свои убеждения отсидел в лагерях 12 лет, сохранив при этом взгляды, человеческое и гражданское лицо. Жизненная неустроенность не помешала детдомовцу Н. Рубцову стать выдающимся русским поэтом, не озлобившимся на окружавших людей. Никогда не отрекался от избранной линии и В.Г. Распутин.

На прямой вопрос Виктора Кожемяко о том, как чувствовать себя, когда В.В. Кожинова, И.Р. Шафаревича, М.Н. Лобанова, В.Г. Распутина и многих русских патриотов либеральные СМИ именуют фашистами, сам писатель ответил прямо: «Ничего, фронтовая действительность закаляет. Не нравиться дурным, говорил Сенека, для человека похвально»[46].

Появление подлинно русского писателя (и по духу, и по содержанию) в литературе – всегда событие. Но литература в России всегда была больше, чем просто искусство, это – призвание и готовность к борьбе за право быть услышанным. Для В.Г. Распутина «призвание – это призванность, задание на жизнь. Шолохов, Твардовский, Абрамов, Шукшин, Носов, Белов могли иметь другие имена, но они не могли не явиться, ибо именно так наступила пора считывать судьбу и душу народную»[47].

Этого-то своеобразия не хочет никак понять Европа и Америка. И это историческая реальность. В работе «Против России» ещё в 1948 году И. Ильин писал: «Где бы мы, русские национальные эмигранты, ни находились в нашем рассеянии, мы должны помнить, что другие народы нас не знают и не понимают, что они боятся России, не сочувствуют ей и готовы радоваться всякому ее ослаблению».

Именно потому, что В.Г. Распутин последовательно и бескомпромиссно отстаивал собственные убеждения и ценности, основанные на тысячелетней истории и православной нравственности, на традиции русской классической литературы и крестьянском характере, он с полной уверенностью с высокой трибуны мог заявить на весь мир: «У нашего писательского союза не запятнанные перед Отечеством перо и честь во все минувшее окаянное десятилетие. Мы не отступили от праведности и совестности литературы. <…> не предали мы ни земных, ни небесных крепостей, на которых стоит Россия, ни святынь наших, ни души, ни оружия, ни товарищей...»[48]

Для В.Г. Распутина до последних секунд жизни главным жизненным принципом, мерилом правильности поступков, духовным идеалом оставались слова, сказанные в одной из работ: «Нельзя мне поступать дурно, ибо я – русский».

__________________________________________________________________________________

[1] Достоевский Ф.М. Бесы // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 12 томах. – М.: Правда, 1982, т. VII, с. 237.

[2] Распутин В.Г. Деньги для Марии // Распутин В.Г. Живи и помни. – М.: Голос, 1993 с. 79.

[3] Распутин В.Г. Последний срок // Распутин В.Г. Живи и помни. – М.: Голос, 1993 с. 248.

[4] Распутин В.Г. Ближний свет издалека // Распутин В.Г. У нас остаётся Россия: Очерки, эссе, статьи, выступления, беседы / Сост. Т.И.Маршковой, предисловие В.Я.Курбатова/ Отв. Редактор О.А.Платонов. – М.: Институт русской цивилизации. 2015. с. 50 (Далее ссылка на это издание, кроме специально оговоренных случаев – Д.К.)

[5] Там же. с. 54.

[6] Там же. с. 53.

[7] Там же. с. 50.

[8] Там же. с. 54.

[9] Дунаев М.М. Указанное издание. с. 931.

[10] Шафаревич И.Р. Духовные основы Российского кризиса 20 века. На основе лекций, прочитанных в Сретенском духовном училище. – М.: Молодая гвардия. 2001. с. 12.

[11] Распутин В.Г.Поле Куликово // Указанное издание. с. 30

[12] Там же. с. 36.

[13] Распутин В.Г. Время и бремя тревог Выступление на IV съезде Союза Писателей РСФСР (1985)// Распутин В.Г. Что в слове и за словом? Очерки, интервью, рецензии. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1987. с. 190.

[14] Распутин В.Г. Ученье: свет и тьма // Указанное издание. с. 718.

[15] Распутин В.Г. Вопросы, вопросы… // Указанное издание. с. 174.

[16] Распутин В.Г. Ученье: свет и тьма // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 712-713.

[17] Там же. с. 139-140.

[18] Там же. с. 144.

[19] Ушинский К.Д. Родное слово // Ушинский К.Д. Собра. соч. – М., 1948, Т. 2, с. 573.

[20] Там же, с 558

[21] Хомяков А.С. Об общественном воспитании в России // Чомяков А.С. ПСС. – М., 1911, с. 347.

[22] Распутин В.Г. Русь сибирская, сторона Байкальская. Предисловие к : Афанасьева- Медведева Г.В. Словарь говоров русских старожилов Байкальской Сибири. В 20 т. / научная редакция Ф.П.Сороколетов. Иркутск, 2007// Указанное издание. с. 411.

[23] Распутин В.Г. В некотором царстве, в некотором государстве // Распутин В.Г. Предисловие//Русские сказки забайкалья. Иркутск.: Восточно-Сибирское книжное издательство. 1983. с. 8.

[24] Распутин В.Г. Были люди и в наше время. // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 564.

[25] Пушкин А.С. О народном воспитании //История педагогики в России. Хрестоматия: Для студ. гуманитарных фак. высш. учеб. Заведений / Сост. С.Ф.Егоров. – М.: Издательский центр «Академия», 1990. с. 134.

[26] Там же. с. 132.

[27] Распутин В.Г. Светоносное имя. К 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина // Указанное издание. с. 575.

[28] Там же. С. 576-577.

[29] Распутин В.Г. С места вечного хранения. Об Александре Вампилове // Указанное издание. с. 635.

[30] Там же. С. 639.

[31] Распутин В.Г. На Афоне // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 130.

[32] Распутин В.Г. CHERCHEZ LA FEMME. Вечный женский вопрос // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 793-794.

[33] Там же. С. 800.

[34] Распутин В.Г. Из Байкальского дневника. // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 423.

[35] Распутин В.Г. Полная чаша злата и лиха // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 452-453.

[36] Там же. С. 457.

[37] Распутин В.Г. Байкал, Байкал. // Указанное издание. С. 188.

[38] Распутин В.Г. Иркутск с нами. // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 160.

[39] Там же. с. 175.

[40] Там же. с. 173.

[41] Распутин В.Г. Сибирь без романтики // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 195.

[42] Там же. с. 204.

[43] Распутин В.Г. Кругобайкалка // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 380.

[44] Распутин В.Г. Откуда они в Иркутске? // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 404.

[45] Распутин В.Г. «Так создадим же течение встречное» // Распутин В.Г. Указанное издание с. 692.

[46] Распутин В.Г. Краденый венец // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 945

[47] Распутин В.Г. Мой манифест // Распуьтин В.Г. Указанное издание. с. 867.

[48] Распутин В.Г. Мы не предали крепостей, на которых стоит Россия // Распутин В.Г. Указанное издание. с. 700.

__________________________________________________________________________________

Об авторе: Дмитрий Ковальчук родился в 1970 году в Армавире. Кандидат филологических наук, доцент кафедры отечественной филологии и журналистики, директор Института русской и иностранной филологии Армавирского государственного педагогического университета,автор статей о русской литературе ХХ века. Живет в Армавире.