«Смех Гоголя ставит все с ног на голову, он из ничтожного лепит крупное, и оно — ввиду своей увеличенной мелкости — кажется еще более смешным… Нет такого «высокого» предмета или лица, которое было бы неподвластно смеху Гоголя»- писал Игорь Петрович Золотусский в своей работе «Смех Гоголя». Конечно же, говоря о предмете и проблематике в произведениях Николая Васильевича, необходимо начинать с анализа особого смеха писателя. В таком случае природа его текстов раскрывается иначе.

Зайдём издалека и рассмотрим этот смех на примере «Старосветских помещиков» и «Записок сумасшедшего». Выбор именно этих текстов оправдан тем, что они исключительно противоположны.  В «помещиках» мы явного «смеха» не увидим, текст пропитан нежностью и трагедией.  Однако именно благодаря этой повести можно в полной мере оценить многогранность Николая Васильевича и понять, в чём состоит смех в «записках».

 У Гоголя нет авторитетов ( в данном случае мы разбираем его взгляд как человека и христианина, а не как гражданина), его не волнует социальное положение героя, над которым он смеется, ведь именно таким образом открывается истинный контраст между предметом смеха и героем, на фоне этого самого предмета читатель ощущает истинную трагедию, постигшую человека.  Вернемся к тому, что эти образы существуют не только в пространстве одного произведения, истории Гоголя, но и в каком-то роде перекликаются.

Так, в «Старосветских помещиках» мы не видим сатиры, это, в какой-то мере автобиографичная история. Вспомним детство Николая Васильевича, связанное с дедушкой и бабушкой, многие эпизоды Гоголь в произведении дублирует. Читателя умиляет быт помещиков: их доброта по отношению к прислуге, привычки, сложившиеся за десятилетия, простодушие и русскость. В этой повести  Гоголь ставит трагедию обычных людей (а именно смерть супруги Афанасия Ивановича и его увядание после) выше всего мирского.  С первых строк писатель дает понять читателю степень важности  именно для него самого раскрываемой темы: «Я очень люблю скромную жизнь тех уединенных владетелей отдаленных деревень, которых в Малороссии обыкновенно называют старосветскими…».

Как уже было сказано выше, никакого смеха здесь нет, вернее, он не относится к Пульхерии Ивановне и Афанасию Ивановичу, смех здесь больше представлен как пренебрежение другими проблемами, которое наше общество выставляет более важными, чем «мирское».

Николай Васильевич мог описать тот же быт помещиков городских или хотя бы тех, что живут в больших деревнях, но нет, центром повествования становится  глушь, такая ему родная, и настолько далекая для петербургских франтов. Иначе  было б не то: не та проблема, не та история. Не столь умилительная и не такая значительная. Здесь дело в акцентах, которые расставляет Гоголь. Забытые и ненужные, эти старосветские помещики- это люди, и именно их любовь, их совместная старость, которая в один момент обрывается, для читателя оказывается чем-то широким, сильным, чувственным, знакомым. Теперь и не думаешь о проблемах «больших» дворян и чиновников, ведь прикоснулся к человеческому, к тому, что сидело и дышало в тебе самом. Возможно, именно так нужно расценивать смех Гоголя в таких добрых и печальных историях; это смех над тем, что не касается героев и что происходит очень далеко, не имеет для них никакого смысла.

Теперь обратимся к «Запискам сумасшедшего». Здесь смех очевиден: есть трагедия человека, но Гоголь преподносит её «под соусом» комедии.  Писатель  смеётся над испанским королём, над положением своего героя и над его несостоятельность измениться.

Имеет смысл  обратить внимание не только на главного героя истории, но и на питомца Меджи. Гоголь, подчеркивая безумие и приземленность своего персонажа, вводит в рассказ говорящую собачку, которая, как и любая дама, влюблена и пишет письма. То есть, в данном случае собака в какой-то степени равна человеку, а именно Аксентию Ивановичу. Герой понимает её, пытается отвечать. Аксентий смешон до того, что готов красть письма Меджи: «Сегодня, однако ж, меня как бы светом озарило: я вспомнил тот разговор двух собачонок, который слышал я на Невском проспекте. «Хорошо, — подумал я сам в себе, я теперь узнаю все. Нужно захватить переписку, которую вели между собою эти дрянные собачонки. Там я, верно, кое-что узнаю»». Он уверен, что собака лишь притворяется немой, а на деле та ещё кокетка. И, конечно, сравнивая Фердинанда 8 и Аксентия, писатель смеется и над первым. В глазах читателя король не может выглядеть достойно, если автор сравнивает его с безумцем, что говорит с собаками и ворует их письма.

Подытожим: смех писателя  направлен на господ, которые волнуют общество. Эта сатира позволяет выделить в тексте настоящую проблему, проблему русского человека. Закончить разбор «смеха Гоголя» стоит емкой фразой  Золотусского : «Наполеоны и фердинанды у Гоголя смешны, а вот смерть Акакия Акакиевича, как и смерть двух старичков в повести «Старосветские помещики», оплакивается как национальная потеря».

Смех Гоголя ярко выражен и  в его поэме «Мёртвые души». Здесь  он направлен на пустых помещиков и на их положение, глупость. Однако, как справедливо отмечает  Левинов в тексте «Есть ли тайные смыслы в поэме «Мертвые души»», мёртвая душа может иметь разные формы и степень- от лёгкой, до тяжелой. Понимая человеколюбие Гоголя, становится очевидным, что и в душу мёртвую он вкладывал что-то хорошее, даже когда смеялся над ней.

Имеет смысл поделить помещиков на две группы: ещё не мертвые души, имеющие право на спасение (Манилов, Коробочка и Собакевич)  и уже мертвые души (Чичиков, Плюшкин и Ноздрёв).

В школьной программе Манилова несправедливо приравнивают к Чичикову. Обозначая всех помещиков «мертвыми душами», нужно говорить и о степени «мертвого» в герое.  Самые страшные его пороки - не ученость, леность и доверчивость. Разве можно сравнить этого человека с тем же развратным Ноздревым или хитрым Чичиковым?

Несмотря на вышеперечисленные «качества», Манилов является примерным семьянином, любящим мужем и лояльным хозяином. Праведный «гоголевский смех» на него как такового не направлен. Смеётся Гоголь разве что над пыльной книгой, открытой на  четырнадцатой странице и старыми диванами, даёт забавную характеристику хозяину: «…люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы». В остальном же Манилов умилителен, за восемь лет брака он не потерял любви к жене, как говорит сам Гоголь: «И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из каких причин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только она держалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку».  Может ли человек, который открыт для любви и счастья быть сравним со сладострастником или обманщиком? Можно ли злобно посмеяться над его мягким характером? Нет, скорее, Гоголь смеётся над его бытом, а не над душой.

То же самое касается и Лизоньки, жены Манилова. Она училась в пансионе, где сначала учили французскому, потом фортепьяно, а затем и хозяйственной части, а есть и другие пансионы, где слагаемые просто меняют местами. И здесь смех автора направлен не на героиню, а на систему, в которой она воспитывалась.

Скажем и о последнем предмете, над которым посмеялся Гоголь- имена детей Манилова. Непривычные для русского слуха Фемистоклюс и Алкид не заключают в себе ничего плохого, но указывают на необразованность помещика: «Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на «юс»… ». Можно сказать, что, по сравнению с другими помещиками, это самое примерное и любящее семейство.

Как известно, Гоголь считается мастером портрета, многие герои его раскрываются перед читателем благодаря описанию поступков, туалета или общей обстановки. Так и с Коробочкой, ещё одной помещицей поэмы. Сразу  бросается в глаза её открытость гостям. Эта простенькая «баба» не только впустила Чичикова в два часа ночи в дом, но и предложила перину и «потереть спину», а наутро щедро подала гостю фруктовой наливки и блины.

 Хозяйство она тоже ведет достойно: в деревне душ немного, но мужики у неё крепкие, знала всех наизусть и много животины содержала во дворе. Нет у неё тех косых хат, которые описывались в Маниловке.

Ещё одна черта помещицы - набожность («чёрта помещица испугалась необыкновенно»). Это подтверждает и сама Коробочка: «Ох, не припоминай его, Бог с ним! — вскрикнула она, вся побледнев. — Еще третьего дня всю ночь мне снился окаянный (чёрт). Вздумала было на ночь загадать на картах после молитвы, да, видно, в наказание-то Бог и наслал его».  Можно вывести, что и эта душа совсем уж мёртвой не является- есть у помещицы Бог в сердце.

О недостатке Коробочки, о непонятливости,  мы узнаём со слов Чичикова: он называет Настасью Петровну «крепколобой» и «дубиноголовой». Её навязчивое желание продать помещику товар, нажиться, тоже можно отнести к недостаткам. Однако из-за этих слабостей души её нельзя относить к типу «уже мертвых» господ.

Слышит ли читатель в истории с Коробочкой смех Николая Васильевича? Непременно. Смех обращен к находчивости Коробочки, к её желанию вместе с мёртвыми крестьянами продать мёда или свиное сало, да девок-мастериц в придачу. Смеется писатель и над её осторожностью, боязливостью, присущей всякой пожилой овдовевшей даме.

Ещё один помещик, которого мы отнесём к первой категории, Собакевич. Его справедливо можно записать к «имеющим право на спасение» за его русский дух и богатырский склад. Здоровый, не помещик, а мужик, он за жизнь ни разу не чувствовал насморка и не знает других болезней. Ему чужды идеи Просвещения и современная европейская мода, по натуре своей Михаил Семёнович консерватор.

Хозяин внимателен к своему столу и требует только еды простой, гордится и тем, что на его кухне поваров не учили французы. Об «модных» обедах городских помещиков  говорит следующее: « Все что ни есть ненужного, что Акулька у нас бросает, с позволения сказать, в помойную лохань, они его в суп!».

Он любящий супруг, жену свою называет не иначе как «Душенька». Здесь же хочу обратиться к тексту Бориса Куркина «Этюды о душах живых и мёртвых». Отдельная часть текста посвящена образу Михаила Семёновича, в которой Куркин делает акцент на том, что Собакевич революционер-имперец. Каждый человек окружает себя тем, что созвучно с его душой.  Здесь нужно обратить внимание на то, что Собакевич окружает себя не только массивными вещами, но и портретами греческих полководцев, революционеров, людей здоровых и сильных духом, как и сам помещик. Выходит, что в своём возрасте Михаил Семёнович верен своим высоким идеалам (иначе, как утверждает Куркин, давно бы снял картины), «кремень, а не человек».

Можно, конечно, Михаилу Семеновичу приписать злословие, ведь ни об одном помещике он хорошо при Чичикове не отозвался, но на это можно посмотреть с позиции честности. Да, под стать своей русской натуре Собакевич честен. Он и в лицо эту правду человеку скажет, не побоится, да и бояться ему нечего, он не примет европейской манеры всем угождать, не по-русски это.

Нельзя сказать плохо и о его находчивости: видит, что человек мёртвых крестьян требует, да и не прочь их Михаил Семенович по сто рублей продать. При этом о своих крестьянах помещик помнит, пока продавал, достоинства каждого описал, да всё на портреты греков поглядывал: «Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного. А Еремей Сорокоплёхин! да этот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! Это не то, что вам продаст какой-нибудь Плюшкин». Видно, что и мужики все как один силачи, медведи, «мечта»!

И не может Михаил Семенович просто так забыть о своих работниках: при составлении поименного списка перечисляет качества каждого: «Собакевича поражал необыкновенною полнотою и обстоятельностию, ни одно из качеств мужика не было пропущено; об одном было сказано: «хороший столяр», к другому приписано: «дело смыслит и хмельного не берет». Означено было также обстоятельно, кто отец, и кто мать, и какого оба были поведения» (глава 7). Когда же Чичиков отъезжает от Михаила Семеновича, он называет его не «помещиком», а «кулаком», и даже эта мелочь роднит Собакевича с русским народом.

В эпизодах связанных с «кулаком» Гоголевского смеха не слышно, точнее, он обращен к Чичикову и другим помещикам, над которыми уже смеётся Михаил Семенович, делая колкие замечания. В образе Собакевича отражена русская душа, древняя, почти забытая, и русский уклад жизни.

Поистине мёртвая душа в поэме- Ноздрёв - транжира, распутник, игрок. Он не обладает качествами хорошего человека. Сам же Гоголь описывает помещика как охотника погулять. Что в восемнадцать, что в  тридцать «чернявый товарищ» представляет одну и ту же фигуру  лихача и кутилы.

Он  и порядком глуп, в кабинете его кроме ружей и саблей нет ничего: ни книг, ни бумаг. Отмечается, что Ноздрев  плох в хозяйских делах, в доме его грязно, а за едой своей помещик не следит вовсе. Подтверждает это эпизод завтрака в хозяйском доме после ссоры с Чичиковым: «В комнате были следы вчерашнего обеда и ужина; кажется, половая щетка не притрагивалась вовсе. На полу валялись хлебные крохи, а табачная зола видна даже была на скатерти».

Как таковых у помещика увлечений нет. Его страстью являются собаки и прочая живность (волчонок и лошади). Удивительно, что к животным он относится с большим вниманием, чем к собственным детям.

Из хорошего в Ноздрёве автор выделяет приятную внешность и способность навек заводить дружбу, которая, во всяком случае, печально заканчивалась для всякого его друга. В остальном же портрет складывается неприятный: любитель врать без нужды, «солить» всякому близкому знакомому, равнодушный отец, ведь двое ребятишек решительно ему были не нужны. Про таких людей можно сказать: дети на свете есть, но душой он бездетен. Уже из этого можно выразить, что Ноздрев и тот же Манилов никак не могут стоять в одном ряду.  Этот человек, эгоист по природе, никак не вписывается в картину мира автора-христианина, который не приемлет любви только к себе, не понимает отсутствия  любви к ближнему.

Гоголь открыто смеётся над Ноздревым и подобным ему, признает, что долго это порода будет ходить по России, просто в другом виде. Смех автора виден не только во время застолья Чичикова и Ноздрева, но и в портрете последнего. Безнадежный, слабый характером, он постоянно возвращается к азартным играм, надеется на «рыбу покрупнее», но всё равно проигрывает. Не смех ли это в лица всем отчаянным игрокам? Во вред себе они садятся за игру, обманывают не только других, но и самих себя, кривят душой, и именно за карточным столом выворачивают всё своё нутро. Смеется Гоголь и над нравственными ориентирами своего героя: равнодушный к детям, к покойной жене, супругов любящих он называет не иначе как «фетюками», а бережливых хозяев (конкретно Собакевича) «жидоморами».

Ещё одна мёртвая душа, которая не требует спасенья- Плюшкин. Скупость и бедность души своего героя Николай Васильевич обозначил через виды деревни помещика: ветхие, грязные избы окружают не поместье, «замок», безлюдные дороги ведут к этому «инвалиду», с крыши которого давно слезла краска. Окружение под стать хозяину отражает даже не столько жадность его, сколько бесчувственность, пустоту, отсутствие жизни.  Чем ближе узнаешь помещика, тем печальнее на сердце.

Возьму на себя смелость сказать: подобное заключение о «пустоте души» подтверждает и то, что невозможно по Плюшкину точно определить - «баба» перед тобой или мужик. Это больше похоже на бесполый силуэт. При этом, заложником бедности помещика назвать нельзя, Гоголь подчеркивает, что у хозяина есть рабочий двор со всяким добром, которое никак не употребляется.

Ещё беднее этого человека делает то, что некогда он вёл достойную жизнь: «А ведь было время, когда он только был бережливым хозяином! был женат и семьянин… Слишком сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум…приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли, или не рад был этому гость».   

Некоторые читатели, скорее всего, когда узнают печальную историю Плюшкина (смерть жены и младшей дочки, побег другой дочери с офицером, отъезд сына), посочувствуют ему, назовут «заложником обстоятельств». Характеризуя героев Гоголя, такой подход нельзя назвать верным. Всё же философия «бытие определяет сознание» относится к западникам, но никак не к Николаю Васильевичу. Фёдор Михайлович Достоевский сказал об этой философии вполне достаточно, поэтому нет смысла рассуждать на этот счёт. Слабая душа найдёт оправдание, особенно если в своих бедах человек виноват сам.

Далее мы узнаём, что на нужды сына Плюшкину было попросту жалко денег, а беглянку-дочку он и вовсе проклял. В этих обстоятельствах «человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки, мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине».

Помещик и на русского дворянина не похож: душа его постепенно съёживается, а не раздувается, как принято у русских людей. Здесь его можно противопоставить широкому Собакевичу и вновь доказать, что всех помещиков «Мёртвых душ» нельзя мерить одной меркой. Куда ж скупому, жалкому Плюшкину до русского богатыря? Различны они  и в другом ключе: Михаил Семенович украшает свой дом картинами, которые подчеркивают его характер.  У Плюшкина же всё это «весьма бестолково» было навешано: и натюрморты, и эпизоды каких-то сражений. Выходит, и отражать картинам нечего.

Смех Гоголя можно найти в портрете героя: глаза у мелочного помещика сравнимы с мышами, фигура его женоподобна, неопределённа, на шее красуется подобие чулка, так и хочется «дать ему медный грош». И над чем  же в таком портрете смеяться? Да хотя бы над тем, что это «ни рыба, ни мясо», столь слабое духом, отказывается меняться, можно даже сказать, что именно Плюшкин символизирует  застой дворянства. Утонувший в своих несчастьях, он не принимает свою долю, а за собой в это «болото» утаскивает и крестьян. Конечно же, Гоголь смеется над человеческой слабостью, мелочностью, несостоятельностью. Беззубостью! Ведь у помещика зубов даже нет! Вот как Николай Васильевич сказал о помещичьей тряпичности! Так и выходит, что Плюшкин лишь тень того достоинства и того дворянства, частью которого он был.

Образ Чичикова, последней мёртвой души, Гоголь подробно описывает читателю на протяжении всей поэмы. Глазами Павла Ивановича мы видим помещиков, что дает нам характеристику его самого. В случае Чичикова виден не только смех Гоголя, но и некое сострадание. Автор признается, что герой его некрасив, а значит дамы его точно не полюбят, признает, что делал не героя, а даже злодея.

Подобно «Запискам сумасшедшего», Чичиков сравнивается с Наполеоном, значит, от гоголевского смеха не убежал даже французский император. Это лишь подтверждает тезис, который выдвигался выше: смеху Гоголя подвластно всё. Что же высмеивает Гоголь в Чичикове? Трусость. Здесь я обращаюсь к книге Леонида Карасева «Гоголь в тексте». Леонид Владимирович рассматривает «побег» героев Николая Васильевича в конце произведения. Справедливо отмечено то, что Гоголь сам отлучает своих героев от действия, и не то чтобы оно уже завершилось, нет, оно ещё не началось. Можно предположить, что этот побег также является способом выразить нечто смешное: герой, слабый сам по себе, бежит от проблем и обязанностей, так и не начав действовать.  Конечно же, нельзя расценивать побег столь поверхностно, однако это лишь одна его составляющая.

И всё же хочется сказать о детстве помещика.

Именно тогда Павлуша научился угождать господам и «беречь копейку». Сатира здесь в том, на сколько практически к своим капиталам относился ребенок и сколь нелепыми методами наживался на одноклассниках: «Два месяца он провозился у себя на квартире без отдыха около мыши, которую засадил в маленькую деревянную клеточку, и добился наконец до того, что мышь становилась на задние лапки, ложилась и вставала по приказу, и продал потом ее тоже очень выгодно».

Смешно для Гоголя и окружение Чичикова: равнодушный преподаватель ценит в мальчиках не острый ум, а прилежность и послушание, причина же для этого самая нелепая, педагог боится, что умные мальчики над ним смеются! «Способности и дарования? это все вздор, — говаривал он, — я смотрю только на поведенье. Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!»- вот каковы требования.  Можно ли сказать, что в наши времена что-то изменилось? Что пропали такие педагоги? Что действительно все ценят знания?  Едва ли. И сам смеёшься над этим.   

Скажем и о том, что когда мы называем душу «мертвой», мы не говорим о том, что ей недоступно спасение. Другой вопрос в том, хотят ли «мёртвые души» спастись и ищут ли средства для этого.  В тексте « «Божественная трагедия» Николая Гоголя» Анна Гранатова отмечает, что Николай Васильевич хотел не только показать  ад в первом томе, но и описать Рай в третьем. Довести некоторых из своих героев до него.

Курилов же, в статье «Мертвые ли души у героев «Мертвых душ»» говорит о том, что «да­же у Плюш­ки­на ду­ша не столь­ко «омерт­вев­шая», сколь­ко «очер­ст­вев­шая»». Чичиков и вовсе «живее всех живых». Проанализировав эти публикации можно сказать, что каждой раскаявшейся душе доступно спасение. Однако в первом томе «Мертвых душ» герои не признают свои грехи. Пока что они в «Аду», «Чистилище» им ещё предстоит.

Заключая, хочется сказать, что без «Смеха Гоголя» мы не увидели бы и доли жизни каждого помещика. Сокрыт смех Николая Васильевича в каждой детали, начиная с «зубов» и заканчивая помещичьим домом. Не столь живые образы мы б наблюдали, не будь в них сатиры.

Так или иначе, все помещики поэмы мертвы, просто в разной степени, и смех это обличает.  И  зачем ещё смех этот нужен? Только ли для облечения? Нет. Смех автора доказывает, сколь ничтожен предмет осмеяния, что возможно его победить и «вытравить». Как уже говорилось, для Гоголя мерзкий чиновник не авторитет, и даже не враг, над ним можно лишь потешиться. Показать, высмеять - равно убить, искоренить.   Сами по себе эти образы ничтожны перед автором, но  суть в том, что они принялись в народе. И проблема эта велика не только для Николая Васильевича, но и для всей России. 

Библиографический список:

1. Н. В. Гоголь- «Мёртвые души». Интернет Библиотека, 2004 г. //Электронный ресурс//- https://ilibrary.ru/text/78/index.html
2. Н. В. Гоголь- «Старосветские помещики». Интернет Библиотека, 2004 г.  //Электронный ресурс//- https://ilibrary.ru/text/1000/index.html
3. Н. В. Гоголь -«Записки сумасшедшего».  Интернет Библиотека, 2000 г. //Электронный ресурс//- https://ilibrary.ru/text/14/p.1/index.html
4. А. Курилов- «Мёртвые ли души у героев «Мёртвых душ»». Архипелаг Святая Русь, 2009 г. //Электронный ресурс//- https://rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/51-1-0-910
5. И. П. Золотусский -«Гоголь».  Москва, "Молодая Гвардия"
   1979 г.  //Электронный ресурс//- http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0230.shtml
6. И. П. Золотусский- « Смех Гоголя».  Библиотека, 2014 г. //Электронный ресурс//- https://litresp.com/chitat/ru/%D0%97/zolotusskij-igorj-petrovich/poeziya-prozi/2
7. Левинов- «Есть ли тайные смыслы в поэме «Мертвые души»». Вопросы литературы, 2013 г. //Электронный ресурс//- https://voplit.ru/article/est-li-tajnye-smysly-v-poeme-gogolya-mertvye-dushi-ob-istorizme-proizvedeniya-russkogo-klassika/
8. Б. Куркин- «Этюды о душах живых и мёртвых». Наш современник, 2016 г.  //Электронный ресурс//- http://xn--80alhdjhdcxhy5hl.xn--p1ai/content/etyudy-o-dushah-zhivyh-i-myortvyh
9. А. Гранатова- «Божественная трагедия Николая Гоголя». Литературная Россия, 2015 г.  //Электронный ресурс//-  https://litrossia.ru/item/7013-oldarchive/