Люди старшего поколения помнят, какой магический эффект произвел многосерийный телевизионный фильм «Рожденная революцией», стартовавший в эфире телевидения 10 ноября 1974 года в День советской милиции. В течение десяти вечеров улицы всех городов Советского Союза пустели, и жизнь замирала: народ усаживался перед экранами телевизоров и внимательно следил за перипетиями напряженного, захватывающего сюжета. Это был один из первых в СССР «сериалов», посвященных зарождению и развитию рабоче-крестьянской (позднее – советской) милиции, охватывающий период, начиная с осени 1917-го и вплоть до 1970-х годов. На Кубани этот процесс хронологически отличался (милиция образована на три года позже), что было вызвано Гражданской войной: край стал местом ожесточенных боев и сражений, а его столица Екатеринодар переходила из рук в руки…

Весной 1920 года, после занятия Красной Армией Екатеринодара и Новороссийска, и окончательного воцарения советской власти, 29 марта была образована Кубано-Черноморская область. В этот период большевики приступили к формированию местных органов власти и рабоче-крестьянской милиции. 3 апреля начал свою деятельность подотдел милиции Отдела управления Кубано-Черноморского областного Ревкома (как центральный аппарат областной милиции) во главе с 25-летним Григорием Самуиловичем Иденбаумом, который руководил милицией месяц, до начала мая. Первый начальник областной милиции окончил 6-классную гимназию, служил на заводе и работал «по сельскому хозяйству»; будучи мобилизован, до мая 1917 года воевал на фронтах, как было принято говорить в советское время, империалистической войны; член РКП(б) с 1906 года; в Гражданскую – комиссар 3-й бригады 8-й дивизии и инспектор Политического управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии. За короткий период пребывания в должности Г.С. Иденбаумом были разработаны штаты областной милиции и замещены вакансии в областном аппарате. В это время в состав подотдела входили следующие подразделения: 1) Обще-административное отделение; 2) Уголовно-розыскное; 3) Отделение снабжения; 4) Инструкторское; 5) Культурно-просветительное и 6) Временное – «по регистрации нетрудового элемента и отправки его на принудительные работы». Всего же штат подотдела составлял 20 человек. 10 апреля он был преобразован в Отдел милиции Отдела управления Ревкома, а позднее – в Управление рабоче-крестьянской милиции Кубано-Черноморской области.

6 мая на посту руководителя областной милиции Г.С. Иденбаума, убывшего служить Тюменским губпродкомиссаром, сменил Николай Игнатьевич Московский. Он родился в крестьянской семье в деревне Конюшино Панфиловской волости Рыбинского уезда; в 1912 – 1914 годах работал грузчиком в Рыбинске, а в 1914 – 1916 годах участвовал в империалистической войне; большевик, с августа 1918 – по февраль 1919 годов являлся председателем исполкома Рыбинского совдепа. Он продолжил осуществлять строительство органов областной милиции до 21 июня. В этот день на внеочередном заседании Кубано-Черноморского областного комитета РКП(б) было предложено областному Ревкому отозвать Н.И. Московского от должности начальника областного управления милиции на должность заместителя председателя Кубано-Черноморской ЧК, а на его место назначить Федора Федоровича Кондратьева, старого большевика. 23 июня Ф. Ф. Кондратьев стал руководить областной милицией, но, не успев проработать и месяца, 12 июля был откомандирован в Наркомат внутренних дел. Подобная чехарда в руководстве была характерна не только в органах милиции Кубани, после установления советской власти в регионе. В тот же день, 12 июля, четвертым по хронологии руководителем областной милиции стал Иван Григорьевич Дудин, как и все трое его предшественников, ранее никакого отношения к охране общественного порядка и борьбе с преступностью не имевший…

Иван Григорьевич Дудин родился в 1889 году, из крестьян Ярославской губернии; в 1910 году призван на Балтийский флот. За участие в эсеровских кружках в 1914 году переведен в штрафную роту на Каспийский флот. В 1918 году член, затем председатель исполкома Майкопского отдела Кубанской области. В феврале 1919 года назначен комиссаром в формировавшийся в Астрахани партизанский отряд Д.П. Жлобы. В июне 1919 году на баркасе «Встреча» прибыл в Баку. Вскоре вернулся в Астрахань и назначен комиссаром охраны железных дорог 11-й Армии. Был лично знаком с видными деятелями большевистской партии Серго Орджоникидзе и Сергеем Мироновичем Кировым.  После окончания Гражданской войны работал в органах милиции и ЧК, в отделах управления Ростовского и Киевского исполкомов, потом – на хозяйственных должностях: был директором опытного авиационного завода ЦАГИ (1927 – 1928), участвовал в строительстве Днепрогэса. В 1933 году окончил Академию внешней торговли, затем работал заместителем руководителя «Техноэкспорта»; в 1936 году заболел, в силу чего ему «было запрещено вести ответственную работу». В послевоенный период – персональный пенсионер союзного значения. Автор нескольких воспоминаний, хранящихся в архивах Адыгеи и Азербайджана, а также в Российской государственной библиотеке. Ушел из жизни после 1966 года.

Иван Григорьевич Дудин оставался на посту начальника Управления Кубано-Черноморской областной милиции вплоть до осени 1920 года. Об этом периоде своей жизни он оставил воспоминания, написанные в 1965 году и ныне хранящиеся в Государственном архиве Краснодарского края (ГАКК. Ф. Р-103. Оп. 1. Д. 448. Л. 1-54). Мемуары И.Г. Дудина можно условно разделить на две составляющие: во-первых, в них отражены проблемы реформирования областной милиции – комплектование кадрами и укрепление всех звеньев аппаратов управления (областного, городского и районного), включая так называемую «чистку» личного состава, а во-вторых, в воспоминаниях рассматриваются организационные аспекты противостояния Врангелевскому десанту на Кубани в августе 1920 года. Указанные мемуары, как колоритный нарративный источник, несмотря на ярко выраженный характер отображения некоторых базовых советских догм, с соответствующими дефинициями, представляет огромный интерес, как взгляд высокого милицейского начальника на имевшие место в истории Кубани события. При подготовке к публикации аутентичный стиль и правописание оригинала сохранены, явные ошибки исправлены без оговорок.

Автор публикации выражает глубокую признательность сотрудникам Государственного архива Краснодарского края за оказанную помощь и содействие: руководитель – Станислав Григорьевич Темиров, главные специалисты отдела ИПС и использования архивных документов – Светлана Анатольевна Зайцева и Виталий Юрьевич Петренко.

И.Г. Дудин. Воспоминания об организации Кубано-Черноморской

областной рабоче-крестьянской милиции в 1920 году

Немного истории

1920 год для Северного Кавказа и Закавказья был годом разгрома белой армии. Весна 1920 года принесла победу Красной Армии. В последних числах марта Кубань была освобождена от регулярной белой армии. Борьба шла с отдельными бандами, укрывшимися в горах и плавнях.

27 апреля 11-я Армия перешла в наступление на Баку и 28 апреля ее бронепоезда, под командованием Михаила Ефремова[1] и военного комиссара Ивана Дудина, молниеносным ударом (такова была задача, поставленная Реввоенсоветом 11-й Армии), прошли с боями расстояние от Дербента до Баку. В ночь на 28 апреля бронепоезда заняли Баладжары и под утро – станцию Баку. Власть мусаватистов пала. На вокзале нас приветствовали представители Ревкома при огромном стечении народа. Через три дня пришла Красная Армия.

Торжественно, с небывалым воодушевлением, граждане Баку вместе с Красной Армией отпраздновали 1 мая 1920 года. За героический поход бронепоездов тринадцать человек были награждены орденами Красного Знамени, в том числе М. Ефремов и И. Дудин. Последние, кроме орденов, были награждены адресами от бакинских рабочих. Адреса были украшены бриллиантами и золотыми гербами с факсимиле всех наркомов первого Азербайджанского Советского правительства.

Во второй половине мая 1920 года меня и начальника бронепоездов вызвал к себе член РВС Юго-Восточного фронта Серго Орджоникидзе. Выслушав рапорт Ефремова, Серго пригласил нас к столу. Порывшись в папке, он подал мне телеграмму за подписью Яна Полуяна[2] и Коробкина[3], где говорилось, чтобы Серго отпустил меня в распоряжение Кубано-Черноморского Ревкома.

Прочтя телеграмму, я положил ее на стол. Орджоникидзе в упор спросил:

– Ты писал?

Получив отрицательный ответ, он задумался:

– Война в Закавказье еще не окончена, враги собирают силы… Как ваше мнение, Михаил Григорьевич, есть подходящая замена?

Ефремов, как всегда, покраснел от неожиданности, встал, взял под козырек и отрапортовал:

– Незаменимых нет, товарищ член Реввоенсовета Южфронта. Хотя, будет очень жаль: мы с комиссаром очень сработались, на полуслове понимаем друг друга.

– Ну, хорошо, оформляйся… На Кубани очень нужны работники, – сказал мне Орджоникидзе.

***

Краснодар – это зеленый город. Его центральные улицы, парки, скверы и сады утопали в яркой и пышной зелени.

Оставив несложный багаж в гостинице, я направился посмотреть Краснодар, подышать свежим, бодрящим воздухом. На душе было спокойно и радостно. Ярко светило солнце, но я его не замечал. Меня от горячих лучей защищали могучие деревья, затеняющие тротуары улиц. Шагая по тихим зеленым улицам, я думал: «Что ждет меня? Какая будет предложена работа? Буду проситься в Майкоп, где в 1918 году я был председателем Майкопского отдельского исполкома».

Через два дня я был приглашен к председателю Кубано-Черноморского ревкома. Ян Полуян встретил меня радушно. Он справился, как я устроился и нравится ли мне город. Я поблагодарил его за заботу и ответил:

– Город мне очень нравится.

– Это очень хорошо, что вам наш город нравится. Мы вас намечаем назначить начальником областной милиции. Как вы на это смотрите?

Такого предложения я никак не ожидал, молчал, не зная, что мне ответить. Полицию я ненавидел, и в моем понимании милиция отождествлялась с полицией.

Полуян, откинувшись в кресле, внимательно следил за мною и ждал ответа, а я, волнуясь, напряженно думал: «Принять предложение или отказаться?» Я попытался представить себя в роли начальника Кубано-Черноморской милиции и пришел к отрицательному выводу – на этот пост я не гожусь.

Я встал, взял под козырек и сказал:

– Принять ваше предложение не могу, ибо у меня нет к тому никаких данных, и вообще я полицию всегда ненавидел за ее зверские расправы с народом. Я и сам немало испытал на своей шкуре!

Выпалив все это единым духом, мне стало как-то легче, и я сел.

Пройдясь несколько раз по кабинету, Полуян повернулся ко мне, пододвинул поближе кресло, сел.

– Надо нам поговорить по серьезному. То, что Краснодар понравился, – начал Полуян, – это очень хорошо, и что ты ненавидел полицию – это тоже хорошо. А вот то, что ты отказываешься – это нехорошо. Я думаю, что это сказано сгоряча. Ссылка твоя на отсутствие данных, чтобы занять такой высокий и ответственный пост – это, по-моему, недооценка своих способностей и сил. Ты, прежде всего, большевик. Питерский рабочий. Военный моряк Балтийского флота. Прошел большую революционную жизнь. На груди красуется боевой орден Красного Знамени. Орджоникидзе и Киров дают о тебе хороший отзыв, я вчера разговаривал с ними по прямому проводу[4]. Перед Ревкомом стоит вопрос: кому можно доверить нашу народную милицию? Наша рабоче-крестьянская милиция не должна быть похожа на полицию. Полиция защищала царя и буржуазию, а наша милиция должна быть верным стражем завоеваний революции. Вот эту почетную работу Ревком предлагает тебе.

Седьмого или восьмого июля (твердо не помню) на заседании Ревкома Полуян огласил мою краткую биографию и предложил утвердить меня в должности начальника Кубано-Черноморской милиции. Мне были заданы вопросы, на которые я коротко, по-военному ответил. Я был единогласно утвержден.

***

Получив мандат и постановление Ревкома, я направился в помещение областной милиции.

Трудно передать то душевное состояние, которое охватило меня. Дойдя до Городского сада, я присел отдохнуть. Достал из кармана мандат и вновь прочел, что «предъявитель сего тов. Дудин И.Г. является начальником Областной Кубано-Черноморской милиции», что «ему разрешается хождение по городу днем и ночью», что «предъявитель сего имеет право носить огнестрельное оружие, а также пользоваться прямым проводом. Советским органам предлагается оказывать всемерное содействие, что подписями и печатью удостоверяется».

С чего же буду начинать? С кем-бы посоветоваться? С сегодняшнего дня я уже не бывший матрос и не комиссар, а начальник Кубано-Черноморской милиции. Большой пост налагает на меня и большую ответственность. Как сейчас нужна мне помощь разумным советом! Я задумался.

– Что так задумался, Дудин? – раздался знакомый голос.

Я вскочил. Передо мной стоял Георг Атарбеков[5] – чрезвычайный уполномоченный ВЧК.

Атарбекова я хорошо знал как по Северному Кавказу, так и по обороне Астрахани, где он был предгубчека. Впервые с Атарбековым я познакомился в Майкопе в 1918 году, в трудные дни гражданской войны на Кубани.

– А ну, выкладывай, как у тебя дела идут в милиции?

– Пока никак – сегодня только что получил постановление и мандат на управление милицией.

– Ну и что дальше?

– Не знаю, с чего начать, – признался я.

– Хорошо, садись! – пригласил меня Атарбеков на скамейку.

Я был на седьмом небе. Как я раньше не подумал обратиться к Георгу? Я знал, что Атарбеков имеет юридическое образование, старый коммунист и хороший товарищ. Он, как никто другой, поможет мне советом.

Атарбеков, как-будто прочитал мои мысли и сказал:

– Это хорошо, что я тебя встретил, а то бы ты, наверное, не пришел ко мне. Нельзя забывать друзей, – как бы с упреком заметил Атарбеков. – Прежде всего, тебе надо по акту принять милицию.

– Как это? – спросил я.

– Составь комиссию и дай распоряжение, чтобы аппарат составил приемо-сдаточный акт, в котором должен быть отражен весь наличный состав милиции. Потребуй списочный состав управления милиции. От заведующего снабжением получи письменные сведения о наличии имущества. С этого давай начинать. Затем подумай о неотложных мероприятиях. Созови совещание и обсуди свои планы, но с этим не спеши, хорошенько разберись, подумай, заглядывай ко мне.

Беседа с Атарбековым воодушевила меня, дала мне веру в себя. Главное – начало мне стало ясным.

Поднявшись на второй этаж, я на один миг остановился возле двери начальника областной милиции. Одернул гимнастерку, поправил ремень, стукнул два раза в дверь, смело отворил ее и… остановился от неожиданности. Большая комната была полна табачного дыма. На кожаном диване в свободных позах сидели, вернее, полулежали трое мужчин. На одном углу письменного стола, в небрежной позе, сидела крашеная женщина, курила и что-то весело рассказывала. На другом углу стола, схватившись за живот, в полу-лежачей позе хохотал какой-то рыжий человек. За столом в небрежной позе сидел, видимо, начальник. Я продолжал стоять, пока на меня не обратили внимание. Женщина с папироской первая заметила, так как она сидела лицом к двери. Как только меня заметили – все сразу стихло.

– Кто здесь начальник милиции?

– Я начальник милиции, – ответил сидевший на диване.

Женщина спрыгнула со стола и направилась в другую комнату. Как потом оказалось, это была секретарь областной милиции. Из-за стола вышел мужчина средних лет, его место занял человек среднего роста, ничем не примечательный.

– Что вам угодно? – спросил он, усаживаясь в кресло.

Я не спеша сел на стул, так же не спеша достал решение Ревкома и подал ему вместе с мандатом. Он долго рассматривал поданные документы, видимо обдумывая свое положение. Я встал, подошел к окну, попробовал – не открывается. Два окна, выходящие во двор, открылись. Пока я открывал окна, комната опустела, лишь старший инспектор милиции – рыжий мужчина – остался помогать начальнику.

Когда я вернулся на свое место, начальник милиции обратился ко мне:

– Я очень рад, пожалуйста, садитесь на мое место, – он встал. – Вот вам печать, ключи от письменного стола, давайте расписку.

– Вы мне сдадите милицию по всей форме!

– Я ни от кого и ничего не принимал и мне сдавать нечего.

– Я дам распоряжение аппарату, чтобы подготовили акт сдачи, – с этими словами я взял печать, ключи и сел за стол на свое новое место.

Начало работы в милиции

Два дня я знакомился с работой. Оказалось, что работника по кадрам нет, и что принимали на работу в милицию по личному опросу и зачисляли на основании резолюции начальника.

Первые дни моей работы в милиции я не вылезал из-за стола. Ознакомление с работниками аппарата началось по списку. Беседовал я со всеми работниками до дежурных милиционеров включительно. С начальниками я беседовал обстоятельно, на этот счет у меня был приличный опыт[6]. Каждого опрашивал, откуда он родом, живы ли родители, чем они занимаются, как он лично живет, каково его семейное положение, нравится ли ему работа в милиции и, наконец, каковы будут его пожелания по улучшению работы милиции.

С рядовыми милиционерами у меня был иной разговор. Кроме биографических данных, я спрашивал, как он живет, доволен ли он своей службой. Все, с кем пришлось беседовать, указывали на плохую дисциплину. Нет надлежащего порядка: не знаем, куда направлять задержанных, не знаем точно наших прав, один начальник говорит одно, а другой – другое. Один милиционер, член партии, сказал, что народ недоволен милицией, много примазалось жуликов, надо что-то делать.

Работники аппарата областной милиции произвели на меня плохое впечатление. Начальник снабжения, бывший штабс-капитан интендантской службы, явно чужой человек. Разговор с ним был тяжелым. Биографические данные пришлось буквально вытягивать. Два раза я поймал его враждебный взгляд, как бы взвешивающий, с какой стороны ему нужно меня опасаться. Старший инспектор – враждебно относится к советской власти. Когда я ему предложил дать свою оценку милиции, он сказал, что милицией руководят безграмотные лица, что в милицию набран сброд. Секретарь, накрашенная молодая женщина, внешне производила невыгодное для себя впечатление. Но на мои вопросы она отвечала толково, видно было, что человек она не глупый. Она дала верную характеристику руководящему составу милиции: «От них надо вам как можно быстрей избавиться».

Через неделю, а возможно и больше, рано утром ко мне постучали, я открыл дверь, вошел человек. Оглядевшись кругом и видя, что мы только вдвоем, он сказал:

– Я агент по снабжению, имею доложить вам очень важное.

Он с опаской посмотрел на дверь. Видя его беспокойство, я встал и запер дверь.

– Садитесь, товарищ! – жестом показал ему на кресло и сам сел с ним рядом. – Рассказывайте, а главное – не волнуйтесь.

Мой странный посетитель глубоко вздохнул, как-будто снял с себя большую тяжесть:

– Я, товарищ начальник, с первого дня вашего прихода в милицию, все рвался к вам зайти, но у вас всегда народ, а я боялся.

Передо мной сидел человек в поношенной гимнастерке, в бумажных стареньких шароварах и ботинках с обмотками. Видно было, что живет человек бедно, однако все на нем было чистое, опрятное. Наружность его была неказиста: небольшого роста, волосы рыжеватые, лицо все в веснушках, зато глаза были живые, в них светился ум. Мы с ним познакомились, он отрекомендовался Серегиным Михаилом Ивановичем.

– Теперь рассказывайте, Михаил Иванович, что вас привело ко мне?

– Дело в том, товарищ начальник, в снабжении у нас неладно: начальник снабжения – беляк. Прошлый месяц мы получили немного армейского обмундирования, продовольствия и вооружения, но добрая половина ушла неизвестно куда. К начальнику снабжения часто ходят очень подозрительные личности. Больше бывшие офицеры, изредка бывают и казаки. Он очень дружен со старшим инспектором. Вчера получили оружие и продовольствие – примите меры.

Все это Серегин выпалил разом и теперь сидел, пытливо, с робкой надеждой смотрел на меня.

– Вы, Михаил Иванович, большевик? – задал я ему вопрос.

Он густо покраснел и, смущаясь, ответил:

– Нет, товарищ начальник, я не большевик. Заявление написал, но не хватает одной рекомендации.

– Работай честно, укрепляй советскую власть, рекомендацию в партию дадим! То, что вы мне рассказали, очень важно и мною будут приняты срочные меры.

***

Положение в милиции требовало неотложных мер. Что у меня намечено на сегодня? Я заглянул в шестидневку: в два часа доклад начальника гормилиции.

Позвонил на квартиру Атарбекову, он оказался дома.

– Ну, как идут дела с милицией? Какие трудности? – спросил Атарбеков.

– В ходе работы встретились такие вопросы, о которых надо срочно с тобой переговорить.

– Хорошо. Ты будешь сегодня на заседании Чрезвычайной Комиссии?

– А зачем? – спросил я.

– Как зачем? Ты же по положению являешься членом Коллегии отдела управления Чрезвычайной Комиссии, ты должен быть на всех ее заседаниях. Так вот, там мы и встретимся. Приходи в пять часов вечера в ЧК.

ГОРМИЛИЦИЯ

Ровно в два часа пришел начальник городской милиции Шипулин[7] и привел с собою начальника штаба – он же зам. начальника гормилиции – Майборода[8], двух начальников районной милиции (один из них был Ковш[9], а фамилию другого не помню), привел с собой и начальника снабжения Хаспекова[10].

Шипулин – невысокого роста, плотного сложения, подошел ко мне с кратким рапортом. Пожимая руку Шипулину, я внимательно посмотрел на него. Передо мной стоял простой рабочий в штатском костюме. Его смущенный вид говорил, что он еще не освоил и не осознал своей большой роли в охране областного центра. Иной вид имел его заместитель – Майборода, подтянутый, в военной черной гимнастерке добротного сукна, перетянутой кавказским ремешком с серебряной отделкой, складно сидевшей на нем. Он щелкнул каблуками, представился. Не успели мы разместиться, как пришли приглашенные мною представитель уголовного розыска: начальник угрозыска Прокофьев[11] и старший инспектор Хантин[12].

Доклад сделал Шипулин. Он сказал, что городская милиция находится в организационном периоде. Временное штатное расписание, утвержденное Ревкомом, мы еще не заполнили. Нам разрешили, учитывая тяжелую обстановку, шестьсот милицейских единиц. На сегодняшний день мы имеем две трети. Самым безотрадным является отсутствие единого милицейского обмундирования. Мы вынуждены принимать в милицию тех, кто мало-мальски обмундирован и уже во вторую очередь выясняем его политическое лицо. Население города отличает милицию от прочих граждан только по оружию, но и оружия, винтовок и берданок, на все посты не хватает. На сегодняшний день милиция имеет плачевный вид. Областная милиция неизвестно чем занимается, но помощи от Главмилиции[13] никакой нет, кроме циркуляров ничего не получаем. Состояние милиции на сегодня плохое.

С докладом по строевой линии выступил Майборода. Он сказал, что при гормилиции имеется постоянный резерв, с которым проводятся еженедельные строевые занятия. По районам занятия еще не налажены. Плохо обстоит дело с инструктажем о правах и обязанностях милиционеров.

С критикой в адрес гормилиции выступил начальник уголовного розыска Прокофьев. Он указал, что некоторые милиционеры, да и начальники районов, занимаются поборами на базарах. Был случай, когда ограбили кооперативный магазин, в ограблении участвовал милиционер.

– В каком районе? – спросил Ковш.

– В городском, – ответил Хантин.

Затем слово взял старший инспектор областной милиции. Он сказал, что милиция представляет собой сброд, никакой воспитательной работы не ведется. О дисциплине – пустые разговоры, никакой дисциплины нет, да и сам начальник городской милиции едва ли понимает, что надлежит делать.

Наше первое собрание с докладом начальника гормилиции было самокритичным и полезным, особенно для меня, как нового человека в милиции. Критика со стороны Прокофьева была здоровой, правильной и поучительной.

ЧК

Ни минуты опоздания! Таков мой девиз!

Я ровно в пять часов вечера был в кабинете председателя ЧК. Котляренко[14] встретил меня радушно:

– Здравствуйте, товарищ Дудин, очень рад с вами познакомиться!

Пожимая мою руку и задержав немного в своей, он зорко, через пенсне, оценивающе смотрел на меня. Передо мной стоял среднего роста мужчина, рыжий, худой, с приветливым и осмысленно-серьезным лицом. На вид ему было не более 33-35 лет. Мы стояли посреди большой комнаты, держа меня за руку, он повел меня к столу.

– Знакомьтесь, пожалуйста. Это секретарь ЧК товарищ Павлов[15], а это член коллегии Виноградов[16].

Я поздоровался.

– Это новый начальник областной милиции товарищ Дудин Иван Григорьевич, – сказал Котляренко.

Мне они показались очень молодыми – как Павлов, так и Виноградов. Им можно было дать от силы года 23-24. Виноградов для солидности курил трубку.

Не успели мы присмотреться друг к другу, как в комнату вошел Атарбеков. Котляренко встал и пошел ему навстречу. Мы тоже встали.

– Здравствуйте, товарищи! – он быстро пожал нам руки. – Продолжайте, пожалуйста, а Дудина я заберу. У меня с ним серьезный разговор, – сказал Атарбеков.

Пройдя по коридору, мы очутились в другой части большого дома. Секретарь Мирзабекян[17] сообщил, что из Ревкома звонили и приглашали завтра на заседание в два часа дня.

– Садись, товарищ Дудин, рассказывай, что нового и как идут дела. Принял милицию?

Я рассказал Атарбекову, что областной аппарат принял по акту, однако каково количество милиции по области – никто сказать не может. Вызывал всех работников по списку и с каждым беседовал. Впечатление плохое, опереться не на кого. Надо принимать срочные меры. Был заслушан доклад начальника гормилиции Шипулина. Городская милиция полностью не укомплектована, но аппарат подобран неплохой.

– Товарищ Шипулин, мне думается, слаб для такого большого поста.

– Еще что? – спросил Атарбеков.

Я коротко рассказал о приходе агента по снабжению, упомянул и о том, что мною дано задание Серегину наблюдать, и немедля информировать меня о действиях начальника снабжения.

– Будь спокоен, меры будут приняты, – сказал Атарбеков. – Теперь послушай то, что я расскажу. Это большой секрет. Никому, понял?

Я утвердительно кивнул головой.

Понизив голос, Атарбеков сказал:

– Я имею достоверные сведения, что в Крыму барон Врангель готовит на Кубань большой и серьезный десант из самых отъявленных головорезов. Готовь милицию, укрепляй аппарат, времени осталось очень мало. Шипулин хороший парень, наш человек. Ты его не тронь. Получше присмотрись и помоги ему. Как встретятся трудности, обязательно приходи, буду рад помочь.

***

Заседание ЧК началось ровно в шесть. На нем присутствовали: председатель Котляренко, члены Виноградов и Волков[18], от отдела управления Ревкома – Каплан[19], от областной милиции – Дудин, секретарь Павлов.

Собрание прошло быстро. На повестке дня было два организационных вопроса. В семь часов я уже был дома. Жена и двухлетний сын Борис ждали меня к обеду.

В первых числах июля начальник снабжения и старший инспектор были арестованы. Спустя несколько дней на докладе начальник гормилиции Шипулин сообщил, что задержал обоз из двух мажар с оружием и продовольствием. Все это отправлено начальником снабжения областной милиции. При обозе арестовано шесть человек, назвавшиеся милиционерами. Везли они этот груз по документам для милиции станицы Гривенской. Один из арестованных сознался, что они вовсе не милиционеры, а бандиты, находящиеся в станице Гривенской и близлежащих хуторах.

Операция была проведена так, что ни один бандит не успел оказать сопротивления. Все они были переданы в распоряжение Чрезвычайного уполномоченного Атарбекова.

Трудные дни

На другой день я пришел на работу раньше обычного (приходил я всегда на час-полтора раньше прихода служащих). Дежурный милиционер дремал в подъезде управления. Я тихо поднялся на второй этаж и, открывая дверь, нечаянно загремел ключами. Милиционер проснулся и забеспокоился. Войдя в кабинет, я открыл окна. Освежающая прохлада ворвалась в комнату. Город еще был объят утренним сном. Я сел у открытого окна и задумался.

Что делать? С чего начать? Вот вопросы, которые беспокоили меня все эти дни. Областное управление, за которое я отвечал, не работоспособно. Откуда взять кадры? Нужны грамотные, советски-настроенные работники. С ними я буду строить новую рабоче-крестьянскую милицию. А где их взять? Да не только предстоит укрепить областной аппарат. На докладе Ревкома Полуян сказал, что надо срочно, не покладая рук, работать над созданием милиции как в центре, так и на местах. События на Кубани могут развернуться быстро и милиция должна быть готова. В Крыму барон Врангель и вся белая мразь зашевелилась. Союзники ему усиленно помогают. На рабоче-крестьянскую милицию ложится ответственность охранять советские законы и спокойствие граждан, а в некоторых районах бандиты обнаглели.

Передо мной стояли серьезные вопросы: первое – укомплектовать рядовой состав милиции честными, советски-настроенными людьми; второе – добиться в обкоме и горкоме помощи для укрепления рядов милиции коммунистами; третье – укрепить, начиная с областного, городского и районного, аппараты милиции. Откуда взять кадры?

Решено – иду в обком и горком партии к товарищу Лаврентьеву. Буду просить поставить вопрос о милиции на заседании революционного комитета. Расскажу ему, какое положение в милиции. Посоветуюсь с ним о создании авторитетной комиссии для выработки положения о правах и обязанностях как руководящего, так и рядового состава. Об организации кратковременных курсов, через которые надо пропустить весь рядовой состав (обязанности милиционера на службе и в быту). Как быть с руководящим составом? Его надо учить в первую очередь.

Хорошо думается в тишине в погожее летнее утро. После моих размышлений мне стало ясно, что надо делать и с чего начинать. Я не заметил, как прошло время. Ко мне постучали, начался обычный трудовой день.

***

В обкоме товарищ Лаврентьев выслушал меня с большим вниманием. Мероприятия, намеченные мною, одобрил. При мне позвонил председателю Ревкома Полуяну. Обращаясь ко мне, сказал, чтобы я подготовил предложения. Вопрос о милиции будет поставлен на Ревкоме. Затем позвонил облвоенкому Дорошеву[20] и сообщил, что к нему направляется товарищ Дудин, которому необходимо оказать всемерное содействие. Немного подумав, он позвонил командующему 9-й Армии Левандовскому[21] и просил его принять меня.

– Ну, теперь действуй. О работниках аппарата я подумаю, обязательно поможем, – сказал Лаврентьев мне на прощанье.

Шесть дней я потратил на хождение по учреждениям. Был у облвоенкома Дорошева, он обещал помочь. Был и у дружинников, где мне сказали, что через два, максимум три дня, ко мне поступит пополнение. Был у командующего 9-й Армией, он встретил меня как старого знакомого[22]. Выслушав меня о нуждах милиции, он пообещал мне помочь бывшими строевыми офицерами и из интендантской службы – по снабжению.

Примерно 12-13 июля я был у Атарбекова. Георг с большим вниманием выслушал о моих хождениях. Во время рассказа он одобрительно кивал головою. Когда же я закончил свое повествование, он спросил:

– Ну и как же будем действовать дальше?

– Теперь основным вопросом является создание работоспособного аппарата. Сейчас у меня толкового приказа написать некому.

Атарбеков задумался:

– Как тебе помочь, ума не приложу, у меня таких кадров нет.

Я спросил, в чьем ведении находятся подследственные остатки белой армии и разные чиновники бывшей царской власти.

– Хочешь среди них кого-нибудь найти подходящих?

– Да, я прошу тебя, разреши мне познакомиться с этой частью заключенных?

– Что ж, я ничего против не имею, может твоя мысль и правильная. Эти люди не все плохи. Особенно, если учесть наше тяжелое время и продолжительность пребывания в лагере для подследственных. Некоторые из них могут стать неплохими работниками. Они службу знают, – закончил Атарбеков.

Поездка в лагерь задержалась. Меня на завтра приглашали на заседание Ревкома. Я внимательно прочел повестку дня, где среди вопросов, подлежащих решению, стоял вопрос о милиции. Завтра будет мой доклад о положении Кубано-Черноморской милиции. Надо пригласить начальника гормилиции и с ним наметить то главное, что нужно сделать для улучшения работы милиции.

Надо вместе с Шипулиным составить предложения для утверждения Ревкома. Я взял лист бумаги и сделал краткий перечень вопросов, подлежащих решению; 1) укомплектование милиции, 2) обмундирование, 3) утверждение формы, 4) организация курсов, 5) улучшение быта (питание и общежитие).

Надо подумать о докладе.

В дверь постучали, вошла секретарь и доложила:

– К вам из штаба армии пришли двое военных.

Через минуту передо мною стояли двое. Я их пригласил сесть. Просматривая послужные списки и препроводительные списки Штаба 9-й Армии, я установил, что один из них прапорщик из нижних чинов, произведенный за боевые отличия в войне с немцами 1914 года. Второй был поручик, окончивший Павловское училище, служил по интендантской линии. Я заинтересовался, как они попали в Красную Армию, почему они решили пойти работать в милицию? Какую работу они хотят получить?

В результате длительной беседы поручика я назначил начальником снабжения с месячным испытательным сроком, а второго – инспектором. В тот же день я позвонил Василенко[23], поблагодарил его за заботу о милиции и рассказал  о назначении присланных им ко мне людей.

– Что же, я считаю это правильным. Они оба со своими обязанностями справятся, – ответил Василенко.

***

На другой день я встретился с работниками гормилиции Шипулиным, Майборода и Хаспековым. На совещание были также приглашены и вновь принятые начальник снабжения и инспектор облмилиции.

Совещание прошло дружно. Мы быстро согласовали вопросы, которые необходимо поставить на решение Ревкома. Кроме намеченных мною вопросов, Майборода высказал соображения о необходимости просить Ревком создать при милиции конный резерв: при облмилиции – 100 конных, а при городской – 150, из расчета круглосуточного дежурства по 50 человек в смену. Областная конная сотня будет резервом. Предложение было принято. Шипулин сказал:

– А не подработать ли нам вопрос о форме?

Было решение, что этот вопрос не срочный и, кроме того, не знаем, как нам поможет Ревком – его ресурсы невелики. И поэтому ставить такой вопрос не следует, но упомянуть о нем в докладе Ревкому необходимо. Несмотря на это, была создана комиссия по разработке формы милиции. В нее вошли: Шипулин, Майборода и начальник снабжения облмилиции и гормилиции. Комиссии было предоставлено право привлечь художников для наглядного изображения формы.

***

Расширенное заседание Революционного комитета, на которое были приглашены представители заводских и фабричных комитетов, представители 9-й Армии, представители штаба Красной Гвардии и многие другие. Собрание проходило в помещении театра. Зал был переполнен.

Товарищ Полуян открыл заседание. На повестке дня три вопроса:

1. О проведении хлебозаготовительной кампании.
2. Об агитационно-массовой работе как среди населения, так и среди войск.
3. О рабоче-крестьянской милиции и текущие дела.

Два первых вопроса заняли много времени, оно и понятно. На Кубани шел сбор богатого урожая. Нужно было добиться сознательного отношения кубанских хлеборобов к хлебозаготовке – так говорили выступающие ораторы.

Было принято большое постановление, где говорилось, что главное и основное в нашей работе – это успешное проведение хлебозаготовок. Кубань должна отдать все излишки хлеба для голодающих.

С кратким сообщением о состоянии милиции выступил я. Рабоче-крестьянская милиция находится в организационном периоде. Она остро нуждается в кадрах как руководящего, так и рядового милицейского состава. Моя просьба – помочь милиции людьми и экипировкой. В настоящее время милиционера можно лишь отличить по винтовке или берданке, с которой он стоит на посту. Надо найти возможность одеть милицию и утвердить форму.

Начальник гормилиции доложил Ревкому, что для постовой службы не хватает двухсот человек. Необходимо улучшить и расширить милицейское общежитие. Я попросил помочь с хорошим помещением для столовой.

Выступило несколько человек. Все они говорили, что необходимо оказать помощь милиции, а один оратор предложил: «Прежде, чем обмундировать людей, надо устроить чистку милиции, а то в нее поналезли всякие проходимцы».

Ревком принял постановление: всем советским органам оказать милиции всемерную помощь. Штабу 9-й Армии, облвоенкомату и рабочим дружинам выделить бойцов для пополнения милиции. Члену Ревкома Коробкину найти возможности одеть милиционеров. Для выработки формы начальнику областной милиции создать комиссию для обсуждения и выработки формы и представить на утверждение Ревкому.

***

Решения Кубано-Черноморского революционного комитета оказали свое действие: отовсюду стали приходить желающие работать в милиции. Во второй половине июля 1920 года начальник городской милиции сообщил, что штаты заполнены, а желающие служить в милиции всё прибывают, что будем делать?

– Принимай, организуй резервную роту и начинай учебу. Кратковременные курсы нам разрешили, надо через них пропустить всех милиционеров.

***

По договоренности с Атарбековым, я с заведующим оперативной частью Багдасаровым отправились в лагерь. Комендант[24] по нашему требованию принес список временно содержащихся под арестом, и мы углубились в чтение этого списка. После часовой работы наметили для переговоров пять человек. Среди них было двое судей, двое юристов и один председатель Съезда мировых судей.

Не объясняя причин, мы с Багдасаровым начали задавать вопросы намеченным нами арестованным. После обстоятельной беседы с каждым в отдельности, у нас сложилось определенное мнение, что двух из опрошенных можно взять на работу в милицию. Один из них был Червяковский[25], бывший председатель Съезда мировых судей Кубани, второй – Воскресенский[26], юрист по образованию, работал поверенным какой-то фирмы.

Обменявшись мнением с Багдасаровым и посоветовавшись с комендантом лагеря (он дал о них хороший отзыв), мы попросили вторично пригласить Червяковского и Воскресенского.

Перед нами стояли два совершенно различных человека. Багдасаров объяснил им причину их вторичного вызова.

– Вы, граждане, нами намечены для работы в областной милиции. Требуется ваше согласие.

Воскресенский – высокий здоровяк, с открытым лицом, на вид ему можно было дать лет сорок. Червяковский уже был не молод, лет шестьдесят, немного грузный, с видом усталого человека. На лице Воскресенского отразилась нескрываемая радость, Червяковский же стоял с недоуменным видом. Он никак не ожидал такого поворота в своей судьбе, он ждал худшей участи (крупный чиновник царского времени, дворянин, правда, отказался отступать с белыми).

Видя его замешательство, я сказал:

– Даю вам сутки на размышление. Подумайте хорошенько и, если решитесь работать – только честно работать – вы будете в кругу своей семьи, будете пользоваться уважением советских граждан.

Червяковский посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, затем, сделав несколько шагов к моему столу, схватил мою руку и с полными слез глазами благодарил, беспрестанно повторяя: «Оправдаю ваше доверие, оправдаю!»

В последней декаде июля 1920 года аппарат областного управления милиции был укомплектован. Начальник снабжения оказался работягой: он за короткий срок установил связи со снабженцами облвоенкомата, городской милиции и 9-й Армии. Составил заявки и запросы в разные учреждения. Вновь поступившие на работу в милицию Червяковский был назначен главным инспектором областной милиции, а Воскресенский – на должность секретаря.

Первый приказ мною был подписан в июле, в нем предлагалось всем начальникам районной милиции дать сведения о численности милиционеров и руководящего состава. Главный инспектор представил на утверждение «Памятку» о правах и обязанностях начальников районов, их помощников и инспекторов рабоче-крестьянской милиции. В тот же день Червяковским был представлен план областного совещания начальников районов и инспекторов милиции.

В первых числах августа состоялось совещание руководящего состава областной и городской милиции, на котором были утверждены временные правила двухнедельных курсов для рядового состава милиции, «Памятка» о правах и обязанностях милиционера и было принято решение провести двухдневные занятия с руководящим составом на тему «Советская власть и задачи рабоче-крестьянской милиции». Была утверждена повестка дня для областного слета, созыв которого был намечен на 10 августа 1920 года.

(Окончание следует)