Обращаюсь к Вам, дорогой потомок, живущий в N столетии. У нас это называется капсула времени, когда пишут в будущее, не знаю, быть может, для этого случая в ваш век и слово новое изобрели?! Ну, да это всё равно! Думаю, меня поймут! Вы наверняка чрезвычайно умны и сведущи, во всяком случае, мне хочется так думать.

Говоря не обинуясь, мне малоинтересен ваш быт. Быт вообще такая штука – малоинтересная. Меня также не занимает политическая обстановка, характерная вашему времени. Ну что мне с того, если в ваши дни в одном месте планеты засуха, и потому в другом – голод, какое мне дело до того, что у вас в Атлантике опять военный конфликт?! Кого вообще это удивляет? Это всегда было, есть и будет суровой обыденностью, которую, во многом, мы сами себе устраиваем, а потом, как Бароны Мюнхгаузены (надеюсь, вы о нём наслышаны) героически вытаскиваем себя за волосы из этого болота. Любит человек себе проблемы создавать – это аксиома, свойственная всем временам, тут и говорить нечего.

Я с другою мыслю к Вам обращаюсь, потомок! Жива ли в Ваше время Любовь? Нет, действительно, я не шучу, и иронии нет в моих словах. Я вполне серьёзен. Помните ли вы Любовь? Вдруг в ваши дни о ней, наконец, окончательно забыли, как о рудименте, выдуманном в далёком-далёком прошлом не понятно кем и не ясно, с какою целью.

В наш век о Любви ещё немного помнят, кое-что говорят и даже иногда, в самых крайних случаях, пишут стихи. Да и лирика эта, на самом-то деле, немного не о том, мол: «люблю, не могу, ясные очи, руки хочу касаться и волос твоих цветом в осень», – ну и всё в таком духе. На самом же деле, речь там совсем о другой любови, хотя, пожалуй, и не о любви вовсе – всё равно ведь через год, как в песне поётся, – «забудет клятву роковую», ну, или просто скучно станет одному или обоим сразу.

Есть в наше время и другая любовь – у кого, как говорится, душа ляжет. Кто-то жить не может без своей любимой работы, кто-то без домашнего питомца, кто-то без денег, кто-то без нового выпуска «Холостяка» (надеюсь, в будущем вы не знаете, что это за передача такая). Вот, собственно, и весь анамнез. Есть, конечно, как и в любом другом деле, свои исключения. Но на то они и исключения, чтобы их опускать. Опущу и я, не ругайте меня за это.

И всё же я вновь спрошу: есть ли в ваш век Любовь? Забудьте всё, о чём я писал выше, речь не про то. Я о той Любви, которая жертва, которая не нами выдумана, о той, что невозможно превозмочь, как ни старайся. Я хочу узнать от Вас о Любви, которая созидает, а не рушит, которая без кулаков, но с цветами в руках. Я, конечно, понимаю, Вам не до того, с высокой долей вероятности, в ваши дни обрушились какие-то котировки на мировой фондовой бирже, и потому вы вдруг всем сонмищем народов одновременно страдаете. Мне очень жаль. Но и вы поймите меня. Надежда – она ведь последняя среди смертных. Кто знает?! Быть может, в какой-то момент истории жизнь человечества круто изменилась, и вы теперь улыбаетесь по утрам, глядя на солнце, только потому, что у вас ещё есть эта возможность? Вдруг вы одномоментно решили строить, созидать, но не так, чтобы через пару десятилетий «отречься от старого мира», а так, чтобы создавать навечно и с каждым днём всё больше и больше, лучше и лучше?! Сами подумайте – ну, зачем что-то ломать и упразднять, преследуя благую цель? Разве разруха может строить? Разве ненависть может созидать?

Скажите вот ещё что – вдруг в ваш век это уже открыли. Разве Любовь человеческая – это увлечённость? Но ведь увлечённость, что хобби, с течением времени утомляет, надоедает, и становится вовсе противной? Разве, в таком случае, это не то же созидание, которое нужно рушить через пару десятков лет, создавать на его месте  новое, потом опять рушить и снова, и снова, и снова до скончания времён? Не находите ли Вы, что наша Любовь стала не более чем увлечённость, от которой со временем можно и должно избавляться, чтобы найти новую. Не знаю, возможно, в ваши дни о таких пустяках и вовсе говорить забыли – может, оно и к лучшему, меньше будут расстраиваться нервы. Главное, чтоб валюта была стабильной, и дождь, чтоб в среду не пошёл.

Успехов Вам и добра, если, конечно, в ваше время, оно ещё осталось.