Война. «Белла, в Карабахе война». Какие страшные слова услышала эта совсем юная девушка.

И вот она делится своим страхом, своими самыми ужасными мыслями и самыми горькими слезами – слезами за родных.

Очень тяжело писать что-то сейчас без слез и трясущихся рук, так как прекрасно понимаю автора. Нет, с Карабахом я не связана и не могу прочувствовать всю боль, которые взвалил на свои плечи армянский народ. Но я с Украины… и я прекрасно понимаю тебя, Белла…

На Украине я была последний раз летом 2013 года. В апреле следующего года мы планировали снова покупать билеты к бабушке в родное село, но мама тогда пришла с вокзала домой и сказала, что никуда мы не поедем.

С того дня наши разговоры с бабушками по телефону заканчивались криками и слезами, так как все очень страшно даже в Винницкой и Херсонской областях. Мальчишки, с которыми в 9 лет я воровала черешню с соседского сада, уходили на Донбасс с оружием в руках. Они были немного старше меня, но веснушки и рыжие волосы, выгоревшие брови и ключик на шее от «хаты» напоминал тех озорных ребят, которые еще пару лет назад играли в «городки» и висели на дереве вниз головой. Сегодня они выросли. Им едва исполнилось 18, но они уже взрослые мужчины.

С того дня мы думали, как поехать домой, как обнять родных и забрать их в более спокойное место. Наша семья тогда состояла из четырех человек и мы ездили все вместе на Украину. Но вот мужчин с 16 до 60 лет в страну не впускают. Папа встает и уходит в другую комнату, не дослушав новости до конца. Из-за вооруженного конфликта на востоке Украины было запрещено пересекать границу лицам, не говорящим «українською мовою». У мамы слезы, у брата перепуганные глаза. С ним тоже поехать не получится. Остались мы с мамой. Две девушки, которым слишком страшно ехать туда, чтобы вывезти в Россию двух женщин. Мы решаем никуда не ехать.

Каждый день на протяжении двух лет доносились крики с кухни, когда мама по телефону разговаривала с бабушкой. Украинское телевидение передает невероятные вещи и бабушка уверена, что мы хотим перевезти ее в Россию, чтобы сдать правительству.

Страх. Пожилой человек, который видел все в своей жизни, из-за страха не может на 100% верить своей дочери.

Перенесемся на Донбасс. 2014 год. Мой дядя (мамин брат) уехал в разгар военных действий. Очень долго не было от него никакой информации, но через пару месяцев у бабушки зазвонил телефон и она заплакала. Все было хорошо. Сынок возвращается домой.

Донецк. 2014 год. Мой старый друг Егор в 19 лет учится в университете. «Каждое утро я встаю и в голове у меня лишь одно число – 3. В Донецке каждый день происходило 3 взрыва. Каждый раз тебя трясет и ты просто считаешь – 3… 2… 1… выдох. Как только ты услышал или увидел эти 3 взрыва, можешь спокойно идти дальше в универ или по своим делам.» - Егор.

Три. А теперь представим, если день заканчивается и пора уже засыпать, но этих взрывов не было. «Никто не засыпал. Страшно ложиться в обычной квартире, ведь ты можешь не проснуться. Мы с семьей уходили в бункер к друзьям. Они жили возле аэропорта и в том бункере круглосуточно сидела сестра моего друга. Она была тогда беременна и боялась подниматься наверх».

Итоги для моей семьи. У нас никто не погиб на войне. Но в 2016 году в Краснодарском крае слишком сильно разошелся грипп. Каждый день умирали люди и одной из них стала моя мама. Бабушка узнала, что дочь лежит в реанимации, взяла небольшую сумку и ушла в метель на вокзал.

Январь. Рождество. Мы сидим на кухне и папа сообщает нам с братом, что маму положили в реанимацию. В этот момент звонит бабушка и говорит, что купила билет на поезд. Снова крики. Папа ругает бабушку, которую трясет от страха за собственного ребенка. Папу трясет от страха за бабушку и жену.

Она ехала очень сложно. Каждый час к пожилой женщине приставали военные и узнавали, куда она собралась после Рождества. «В Симферополь, хлопчик».

Так в Симферополе бабушка гуляла 2 часа и еще 3 сидела в каком-то подъезде, делая вид, что пришла в нужный дом. Военные ходили за ней и не давали возможности добраться до Керчи.

В итоге только в обед 11 января бабушка приехала. В нашем доме больше не было криков на тему войны, не было слез об этом. Но бабушка больше ни разу не поговорила со своей дочерью, ни разу не увидела ее голубые глаза.

Утром 12 января нам сообщили, что мамы у нас больше нет. Я помню этот пронзающий слух крик и море слез. Родители не должны хоронить своих детей.

Итоги для моей семьи. У нас никто не погиб на войне. Но в 2016 году бабушка поняла, что последние два года она лишь ругалась со своей дочерью из-за правительства, из-за войны, из-за всей ситуации в мире. Моей мамы не стало в 2016 году, но ее мама потеряла дочь еще в 2014 году из-за этой проклятой войны…

Фото