I

Я проснулся от пиликающего смартфона жены. Под эту музыку в моем детстве школьник Коля Герасимов летел над Москвой будущего, чтобы потом победить космических пиратов, скромных и застенчивых по меркам нашего времени.

Как и у всех, кто носит форму, телефона у меня два. Один простенький, с кнопками, из всех развлечений только возможность перечитать СМС от родных. Смартфон нельзя даже заносить на службу, каждый месяц я ставлю подпись в ведомости о том, что я это знаю, помню и обязуюсь безоговорочно выполнять. Смартфоны злостных нарушителей этого приказа толстыми гвоздями прибиты к специальной доске на нашем КПП. Так и живем, словно в двух мирах, при этом мир внутри службы куда ярче и богаче окружающего внешнего мира, просто рассказать об этом нельзя, противник тщательно изучает социальные сети, война идет по всем направлениям, расслабляться приходится тоже с оглядкой.

Подруга жены, с которой они вместе работают в одной школе, глотала слова и безостановочно извинялась. Её муж, артиллерист-реактивщик, прошедший ополчение и ни дня не снимавший зеленый китель, умер. Четыре года назад, в октябре две тысячи девятнадцатого в небольшом кофе мы праздновали их юбилей и он увлеченно объяснял мне почему реактивная артиллерия мощнее ствольной, и почему враг из так не любит и боится. Крошечный осколок сброшенного с беспилотника фугаса, подло залетел в заднюю черепную ямку, трое суток борьбы за жизнь, надежд и ожидания закончились.

Тело лучше забрать сегодня, завтра выходной, неизвестно когда выпишут справку о смерти, и как потом хоронить тоже неясно.

Жена вопросительно смотрела на меня, раз глаза открыты, значит, должен соображать.

Справку о смерти отдадут утром, одежду нужно передать в патанатомию, умерших в больнице вскрывают там, с похоронными службами лучше связаться сейчас, чтобы сегодня все успеть.

- Хорошо хоть выходной у меня, полдня перед нарядом, - говорю ошарашено смотрящей жене. – С добрым утром.

Справку, ЗАГС и одежду возьму на себя, с похоронными службами жена созвонится. Живем мы рядом, сейчас соберемся, отведу Юлю за полквартала, вещи к утру сами себя не соберут.

- А где его хоронить будут? – половина кладбищ сейчас засыпана противопехотными минами, обильно разбрасываемыми из кассетных боеприпасов.

- Не знаю, наверное, рядом с отцом – жена пытается настроиться на деловой лад, но по вырванному от ночного сна лицу текут слезы. – Когда это всё наконец-то закончится, когда мы уже заживем как люди?

Прижимаюсь к ней, глажу вьющиеся рыжие волосы, ответа у меня нет, да и не нужен он. На неделе, ПВО сбило невдалеке от их школы несколько ракет. Детей в школе давно нет, как и воды в кранах, учителя, пересидев полчаса в убежище привычно вернулись к своей работе.

Год назад, когда в школу, еще минуя фильтрацию, привезли беженцев из Мариуполя, один из них, здоровый повеса, матерясь на искалеченном суржике, прицепился к дежурившей учителю русского языка из-за отсутствия воды.

Без единого бранного слова, глядя в похабно скользящие по её телу глаза, худенькая Мария Петровна заставила его вначале попятиться, а затем виляя объяснять, что его неправильно поняли и у него, менеджера по продажам в автосалоне, сложная психологическая травма.

Накопилось за эти годы в людях – днем живут сцепив зубы, тянут за себя и за того, кого призвали или сам ушел, а ночью уснуть не могут или плачут вот так, хорошо, если есть еще в кого уткнуться.

- И вот еще что, - голос еще дрожит от только что пришедшей в голову мысли, - когда все закончится я на соседнее кладбище поеду, и не спорь, пожалуйста, я там два года почти не была, то обстрелы, то лепестки эти.

Объяснять ей, что кладбище, на котором похоронена её мать, еще осенью засыпанное лепестками так и не расчистили, а сейчас зима с редким у нас снегом, подорваться можно даже не поняв, на что наступила, не имело смысла. Накопившаяся за годы войны привычка жить, опасаясь за жизнь вначале детей, а потом себя (случись что, кому они нужны останутся), словно лопнувшая пружина разлеталась под давлением прущего изнутри простого ощущения себя человеком.

- Я одна поеду, так лучше будет, а ты домой вернёшься, еще не поздно будет, может быть на прогулку сходите, я вернусь, тебя в наряд соберу.

А там и день пройдёт. Для виду киваю головой, как бы соглашаюсь.

Значит кроме похорон хоть и не близко знакомого, а все же товарища (друг друга мы все называем просто – «братское сердце»), сегодня еще и прогулка с опасностями предстоит.

II

Все формальные вопросы удалось решить быстро – уложенную в пакет отглаженную одежду я передал с бутылкой коньяка дежурному патологоанатому. Он попытался отказаться – давно знакомы, но я молча прижал стеклянный валик к его груди.

- От души. Помянешь при случае всех наших, ты ведь не каменный.

Поняв мой настрой, он позвонил какой-то своей знакомой в ЗАГСе, которая взамен врачебного свидетельства о смерти и паспорта принесла мне справку о смерти.

- Еще республиканская, российские мы месяца через три выдавать начнём.

Копию справки я передал в похоронную службу, свежие ямы на кладбище есть, через четыре часа все и сделают.

До нашего КПП минут десять. Первым делом бегу к себе, в медслужбу.

Наш стоматолог Тигран, которого я сегодня меняю, смотрит с непониманием.

- Ты давай лучше дома останься, ты сколько раз за меня дежурил, теперь я за тебя подежурю.

Дома у него жена-врач и маленькая дочка, оставлять их на вечер одних нечестно, да и толку от меня дома не будет, жена вечером уйдет, дети себе затею найдут, а в чужой наряд всегда передряги случаются.

- Ты до ужина подежурь, а я к ужину тебя поменяю, договорились? С меня сто грамм и пончик.

Найти нашего инженера Дениса было сложнее. Оказалось, что к нему должна приехать проверка и он в складе убирал подальше от столичных глаз собранные по полям неучтенные мины – плохо когда недостача, а перебор совсем тюрьма. Ставить весь нажитый им скарб, который он частично доработал, на учет было нужно, но полностью бессмысленно, как и вести учет выдачи этих взявшихся отовсюду, созданных из подручного хлама мин, которые уже спасали парней от попытки явиться к ним незваными недобрых гостей.

- Дело есть. Мне сегодня по лепесткам пройти надо будет, инструменты твои нужны и инструкция как ими пользоваться.

- Ты же вроде не пьешь, - Денис запустил в седые волосы распластанную пятерню. Он моего возраста, с открытым обветренным лицом, приехал сюда из Астрахани, с глубокими морщинами вокруг глаз и неистребимой привычкой улыбаться всему на свете. Ходит он чуть вразвалочку и всегда смотрит себе прямо под ноги, сапер он хороший.

- И что с того? – понимаю, что совсем низкий старт получился. - В общем дело такое: мы с Юлей сегодня мужа её подруги хороним, потом на соседнее кладбище заехать нужно, у неё там мать похоронена, и лепестков навалом, а в другой раз не получается. Давай я тебе тут помогу, быстрее управимся.

Денис привык уже к тому, что люди здесь необычные и даже начал понимать почему люди умеют радоваться жизни хоть регулярно нет воды, часто нет света и плохо работает транспорт.

- С тебя сто грамм…

- И пончик, - добавил я, подтаскивая укрытые маскировочными сетями деревянные коробки.

В дальнем краю склада Денис расстелил маскировочную сеть. Заставив меня отвернуться, он прятал под ней похожие на летучих мышей мины. Потом, выдав мне в руки собранный из отдельных секций щуп с эбонитовым штырем на конце, он начал сложную саперную науку.

- Смотри сюда. Ты грибы собирал когда-нибудь? Вот, так и здесь. Мягко, словно грибы под листвой, щупом ищешь уткнулся и обходишь, по свободному месту. Давай, поехали потихоньку.

- А ты много их там разложил?

- Тебе и одной хватит, и ногу на носок ставь, скользи немного.

Через полчаса моих попыток пройти двадцатиметровую дистанцию, Денис попросил сигарету.

- Ты же бросаешь вроде?

- Именно, что вроде, с тобой тут бросишь, - выпустил он в потолок струю дыма. – Ладно, я тебе метелку дам садовую, у нее прутья металлические, но гибкие, ты щупом потычешь, а потом метелкой поводи, если мины в лед под снегом не вмерзли, смахнешь на обочину.

III

Еще через полчаса мы с Юлей стояли возле подъезда, куда вскоре подъехала белая «ГАЗель» с черной лентой вдоль борта и нарисованной обрамленной венком свечой.

Возле соседского подъезда одетая в розовый пуховик со смеющимися котами девочка кормила из пластиковой тарелки тощую трехцветную кошку, что-то ей нашептывая. Увидев заезжающую машину, назначение которых хорошо знали в каждом дворе, она поспешно подхватила бездомную мурлыку под передние лапы и убежала в подъезд. Жизнь продолжается, хоть и постоянно соседствует со смертью.

Вечно любопытный народ стал стягиваться, у некоторых на голове были черные платки

- И кому она теперь нужна будет? С двумя детьми? Кто чужую кровь кормить захочет? Сидел бы дома, был бы целый, а так кто её теперь возьмет? – сипящим голосом говорил кто-то за спиной. Юля вцепилась мне в рукав: - Только держи себя в руках, о Яне подумай, хоть тут не сорвись.

- Да заткнись ты, черноротая, тут уже не гадь в душу, - одышечно свистел за спиной невидимый голос, - нормальных баб не то что с детьми, с мужиками забирают, а у тебя ни того ни другого нет, и не будет уже, стой теперь и не гундось.

- А где он погиб-то? – вкрадчиво спрашивал лисий голос.

- Да не погиб, а умер, в больнице калининской, - так же свистяще отвечал ей невидимый правдоруб.

- Хорошая была больница, я там до войны четыре аборта сделала, и главное утром почистили, вечером снова в строю, а сейчас перевелись там врачи, наверное, уехали все, коновалы одни с местными дипломами остались, - от этих слов лисьего голоса я начал сжиматься.

- Не смей, - зашептала мне в ухо Юля, - хоть ты здесь все не похабь. Их не переделаешь.

Гроб поставили на вынутые из кузова машины скамейки. Юля сунула мне в руку свечку, запалив от своей. Сняв с головы шапку, я принялся повторять за ней слова заупокойной молитвы.

Понемногу стало отпускать, когда волна смешанного с отвращением гнева совсем отхлынула, я посмотрел на жену.

- Может Яне таблетку? Как бы она того, не поплыла сейчас? Эти тогда точно нарадоваться не смогут, разговоров на весь год будет, или до следующих похорон.

Юля уверенно покачала головой.

- Нет, пусть плывет, пусть плачет, из гроба она его вытягивать не станет, а все остальное ей прожить нужно.

Прощание закончилось, задувая свечи, соседи стали расходиться. Большая часть пошла рассаживаться в поданный к углу дома ПАЗик. Остальные вздыхая, о том, что все там будем и чего они на кладбище нового не видели, разошлись по квартирам и подъездным скамейкам чтобы обывательски обсуждать внезапно случившееся чужое горе.

Юля собралась идти к автобусу.

- Давай на машине отвезу, и Яну с собой прихватим. В наряд я успеваю, Тигран до ужина меня прикроет.

IV

Сжавшись на заднем сиденье Яна уцепилась за руку Юли.

- Знаешь, я, наверное, зря детей с мамой оставила, - сорванным от плача голосом начала она.

- Сейчас об этом что говорить, - вмешался я, - что им там делать было? Ни тебе поддержки, ни им, поди успокой их потом. Пусть лучше отца живым помнят, насмотрятся похорон еще.

По делам служебным на похоронах мне приходилось бывать регулярно. Когда приходит смерть в семью, где есть маленькие дети, не стоит их пускать смотреть как прячет она свою добычу в землю, как бьется в слезах мать, которую никак не получается успокоить. И навсегда остается в памяти противный запах свежеструганных сосновых досок.

- Ты на дорогу лучше смотри, мы тут сами поговорим, - Юля прижала Яну к себе.

Всхлипывая Яна вспоминала как муж её хотел купить машину, сначала не было денег, потом он накопил, думал, что будет на машине в увольнение приезжать, так быстрее, да и с машиной ведь в семье проще.

- И он, понимаешь «Волгу» хотел, их сто лет уже не выпускают, а ему она нравилась, говорил, что мечта его детства. Я тогда и сказала, дура, что я в этот сарай на колесах не сяду, так он и не купил её, не успел.

Постепенно её сбивчивая речь стала спокойнее, она затихла глядя в окно.

Погребение прошло спокойно: выплакавшаяся в машине Яна казалась отстраненным наблюдателем, механически следующим установленной процедуре.

Бросив положенную горсть земли, и дождавшись, когда быстро заполнившаяся землей яма укроется холмом с крестом и портретом в основании, я пошел догонять Юлю, которая вела Яну к нашей машине.

- Тебя Дима сейчас в кафе отвезет, а я вечером зайду, посидим, поговорим, хорошо? – Яна в ответ беззвучно кивала.

- Не отвезет тебя Дима, он Юлю сейчас повезет, а вечером она придёт обязательно, ты прости мне, что отвезти не смогу, но так надо, понимаешь?

Яна покорно кивала, я отвел её к автобусу, отдав в руки одной из соседок, лицо которой показалось мне сострадательным.

- Ты что задумал? И куда меня везти собрался? Я тебе еще ночью все сказала, я сейчас такси возьму и дальше поеду.

Юля смотрит мне прямо в глаза, без вызова, без упрямства, так, чтобы я смог понять, она просто сделает то, о чем говорила ночью, даже если пойдёт снег, начнется обстрел или дома вне графика дадут воду.

- Так я ночью все и услышал, не нужно тебе такси, садись, вместе поедем, время у меня есть.

От неожиданности Юля стала поправлять мне съехавшую набок шапку.

- А ты зачем поедешь? Там же эти, лепестки, и вообще?

Юля замолчала, но мысль о том, что это не моя мать лежит на том кладбище все же кольнула.

- Потому что ты собралась. Помнишь, как тебе желали быть не за мужем, а за мужем, вот так к ней и придешь. А с лепестками разберемся, есть против них прием.

В машине Юля взяла меня за руку.

- Знаешь, ты всегда собаку завести хотел, таксу, если очень хочется – заводи. Когда ты нас службе, мы с детьми с ней гулять будем.

Сняв шапку я запустил мотор. Хотелось сказать, что хорошо понимаю, почему её тянет сейчас к родной могилке. В круговороте моей военной жизни я мало уделяю времени и внимания для неё и редко когда удается нам вдвоем хотя бы сесть и поговорить о чем-то кроме не прекращающихся никогда хлопот. И не всегда могу понять её, просто потому, что голова постоянно забита, а телефон звонит без остановки. Родители мои, в первую очередь, видят в ней мать их внуков, поэтому любят давать советы, которых не спрашивали, и обижаются, когда к ним не прислушиваются. Дети, хоть и бегут к ней по любому поводу, а временами доводят до слез. Бывают такие моменты когда нестерпимо нужно побыть рядом с родной душой и чувствовать, что тебя слышат, даже если стоишь одна-одинешенька.

- Разберемся, потом, может быть, заведем, когда старыми станем, внуки появятся. Мне и с вами прогулок хватает, а тут еще с собакой. Я тебя доведу и рядом постою тихонечко, как-будто сама там будешь.

V

Заросшее кустарником и деревьями кладбище встречало нас нетронутым снегом. Сверху недовольно и хрипло призывали уйти назад невидимые вороны.

Идти нам почти километр, минут семь неспешного хода в спокойной обстановке.

Достал из машины, выданные Денисом инструменты.

- Метелка, мы как по японскому саду пойдет, говорят, там за собой следы заметать принято.

- Их много где заметать принято, но мы перед собой мести будем.

Развесил на ремне наплечной сумки жгуты и турникет, нужно быть готовым ко всему.

- Идешь шаг в шаг за мной, но плотно не прижимаешься, если рванет, стоишь на месте. Ладно, саперов должно быть много, хорошие сами останутся.

Первые сто метров мы прошли в молчаливой сосредоточенности под хриплый смех рассевшихся на верхушках ворон, мои угрозы перестрелять их из рогатки на суп для бездомных кошек особо не помогали, казалось, что они перелетают с дерева на дерево…

- А вдруг они тебе наоборот подсказывают, что здесь все хорошо, мин нет, проверено кладбищенскими крысами.

- Ты всегда во всем хорошее видишь, просто крик у них резкий, сосредоточиться мешает.

Позади нас, непрерывно удлиняясь, тянулась вереница следов поверх расцарапанного садовой метелкой снега.

Юля спросила, хочу ли я есть. Удивительное дело, когда проходит первая, самая яркая оскомина страха и сменяется на сосредоточенно - ноющее чувство тревоги появляется даже не голод, а острое, сопровождающееся обильной жидкой слюной желание съесть, неважно что, но прямо здесь и сейчас.

Я предлагаю ей потом поехать в одну лавчонку, рядом с их школой, там такие хот-доги делают, мы несколько лет назад их там часто ели.

- С меня двойной со всеми добавками.

- А я тебе к возвращению из наряда твой крабовый салат приготовлю, - никто из домашних кроме меня и кота его не ест, а хлопот с ним много.

Мне вспомнилось, как я приехал знакомиться с её семьей, мамой и братом. С порога меня повели за накрытый стол, где была еще тетка Юли с дочерью и зятем, которому, уже слегка разогретому дома, она постоянно советовала есть бутерброды с красной рыбой, селедка и дома есть.

Неожиданно я засмеялся.

- Ты чего там? – насторожилась сзади Юля.

- Да вспомнил, как к твоим в первый раз приехал, знакомиться.

Все такие знакомства всегда похожи, когда я привез Юлю знакомиться с родителями было все то же самое, только тети у меня нет.

Щуп уткнулся в невидимое под снегом препятствие, в резко остановился, Юля, упершись мне в спину обхватила меня руками.

Медленно провел по снегу метелкой, покрытый черной кожурой выкатился прошлогодний орех, подарок от притихших ворон.

Постояв минуту мы по шли дальше.

- Маша боится, что когда она в медицинский поступит у неё там оценки плохие будут и ты сердиться будешь.

- Лучше закончить наш университет с синим дипломом и красным носом, чем наоборот, поверь краснодипломнику, а врачом она станет.

- А может медицина вообще не для нее, вдруг она просто за тобой тянется?

- Вот ты когда в свой педагогический иностранных языков поступала, ты твердо знала, что это твое? Пока не попробуешь не узнаешь, а подход и неё есть, смотри как она Вову лекарства пить уговаривает, когда нужно.

В таких разговорах, на которые обычно не удавалось выкраивать время, мы прошли остаток дороги, остановившись возле оградки с облупившейся черной краской.

Отойдя к раскидистому тополю и показав на всякий случай кулак любопытным воронам я присел на корточки.

- Ты чего там спрятался? Я ведь с мужем пришла, вот и иди сюда.

В плошку на углу памятника мы приделали свечку, припечатав её расплавленным воском. Памятник цел, скамейка рядом с ним тоже, оградка облупилась, но это мелочи, придет весна, расчистят здесь все, приедем, наведем порядок.

Так в тишине, думая о своем, простояли мы минут десять.

- Знаешь, она к тебе хорошо относилась, своим принимала.

- И с советами никогда не лезла, ну или ты мне об этом не говорила.

Женщины вообще куда умнее мужчин, знают, что можно говорить и когда, потому и живется нам куда спокойнее.

Постояв еще минут пять, мы развернулись и пошли назад.

Щуп и метелку я держал в левой руке, Юля взяла меня под правую руку и мы медленно возвращались к машине.

- И давай ты в больницу пойдешь? Голова ведь постоянно кружится, идешь и шатаешься, - дорожка шагов навстречу и правда немного виляла вправо, - я не хочу на старости лет одна остаться.

Хорошо, когда есть силы строить планы на такое далекое будущее.

- Схожу, вот январь с проверками закончится и обязательно схожу, в самую лучшую, в калининскую, как залягу, как высплюсь там.

- А я к тебе приезжать буду, хочешь, будем гулять по набережной и пить кофе из термоса.

- А как же твоя школа? Изведутся ведь.

- Пускай изводятся, уроки проведу, соберусь и к тебе, так и скажу, чтобы сегодня больше не ждали.

- А хочешь летом, когда Маша поступит, Мы её с Вовой дома оставим, они уже серьезные вдвоем справятся, а я отпуск возьму и уедем куда-нибудь.

- А как тебе отпуск дадут, за какой год? Их у тебя столько уже накопилось.

- А я ветеранский возьму, в нем точно не откажут, упакуем большой чемодан и поедем.

- А куда поедем? Ты куда хочешь?

- А давай в Пятигорск?

- Почему туда? Там кто-то из твоих отдыхал.

- Никто там не отдыхал, там просто горы, а я в горах никогда не был, это не по терриконам за шелковицей лазать. И вода там минеральная, для язвы твоей то, что нужно будет. Тишина, горы, воздух, и только мы вдвоем. Гуляй – не хочу.


Иллюстрация