Юрий Кузнецов

ПОСЕЩЕНИЕ КУБАНИ 

Меня по миру вихрь носил, 
И поздно любви я хватился 
И горьким плачем огласил 
Ту землю, где на свет родился. 

Меня отсюда на руках 
Мать унесла перед войною. 
И я впервые на свой страх 
Ступил на родину ногою. 

В степи стоял казацкий свист, 
В нем раздавались бабьи нотки. 
Какой-то местный журналист 
Распил со мной бутылку водки. 

Старуха около прошла, 
И человек сказал под мухой: 
- Перед войной она была 
У нас в станице повитухой. 

Ему я паспорт показал 
И место моего рожденья. 
Но этот знак не оказал 
На человека впечатленья. 
Меня казацкая душа 
За своего не признавала, 
И мимо даже та прошла, 
Что пуповину завязала. 

И я загнул такую стать: 
- Эх вы, живущие без вести! 
Мне будет памятник стоять 
Вот здесь! На этом самом месте! 

Бутылку оземь я разбил, 
Да так, что недра задрожали. 
Кубань родную разлюбил, 
Да так, что бабы завизжали. 

Ушел я, голову склоняя 
Под мелодические визги. 
Пускай Кубани на меня 
Плевать…Зато какие брызги! 

2000 

*** 

Звякнет лодка оборванной цепью, 
Вспыхнет яблоко в тихом саду, 
Вздрогнет сон мой, как старая цапля 
В нелюдимо застывшем пруду. 

Сколько можно молчать! Может, хватит? 
Я хотел бы туда повернуть, 
Где стоит твоё белое платье, 
Как вода по высокую грудь. 

Я хвачусь среди замершей ночи 
Старой дружбы, сознанья и сил 
И любви, раздувающей ноздри, 
У которой бессмертья просил. 

С ненавидящей тяжкой любовью 
Я гляжу, обернувшись назад. 
Защищаешься слабой ладонью: 
– Не целуй. Мои губы болят. 

Что ж, прощай! Мы в толпе затерялись. 
Снилось мне, только сны не сбылись. 
Телефоны мои надорвались. 
Почтальоны вчистую спились. 

Я вчера пил весь день за здоровье, 
За румяные щёки любви. 
На кого опустились в дороге 
Перелётные руки твои? 

Что за жизнь – не пойму и не знаю. 
И гадаю, что будет потом. 
Где ты, Господи… Я погибаю 
Над её пожелтевшим письмом. 

1967 

ЛЮБОВЬ ПОЭТА

Странно желанье любви — 
Чтоб любимое было далеко 
Овидий прав. Светла его печаль. 
Он влюбчив оттого, что так устроен. 
Поэт в любви предпочитает даль, 
Он дорожит свободой и покоем. 

Поэт творит из ничего…И жаль, 
Что Данте и Петрарка не без дыма. 
Не женщин, а магическую даль 
Они живописали одержимо. 

Влюбленный Пушкин был порой томим 
Духовной жаждой до самозабвенья. 
Какая даль меж Анной Керн и им! 
Какая бездна чудного мнгновенья! 

Не верь поэту, дева! О своем 
Он думает, идя в огонь и воду. 
И Тютчев в поединке роковом 
Сражался только за свою свободу. 

Я тоже предпочел быть вдалеке, 
Когда любил Европу, в синем море 
Плывущую на царственном быке… 
Какая страсть и грезы на просторе! 

Поэт стихиен. Как ни назови, 
Он то утес, а то морская пена. 
И женщинам пора понять – в любви 
Поэты лгут, но лгут самозабвенно. 

2001 

*** 
Закрой себя руками: ненавижу! 
Вот Бог, а вот Россия. Уходи! 
Три дня прошло. Я ничего не слышу 
И ничего не вижу впереди. 

Зачем? Кого пытался удержать? 
Как будто душу прищемило дверью. 
Прислала почту — ничему не верю! 
Собакам брошу письма — растерзать! 

Я кину дом и молодость сгублю, 
Пойду один по родине шататься. 
Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться 
Над тем, что говорил тебе: люблю. 

Три дня, три года, тридцать лет судьбы 
Когда-нибудь сотрут чужое имя. 
Дыханий наших встретятся клубы — 
И молния ударит между ними! 

1968

СУХОЙ БУТОН 

Была ты далека и сокровенна, 
Когда строку лелеяла рука. 
Он сотворил свой мир. Самозабвенно 
Благоухает каждая строка. 

Бутон в стакане рядом золотился, 
И ждал тебя, и начал засыхать. 
Явилась ты – сухой бутон раскрылся, 
И зазвенел, и стал благоухать. 

Так много в этом мире изменялось 
От твоего случайного огня. 
А ты прочла стихи и засмеялась: 
– Подумать только! Снова про меня! 

Не только про тебя так откровенно 
Писала на свету его рука! 
Не только про тебя самозабвенно 
Благоухает каждая строка!.. 

1994

ПОЭТ

Спор держу ли в родимом краю, 
С верной женщиной жизнь вспоминаю 
Или думаю думу свою – 
Слышу свист, а откуда – не знаю. 

Соловей ли разбойник свистит, 
Щель меж звёзд иль продрогший бродяга? 
На столе у меня шелестит, 
Поднимается дыбом бумага. 

Одинокий в столетье родном, 
Я зову в собеседники время, 
Свист свистит всё сильней за окном – 
Вот уж буря ломает деревья. 

И с тех пор я не помню себя: 
Это он, это дух с небосклона! 
Ночью вытащил я изо лба 
Золотую стрелу Аполлона. 

1969