К 80-летию Юрия Кузнецова

«И к старцу обратился я…», — когда-то написал поэт, пройдя почти полувековой земной путь. Сегодня мы отмечаем его собственное 80-летие, наступившее как будто в мгновение ока и сразу перенесшее его к «черте мудрости» — почтительно уважаемого старчества. Так правомерно ли будет адресовать эту строчку самому Юрию Поликарповичу Кузнецову?

В стихах нестареющего пророка — всё тот же немеркнущий огонь прозрений. Как трудно представить Юрия Поликарповича 80-летним, согбённым временем, и, что ещё невероятнее — пришедшим к другим, более жизнерадостным и светлым истинам. Многое, сказанное поэтом более тридцати или даже сорока лет назад, звучит всё так же мрачно и неоспоримо — да и «газета всё та же»!

Свой «славный путь напролом» Юрий Поликарпович прокладывал вдоль «трепещущих от ужаса» соседних кустов, мимо соглядатаев, прикрывающихся этой самой газетой, мимо «призраков с четвёртым измереньем», мимо уже почти привычно-литературно «рыщущей» по Москве «нечистой силы». А вокруг нависали «всё грозней небеса, всё темней облака» в «бурлящей стране». «Один соглядатай сменяет другого», но поэт, не оставлял своего незримого земным оком и не подвластного никаким наблюдателям маршрута —

А за нами матушка-Россия,

А за нами Божия гроза... 

Можем только представить, как по тонкой струне, соединяющей разорванные миры, «тот и этот», летит семимильными шагами русский богатырь в сапогах-скороходах. Отчётливо видится лишь такая же нестареющая как стихи, кузнецовская усмешка с лукавой хитринкой — суровый поэт-скептик, презрительно кривящий губы, словно бы отринул на миг смертельную серьёзность, и вот — явление чуда! — мраки рассеиваются и нам уже подмигивает из недостижимого далёка светло улыбающийся задорный кубанский мальчишка:

А кто кого пересмотрит,

То мы еще поглядим.

Так и скользил неуловимый поэт над бездной, отдавая себе отчёт в том, что уже «задел невидимую сеть».  «Путь напролом»  был  избран им так же бесповоротно. Участи «трусливого куста» Юрий Поликарпович для себя не мыслил, да и забота его была из того же недостижимого далёка:

 Я душу спасаю от шума и глума.

Читая сегодня стихотворения вечно молодого классика второй половины XX века, размышляя над ними и над нашей обглоданной Родиной, всё же очень хочется обратиться к старцу со всеми сокровенными и затаёнными даже от самих себя вопросами.

На землю приходят один только раз,

Что думает мальчик об этом?

Ведь он по-настоящему видел. И предвидел. Предвидел наши заданные и незаданные вопросы, прозревал в крутящихся клубах дыма и пыли из разных миров вполне отчётливые очертания. Но, как водится в истории классической литературы, унёс с собой свою тайну, оставив бесконечные разгадки другим поколениям и временам.

***

 «Я не знаю, может быть, светает...»?

                                                                                                          Ирина КАЛУС

Юрий КУЗНЕЦОВ 

Эх, родной! Не маши кулаками 


ВЕРА 

Опять бурлит страна моя, 
Опять внутри народа битвы. 
И к старцу обратился я, 
Он в тишине творил молитвы. 

И вопросил у старца я, 
Что в тишине творил молитвы: 
- Зачем бурлит страна моя? 
Зачем внутри народа битвы? 

Кто сеет нас сквозь решето? 
И тот, и этот к власти рвется... 
- Молись! – ответил он. – Никто 
Из власть имущих не спасется. 

1990 


НАВАЖДЕНИЕ 

Призраки с четвертым измереньем 
В мир проникли плотным наважденьем. 
Среди них ты ходишь и живешь, 
Как в гипнозе, слыша их галдеж. 

Лица их – сплошные негативы, 
Мины их презрительно-брезгливы, 
А в глазах, как мысль, мелькает цель, 
Людям неизвестная досель. 

Одного, другого ненароком 
Тронешь, и тебя ударит током. 
Мрак включен. Остерегайся впредь; 
Ты задел невидимую сеть. 

Тут система, ну а мы стихия, 
А за нами матушка-Россия, 
А за нами Божия гроза... 
Все-таки гляди во все глаза. 

1988 


ГАЗЕТА 

По вольному ветру, по белому свету, 
По нашему краю 
Проносит газету, проносит газету, 
А я не читаю. 

Я душу спасаю от шума и глума 
Летящих по краю. 
Я думаю думу; о чем моя дума, 
И сам я не знаю. 

И вот в стороне человек возникает 
Подобно туману. 
Прикрывшись газетой, за мной наблюдает, 
Что делать я стану. 

Рычит ли собака, мычит ли корова, 
Система на страже. 
Один соглядатай сменяет другого, 
Газета всё та же. 

Наверно, сживут меня с белого свету 
И с нашего краю, 
Где даже скотина читает газету, 
А я не читаю. 

1990 


ДУБ 

То ли ворон накликал беду, 
То ли ветром ее насквозило. 
На могильном холме во дубу 
Поселилась нечистая сила. 

Неразъемные кольца ствола 
Разорвали пустые разводы. 
И нечистый огонь из дупла 
Обжигает и долы, и воды. 

Но стоял этот дуб испокон, 
Не внимая случайному шуму. 
Неужель не додумает он 
Свою лучшую старую думу? 

Изнутри он обглодан и пуст, 
Но корнями долину сжимает. 
И трепещет от ужаса куст 
И соседство свое проклинает. 

1975 


*** 

Ни великий покой, ни уют, 
Ни высокий совет, ни любовь! 
Посмотри! Твою землю грызут 
Даже те, у кого нет зубов. 
И пинают и топчут ее 
Даже те, у кого нету ног, 
И хватают родное твое 
Даже те, у кого нету рук. 
А вдали, на краю твоих мук, 
То ли дьявол стоит, то ли Бог. 

1984 


ПРЕДЧУВСТВИЕ 

Всё опасней в Москве, всё несчастней в глуши. 
Всюду рыщет нечистая сила. 
В морду первому встречному дал от души, 
И заныла рука, и заныла. 

Всё грозней небеса, всё темней облака. 
Ой, скаженная будет погода! 
К перемене погоды заныла рука, 
А душа – к перемене народа. 

1998 


ЦАРЬ-КОЛОКОЛ 

Гей, Царь-колокол! Где твои громы? 
Снова медное царство мертво. 
Погляди: что ни явь, то фантомы... 
- Ничего, – говорит, – ничего. 

Нет порядка, есть ложь и свобода, 
Узок путь, а трясет широко. 
Глубоко ли молчанье народа? 
- Глубоко, – говорит, – глубоко. 

На поверхности пень да колода, 
Прямо тяжко, а сбоку легко. 
Велико ли терпенье народа? 
- Велико, – говорит, – велико. 

Оттого о любви, о свободе 
Не гремит колокольная медь. 
Дух безмолвствует в русском народе, 
Дух святой, и велит нам терпеть. 

1993 


ОКНО 

Тень Петра по живому шагает. 
- Это что за народ! – говорит. – 
Из окна, как лягушка, сигает, 
Али наша держава горит? 

А прохожий ему отвечает: 
- Государь, он в Европу сигает. 
- А держава? 
Прохожий плюется: 
- А держава сгорела давно. – 
Слышит: стук молотка раздается – 
Это Петр забивает окно. 

1988 


ВОРОНА 

Законы у нас косые. 
Резоны у нас столбняк. 
На каждом шагу Россия, 
На каждом углу дурак. 

Стоять на углу – резонно! 
Один вот такой стоит. 
На ветке сидит ворона, 
А он на нее глядит. 

Ворона – пустая птица, 
Не птица, а Божий вздор. 
Три дня на него косится, 
Три дня он глядит в упор. 

Глядят друг на друга в мокредь, 
Глядят друг на друга в дым. 
А кто кого пересмотрит, 
То мы еще поглядим. 

1998 


АВОСЬ 

Есть глубинный расчет в этом слове мирском, 
Бесшабашность и мудрость с запечным зевком, 
Свист незримой стрелы, шелестенье в овсе, 
Волчье эхо и весть о заблудшей овце, 
Русский сон наяву и веселие риска, 
Славный путь напролом и искус василиска. 
На авось отзывается эхо: увы! 
Сказка русского духа и ключ от Москвы. 

1971 


*** 
Ой ты, горе, луковое горе! 
Остановка: здравствуй и прощай! 
На разбитом на глухом просторе 
Вон окно мигнуло невзначай. 

Я не знаю, может быть, светает... 
Ничему не верится во тьме. 
Чей-то голос за душу хватает: 
- До свиданья! Встретимся в тюрьме. 

1989 


РУССКИЙ ЛУБОК 

Во вселенной убого и сыро, 
На отшибе лубочный пустырь. 
Через темную трещину мира 
Святорусский летит богатырь. 

Облака, что бродячие горы, 
Клочья пены со свистом летят. 
Белый всадник не чует опоры, 
Под копытами бездна и смрад. 

Он летит над змеиным болотом, 
Он завис в невечернем луче. 
И стреляет кровавым пометом 
Мерзкий карлик на левом плече. 

Может быть, он указы бросает 
И рукой его бьет по плечу. 
Может быть, свою душу спасает: 
«Осторожно! Я тоже лечу». 

Облик карлика выбит веками, 
И кровавые глазки торчком... 
Эх, родной! Не маши кулаками. 
Сбрось его богатырским щелчком. 

1996 

Подборку составил Евгений ЧЕКАНОВ