Иваны

Вот Мария рубашки в реке полощет. Три штуки.
А вода ледяная, в цыпках руки.
Ей бы, Марии, взвыть – да нельзя.
Муж Иван, сын Иван, Иван – зять.
Полоскать да терпеть ломоту в костях.
У Марии в избе смерть в гостях.
И кровати сосновые в ряд стоят.
Дочка чёрная вся, сама не своя.
Молодая, русоволосая, на сносях.
И Мария несёт домой ком рубах.
Говорит безносой: посторонись.
Смерть пустые глазницы опустит вниз.
Всё, что после – это её. Не до.
А войну Мария не пустит в дом.
Не для этого вани легли в гробы.
Для того, чтобы в доме войне не быть.
Смерть сидела щекУ подперев по-бабьи.
Что коса, если в мире всё те же грабли.
Дочь сказала, мужевы моя раны:
Будет дочь – назову Марией, сын – Иваном.

***

Ветер какой-то, не по-осеннему юный.
Шарится в листьях глицинии, паразит.
Вечер какой-то, не по-осеннему лунный.
Глянешь на небо и небо тебя поразит.
С детским неведеньем звёзды таращатся сонно,
Сплюшкина тень промелькнула – на липу, видать.
Липа пушится под окнами девочки Сони.
Девочка стелет постель и готовится спать.
Мне же не спится, забыла, который месяц.
Утро приходит, наивные звёзды гася.
Ветер под утро куражится диким бесом.
Треплет глицинию. Жалко. Осыпалась вся.

***

День осенний – тёплое молоко,
Расправляет крылья из облаков
И летит торжественно и легко.
Лес оранжевеет по-над рекой,
Показалось – есть на земле покой,
Только плачет иволга там по ком?
И бредут три всадника сквозь меня,
Глаз не видно, лица печаль хранят,
А четвёртый встал напоить коня.
Бледный конь, боками гуляя, пьёт,
Всадник Смерть его не торопит, ждёт,
И пока он пьёт остановлен счёт.
Не спугнуть бы, Господи, научи.
Но летят на ниточках паучки,
Всё вокруг плывёт, и Господь молчит.


Вера

Тихий лес. К избушке звери
Приходили, не таясь.
Там жила старуха Вера.
Неотделанная бязь

На оконцах, половицы
Отшлифованы песком,
Одеялом лоскутится,
Громоздит подушки дом.

Первой сгинула подруга
Надя, Люба – вслед за ней.
Вере приходилось туго,
Холодел рассвет в окне.

Но порой сугробов талых,
Недоделав кучу дел,
Вера вышла и пропала.
Дом прижух, осиротел.

Бродят звери, смотрят в двери:
Ни Надежды, ни Любви.
А теперь ещё и Вера.
Тихий лес не оживить.

Сохнет фикус в рыхлой кадке,
Печь раззявила чело.
Маячком дрожит лампадка:
Возвращайся, ты чего?


Изюм

Опять грядёт февраль, хоть чаек часты ссоры,
И летнее вино не выпито до дна.
Но вот Илья-пророк
Опять стоит у моря,
А значит остывать готовится волна.

Всё вроде, как всегда: лоза, листва, беседка,
И липа шелестит, прозрачная на свет.
Но Боже, как тиха весёлая соседка,
И смотрит сиротой её Витька мопед.

Всё вроде, как всегда и даже всё на месте:
Беседка, стол, гараж, на гвоздике ключи.
А девочка-вдова, не ставшая невестой,
К соседке иногда приходит и молчит.

Забродит виноград, неубранные гири.
Ведь столько лет росла - как вырубить лозу?
И станет прилетать к соседям птица-Сирин,
Клевать по холодам чернеющий
Изюм. 

Илл.: Мария Вишняк