Нам сейчас очень нужно «Слово…»: размышления о древнерусском памятнике

Эпическое произведение древнерусской литературы «Слово о полке Игореве» давно стало классикой для чтения современного человека. До поступления в вуз мне казалось, что лишь за школьными партами на уроках литературы я буду слышать о подвигах и разочарованиях русского народа в лице братьев-князей. После лекций в университете внимание к книге, её внезапному появлению и периодичному развитию в сознании общества всё более и более обострилось. Я взглянул не только на суть повествования, но и на его последствия. В голове у меня возник резонный вопрос, даже диссонанс: «Как люди тех самых светлых, христианских лет Российской империи не принимали произведение с ярко выраженными евангельскими мотивами? Куда пропала громогласная присяга любви и верности истории Отчизны?»

Интересно, что на каждую строчку ответственной эпопеи приходится минимум 2-3 исторические роботы по исследованию и анализу книги. Оказалось, что меры «до и после» в отношении этой древнерусской воинской лиро-эпической песни попросту нет. Я до сих пор погружён в изучение не только содержания и спорных моментов, но и создания, не побоюсь этого слова, величайшего памятника отечественной литературы. Ведь известно, что «Слово о полку Игореве» послужило источником всех последующих произведений, благодаря своему новаторскому повествованию о произошедшем. Именно там князь Игорь Святославович остался побеждённым физически, но не сломленным морально, встречал его народ громче, чем когда-либо и кого-либо из соратников-победителей. И немудрено, что женский образ из этого произведения – Ярославна – стал своего рода праматерью будущих героинь нашей литературы на все грядущие века, включая и Лизу Н. М. Карамзина, и Татьяну А.С. Пушкина, и Наташу Л. Н. Толстого.

Так что дало нам «Слово…»?

По меньшей мере, новую ветвь характеров, жизненных позиций и историю, в которую не только веришь, но и чувствуешь, слышишь, словно эхо предков.

Библейские мотивы не только в образах, но и в поступках, и в мыслях персонажей.

Те постулаты веры, которые прививаются доброму христианину по сей день, можно вычитать меж строк невооруженным глазом.

Обратимся к фактам. Удивительно, что первая публикация произошла 222 года назад. 1800 год. Светская публика погружена в философию Дидро и Вольтера, отечественные прозаики, поэты и музыканты, безусловно, существуют, но им вряд ли избавиться от натиска западного мира. Да, сначала такая историческая находка была встречена восторгом, но чуть позже буржуазный человек не понял ни смысла, ни слова, это побудило к критике издания большей части литературных обывателей. Тогда на троне находился не самый русский по крови и душе правитель Павел Петрович Романов, сын Петра Фёдоровича (Карл Петр Ульрих Голштейн-Готтопорский), отдавшего завоёванные Елизаветой Петровной земли в семилетней войне обратно Пруссии, и Екатерины Алексеевны (София Августа Фредерика Ангальт-Цербская), которая стала больше русской, чем муж и сын. Их русская кровь вкупе вряд ли заполнила хотя бы одну русскую рюмку.

Но вернусь к памятнику письменности и его неоднозначности.

Споры по поводу первоначального варианта текста и в целом его подлинности идут как тогда, так и сейчас. Большинство научных исследований датируют написание последней четвертью XII века, вскоре после описанных событий (примерно 1185). Автора нет, что нормально для политики бесславного написания тех лет, но, как у нас водится, если ниша никем не заполнена, то рано или поздно она перенасытится соиздателями. Кто-то считает автором самого князя Игоря Святославича, кто-то – Петра Борисовича… Немало сторонников и того, что никого автора в тот истерической период и не было.

Алексей Иванович Мусин-Пушкин обнаружил рукопись случайно, в 1795 году в «Изборнике» XVI века светского содержания, приобрёл он его в Спасо-Ярославском монастыре. По некоторым данным, в 1795-1796 годах была сделана копия для императрицы Екатерины Алексеевны, а после подлинник сгорел в 1812, оставив после себя только перевод и царскую копию.

Общество нового века никак не восприняло книгу, даже больше, при начальной публикации людям показалось это языческим произведением, никак не контактирующим с христианским миром. Можно ли тогда было в целом говорить о православии, если церковные книги начинали сменять газеты и журналы, несущие в себе сухие сплетни светской хроники, проповедующие мотивы «прогрессивной» Европы, без оглядки на отечественные традиции.

Даже новый император Александр Павлович Романов при всей своей набожности не смог противостоять такой силе чужестранного влияния. Удивительно, но родное слово тогда считалось чем-то некрасивым, не модным, будто даже иностранным. В первую очередь, с малых лет вся знать изучала французский, говорила на нём и на балах, и за семейным ужином. Русский язык считался изжившим себя прошлым веком, и не то что писать на нём, говорить без путаницы падежей было уже данью уважения славянским предкам.

Тогда отличился Александр Сергеевич Пушкин, который искренне восхищался «Словом о полку Игореве» и прославлял его в ближних кругах. Пушкин верил в подлинность источника ещё с лицейских лет, когда только с ним познакомился, а после всю жизнь это произведение было одним из любимых тем его споров. По словам историка литературы Степана Петровича Шевырёва, Пушкин помнил «Слово о полку Игореве» от начала до конца наизусть, мог свободно рассказать о нём и подискутировать. Русский этнограф-фольклорист Иван Петрович Сахаров рассказывал: «Пред смертью Пушкина приходим мы, я и Якубович, к Пушкину. Пушкин сидел на стуле; на полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на колени мужу. Это было в воскресенье; а через три дня уже Пушкин стрелялся. Здесь Пушкин спорил с Якубовичем и спорил дельно. Здесь я слышал его предсмертные замыслы о «Слове Игореве полка» – и только при разборе библиотеки Пушкина видел на лоскутках начатые заметки».

В будущем «Слово…» стало поводом для вдохновения таких культурных деятелей, как Николой Васильевич Гоголь, Александр Александрович Блок, Сергей Александрович Есенин, Виктор Михайлович Васнецов, Василий Григорьевич Перов, Александр Порфирьевич Бородин и многие другие.

В 1890 году французский филолог и славист Луи Леже предположил, что «Слово о Полку Игореве» было написано под влиянием «Задонщины». И утверждал, что его следует датировать XIV или XV веками. В 1930 французский славист и профессор Андре Мазон продолжил дело коллеги-француза. Он считал, что произведение было создано на основе «Задонщины» ещё позже, чем писал Л. Леже, аж в конце XVIII века, и автором стал Алексей Иванович Мусин-Пушкин, Николай Николаевич Бантыш-Каменский и Алексей Фёдорович Малиновский. Мазон называл в числе источников книги труды российского историка Василия Никитича Татищева и сенатора, тайного советника Михаила Михайловича Щербатова.

В тексте А. Мазон усматривал претензии России на выход к чёрному морю (что явный бред автора), также европейское влияние, галлицизмы и модернизмы. Но вот незадача. Ряд русских учёных исследователей-эмигрантов и их зарубежные коллеги выступили против и смело заявили, что французские утверждения работают совершено наоборот.

«Задонщина» в конце XVIII века не была открыта, и по текстологическим проверкам именно она потомок «Слова», а не наоборот, а грамматики и стиль — явный и безусловный средневековый памятник, не имеющий аналогов в европейской культуре старого и нового времени. В 1962 году была выпущена книга «Слово о полку Игореве — памятник XII века», где расписана вся полемика и её итоги. И когда в 1960 году советский историк-археограф и исследователь русского средневековья Александр Александрович Зимин, считавший автором Иоля (Быковского), завил об опоре автора на «Задонщину» и Ипатьевскую летопись, и недостоверность материла, как фольклорно-собирательный жанр, не претендующий на звание исторически достоверного литературного памятника, такие учёные как Руфина Петровна Дмитриева, Олег Викторович Творогов, Дмитрий Сергеевич Лихачёв, Борис Александрович Рыбаков и другие, доказали историческую достоверность «Слово о Полке Игореве», опираясь на текстологические и исторические факторы.

Стоит отметить, что сейчас достоверность и историзм произведения считаются доказанными и не принимают оспоривания.

Малоизвестный факт: в 1941 году, когда наши советские солдаты шли на фронт, помимо пайка и обмундирования, им давали с собой «Слово о полке Игореве». Зачем и для чего, вопрос риторический.

Но удивителен сам факт того, что, когда Россия позиционировала себя православной империей, книгу не читали, считали языческой, критиковали и бежали вслед за французским туалетным столиком. В то время как именно в коммунистическом строе Союза впервые произведение вошло в образовательную программу и начало продвигаться на государственном уровне. От мала до велика советские граждане начали читать песнь об отечественных героях и истории, впитывая и понимая больше, чем когда-либо.

Вот такие ценности были тогда, есть сейчас и формируются каждый день на наших глазах. И сейчас мы как никогда ранее нуждаемся в «Слове…», которое способно разбудить даже мертвого, поднять национальный дух в страшном и трудном деле борьбы за спасение русского мира.

P.S. Наши размышления навеяны лекциями профессора Мороза Олега Николаевича, семинарскими занятиями преподавателя Татариновой Ольги Вадимовны, видеозаписями лекций Ужанкова Александра Николаевича, а также исследованием Н. К. Гудзия, В. П. Адриановой-Перетц, Д. С. Лихачева «Слово о полку Игореве — памятник XII века» (1962 г).

19.12.2022

Статьи по теме