Нельзя оплёвывать свою историю

         Неотправленное письмо в редакцию газеты «Северный Кавказ»

История этого письма такова: писал его для газеты «Северный Кавказа», но настроение, с которым отвечал своему оппоненту, потом перебилось неординарными событиями, которых теперь так много у нашего скоротекущего времени. Однако число желающих переписать историю России не только не убывает: кажется, их становится всё больше и больше.

Может быть, это ответ им всем?

И – братское письмо всем, без различия национальности, соотечественникам.

Итак:

«Многоуважаемый Али Магомедович!

Ваш «Северный Кавказ» вот уже много лет читаю с неубывающим интересом. Когда надолго уезжаю из Майкопа в Москву (волею судьбы живу на два дома), или в сибирские края, прошу домашних хранить вышедшие в моё отсутствие номера и непременно потом все их «штудирую». Этим во многом и объясняется несколько запоздалая реакция на статью кандидата исторических наук Сергея Исрапилова «Нельзя оплёвывать свою историю», опубликованную у Вас в июне этого года.

Выражая автору искреннее почтение за бескомпромиссную точку зрения, вместе с тем никак не могу согласиться с толкованием некоторых моментов отечественной истории, которые выполнены, к большому в данном случае сожалению, ещё по нестареющим лекалам «партийной советской» пропаганды.

Прежде всего это касается рассуждений о судьбе последнего русского царя, «расстрелянного собственными подданными в знак своей «профнепригодности»: так это сформулировано у Исрапилова. Второй посыл, который вызывает ну, прямо-таки недоумение: «Всего 17 лет (правления Сталина – Г.Н.) – и страна преобразилась до невероятного!..»

Пожалуй, Вождь только бы усмехнулся в свои усы.

На публикации, даже когда они задевали личное моё достоинство, никогда не отвечал, в зряшних спорах никогда не участвовал: вольному воля. Но тут другой случай.

Исходя из того, что с не меньшим уважением, чем к «Северному Кавказу» отношусь и к его читателям, которых всегда и везде считал и считаю земляками, смею предложить Вам свои, в том числе и основанные на личном опыте, размышления…»

… Лет десяток назад мне позвонил из Ижевска помощник Главного конструктора стрелкового оружия подполковник Николай Николаевич, предупредил, что соединяет со своим шефом, и в трубке послышался характерный, тонко подрагивающий голосок Михаила Тимофеевича Калашникова. Сказал, что его книгу воспоминаний «От чужого порога до Спасских ворот» хотят перевести в Австрии: не мог бы я пригласить в Москву писательницу Элизабет Хереши, которая хорошо знает русский, и провести с ней предварительные переговоры?

Отчего же нет, ответил: сочту за честь.

Книга Калашникова, в которой я значился «литературным обработчиком», тогда только что вышла, от работы над ней ещё не остыл и с прежним жаром взялся названивать в Вену по телефону, который назвал мне Михаил Тимофеевич. Прошло не так много времени, и моя австрийская коллега появилась в нашей столице. Остановилась в элитной гостинице «Славянская-Рэдисон» и предложила там встретиться: будет ожидать меня внизу в главном холле.

Спросил: мол, а как мне узнать вас? Она дружелюбно ответила:

- О, это просто: я совсем не похожа на ваших женщин.

В гостинице каким-то чутьём я её тут же вычислил и первым делом весело укорил:

- Что же вы сбиваете меня с толку, Элизабет? Как не похожи, если вы – настоящая русская красавица?

Она изящно повела рукой возле лица и щедро улыбнулась:

- Вы видите на мне краску?..

И до сих пор мне неловко за наших отечественных рас-писанных красавиц: до сих пор.

Но если бы – только за это!

И – только за них.

Разумеется, чуть ли не первым делом поинтересовался, о чём Элизабет пишет и есть ли её книги в России. Да, сказала она, ей известно, что одна из них выставлена сейчас в наших книжных магазинах. Биография последнего русского императора. Она так и называется: «Николай II».

Разумеется, сразу из «Славянской-Рэдисон» я отправился в «Библиоглобус» на Мясницкой, купил книгу и «проглотил» её дома, не отрываясь.

Книга, конечно же, удивительная: с каким тактом, с какой любовью к главному герою авторского исследования и к России вообще написана! С каким знанием дела. И – с каким мужеством.

Сейчас, когда размышляю над этими строками, грешным делом подумалось: а не для того ли и льётся в последнее время в нашей стране этот бесконечный, отталкивающий слишком натуралистическими подробностями поток публикаций о «царских останках», связанных, как ни суди, с малопривлекательным «царством мертвых»?.. Не для того ли, чтобы затушевать ж и в о й  о б р а з  Государя?

Австрийская писательница Элизабет Хереши воссоздала его во всей полноте и, как не покажется кому-то на первый взгляд странным, во  в с е й  с л а в е. Мученической, конечно же. Но разве такая слава – не самая долговечная?

Как будто не надеясь, что читатель полностью доверится документам, найденным ею в немецких и австрийских архивах, а, может быть, учитывая вспышку чуть не всеобщей теперь склонности верить всякого рода гадателям, работу свою она сопроводила гороскопом и анализом почерка русского царя, сделанными известными в Европе астрологами и крупнейшим специалистом-графологом. Но более всего меня растрогали не их возвращающие императору достоинство заключения, а сам факт публикации: как хотелось чужестранке Элизабет быть в России услышанной!

Не будем тут о человеческих, о высоких личностных качествах Николая Александровича Романова. В данном, как говорится, случае нас больше интересует вопрос о его «профнепригодности».

«Мною также составлен сборник иллюстраций и документов о состоянии Российской империи незадолго до её крушения, - пишет Элизабет в предисловии, - когда при последнем царе она добилась невиданных экономических и культурных успехов, » -

«Царская монархия: блеск и закат», 1991 г.»

Надо ли доказывать её правоту, если нынче это общеизвестно: промышленность бурно развивалась и за двадцать лет её производительность увеличилась вчетверо. Русский крестьянин был кормильцем Европы: в 1913 году урожай хлеба у нас был на треть выше, чем в США, Канаде и Аргентине вместе взятых. Протяженность железных дорог удвоилась, почти утроился золотой запас госбанка, российский рубль стал подлинно золотым. Население неуклонно росло, и за годы царствования Николая II на 50 миллионов прибавилось.

Пожалуй, не удержусь от опыта собственного: по молодости мы чрезвычайно гордились  своею «ударной комсомольской  Запсиба», продолжавшей «легендарные традиции  Кузнецкстроя», и только потом стало потихоньку доходить, что знаменитые русские металлурги Курако и Козарновский прибыли в Сибирь от товарищества «Копикуз» ещё до революции и переживали-пережидали там все её перипетии. Что «третья металлургическая база на Востоке страны» зарождалась ещё в имперских недрах. Молодые, вроде меня, борзописцы  взахлёб потом повторяли, что в Отечественной войне «Кузбасс выстоял против Рура». И совершенно осознанно приходится теперь добавлять: не без помощи «проклятого прошлого».

А знаменитый «план ГОЭЛРО», который по наследству достался советской власти? А чертежи столичного метро, в которых были изменены лишь названия станций? И сколько ещё наработок и уже готовых индустриальных проектов оставили нам наши рачительные и дальновидные предки.

Два года назад, когда в составе делегации из Старого Оскола, который шефствует над черноморскими моряками, посчастливилось побывать в Севастополе на праздновании дня Военно-Морского флота, нам устроили экскурсию на уникальную дальнобойную Батарею: устроенная на господствующей над городом высоте ещё перед первой мировой войной, она два года потом не подпускала немецкие корабли к Севастопольской бухте уже во вторую, и пала только тогда, когда её предательски захватили с тыла: как бы - «свои».

«Логическим следствием должно было стать, - пишет далее в предисловии Элизабет, - документальное расследование неестественной гибели империи, а заодно и рассказ о судьбе стоявшего во главе её человека.»

Что же это за «неестественная гибель» по Элизабет Хереши?

«Мало известно, что уже в царствование Александра третьего, отца Николая, предпринимались попытки разрешить проблему революционной деятельности евреев в России, - сообщает австрийская писательница в главе «Бремя власти». – Царь знал, что русское революционное движение получало поддержку от единомышленников за границей (прежде всего в США, Франции и Англии). Царь искал решения проблемы не только путем реформ, но и путем переговоров. В сейфе директора канцелярии  кредитного отдела министерства финансов, рядом с Зимним дворцом в Петербурге, долгое время хранился документ, содержание которого свидетельствует об усилиях царского правительства привести к успокоению еврейское революционное движение  путем переговоров. Содержание этого документа впервые опубликовал бывший банковский чиновник Артур Д. Рафалович в мемуарах, вышедших в Нью-Йорке в 1958 году. Семья Рафаловичей владела банком в Одессе, связи которого простирались до Петербурга и Парижа.

Александр III обсуждал роль евреев в революционном движении со своим    приближенным, министром финансов Витте, женатым на еврейке. Царь исходил из того, что евреи ведут постоянную борьбу с царским режимом, а значит, им требуется финансовая поддержка из-за рубежа.

Александр ещё меньше, чем его наследник Николай и министр последнего Столыпин, склонялся к проведению либеральных мер. Он поручил Витте вести переговоры с заграничными спонсорами революционного движения. Их надлежало вести в строжайшей тайне от министерства внутренних дел и министерства иностранных дел.

По поручению Витте его агент в Париже завязал контакты с одним из ведущих представителей семьи Ротшильдов. Тот вполне благосклонно выслушал унизительное предложение, однако отослал агента к лондонским Ротшильдам. Нетрудно догадаться, что и они не стали принимать решения, а назвали в качестве последней инстанции знаменитого нью-йоркского банкира Шиффа, председателя Американского еврейского комитета.

Русское министерство финансов вышло на него через некоего Г.А. Виленкина, женатого на родственнице Шиффов госпоже Зелигман. Виленкин смог убедиться, что именно сюда сходятся каналы финансирования русско-еврейского движения и отсюда необходимые средства перекачиваются в Россию. Когда Виленкин представился как посредник в переговорах между Шиффом и русским правительством и предложил отказаться от дальнейшей поддержки русских революционеров, Шифф не согласился: дело зашло слишком далеко, Виленкин явился слишком поздно. И вообще о мире с Романовыми не может быть и речи.

Подобным же образом завершились контакты другой посредницы русского министерства финансов в Париже. Об этом эпизоде рассказано в книге Ольги Давыдовой, которая в 1982 г. выпустила мемуары своего отца, Александра Давыдова, умершего в 1955 г. Беседа посредницы с бароном Морисом де Ротшильдом, в которой речь шла о возможном соглашении с царским правительством, была прервана бароном со словами: «Слишком поздно, мадам, и с Романовыми – никогда!»

Все попытки Николая II найти верных союзников в противостоянии мировой закулисе или опереться на ненадежное во все времена «мировое сообщество» потерпели провал. Элизабет Хереши рассказывает, что создание третейского суда в Гааге, превратившегося теперь в безжалостную противоположность, зловещий «Гаагский трибунал» - заслуга русского Государя. Висящий там портрет его во весь рост еще недавно перед появлением в суде представителей Советов деликатно задергивали специальными шторами. В ООН и сейчас есть стол с памятной табличкой в честь русского самодержца: в августе 1898 г. министр иностранных дел граф Муравьев передал всем аккредитованным в Санкт-Петербурге представителям иностранных государств Манифест мира, в котором содержался призыв ко всеобщему разоружению, а через год открылась созванная по инициативе Николая II и приуроченная к его  дню рождения мирная конференция с участием США, Мексики, Японии, Китая и других стран. Тогда кроме Международного суда впервые в мире были созданы комиссии по разоружению и выработке правил ведения войны.

Обвинить последнего русского царя в прекраснодушии или излишней порядочности? Все его инициативы успешно перемалывались неустанно сторожившей каждый его шаг мировой закулисой. Она не только финансировала революционное движение, но с потрохами купила многих высокородных государственных чиновников, кто должен был ему в России  противостоять.

Стоит, пожалуй, напомнить о словах Уинстона Черчилля, которого трудно уличить в излишней любви к нам. Вот что он писал о последних днях царствования Николая II: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Её корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже претерпела бурю, когда всё обрушилось. Все жертвы уже были принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена…

Согласно поверхностной моде нашего времени царский строй принято толковать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен был исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которые она оказалась способна».

Добавить к этому известное восклицание Государя? Этот не утихающий крик боли: «Кругом измена, трусость и обман. » Не это ли до сих пор определяет состояние российского общества?

Печальная фраза о том, что торгаши победили героев, стала нынче расхожей. И пик этой не во всех её проявлениях видимой, планетарного значения битвы между воинами и маркитантами как раз и пришелся на время царствования Николая II.

- Вы совершили подвиг, Элизабет! – искренне сказал я своей австрийской коллеге при следующей нашей встрече. – Вы реабилитировали Николая Александровича.

- Не знаю, подвиг ли, но почему это должна была сделать я – иностранка? – грустно спросила она. – Иногда мне бывает горько, поверьте, и обидно за ваших соотечественников, которые о своем царе так ничтожно мало знают, а если что-то и знают – непременно худое!

Пожалуй, должен рассказать и об этом: как через год-другой по приглашению Валентина Распутина был в Иркутске на празднике «Сияние России». Обедал как-то за одним столом с тремя сразу заведующими департаментами культуры из самых крупных восточно-сибирских городов. Не помню, о чем именно мы мирно беседовали, когда одна из них, больше других, что называется, расфуфыренная и с лицом в полной «боевой раскраске» тряхнула головкой в шляпке с неимоверно широкими полями и как бы даже с ленцой произнесла: «Ах, если бы не эта посредственная  безвольная личность – наш царь!»

Давно так при дамах не закипал:

- Дорогая моя! – говорю ей. – Ну, что вы о нём знаете, чтобы говорить это так безапелляционно?! Мне довелось не один раз беседовать с австрийской писательницей, досконально изучившей его биографию: она стыдится нашего незнания своей поистине великой и роковой истории … Приедете домой – найдите хоть что-нибудь о нашем благородном и несчастном Государе и поразмышляйте, поразмышляйте обо всём, что с ним связано!

Как-то так.

А Элизабет вдруг увидал недавно по телевизору в документальном фильме о «спонсорах» революций 1905-го и 1917-го Шиффе и Ротшильдах, об их ловком соратнике и подручном Парвусе, о «золотом» вагоне с десантом разрушителей России, который германцы не только пропустили через свою страну – во многом помогли его организовать.

Может быть, по закону возмездия, по большому историческому счёту, немцы за это нынче мировому еврейству и платят?

В кадрах фильма Элизабет была также деловита и вместе очаровательна, но говорила по-немецки… для большей убедительности доверчивых россиян? Окончательно привыкающих больше верить не самим себе, не голосу крови, не прямо-таки  отчаянному в последнее время зову прапамяти, но - иностранному слову и чужой информации в зарубежной оправе.

Да и что наши-то отечественные политические пустобаи скажут?

О первопричинах разрушения великой многонациональной страны. О гибели уникальной российской цивилизации. Которая, собранная было Сталиным из осколков, снова теперь лежит в руинах.

Домолчались до того, что в иезуитской информационной войне нас уже приравнивают к бывшим нашим фашистским противникам… давайте, ребята! О нашем «тоталитарном прошлом» кричите ещё громче, плодите истериков и ненавистников собственной державы - плодите!.. Глядишь, и мы кое-кому скоро тоже станем платить: почему бы и нет? Выплатили же долги олигархов их зарубежным заимодавцам, помогшим им перед этим, во времена горбачевской «перестройки» и лихого ельцинского запьянцовства, за бесценок «приватизировать» пол-России.

Считается, обычное зернышко являет собой триединство прошлого, настоящего и будущего. Образ времени в этом смысле нейтрален. Но не то же ли самое с триединством нашей истории, по ходу которой настоящее день за днём отбирает у будущего и неумолимо отправляет в прошлое. И тут задумаемся: что каждодневно сеем?

То ли «разумное, доброе, вечное», о котором говорил ну, прямо-таки специально забываемый нынче русский классик – народный заступник Николай Алексеевич Некрасов? Или же – зёрна себялюбия, сомнения и раздора?

В далёком  1960-м на нашу «ударную комсомольскую» приехали два пятикурсника из ВГИКа - режиссер Вадим Виноградов и оператор Никита Хубов. Снимать «дипломный» документальный фильм на материале нашей «великой стройки коммунизма». Сценария у них не было, но кто же должен был его написать, как не мы - сотрудники многотиражки с неудобоваримым, но звучавшим для нас тогда как музыка, громыхающим названием «Металлургстрой»? Сочинили его вдвоём с литсотрудником Робертом Кеслером, земляком-южанином, только что приехавшим к нам после окончания университета в Ростове. И назвали, конечно же: «Запсиб».

Фильм прошел сперва по кемеровскому телевидению, потом по центральному. «Защитились» выпускники-вгиковцы, конечно же, с блеском. С тех пор мы почти не виделись, но по-братски ревностно всегда ловили издалека новости друг о дружке. Вадим Виноградов стал к этому времени одним из самых известных режиссеров православного кино. С неожиданно возникшей оказией передал ему свой четырехтомник с казацкой шашкой и веткой полыни на обложке и вскорости получил от Вадима отдарок: видеокассеты с его документальными фильмами «Гибель империи» и «Гефсимания Царя-мученика». К кассетам была приложена рождественская открытка, содержание которой прямо-таки обязан процитировать полностью: «Моим дорогим запсибовским друзьям с любовью. Сии фильмы являются всего лишь продолжением того дела, которое по милости Божией было начато с Вашей помощью на Запсибе.»

Долго не выпускал из рук эту открытку, радостно дивясь простоте, с которой старый друг и соратник соединил, казалось, несоединимое. Но ведь и время едино, и едина история великой страны: разве это, и в самом деле, не так? И одно целое – созидательная работа поколений прошлого, настоящего и, даст Бог, будущего.

Яркие, по-философски глубокие фильмы соотечественника Вадима Виноградова, которые он снимал в том числе и в среде Русского зарубежья, стали для меня как бы иллюстрацией к беспристрастному и горькому исследованию иностранки Элизабет Хереши. И правда: одно дело увидать на бумаге трехзначную цифру убитых революционными террористами членов Государственного совета, кабинета министров и губернаторов России и совсем другое – вглядеться в отмеченные благородством, достоинством и недюжинным умом лица на общем старинном фотоснимке: не только Жириновскому да Зюганову, скажу я вам, не чета!

Но большинство из них, подавляющее воображение большинство, отмечено общим знаком уже в прямом смысле: кружком обведены лики государственных деятелей, погибших от рук бомбометателей, и кружки эти составляют на снимке чуть ли не сплошную единую вязь. С очень, очень редкими в ней просветами.

В «Гефсимании Царя-мученика» есть рассказ о том, как после одного из заседаний Священного синода Государь пригласил к себе высших церковных иерархов и сказал примерно такие слова: с экономикой у нас всё в порядке, Россия развивается темпами, о которых ещё недавно можно было только мечтать. Но в стране слишком заметно упала нравственность, и это касается всех слоёв общества, более всего – высших. Что, если он, Государь, откажется от престола в пользу брата, а сам, будучи избранным Патриархом, все свои силы сосредоточит на преодолении духовного кризиса в России?

Предложение это было слишком неожиданным, и высокие церковные иерархи удалились в молчании.

Можно, как говорится, по-разному относиться к Православию, но разве не вызывает уважения эта державная забота о нравственном здоровье соотечественников?

Наши же нынешние «подсвечники» с «огнепоклонниками» - всё больше о трубе. Газовой. Наше дело – труба?

Но мы пока, слава Богу, живы.

И главное для нас – осознать наше горькое положение в современном мире и определить болевую точку отсчёта исторической правды, а не наводить тень на плетень.

Не перестанем ловить черную кошку в тёмной комнате – лишим себя единственной надежды на достойное будущее.

Это, кстати, присловье - насчёт черной кошки и темной комнаты - было любимым у Марка Семёновича Неймарка, управляющего трестом «Кузнецкметаллургстрой» на нашей «ударной комсомольской»: ею пристыжал вешающих на уши друг дружке лапшу начальников строительных управлений. Человек он был удивительный, чуть не единственный из руководителей нашей «Западно-Сибирской Сечи», кто в первые, самые трудные годы стройки, по-отечески собирал нас, молодых специалистов, для откровенного разговора и о нас самих, почти беспризорной вольнице, и о тех, кого в свою очередь мы тоже должны были наставлять и воспитывать. Мне ли, перенявшему характер «страны нашей молодости», нашей «Особой Республики», не знать цену евреям-труженикам, «морозоустойчивым», как сами себя они звали, «сибиракам» - сколько я потом о них написал!

Тут, и правда, только начни.

С Неймарка по долгу службы, как говорится, стружку прилюдно и не всегда справедливо, а как бы с неким непременным запасцем на будущее, снимал на оперативках начальник Главного управления «Сибметаллургстрой» Иван Михайлович  Звездов, чей хорошо поставленный бас можно было различить даже сквозь уханье клин-бабы или бульдозерный рёв. Вскоре их противостояние с Неймарком сделалось притчей во языцех, и, когда пустили, наконец, первую домну и пошёл долгожданный «чугунок», то на торжественном вечере вторым по важности сообщением стало стремительно передаваемое полушепотом: только что «Иван и Марк обнялись»!

Куда деваться: «вкалывать» наряду со всеми на больших производствах родного Отечества или «бить бабло» в опутавших обывателя ложью транснациональных банках – вещи, что там ни говори, совсем разные.

Эта точка зрения малоудобна для дипломатов, политиков и прикормленных мировой элитой и властями «на местах», в её неназванных колониях, журналистов. Она – чуть ли не свидетельство дурного тона и своего рода ущербности размышляющих так, а не как им от нас хотелось бы. Но что   делать? И крута гора, да миновать нельзя.

И Белая империя Николая II, и Красная империя Сталина пали, в конце концов, по одной и той же причине. Нынче это очевидно, как, может быть, ещё никогда.

Но наша история состоит не только из цепи измен, сговоров и предательств.

В 2005 г. в Москве  вышла книга «Первые шаги молодого хорунжего», в которой казачий историк Павел Стрелянов (Калабухов) собрал очерки своего далёкого предшественника полковника Фёдора Ивановича Елисеева, военного историка Русского зарубежья. Елисеев - личность поистине легендарная. Прошедший в первую мировую Кавказский фронт блестящий офицер, участник Кронштадтского мятежа, это он потом создал из бедствующих эмигрантов джигитскую группу, удалью и бесстрашием поражавшую воображение на ипподромах и цирковых аренах Европы. Часть этой группы переехала потом в Штаты и в тридцатых годах надолго обосновалась в Голливуде, приняв на себя главную каскадёрскую работу: в самых известных вестернах, в фильмах «про индейцев» и «про ковбоев» равных им не было – природным американским ковбоям оставалось кубанским казакам только завидовать. А сам Фёдор Иванович в  свои пятьдесят в составе командования французского Иностранного легиона отправился за «адреналином», как сказали бы теперь в среде бездельничающей, жирующей молодёжи, в Малайзию. Не единожды   выручал «диких гусей» в самых безнадёжных, казалось бы, ситуациях, а после окончания второй мировой войны вновь возглавил джигитскую группу, выступавшую в Голландии, Швейцарии, Бельгии.

Но вот что, кроме прочего, хранил в душе этот далеко неординарный человек, в силу исторических обстоятельств ставший «гражданином мира» и в девяносто пять лет умерший в Нью-Йорке – под казачьей станицей в Нью-Джерси: «В мирное время ни одно племя Кавказа не призывалось на военную службу, - писал он в своих воспоминаниях о далёкой родине. - С началом войны 1914 года, из охотников, была  сформирована Кавказская Туземная конная дивизия… Действия этой дивизии на Западном фронте были блестящи. После Корниловского выступления 1917 года дивизия была отправлена на Кавказ, и полки расквартировались в юртах земель своих народов. Черкесский конный полк расположился на Кубани. Черкесы, воспитанные в строгом мусульманском законе и обычаях, в беспрекословном повиновении старшим, сохранили воинскую дисциплину до конца. И Черкесский конный полк, сформированный из черкесов Кубанской области – был единственной воинской частью многомиллионной Русской Армии, в полном составе выступившей в Корниловский поход вместе со своим духовным вождём – генералом Султан Келеч Гиреем.

Духовной красоте этого малочисленного народа, издревле проживающего на берегах Кубани – поём мы песнь»

Постараемся и мы спеть песню мужеству наших предков. Не оскорбим память о них, не предадим её: останемся ей верны.

И не будем оплёвывать свою историю со всеми её белыми, черными и кроваво-красными пятнами – всё равно нельзя.

Даже во имя самих благих, казалось бы, целей.

Ваш, -

Постскриптум:

Примите, Али Магомедович, искренние соболезнования по поводу смерти мамы. Искренне разделяю Вашу скорбь.

Ещё раз с уважением к Вам, пожеланием Добра и Удачи на многосложном поприще и с братским приветом Вашим коллегам и соратникам –

Немченко Гарий Леонтьевич,

писатель

04.08.2021

Статьи по теме