Мария Берк

Бывший военнослужащий - о жизни до и после поездки на Украину и в Донбасс в эксклюзивном интервью «КП»

Сейчас жизнь Адриана Боке находится под угрозой: он стал не угоден ни Киеву, ни Брюсселю.

Откровения бывшего французского военного, побывавшего на Украине в марте и апреле и ставшего невольным свидетелем преступлений украинских боевиков, произвели эффект разорвавшейся бомбы в Европе. Сейчас жизнь Адриана Боке находится под угрозой: он стал не угоден ни Киеву, ни Брюсселю. О жизни до и после - французский волонтер в эксклюзивном интервью «КП».

- Адриан, когда вы проснулись утром 24 февраля и узнали о начала спецоперации на Украине, какой была ваша первая мысль?

- Моя первая реакция – наконец-то. Наконец-то кто-то решился все это остановить.

- Как реагировали французские СМИ?

- «Владимир Путин начнет третью мировую войну», - увы, такой была реакция французов и всей Европы. Но меня это не удивляет, у нас огромная нехватка знаний о войне, которая началась в 2014 году. Большая часть происходящего в Донбассе от Европы утаивается. Если спросите моих соседей, что происходило с 2014-го, они скажут: «Там были небольшие демонстрации». И так думает большинство французов. Поэтому Россия не может согласиться с тем, что Европа закрывает глаза на ужас, творящийся в Донбассе.

- Почему в начале конфликта вы оказались на территории Украины, подконтрольной Киеву?

- Я поехал на Украину только для того, чтобы доставлять гуманитарную помощь беженцам. В прошлом я был медбратом, у меня есть определенные знания. У меня есть друзья, бывшие военные врачи, они отправились на Украину, чтобы оказать помощь раненым и беженцам. Они звонили мне: «Приезжай, помоги нам». Я три раза отказывался, поскольку я отец семьи, у меня есть большие проблемы со здоровьем. В итоге, я встретился с одним из них в Париже, который недавно вернулся с Украины. Он объяснил, чем занимался, показал видео, на которых были женщины, дети, нуждающиеся в помощи. Я принял решение поехать на Украину на неделю, чтобы впервые посмотреть, что происходит там.

- Когда это произошло?

- Моя первая поездка состоялась в конце марта. Вторая - в апреле. Все европейские посылки с медикаментами приходят на польско-украинскую границу, там я забирал лекарства, медоборудование. Мы пересекали границу и оттуда ездили по городам и деревням, где раздавали медпомощь населению. Наша основная точка располагалась во Львове, а мы обслуживали районы между Львовом и Киевом.

«КОРОБКИ С ПСИХОТРОПАМИ ПРОСТО ВОРОВАЛИ»
- Вы были единственным иностранцем в этой гуманитарной миссии?

- Нет, иностранцев было много: итальянцы, канадцы, американцы, люди со всего мира. Очень многие добровольцы, к сожалению, не обладали необходимыми знаниями и навыками. Многих надолго не хватало, поэтому мы ездили конвоем из 3-5 человек.

- У вас была охрана, которая вас сопровождала?

- В начале – нет. Потом украинские военнослужащие, которые нам встретились, попросили медоборудование и лекарства, которые предназначались для гражданского населения в обмен на охрану.

- Неужели у них не было собственных запасов?

- Нет. У каждого второго военнослужащего не было бронежилета, каждый третий украинец фактически держал в руках обычное охотничье ружье. Никаких аптечек у них не было. При этом мы неоднократно им говорили, что эти лекарства предназначены для гражданских, детских домов. Но в какой-то момент некоторые бойцы «Азова» дали нам понять, что если мы хотим безопасно перемещаться в рамках гумконвоев, то они должны пользоваться нашей помощью.

- Неоднократно сообщалось, что в украинских вооруженных силах распространена наркомания и увлечение психотропными веществами. Сталкивались ли вы с этим?

- Я был один из немногих медспециалистов, кто получал такие лекарства на польско-украинской границе, где не было никакого контроля даже со стороны польской полиции. Мы получали десятки упаковок морфина, кодеина… препараты, оказывающие сильное противоболевое действие. Целые коробки, которые стоят десятки тысяч евро, даже их воровали, в том числе и некоторые добровольцы, чтобы потом перепродать на черном рынке. Огромное количество морфина я раздал украинским военнослужащим, в частности, бойцам «Азова».

Сдача "азовцев" в плен

- Вы сталкивались с иностранцами, которые брали в руки оружие и шли воевать на стороне Украины?

- Да, и очень много. Я видел много молодых французов, мальчиков от 18 до 20 лет, которые бежали с Украины. Они были психологически подавлены, они видели убитых, хотя до этого думали, что эта война как компьютерная игра Call of Duty. Надо быть психологически готовым не только видеть смерть, но и способным также убивать. На польско-украинской границе всегда стояла небольшая палатка, где был человек, ожидающий таких добровольцев.

- Кто координировал ваше передвижение по Украине?

- У нас были контакты со станциями скорой помощи, которым требовался подвоз лекарств. В том числе, координаторами выступали «азовцы», которые обеспечивали нашу безопасность в пути.

«ЕГО КАЗНИЛИ ЗА ТО, ЧТО ОН ОФИЦЕР»
- Каким образом вы оказались в Буче?

- Планировалось, что мы отвезем лекарства в пригород Бучи, но при этом мы не могли туда проехать. Тогда «азовцы» сказали: «Мы поможем, но за это заберем медоборудование и лекарства». Это был единственный шанс. В Буче я оказался в первых числах апреля, на тот момент она была снова под контролем украинцев уже несколько дней. В Буче я действительно видел по обочинам дороги трупы. Мы проезжали город не останавливаясь, но я обратил внимание, как из минивэнов доставали трупы, причем складировали их порой небольшими группами. И как только несколько трупов образовывали горку, внезапно появлялись журналисты и снимали это. В тот момент я начал понимать, что это был эффект массовки. Я обсуждал это с другими добровольцами, которые были в Буче за пару дней до меня. Они говорили, что некоторые трупы привозили из рефрижераторов, в том числе из других городов, чтобы в Буче их оказалось как можно больше.

- Вы не задавали вопрос, а почему этих людей не похоронят?

- Когда я был в машине, «азовец» сказал: «Смотрите на эти трупы, смотрите, что сделали русские псы». Но меня удивило то, что у некоторых трупов руки были связаны белоснежной тканью. В то время была очень плохая погода. Эти трупы пролежали на обочине от 1 до 2-3 дней и при этом на них чистые повязки. Это значит, что им связали руки потом, для постановки. Я сам себе стал говорить, что в Буче происходит что-то странное. Но мы не останавливались в городе, доехали до какого-то ангара в пригороде, чтобы «азовцы» могли выгрузить медпрепараты. И в тот момент подъехало авто с российскими военнопленными. У некоторых были простреляны ноги. В то же мгновение украинские военные попросили нас покинуть ангар. Когда я уже садился в машину, я увидел, как один из «азовцев» выпустил пулю в голову русскому пленному, который за несколько секунд до этого ответил, что он офицер.

- Вы потом спрашивали о судьбе тех пленных?

- Положение было очень напряженное. Со мной была женщина-доброволец, которая вела автомобиль. И 4 часа дороги до границы из 6 она рыдала. На следующий день она вернулась на родину.

«В МАРИУПОЛЕ ВЕЗДЕ ЧУВСТВУЕШЬ СМЕРТЬ»
- Вернувшись во Францию, для одних вы стали героем, открывшим людям глаза, для других - кремлевским троллем. Вас упрекали, что вы не приводите никаких доказательств своим словам.

- Те материалы, которые снимал, я передал следственным органам. Фото и видео я не публиковал по одной причине - на них видны лица бойцов «Азова». Мне уже угрожали смертью. 3 августа в Москве начинается судебный процесс, и, возможно, я буду одним из свидетелей. Я никогда не снимал эти убийства в прямом эфире, для меня было невозможно вытащить телефон. Мне удалось сделать несколько фото и видео до и после этих событий. В общей сложности у меня около 150 фото и видео с Украины.

- Почему вы сразу не поехали помогать жителям Донбасса?

- Я туда не поехал не потому, что не хотел. Для француза было намного сложнее доехать до Донбасса, чем до Украины. В феврале десятки гуманитарных организаций дежурили на польско-украинской границе для оказания помощи украинцам.

- В июне у вас все-таки появился шанс добраться до Донбасса? Какое впечатление произвел на вас Донецк?

- Если бы я слушал европейские СМИ, то Донбасс – это ужас. За всеми следят, на улицу выходить нельзя, - настоящая Северная Корея. Донецк - очень красивый город, современный, напомнил мне Испанию. Там нормальная жизнь, нет никакого авторитарного режима, который принуждает людей к чему-то, о чем нам твердят.

- Вы оказались в Донецке, когда начались активные обстрелы. Почувствовали это на себе?

- Я чуть не умер в Донецке на второй день. Я был в центре города, разговаривал с одной женщиной, и тут услышал свист и хлопок в 50 метрах от нас. Мы попытались убежать, найти какое-то укрытие, и тут снова услышали свист. Мы бросились на землю. И снаряд разорвался менее чем в 30 метрах.

- Вы были в Мариуполе?

- Мне не советовали туда ехать, но поскольку к тому моменту я чуть не умер, я решил, что мне нечего терять. То, что я там увидел - это фильм ужасов. Это город, который разрушен от начала и до конца, где погибшие везде. Для меня весь Мариуполь был сюрреалистичным. В этом городе вы всюду чувствуете смерть.

- Запомнилось что-то из разговоров с местными жителями?

- От Мариуполя у меня остались не слова, а фотоальбом, который я нашел в развалинах дома. Я оставил его себе, чтобы никогда не забывать то, что я пережил там. История, которая меня шокировала больше всего, произошла в Донецке в детской больнице. Я познакомился с 15-летним мальчиком, который пережил три серьезные операции. За несколько дней до этого он был дома с отцом, и когда они услышали свист прилетов, у его отца сработал рефлекс – накрыть собой сына. Мальчик объяснял без единой слезинки, что отец накрыл его собой и погиб. И теперь ему с этим жить всю жизнь, полным сиротой. Для меня его отец - настоящий герой.

*Верховный суд признал полк «Азов» террористической организацией

Источник