К тридцатилетию творческой деятельности Николая Зиновьева

Писать Николай Зиновьев начал примерно с 1982 года под впечатлением стихов, опубликованных в журнале «Кубань»: «Я купил журнал «Кубань», который у нас издавался, прочитал стихотворения и думаю: дай я напишу, ну, и штук 6–7 написал, отослал. Приходит мне письмо: приезжай. Я приехал, поговорил со мной редактор, кое-что подправил и дал в следующем номере мою подборку – это была моя первая публикация, которой я безумно гордился, даже гонорар получил – 66 рублей». (1). Тридцать лет назад, в 1987 году, в Краснодарском книжном издательстве вышла первая книга стихотворений Николая Зиновьева «Я иду по земле». Впрочем, сам Зиновьев довольно сдержанно к ней относится: «Из первой книжки у меня одно стихотворение вошло в книжку, в какую, не помню. «Куда меня ночка морозная вынесла», вот с такой длинной, не свойственной мне строкой. И мне сейчас кажется, что оно не мое» (2).

Подлинное признание к поэту из провинции пришло позже, в 90-х годах, и само по себе оно было почти чудом. Стали выходить книги в московских и местных издательствах: «Полет души» (1997); «Седое сердце», (1999); «Дни, дарованные свыше» (2003); «На самом древнем рубеже» (2004); «Новые стихи» (2005); «Я наследник любви и печали» (2007); «Души печальные порывы» (2006); «Вкус огня» (2007); «На кресте» (2008); «Я – русский» (2008); «Я – русский» (2008); «Призрак оптимизма» (2010); «Дождаться воскресения» (2013); «Ночной дневник» (2015); «Стена» (2016) «На родине» (2016); «Сборник стихотворений» (2016), многочисленные подборки стихотворений в различных журналах и газетах. Писатели Николай Дорошенко и Петр Ткаченко в один голос говорят, что «Николаю Зиновьеву удалось прорвать информационную блокаду, устроенную русской литературе. Причем, казалось, без каких бы то ни было усилий с его стороны… Николай Зиновьев покорил читателей не упованием на «новую литературу», а установкой на «классическую лиру», вполне осознавая, как это «несовременно», наконец, как это невыгодно в обществе …» (3). Об афористичности стихов поэта говорилось неоднократно. Композиция его стихотворений строится по раз и навсегда выбранному принципу: первая строфа дает картину современности, вторая – подвергает ее сомнению на прочность, с точки зрения христианской нравственности, и делается вывод:

По округе взор мой бродит: 
Не крадется ли где тать? 
И врагов не видно, вроде, 
И России не видать (4).

Некоторые стихотворения состоят из одной строфы, другие – из нескольких, но структура их остается неизменной. Никуда не исчезло и зиновьевское чувство юмора:

Прогресса поступь мне знакома, 
И ясен смысл его нагой: 
Мы вышли в космос, а из дома, 
Едва стемнеет – ни ногой. 

Зиновьеву часто ставили в упрек то, что он пишет «на злобу дня». Ответ поэта был таким: «Пожалуй, я перестану писать на «злобу дня», когда исчезнет злоба, и настанет Вечный день, и Поэзия станет надсобытийной» (5); «сейчас, по-моему, просто кощунственно писать о розах, о соловьях…» (6) – намек на слова Ф. М. Достоевского о стихотворении А. Фета «Шепот, робкое дыханье, трели соловья…»: «Положим, что мы переносимся в восемнадцатое столетие, именно в день лиссабонского землетрясения. Половина жителей в Лиссабоне погибает; домы разваливаются и проваливаются; имущество гибнет; всякий из оставшихся в живых что-нибудь потерял – или имение, или семью. Жители толкаются по улицам в отчаянии, пораженные, обезумевшие от ужаса. В Лиссабоне живет в это время какой-нибудь известный португальский поэт. На другой день утром выходит номер лиссабонского «Меркурия» (тогда все издавались «Меркурии»). Номер журнала, появившегося в такую минуту, возбуждает даже некоторое любопытство в несчастных лиссабонцах, несмотря на то, что им в эту минуту не до журналов; надеются, что номер вышел нарочно, чтоб дать некоторые сведения, сообщить некоторые известия о погибших, о пропавших без вести и проч., и проч. И вдруг – на самом видном месте листа бросается всем в глаза что-нибудь вроде следующего:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья…

…Не знаю наверно, как приняли бы свой «Меркурий» лиссабонцы, но мне кажется, они тут же казнили бы всенародно, на площади, своего знаменитого поэта… <…> Мало того, поэта-то они б казнили, а через тридцать, через пятьдесят лет поставили бы ему на площади памятник за его удивительные стихи вообще, а вместе с тем и за «пурпур розы» в частности. Выходит, что не искусство было виновато в день лиссабонского землетрясения. Поэма, за которую казнили поэта, как памятник совершенства поэзии и языка, принесла, может быть, даже и немалую пользу лиссабонцам, возбуждая в них потом эстетический восторг и чувство красоты, и легла благотворной росой на души молодого поколения. Стало быть, виновато было не искусство, а поэт, злоупотребивший искусство в ту минуту, когда было не до него….» (7). То, что это не догадка, а подлинная мысль Н. Зиновьева, подтверждает он сам: «А вот не помните, как у Достоевского о поэте, который сказал одни и те же слова, а после землетрясения – его рукописи разорвало, а потом пришел другой поэт и сказал те же самые слова, и его подняли на руки» (8).

Но в последние годы социальность в стихотворениях Зиновьева стала уходить на второй план, точнее, в глубину постижения духовных причин происходящего с нами. Так, в одной из подборок 2012 года на сайте газеты «Российский писатель», состоящей из 17 стихотворений, чуть ли не в каждой строфе присутствует библейская лексика: «Безверье, рабы грехов, Бог, небесная рать, ад, рай, Второе Пришествие, молитва, юдоль, Небесное Царство, нечисть, воскресенье…». Неужели лирик ушел в так называемую «духовную поэзию», стал православным по этом? Сам Зиновьев это отрицает, но с оговоркой: «Если я скажу «да», то в этом будет какой-то элемент гордыни, если же «нет», в чем-то солгу. Пока сказать, как требует Святое Писание: «Да – да или нет-нет» – я, к сожалению, не могу. Но мне очень бы хотелось БЫТЬ православным поэтом» (9). Зиновьев понимает, что дело не в тематике, не в лексике, не во внешних признаках «православности» поэзии, а в подлинности ее содержания: «Хорошая поэзия — от Бога. Несомненно, в ней, как и в религии, много мистики, порой она алогична, но всегда — истинна. А поэзия не от Бога — лжива, надуманна, прикрывает свою неискренность какими-то блестками, словесной пиротехникой, постоянно меняющимися «новыми формами». Разумеется, хорошая поэзия — это не только гражданская и любовная лирика. Тема не так важна. Она может быть надсобытийной — едва уловимое движение души, необъяснимый поворот мысли, неожиданно нахлынувшее чувство... Все, что связано с нашим бытием, — со-бытие. А что над бытием? Только Бог, который непостижим. А как можно писать о непостижимом? Только каким-то непостижимым образом, и никак иначе. Вот для этого Богом нам и дана поэзия...» (10).

Ту же мысль он высказывает и в стихотворении «Собрату по перу»:

Хочешь знать, где я был? 
В этом нету секрета. 
Я в себя уходил 
Не на миг – на все лето. 
Исхудавший как пес, 
Я вернулся обратно. 
Что оттуда принес 
Записал аккуратно: 
«О душе не пиши 
Так темно и убого, 
Знай, от русской души 
Ключ хранится у Бога».

Поэтические перемещения в пространстве и времени удобнее всего проводить на страницах лирического дневника: «Веду уже я много лет / Дневник (или ночник?) души». Одна из недавних подборок стихотворений Зиновьева так и называется: «Из дневника» (2016). Это не просто лирические записи личных впечатлений и переживаний, это летопись судьбоносных событий: 

Не пишу об Украине 
По одной простой причине: 
Я с ума сойти боюсь 
И молюсь, молюсь, молюсь.

Впрочем, молиться надо не только сердцем, но и разумом. Зиновьев ставит в тупик всех тех, кто известный евангельский призыв молиться «за врагов 
своих», считает универсальным. Поэт отвергает этот бездумный штамп:

Сердце ноет. Время мчится. 
Мать с утра печет блины. 
Не могу я научиться 
Много лет уже молиться 
За врагов моей страны. 
По ночам мне снятся старцы, – 
Не могу припомнить всех, – 
Говорят они: «Сквозь пальцы 
Смотрит Бог на этот грех. 
Если мы тебе явились, 
Значит, нет в тебе вины. 
Мы и сами не молились 
За врагов своей страны.

«…Ближним сегодня считаются все, кто ни попадя, – пишет Н. Зиновьев, – любой, оказавшийся рядом с нами, «в контакте», так сказать. Вы спросите: кто же на самом деле близок православному христианину? Обращаясь к святоотеческой литературе, можно сказать, что только единоверный, единодушный, соратник. И никто другой! Только за такого человека – ближнего своего – Господь призывает «положити душу свою» (11). Игумен Борис (Долженко) объясняет:

«Любите врагов ваших». Речь идет о врагах личных, вражда с которыми возникает по обыденным, бытовым причинам, но никак не о врагах Отечества или врагах Божиих.

К врагам Отечества относятся те, кто сознательно покушается на его границы, политическую и экономическую независимость, а также на само бытие народа, или на те основы народной жизни, без которых он не может существовать. Это нравственность, культура, историческая память, рождаемость, здоровье, прожиточный минимум и другое подобное.

К врагам Божиим, без сомнения, следует отнести бесов, затем сознательных служителей сатаны; с некоторыми ограничениями и тех, кто открыто и нагло попирает закон Божий, борется с христианством и Церковью.

Хорошо высказался по этому вопросу митрополит Московский Филарет: «Люби врагов своих, бей врагов Отечества и гнушайся врагов Божиих» (12).

Непонимание (и неисполнение) фундаментальных нравственных законов – главная причина происходящего в стране: 

Мы перестали быть народом, 
Мы стали рыночной толпой, – 
Толпа редеет год за годом 
И тает в дымке голубой. 
Наживы ветер всюду свищет, 
И карлик смотрит свысока. 
А выход где? Никто не ищет, 
Хотя он есть наверняка.

Интересно, что в этом стихотворении присутствует прямая перекличка с известными стихами иеромонаха Романа:

Вожди живут себе в угоду, 
Во власти полный паралич. 
Мы перестали быть народом – 
И засвистел кавказский бич… 

Спорить приходится не с отцом Романом, а с теми, кто не видит истока наших всеобщих бедствий – давней поврежденности души: 

Это свиньи утонули. 
Бесы выжили вполне. 
Что им время? Дотянули. 
И вот несколько – во мне. 

Что вы вздрогнули-застыли? 
И не надо прятать глаз, 
Остальные бесы в вас, 
Просто вы о них забыли.

 Так вот с бесами и ходим 
Много лет уже подряд. 
Нам и в справках пишут: «Годен», 
Но куда не говорят.

Помрачнели ваши лица? 
Выход есть. Один. Молиться. 

Не только духовные опоры держат нас на земле, исторический опыт переплетается с личным: 

Вот старый пруд с рекой в соседстве, 
Пищит кулик среди куги. 
А по воде бегут круги 
От камня, брошенного в детстве.

(Видение)

Поэтический образ несет в себе еще и мистическое восприятие времени, в котором «…один день как тысяча лет, и тысяча лет как один день» (13). 

Я сегодня дежурный по классу, 
Я полил все цветы на окне, 
Стер с доски непотребную фразу, 
Я сегодня на белом коне, – 
Я и весел, и горд, и послушен… 
Но теперь, через тысячу лет, 
Ощущенья того, что я нужен 
Не себе одному, больше нет. 

(Из детства)

В народе о разрыве времен говорят с черным юмором: «Кем ты был в прошлой жизни?» Политики старательно обходят этот скользкий вопрос стороной, поэт же воспринимает время по-своему, «с точки зрения вечности». Подлинно лирическими становятся только те стихотворения, в которых есть подобные образы, а не просто сентенции «по случаю». Лучшими, на мой взгляд, являются следующие стихотворения Зиновьева: «Талант от Бога скорбен духом…», «Это свиньи утонули…», «Два отца», «Воспоминание», «Глядят с икон святые лики…», «Я в детстве жил на берегу…», «Не обмануть души поэта…». «Из детства», «Безответное», «Старушка»:

Седая, в беленьком платочке, 
Суха, как пламя, и быстра, 
Идет из храма, где с утра 
Молилась о запившей дочке. 

Молилась слезно и о сыне, 
Который был убит давно 
Среди чужой и злой пустыни, 
Но для нее жив все равно... 

Придя домой, заварит чая 
Из трав заброшенных полей, 
Так и живет, не замечая, 
Ни лет, ни святости своей. 

После такого стихотворения обвинять поэта в унынии и пессимизме опрометчиво, но обвинения в его адрес идут один за другим: «Пессимизм захлестнул его лирику и берет в свои цепкие руки души читателей… Большинство лучших стихотворений Николая Зиновьева, к великому сожалению, порождают у читателей отчаяние. А отчаяние – это капитуляция духа. Ничто так не подрывает веру в свои силы, как неверие в них. В этом, на мой взгляд, главная беда поэта» (Валерий Румянцев, 14); «Удивительным образом повлияло, по-моему, погружение в веру: вместо радости она принесла уныние, сомнение, самобичевание…» (Ольга Сумина, 15. Позднее она увидела «прежнего Зиновьева». – В. Б.); «Не грех ли такое уныние, дорогой Николай Александрович, для верующего человека?» (Валентина Ефимовская, 16). Думается, здесь произошло недоразумение в восприятии наиболее откровенных лирико-философских признаний автора. Его скорбь – не уныние, а видение и осознание своих грехов, что само по себе – добродетель («Блаженны плачущие…»). Ответом Валентине Ефимовской, стали, вероятно, следующие строки Зиновьева:

А ощущать свою греховность, 
Как говорится, в полной мере – 
И есть та самая духовность, 
Что пролагает тропку к вере.

В чем можно упрекнуть Зиновьева, так только в «грехе», свойственном чуть ли не всем литераторам, – в спешке. Некоторые стихотворения, в которых присутствует мысль, но нет образности, можно было не публиковать, доработать, дать им «отстояться»: «Он для общества член не полезный…», «Я из страны, где радость умерла…», «Вот грибочки, вот капуста…», «Мелькает в мыслях разное…». Этот вечный спор между душой поэта и внутренним редактором можно разрешить только во времени. Да, порой у Зиновьева «стихи небезупречны – безупречна Поэзия. А Поэзии в стихах Николая – бездна» (Александр Суворов, 17). Кстати, не только в поэзии: «Любому будущему историку, который начнет изучать последний четвертьвековой период в истории страны, надо будет сначала прочитать все, написанное Зиновьевым, а потом уже приступать к изучению материала, который ему понадобится. Именно такая последовательность даст правдивый взгляд». (Юрий Брыжашов, 18). Почитатели поэзии Зиновьева благодарны ему в главном: «Дорогой Николай! Слежу за вашим творчеством и радуюсь тому, что вы – моя духовная поддержка в нашей чудовищной действительности…» (Нина Черепенникова, 19). Остается надеяться, что эта поэтическая сила слова будет помогать нам еще очень и очень долго.

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Интервью с Николаем Зиновьевым. – http://
www.ya-zemlyak.ru/poesia_nz.asp
2. Там же.
3. Ткаченко П. Так мне пророчествует лира //
Литературная газета. – 2017. – 15 мая. – http://lgz.ru/
article/-19-6597-17-05-2017/tak-mne-prorochestvuetlira-.
4. Зиновьев Н. Из новых стихов. –http://www.
rospisatel.ru/sinoviev.htm.
5. «Мне очень бы хотелось БЫТЬ православным поэтом…» Интервью с Николаем Зиновьевым.
– http://mykor.ru/maps/news/586.html.
6. Выдающемуся русскому поэту Николаю Зиновьеву – 50 лет! – http://stihiya.org/news_4255.html.
7. Достоевский Ф. М. Записки о русской литературе: http://e-libra.ru/read/193857-zapiski-orusskoj-literature.html).
8. Интервью с Николаем Зиновьевым. – http://
www.ya-zemlyak.ru/poesia_nz.asp.
9. «Мне очень бы хотелось БЫТЬ православным поэтом…» Интервью с Николаем Зиновьевым.
– http://mykor.ru/maps/news/586.html.
10. Николай Зиновьев: Хорошая поэзия – от
Бога // Культура. – http://portal-kultura.ru/articles/
data/97095-nikolay-zinovev-khoroshaya-poeziya-otboga.
11. «Мне очень бы хотелось БЫТЬ православным поэтом…» Интервью с Николаем Зиновьевым.
– http://mykor.ru/maps/news/586.html.
12. Долженко Б. К тихому пристанищу / Б. Долженко. – СПб.: Издательская служба Валаамского
монастыря, 2008. – 215 с. – http://tihoprist.narod.ru/
bookHTML/ch2_11.htm.
13. 2-е послание Петра 3:8–9. –http://www.
origins.org.ua/page.php?id_story=1380#ixzz4u9b9ro23
14. Румянцев В. Талант с налетом пессимизма
(о некоторых аспектах поэзии Николая Зиновьева. –http://www.velykoross.ru/journals/all/journal_56/
article_3153.
15. Сумина О. – http://www.rospisatel.ru/
zinovjev-novoje23.htm.
16. Ефимовская В. – http://www.rospisatel.ru/
zinovjev-novoje13.htm.
17. Суворов А. – http://www.rospisatel.ru/
zinovjev-novoje22.htm.
18. Брыжашов Ю. – http://www.rospisatel.ru/
zinovjev-novoje27.htm.
19. Черепенникова Н. – http://rospisatel.ru/
zinovjev-novoje9.htm.