Ярослава Шелушина

Каждый год новостные ленты сотрясают страшные известия. В школах, колледжах и университетах происходят трагедии, ужас которых невозможно описать. Так, только в 2022 наша страна уже успела стать свидетелем того, как 26-го апреля житель поселка Вешкайма Ульяновской области Руслан Ахтямов открыл стрельбу в детском саду и убил двоих детей пяти и шести лет. В этом же году 26-го сентября в городе Ижевске один из выпускников школы №88 устроил нападение на нее, в ходе которого 17 человек были лишены жизни.

Кровь стынет в жилах. Такое всегда происходит не здесь, это всегда не школа, в которой учатся ваши дети, это всегда не ваш город, это всегда остается только трагедией, озвученной с телевизионных экранов. Однако то, что хочется так упорно отрицать – есть реалии, в которых мы живем. Слышать такое страшно, представлять – практически невозможно. Нет ни одного человека, который мог бы спокойно смотреть видео, где школьники выпрыгивают из окон в надежде спастись, нельзя просто слушать голосовые сообщения, в которых дети говорят о том, что слышат выстрелы в соседнем кабинете. Нельзя. И как можно так поступать? Что должно быть в голове у человека, который берет утором оружие и отправляется к месту, которое исконно ассоциируется у каждого со спокойствием и безопасностью. Так тоже нельзя.

И что-то страшнее этого, кажется, и придумать невозможно. Однако, ужас вселяет и то, что далеко не все трагедии есть дело рук взрослых и безжалостных нелюдей, присвоивших себе право распоряжаться чужими жизнями, отстаивая свои интересы, взгляды или же просто потакая своим прихотям.

21-го мая прошлого года ученик 10-го класса одного из лицеев города Березники ударил в горло учителя; 20 сентября в Пермском государственном университете 18-летний студент Тимур Бекмансуров совершил массовое убийство, открыв стрельбу по людям; 18 октября в посёлке Сарс ученик 6 класса пронёс в школу оружие и произвел два выстрела в стену и стеклопластиковую дверь, и пусть, к счастью, жертв не было, это никак не отрицает угрозу, которую нес ребенок. Все это произошло в 2021 году.

В какой момент угрозу жизни детей стали нести их же сверстники? Как такое может остаться незамеченным? Не бывает такого, чтоб как-то утром, собирая портфель, ребенок, помимо учебников, тетрадей, пенала и яблока на обед, решил ни с того ни с сего положить еще и пистолет в крайний кармашек.

Нет, такого не бывает. Тогда почему учителя, которые работают с детьми ежедневно, профессиональные педагоги, которые, кроме передачи знаний подрастающему поколению, должны также заниматься их воспитанием, не заметили раньше отклонений у ребенка? Или заметили и не посчитали нужным предпринять какие-то меры для их искоренения. Или приняли меры, но их оказалось недостаточно. На пути от невинного чада до школьника с пистолетом в руках лежит целая тропа, состоящая из детских травм, неблагополучной семьи, плохих условий проживания, отсутствие понимания и поддержки в школе и дома, возможно, издевательства от близких людей и т.д. Не верится, что проблемы столь масштабного характера становятся заметными лишь в момент, когда агрессия и обиды, накопленные внутри маленького тельца, выплёскиваются, оставляя за собой кровавый след.

Но что же делают те самые школы, для того, чтоб их номер не становился синонимом произошедшей трагедии? Да, сейчас в каждом учебном заведении есть психологи, однако, в чем именно заключается их работа нам рассказала Екатерина Романовна Кориева – психолог одной из школ Краснодара.

Е.К.: Обязанности довольно обширные, начиная с того, что мы диагностируем детей, в некоторых школах учителей тоже. Самое простое – тестирование жизнестойкости два раза в год, которое определяет именно состояние учащегося, то есть как он себя сейчас ощущает, возможно, выявление начальных признаков депрессии, а также тестирования на профориентацию, тестирования по подготовке к экзаменам, профилактическая работа, вступление на родительских собраниях.

Я.Ш.: Но достаточно ли проводимых тестирований для выявления каких-то проблем или же отклонений у ребенка?

Е.К.: Я считаю, что нет. Даже когда ты работаешь с ребенком индивидуально и даешь ему тест, он может просто взять и везде нули поставить, или просто двоечки пообводить, «по-приколу». А я как психолог захожу и передо мной их сидит тридцать человек, и я не знаю, кто и что пишет. Ребенок нарисует кучу двоек, я его вызову, дам дополнительный тест, он отметит также, мы вызовем родителей, проведем дополнительные обследования. А потом начинают слухи ходить, мол психологи плохие такие, они всех в психбольницы закроют и т.д. Я считаю, что этого мало. Сколько бы в школе не было детей, одного психолога недостаточно. Нужна беседа, и причем один на один, и не просто он пришел, и ты такая: ну вот у нас есть сорок минут, давай общаться. Нет, это все должно наблюдаться. Тест – это очень удобно, когда нужно скринингом сделать, но интерпретировать его крайне сложно. Должна быть беседа, должно быть наблюдение, но в общеобразовательных школах – это очень трудно.

Я.Ш.: Знаю по собственному опыту, что даже если у ребенка есть какие-то проблемы, переживания, то школьный психолог – это последний человек, к которому он будет обращаться. И это же касается не только самого себя. Если у кого-то из одноклассников или знакомых есть трудности, то его друзья не посоветуют сходить в тот страшный кабинет психолога. Почему так происходит?

Е.К.: Пока у нас не изменится система образования, пока мы не переживем то, что психолог равно психиатр ничего не поменяется. Ведь даже родители прививают эту точку зрения: выйдешь на улицу, там мама чья-то, вроде молодая, 27-28 лет, говорит ребенку: «Веди себя хорошо, иначе тебя отведут к психологу и закроют в психушке!». Ты стоишь и думаешь: когда психология сейчас из каждого утюга, как люди все равно так думают? Пока этот стереотип не изживет себя ничего не изменится. Психолог – это такой же врач. Вы же не идете к педиатру с мыслью о том, что он сейчас найдет у вас рак, выкачает из вас деньги и вы умрете.

Я.Ш.: Действительно, в обществе бытует стереотип о том, что работа с психологом – это что-то обязательно указывающее на болезнь. Можно понять, когда такой позиции придерживается человек старшего поколения. Они говорят, что у них никогда психологов не было, и ни у кого проблем не наблюдалось. Но человек, который хотя бы раз в неделю берет в руки телефон, обязательно должен услышать хоть раз о работе и пользе психологов.

Но так или иначе, любая работа – это работа в команде. И в данном случае, при работе с ребенком ответственность ложится не только на плечи психолога.

Е.К.: В идеале, чтобы проследить за ребенком, в первую очередь, родитель как заинтересованное лицо, также классный руководитель, который все равно наблюдает за ним. Если мы говорим с 5-го по 11-й, то учителя предметники должны за этим следить. Это должна быть работа родителей, учителей, социального педагога, психолога и вообще всей администрации, а иначе – это бесполезно, это игра в одни ворота.

Я.Ш.: И все-таки вернемся к нашей теме. В каких случаях психолог должен обратить внимание на ребенка, провести с ним индивидуальную беседу, возможно, поговорить с родителями?

Е.К.: Самое банальное: проводился тест, который продемонстрировал высокий показатель – это первый маячок. Второй маячок – это приходит классный руководитель. Бывает, правда значительно реже, прибегают просто дети в истерике, иногда приходят друзья и хотя бы спрашивают какой-то совет. Я лично из кабинета не выхожу. Сидишь тут с этими бумажками и все. Поэтому большой упор на классных руководителей и учителей-предметников.

Я.Ш.: Что в таком случае следует сделать школам для того, чтоб избежать случаев нападения на учебное заведение со стороны учащихся или выпускников?

Е.К.: Чтоб такое искоренить, нужно за этим следить, создавать атмосферу, в которой дети всегда под контролем, а не так, что присылается план работы, а учитель такой: «Ну, у нас должно было быть это, напишу, что сделали. Дети, встаньте, я вас сфотографирую». К этому зачастую относятся так, что «вот у нас в СССР не было психологов и нам хорошо». И проблема в том, что зачастую учителя возрастные, и поэтому до сих пор остается подобное отношение. Хотя эти люди обучаются, повышают квалификацию. Любой педагог, будь ты учителем физики, биологии или технологий будет изучать психологию, они же знают, что это такое. В случае всех этих стрельб всегда что выползает? Что школа недосмотрела. Кто-то отнесся спустя рукава. Возможно, соцпедагог бил в колокола, отправлял письма. Бывает, что не только школа виновата. Школа что-то сделала, а вышестоящие инстанции могли что-то «проворонить». Если мы видим, что ребенок в кризисном состоянии и родители не собираются что-либо делать, то мы говорим отвести ребенка к врачу-психиатру, говорим, что есть какие-то проблемы, и отвести его следует, хотя бы для проверки. Но не всегда родители считают это нужным. И ты отправляешь письма в Комиссию по делам несовершеннолетних и защите их прав. Но и в этой системе есть большие пробелы. Пока эта система не наладится, ничего не изменится. Возможно, это из-за того, что я молода, я все критикую, но исходя из того, что я вижу, с чем я сталкиваюсь, пока это не поменяется… нельзя о чем-то говорить.

И кто все-таки виноват в том, что ежегодно мы становимся свидетелями того, как дети прибегают к крайним формам агрессии? Это школы, плохие учителя, родители, система, или, возможно, это просто само дитё таким уродилось? Виноваты в этом все. Все, кроме детей. Мы сами создали общество, в рамках которого допускается насилие, издевательство и неуважение в сторону самых маленьких. И работать, прежде всего, нужно не со школьниками, а самим с собой, для того чтоб каждое следующее поколение все меньше прибегало к насилию и все больше окружало заботой, любовью и пониманием себя и окружающих.