Он считал себя политическим публицистом и пусть написал немного, но это всегда было очень точно и ярко. Тем не менее, он подчеркивал, что публицистика «не любимый» [1, с. 384] им писательский жанр. И потом ему приходилось заставлять себя это делать, как главного редактора.

Его любят или необоснованно ненавидят как «русиста», ценят как писателя, отдают должное его воспоминаниям – «Без выбора», редко отзываются как о поэте и совсем не пишут о нем как о публицисте. За величием прозы редко кто замечает величие его публицистики. Бородина все знают, как человека и писателя, но не как публициста. И если проанализировать его труды, можно заметить одну особенность: проза, стихотворение, басня, статья…все проникнуто бескорыстной любовью к Родине, которую писатель принимает со всеми ее «сорняками».

Публицистика и проза Л. Бородина проникнута не просто осмысленной любовью, а исторически осмысленной. Он писал: «Мы интереснейший народ в истории человечества; еще византийцы понимали, что нас не проигнорируешь и с нами не соскучишься» [1, с. 53]. С горечью в статье «Об истории и историках» писатель отмечал, что многострадально не только наше Отечество, но и история его. По Бородину, есть история как наука о прошлом, а есть история своего отечества, чувство по отношению к которой и формируют нашу нацию, народность русского духа, русского человека: «Волнение, что испытываете, глядя на лица предков, тоска родства, необъяснимая и тревожная, и отчаяние, и грусть…– должны, я настаиваю на этом слове, должны испытываться человеком при вглядывании в историю своего отечества» [1, с. 54]. 

Именно тогда, когда мы забываем о своей истории, переписываем ее, отнимая хлеб у иностранцев, когда мы становимся гражданами «гордо отшвырнувшими прочь от себя опостылевшие растоптанные лапти и облачаемся в нечто подобающее с мировым знаком качества» [1, с. 53], вот тогда мы можем забыть о своей национальности, народности, о своей России.

Вопрос о нации у Леонида Ивановича был первостепенен, он верил, что рано или поздно осознание важности этого явления придет и ко всей России. Писатель критиковал тех людей, которые давали точное, сухое определение «нации», он считал, что рассматривать нацию как исторически сложившуюся общность людей – это отказ от попытки определить смысл и назначение этой «общности».

По мнению Л. Бородина, нация появилась, дабы привести в равновесие два борющихся начала в человеке: материальное и духовное, и предопределить первостепенность духовного начала. Исходя из принципов социал-христианской концепции бытия, нация – это Богоискание, это христианство. Дохристианские религии были подготовительным этапом, но именно христианство оформило нацию народа. «Таким образом, национальный комплекс может быть положительно рассматриваем лишь в состоянии его подчиненности, целенаправленности, только в том смысле, в каком он есть условие и гарантия Богоискания» [2].

В статья «Русская культура – рейтинг ноль?» красной нитью проходит мысль: как мы бы не оценивали болевые периоды нашей истории, которые были, есть и будут, ориентация на культуру никогда и никем не отменялась. «Объявив войну Православию, коммунисты пытались прекратить источник культурного созидания, но это удалось им лишь частично. Будучи людьми идеи, а не веры, они не могли и предположить фактор долговременности действия первоисточника» [1, с. 71]. По мнению публициста, коммунистические вожди, а не современные «культур – егеря», прекрасно понимали значение и роль Православия. То есть духовного опыта народа в формировании русской культуры, которая была безусловно православной по своей сути.

Невозможно говорить и писать о национальности, не затронув тему о тех, кто изменил своему существованию – эмигранты. Обращение «К русской эмиграции» – то, что характеризует Л. Бородина как человека, как писателя и как, пусть он и не применял этого слова, патриота своей страны. В статье анализируется всеми известное суждение, что человек, покинувший страну, где есть определенная степень «несвободы», получает возможность говорить в полный голос, он освобождается не только от внешней цензуры, но и от внутренней. Да, может эмиграция – это не всегда плохо, может это явление способствует «кристаллизации» сознания и активизирует творческий процесс, но «эмиграция, в сущности, есть всегда побег» [1, с. 244]. И как не согласиться с писателем? Всегда есть альтернатива: остаться и бороться, бороться и погибнуть.

Как бы эмигрант не утверждал, что «там» он сделает больше и «там» начнет «по-настоящему жить», он всегда ощущает неполноту своего бытия, и вот она оставляет последствия в мировоззрении. Если или когда «эмиграция» получит доступ к инициативе, обнаружится тенденция к насилию национальной ситуации. А это и есть гибель русской народности.

Заканчивает статью Л. Бородин «русским милосердием»: «И все же наше отношение к русской эмиграции достаточно терпимо и вполне почтительно по той причине, что это эмиграция русских людей, любящих Россию» [1, с. 249], пусть и своей странной любовь.

Вообще, его публицистика особого рода. Художественная публицистика писателя, наполненная яркими психологическими образами. Л. Бородин психологически точно описывает наше национальное, по-детски искреннее отношение к жизни. В этом он часто находит объяснение нашим политическим срывам: «Обычному ребенку свойственно задавать вопрос: “Что это?” Ему говорят: “Это розетка”. Он кричит: “Почему?” — и тут же сует в нее пальцы. Вот это мы! “Что? Социализм?! — взвизгивает русский мальчик. — Да как мы после этого смеем кушать три раза в день!” — срывает с младшей сестренки розовый передник, нацепляет на отцовскую трость и с развевающимися волосами выскакивает на улицу...» [1, с. 53–54].

Как публицист на страницах журнала русской эмиграции «Вече» (Мюнхен) Бородин отстаивал российскую государственность в том виде, в каком она сформировалась на протяжении многих веков православной истории. Писатель считал, что, если перемены в нашем обществе и возможны, то они должны быть обусловлены исключительно нуждами самого Российского государства, а не быть привнесенными извне.

Несмотря на сильное чувство любви к своей Родине, писатель был способен и на отстраненный, объективный анализ, осмысление и предмета любви, и своего чувства. Одной из основных «положений», сформулированных Леонидом Ивановичем, есть следующее: «государство, как форма национального обособления, интернациональным быть не может, оно может только исповедовать идею интернационализма» [1, с. 73]. Это сформулированное Бородиным противоречие советской государственности доказывало одновременно ее вненациональность, другими словами – нерусскость, и невозможность существования данного образования, которое не имело никакой «почвы», кроме идейно утопической.

Когда из советского коммунизма появился национал-коммунизм, его Бородин воспринимал как «призыв к совокуплению с дьяволом на предмет улучшения породы. А также в то время «выварилась» и та «великая плеяда западников, которые на свой лад, но вполне по-большевистски пытаются осчастливить Россию» [1, с. 528–529].

Его любовь к России была не только чистой и искренней, но и по-взрослому выстраданной. А потому он был достаточно резок с теми, кто говорил о России как об «историческим недоразумением», с такими людьми у него «не может быть ничего общего» [1, с. 579]. К либералам Леонид Бородин был безжалостен еще с советских времен: «Либерализм есть антихристианское понимание мира, это самый изощренный и жестокий соблазн человечества. Именно либерализм как способ миропонимания — подлинная антитеза христианству» [1, с. 223].

В 1989, накануне развала Советского Союза, гибели исторической России, Бородин пророчески утверждал: «...Либерализм - явление безответственное: высказался, а там хоть трава не расти. И «справа» и «слева» есть и те, кто работают на кровавый развал государства, и те, кто противятся этому. А развал – это будет не гибель Империи, а гибель России. Остальные как раз уцелеют. Ещё одной Революции Россия не выдержит. Сейчас вновь актуальны слова Столыпина: «Кому-то нужны великие потрясения, а кому-то – великая Россия».

В последние свои годы он саркастически утверждал, что «демократия — это звучит гордо... Поскольку она есть самая утонченная, порою почти гениальная имитация народовластия» [1, с. 347].

Леонид Бородин был русский «человек- догмат», все существо которого жило идеей лично ему необходимого возрождения России, ради которого он не постоял бы ни за какой ценой в своей личной жизни.

«Яркая личность, снискавшая любовь читателей, жаждущих честного и высокохудожественного слова, Бородин – в одном ряду с Распутиным, Беловым и Крупиным...» [3]. Вместе с ними он продолжил и развил путеводную духовно-нравственную линию великой русской литературы, сделал все возможное для возрождения русского самосознания.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Бородин, Л.И. Собрание сочинений: в 7 т. – Том 7 / Л.И. Бородин. М.: Издательство журнала «Москва», 2013. 11 с.
Вече: Независимый русский альманах [Электронный ресурс] // «Вторая литература»: Электронный архив зарубежья имени Андрея Синявского. – URL: https://vtoraya-literatura.com/pdf/veche_09_1983__ocr.pdf.
2. Головкин, Н.А. Неподкупный голос. Памяти Леонида Ивановича Бородина [Электронный ресурс] /  Н.А. Головкин // Русская народная линия. Православие. Самодержавие. Народность. – URL: https://ruskline.ru/monitoring_smi/2012/01/03/nepodkupnyj_golos_pamyati_leonida_ivanovicha_borodina/.