А.К. Попов

«По плодам их узнаете их»

Мф.7,16

Введение. Призрак сталинизма бродит по России. Среди идолов современных атеистических капищ до недавнего времени главное место занимали идолы Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. И хотя их свергли, идолопокпонники еще остались. Несмотря на то, что воплощенная социалистическая утопия потерпела крах, теоретические и мировоззренческие корни ее еще не выкорчеваны. Для того чтобы это сделать, надо не только разоблачить мистификационную и разрушительную суть марксизма-сталинизма, но и предложить позитивное решение известных политических, культурных, экономических проблем на новых духовных и научных основаниях. По большому счету речь идет о новом строительстве Великой России в продолжение тысячелетней традиции государственного бытия русского народа на собственном третьем пути, отличном и от марксистского коммунизма и от демократического либерализма.

Сталинизм как практика государственного социалистического строительства, форма марксистской идеологии и социальная теория пал. Он был проникнут духом этатизма и экономизма. Однако, нет сомнений, что настоящее время по-прежнему, хотя и в извращенном виде, проникнуто духом сталинизма. Призрак Сталина бродит и по России и по «ближнему зарубежью». «Наследники Сталина» пышно отмечают свои дни рождения на приватизированных развалинах сталинской империи и воздвигают себе памятники при жизни. Призрак Сталина бродит и в умах «россиян», в области теории и идеологии, поскольку все современные отечественные политики, политологи, экономисты, философы и иные обществоведы зрелого возраста “вышли из марксизма-сталинизма”. Поэтому представляет особое значение выяснение духовных истоков марксизма-сталинизма, выяснение интуиций, лежащих в основании учения и методологии диалектического материализма, для их эффективного преодоления.

Марксизм как философско-экономическая доктрина вырос не на пустом месте. Он сконцентрировал в себе ряд типично западных духовных источников и направлений от гегелевского идеализма, смитовского экономизма, утопического коммунизма Сен-Симона, Фурье, Оузна до воинствующего “богостроительского” гуманизма Фейербаха, алхимии и магической практики масонских лож. Так что марксизм имеет в себе значительно больше составных частей, чем три, на которые ссылался Ленин.

Когда мы говорим о Сталине, то обычно вспоминаем о нем по заученным клише, как о «вожде», «отце народов», «великом государственном деятеле», «создателе советского государства» и т.п., или по подобным же отрицательным клише демонизируем его, видя в нем «злодея», «палача народов» и т.д. И эти клише поневоле вводят нас в определенный эмоциональный тон и лишают способности здраво и непредвзято осмыслить его действительную весьма сложную историческую роль и то, что было им создано, конечно, совместно со всем громадным партийно-государственным аппаратом. Тем не менее, для всякого ясно, что с именем И.В.Сталина связана практически вся советская эпоха с 1917 по 1991 г. с ее достижениями и провалами, связано создание строя «развитого социализма», пламенным поборником которого он был от начала и до конца. И новый «капиталистический» строй, возникший на его руинах, соединен с ним пуповиной и носит на себе его родовые черты. Поэтому есть проблемы сталинизма широкого спектра, о которых стоит говорить и размышлять, в том числе есть «экономические проблемы социализма», поднятые И.В.Сталиным в одной из последних его работ[1] в 1952 г. О Сталине надо судить по его делам. Чисто биографический подход мало что дает, кроме психологизма и «выяснения отношений».

«Экономические проблемы социализма в СССР». В этой работе «вождь мирового пролетариата», стоя на краю могилы и не имея достойного преемника, давал задание советским политэкономам написать приемлемый учебник политической экономии социализма. Он рассмотрел, как известно, семь основных вопросов:

- о характере экономических законов при социализме,

- о товарном производстве при социализма,

- о законе стоимости,

- об уничтожении противоположности между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, о ликвидации различий между ними

- о распаде единого мирового рынка и углублении кризиса мировой капиталистической системы,

- о неизбежности войн между капиталистическими странами,

- об основных экономических законах современного капитализма и социализма.

Этот его анализ и его ответы, сделанные на кондовых основах марксизма, стали той программой, по которой двигалась советская политэкономия в дальнейшем. Именно на этой основе был создан ряд учебников политэкономии социализма, в том числе и один из последних [2] 1989 г. Правда, надо сказать, что всех указаний т. Сталина ни одному из авторов не удалось выполнить, не говоря уже о том, что ни у кого не нашлось ни воображения, ни смелости, чтобы хотя бы приблизиться к «полету мысли» учителя советских политэкономов К,Маркса. В частности, они не смогли обнаружить пресловутую «клеточку» социализма, из которой можно было бы, как это сделал К.Маркс, «вывести» все основные категории социалистической политэкономии по методу восхождения от абстрактного к конкретному. «Планомерность» как «клеточка» социализма оказалась теоретически непродуктивной. Не удалось советским политэкономам выполнить и указание т.Сталина о том, чтобы снять «искусственно приклеиваемые к социалистическим отношениям» понятия необходимого и прибавочного продукта, прибыли, рабочей силы как товара и найма, «как будто рабочий класс, владеющий средствами производства, сам себе нанимается и сам себе продает свою рабочую силу» [1, 165, 166].

Этот провал советской политэкономии произошел не только от страха перед террором, встроенным в советскую социалистическую систему изначально, но и от того, что практически никто из политэкономов, да и, по-видимому, философов, даже таких продвинутых, как Э.В,Ильенков [3] или А.А.Зиновьев [4], которые посвятили свои кандидатские диссертации марксистскому методу восхождения от абстрактного к конкретному, не были посвящены в эзотерические тайны марксизма. Последние две работы философов были явным ответом на вызов И.В.Сталина, брошенный им в работе «Экономические проблемы социализма в СССР». Диссертации не были тогда опубликованы. И лишь в 1960 г. Э.В.Ильенков изложил свои результаты в монографии «Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" Маркса» [5].

А эти эзотерические тайны, на наш взгляд, были, и они-то позволяли как понимать, что же хотел сказать К.Маркс на самом деле, так и работать в его ключе, Несомненно, это посвящение в тайны марксизма имелось у вождей «советского пролетариата» В.И.Ленина, Л.Д.Троцкого и И.В.Сталина, которые, правда, их «благочестиво» не раскрывали. Но они их использовали в своей борьба за власть и говорили, как легко заметить, на одном языке. Если оставаться на поверхности учения марксизма-ленинизма-троцкизма-сталинизма, то невозможно не только понять, но и тем более преодолеть его конструктивно. Для проникновения в глубь него требуется выход за пределы марксизма, опора на учение Православной Церкви, а также знание некоторых секретов эзотерических учений, которые стали известны непосвященным в последнее десятилетие в связи с публикацией многих прежде тайных рукописей и книг. С этой глубинной точки зрения, как мы считаем, и следует рассмотреть ответы И.В.Сталина на поднятые им же вопросы.

В первом вопросе об объективном характере экономических законов при социализме И.В.Сталин исходит из того, что «марксизм понимает законы науки - все равно идет ли речь о законах естествознания или о законах политической экономии, - как отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей... Законы экономического развития являются объективными законами, отражающими процессы экономического развития независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их и, опираясь на них, использовать их в интересах общества, дать другое направление разрушительным действиям некоторых законов, ограничить сферу их действия, дать простор другим законам, пробивающим себе дорогу, но они не могут уничтожить их или создать новые экономические законы. Одна из особенностей политической экономии состоит в том, что ее законы в отличие от законов естествознания недолговечны, что они, по крайней мере, большинство из них действуют в течение определенного исторического периода, после чего они уступают место новым законам. Но они, эти законы, не уничтожаются, а теряют силу в силу новых экономических условий и сходят со сцены, чтобы уступить место новым экономическим законам, которые не создаются волею людей, а возникают на базе новых экономических условий» [М, 154-156] Однако как возникают эти новые условия и вместе с ними новые формы? И возникают ли вообще какие-либо законы общественного развития от того, что их выскажет даже вождь мирового пролетариата? Не нужно ли для их утверждения еще что-то, кроме высказывания?

Как мы видим, в суждении Сталина настойчиво повторяются марксистские догмы о развитии, о независимости законов от воли людей, об отражении действительности в сознании, о подходящих условиях. Таким образом, неявно предполагается в качестве непреложного вероучения («марксистское учение всесильно, потому что оно верно») марксистская антропология, космология и философия хозяйства. Именно в них лежит ключ к пониманию того, что же И.В.Сталин хотел сказать в своей последней работе.

Марксистская антропология. В марксистской антропологии человек понимается лишенным всякой индивидуальности, души и свободы и, следовательно, свободы воли. К.Маркс вполне соглашается со своим единоплеменником Спинозой в том, что свобода — это познанная необходимость, и, значит, это всего лишь следование законам природы, а не способность богоподобного творчества. По определению Маркса, сущность человека составляет совокупность общественных отношений. Если перевести эти слова на современный научный язык: человек — это совокупность выполняемых им ролей. Под ролью понимается набор правил, предписаний, прав и обязанностей одного исполнителя роли к исполнителям других ролей. Но ведь исполнение предписаний по заданному алгоритму составляет суть машины. Поэтому есть все основания утверждать, что в марксизме человек массы понимается как машина, точнее человек-машина. По сути дела основной смысл марксизма в том и заключен, чтобы сделать человека машиной, чтобы он себя вел, мыслил, чувствовал, ощущал и созерцал, как машина. Это сатанинский и антихристианский замысел. Ибо сатана, его будущий «сын» антихрист, как и его предтечи, сами суть духовные машины. Они сами себя лишили духовной свободы, стремления к Богу, добру, красоте, обратившись на зло и безобразие.

Митрополит Иоанн Снычев говорил в своем глубоком историософском труде “Самодержавие духа” [6], что основное острие марксистского учения заключалось в его воинствующем антихристианском духе. Этот дух дал основание марксисту А.Луначарскому назвать учение Маркса “пятой великой религией, сформулированной иудейством.., подаренной титаном-евреем пролетариату и чеповечеству” [7, 146]. И вот на этом машинном антихристианстве, казалось бы, неожиданно сошлись технократическая капиталистическая и коммунистическая (социалистическая) утопии, служащие друг для друга мнимыми антиподами и “бифуркатами”.

Однако как привести живого человека с его бессмертной душой к состоянию машины? Основными средствами стали две взаимодополняющие капиталистическая и коммунистическая утопии. Капиталистическая утопия стала воплощаться в Западной Европе, а затем Америке, начиная с Х\УИ-Х\УШ веков на религиозных основах талмудического иудейства, католичества и протестантизма. Ее типичными идеологемами стали ‘свободная конкуренция”, "общество всеобщего благоденствия", "индустриальное общество", "постиндустриальное общество" и др. Эти идеологемы экономико-религиозного характера возникли на Западе в силу отпадения западных народов от Православной Церкви и отчуждения от Бога.

Его заменителями стали государство, партия, масонская ложа, сам эмансипированный от своей совести человек-гуманист. С помощью развития науки, техники, общественной организации отчужденный от Бога и Его благодати, абстрактный и эмансипированный человек Запада достиг великой власти над себе подобными человеческими существами и природой. Но эта власть фактически ему не принадлежит, Она принадлежит сети организаций. Организация — нечто целиком другое, нечто отчужденное от человека. Это стоящая над рядовым человеком тотальная реальность, перед которой он исполнен страха, боится наказаний, стремится достичь ее расположения с помощью самоуничижения, показной добродетели и послушания. Место Бога заняли идолы организации, денег и капитала. А вместо христианина пришел буржуазный (читай — замасоненный) западный человек — неутомимый, опасливый, преданный организации, самоуничижающийся перед ней, предприимчивый стяжатель, ревнивый и агрессивный в преследовании благ этого мира: собственности, здоровья, знаний, технического мастерства, благосостояния, власти, победы, господства и т. п.

Капиталистическая утопия предпринимательства оказалась эффективным средством организации душевной жизни буржуа и канализации его энергии. Но эта капиталистическая религия-утопия предназначена была не для всех, а для избранных, для капиталистов. Трудящиеся рабочие и крестьяне, те, кто не мог иметь своего большого прибыльного дела фактически оказались вне этой утопии, были ею “охвачены” лишь в качестве рабочего скота, но, естественно, не увлечены. Поэтому они лишились не только смысла духовной жизни в своем богоотступничестве, но и смысла мирской жизни, предмета проецирования своих коллективных представлений. Таким образом, здесь создался своеобразный не только идейный, но и душевный вакуум, т.к. народы в массе лишились истин христианского учения и Божественной благодати. И этот вакуум рано или поздно должен был быть заполнен. И он был заполнен рядом идеологических доктрин, среди которых коммунистический марксизм как та самая “пятая религия” для пятой колонны оказался наиболее действенным.

Марксизм как “пятая религия” оказался наиболее действенным, потому что он обращался к самым низменным человеческим страстям угнетенного люда — ненависти, мести, зависти, жадности. Марксизм явился такой идеологической машиной, которая позволила с помощью созданных К.Марксом идей и символики разбудить, переориентировать, направить духовную энергию масс людей сначала в России, а потом и в различных частях света на реализацию марксистской антихристианской утопии. Марксизм явился неким мирским кальвинизмом и разработал свои мотивы антихристианской идеологии. Центральной фигурой антихристианской идеологии становятся не Спаситель Иисус Христос, а современный его «заместитель», антихрист, вождь мирового пролетариата и подчиненные ему трудовые массы. Это по сути дела алхимические, хотя и человеческие, в эзотерическом марксистском смысле, массы, с которыми демиург-вождь, политический алхимик производит свои эксперименты.

Маркс говорил: “Идея, овладевшая массами, становится материальной силой”. Идея из идеального плана переходит в план материальный, как и, наоборот, из материального в идеальный. Значит, главный вопрос для марксиста-политического алхимика состоит в том, какие идеи и при каких условиях могут овладеть массами и что надо сделать для этого. «Научная марксистская теория» призвана создать такие идеи, «дать духовное оружие в руки пролетариата». К таким оружейным идеям относились идея об эксплуатации рабочих на основе присвоения капиталистами прибавочного продукта, «законы» капиталистического производства, а также идеи классовой борьбы и атеистического материализма.

Атеистический марксизм стал как бы квинтэссенцией всех западных ядовитых учений Х!Х века, предназначенных для «пролетариата». Когда человек отступает от Православия и от Бога, то и Бог отступает от него. И бесы и их служители приступают к отчужденному от Бога человеку со своими утопиями. Именно утопии, ложные религиозно-социальные учения, приводят человека к состоянию машины и даже, как говорили марксисты, винтика в машине. Смысл марксистской утопии как лжерелигии состоит в том, чтобы дать человеку суррогат вероучения, исказить его образ здравого мышления и чистой совести, погрузить его в безысходное зло, направить его на ложный путь, путь погибели, “путь нечестивых”.

Этот путь атеистически-коммунистического развития, спроектированный коллективными усилиями утопистов от Сен-Симона до Маркса был пройден под руководством коммунистической партии и ее вождей Ленина, Троцкого и Сталина в России и других т.н. социалистических странах. На этом пути была создана пресловутая «командно-административная система», организовано социалистическое общество. Но ведь «командно-административная система» — это опять же социальная мащина. Вполне логично оказалось также, что социализм — это высшая стадия развития капитализма, а капиталистический и социалистический пути вели и привели к одному результату — современном технократическому обществу, базирующемуся на общей антихристианской машинной идеологии.

Марксистская космология и философия хозяйства. Возвращаясь к первому вопросу-ответу Сталина, теперь можно легко понять, что многократно им подчеркиваемая независимость экономических законов от количества людей основывается на марксистской антропологии, космологии |философии хозяйства. Маркс развил представление о естественно исторических процессах в человеческом обществе, о смене формаций процессе, прежде всего, экономического развития, которое он понимал как выращивание того духовного семени, которое в этой формации посажен: в общественную субстанцию как почву. В этом процессе как каждый отдельный человек, так и целые классы, т.е. “химико-экономические элементы”, являются всегда «продуктами» происходящего процесса и никогда не имеют ни свободы, ни воли выпрыгнуть из этого процесса, ни сказать ему “нет”. И в этом отношении все учение Маркса служит обоснованием любого запрограммированного экономического поведения человека, т.е, по сути дела безнравственности. Ведь каждый человек и капиталист, и рабочий, и крестьянин всего лишь “олицетворения экономически: “категорий”, “носители определенных классовых отношений и интересов (К.Маркс). Другими словами, они не свободные участники исторического процесса, а безвольные частицы общественного потока, общественно: субстанции, претерпевающей те или иные трансформации. Их правосознание — всего лишь привходящий элемент, принудительно навязываемые им в качестве надстройки.

Новым в марксизме явилось материалистическое истолковании самодвижения не только общества, истории, но и самодвижения теории новым является марксистское понятие "материи". Хотя Маркс ссылается на материалистическую традицию, тот смысл, который он вкладывает понятие материи, далеко отличается от смысла научной материи физиков и химиков, которую мы себе представляли, когда изучали марксизм. Материя Маркса — это, прежде всего, общественная материя, а точнее органическая материя алхимиков, субстанция, обладающая способностью роста, размножения и превращений. В отличие от идеалиста Гегеля Маркс, признавая материальное единство мира и примат материального над идеальным, утверждает не только оплошность материи, но и ее непрерывное саморазвитие от простейших форм к высшим, “от абстрактного к конкретному”, например, от химического белка через амебу и обезьяну к человеку. Если Гегель еще сохранял элементы библейских представлений о непереходимых ступенях творения в виде ступеней механизма, химизма, организма, то Маркс пошел значительно дальше Гегеля в разрушении остатков христианских представлений о Творении мира и в своем обращении к алхимическому учению об органической материи.

В самом деле, алхимия — эзотерическое учение об органической, а не химической материи и веществе, об органических превращениях, происходящих, возможно, и в неорганических (с современной научной точки зрения) средах, например, в химическом веществе. Алхимия — это теория и практика магических превращений материи по известным магическим формулам-заклинаниям, с помощью которых вызываются и используются бесы для достижения искомых превращений. Согласно доктрине, “алхимия есть наука о приумножении и основывается на естественном феномене роста”. “Алхимия — это не процесс получения чего-то из ничего. Это процесс увеличения и улучшения того, что уже существует. Если бы философ утверждал, что человек может быть сделан из камня, непросвещенный люд сразу бы воскликнул: "Невозможно! Тем самым люди обнаружили бы свое невежество, потому что мудрым известно, что в каждом камне есть зародыш человека. Философ также мог заявить, что вселенная могла бы быть сделана из человеческого материала, и было бы глупостью объявлять это невозможным, поскольку это свидетельствовало бы о непонимании того, что человек есть семя, из которого могла бы вырасти вся вселенная” [8, 569]. Поэтому когда профаны недоумевают [9], как так может сочетаться социальная инженерия, расцвет которой пришелся на советский период, с объявленным Марксом естественно-историческим и даже органическим развитием общества, то надо учесть, что для него и других вождей-демиургов истории общество - это алхимическая материя, субстанция, которые вполне допускают механическое вмешательство демиурга-алхимика.

Но что такое собственно субстанция в понимании Маркса? Откуда он берет эту важнейшую категорию своего анализа и построения? Ведь это понятие введено не случайно, используется не метафорически, как можно подумать, а систематически служит для достижения определенных теоретических и практических целей. Происхождение этой категории у Маркса по меньшей мере двоякое. С одной стороны, он унаследовал ее из европейской философской традиции Нового времени. А с другой стороны, он унаследовал ее глубинное понимание, которое было скрыто в этой традиции, от средневековых алхимиков. Символом субстанции в алхимии является уроборос, гностический змей познания, пожирающий свой собственный хвост и через это самопожирание обретающий все новую жизнь и рост. Одновременно уроборос — символ алхимического золота и перманентной революции, символ единства противоположностей. Уроборос превращает общественную субстанцию в хаос. И в этом хаосе сеются семена разложения. Поэтому “идеальным” для алхимика обществом, живущим под знаком уробороса, является такое общество, которое пребывает в состоянии управляемого хаоса.

Одним из обществ такого типа является капиталистическое общество. Маркс так объясняет эту “идеальность” капиталистического общества: “Так как по внешности денег нельзя узнать, что именно превратилось в них, то в деньги превращается все: как товары, так и не товары. Все делается предметом купли-продажи. Обращение становится колоссальной общественной ретортой, в которую все втягивается для того, чтобы выйти оттуда в виде денежного кристалла. Этой алхимии не могут, — заявляет кощунственно Маркс, — противостоять даже мощи святых, не говоря уже о менее грубых “гез засга — запбае, ежа соттегсит поптит” (священных предметах, исключенных из торгового оборота людей)” (выделено мною — авт.) [10, 142]. Таким образом, согласно алхимической традиции, которую усваивает Маркс и на которую прямо указывает, субстанция содержит в себе семя алхимического золота, а общественная субстанция - денег. И капиталистическое общество находится в процессе постоянных превращений своей субстанции, в процессе циклических разрущений-кризисов и восстановпений-обновлений своей структуры. Другим идеальным, по Марксу, обществом является социалистическое общество, находящееся в состоянии перманентной революции, смены форм жизни, конфликтов, строительства и перестройки...

Возвращаясь к философской традиции — другому духовному источнику Маркса, следует отметить, что понятие субстанции у Маркса содержит в себе в свернутом виде те представления, которые были развиты в философиях Спинозы, Декарта, Канта и Гегеля [11] как логические экспликации алхимического понятия субстанции. Субстанция обладает двойственной природой. Она — материя, объект и в то же время субъект всех своих превращений и движений. Говоря словами Спинозы, субстанция —причина самой себя (саиза зий, активная причина всех своих формообразований и не нуждается во влиянии извне со стороны какого-либо иного субъекта. Таким образом, субстанция — это бог атеистов и пантеистов, замкнутая, абсолютная, самодвижущаяся система. По отношению к субстанции человек как субъект, наделенный сознанием, волей, свободой и нравственностью, или человеческий индивид, только акциденция этой всеобщей субстанции, способ ее саморазличения, волна в океане материи, ее представитель, носитель, персонификация, и потому только видимый субъект, не наделенный никакой субстанциональностью.

Субстанция выступает у Маркса по меньшей мере в двух “мирах”: в мире теории и в мире общественных отношений капиталистического общества. В первом — теоретическом мире — субстанция. Выполняет роль априорной гносеологической формы мышления, формы осуществления теоретического синтеза явлений и фактов, “то постоянное, по Канту, лишь в отношении к которому можно определить все временные явления” [12]. Таким образом, субстанция — это превращающееся постоянное, единство в многообразии, конкретное, всеединство, субъект всех предикатов и высказываний данной теории, правда, в различных своих формообразованиях. В противном случае, предполагают философы, не может быть осуществлена система знаний и выявлена природа вещей. Субстанция мыслится как ключ к любой теории, как системосозидающее начало и в собственно теоретическом движении и в реальном мире. Развивая это представление о субстанции Гегель утверждал, что субстанция — это «целостность акциденций, в которых она открывается как абсолютная отрицательность, т.е. абсолютная мощь и вместе с тем как богатство вся-кого содержания» [13].

Исходя из своего субстанционального и в то же время материалистического представления об обществе, квинтэссенцией которого являет алхимическое золото, Маркс, естественно, пришел к экономизму, к признанию в обществе примата экономических отношений, однако понимаемого им тоже на алхимический манер. Развивая этот экономизм, он

пришел далее к субстанциональному понятию стоимости как сути экономических отношений. Согласно методу восхождения от абстрактного к конкретному, в теории капиталистической экономики все без исключения понятия должны быть понимаемы и определяемы через стоимость как различные ее модусы, разновидности. А все, что не может быть определено через субстанцию стоимости, то не относится к предмету, к составу исследуемого конкретного саморазвивающегося целого капиталистического производства. Идя по этому пути, Маркс каждое последующее понятие “Капитала” — деньги, заработную плату, прибавочный продукт и прибавочную стоимость, прибыль, ренту, процент определяет через стоимость, как более конкретные, развитые проявления, трансформации той же субстанции стоимости.

Таким образом, метод восхождения от абстрактного к конкретному есть специфический метод “развития понятий” от абстрактного понятия стоимости ко все более конкретным ее превращенным формам, саморазличениям и самопорождениям в процессе саморазвития из семени-клеточки товара. В результате капитал предстает как “самовозрастающая стоимость”, а стоимость как “автоматически действующий субъект”, “само-возрастающий субъект”, “саморазвивающаяся, самодвижущаяся субстанция" [14, 166, 167]. Однако здесь у К.Маркса скрыта одна хитрость, основанная на профанизме предполагаемых адептов марксизма. На самом деле прослеженный им путь от стоимости к проценту представляет собой не путь развития, как он говорит, субстанции стоимости, а путь инволюции, сворачивания внешних форм к своему семени. Это видно из структуры двойной алхимической спирали развития-инволюции, о которых автор писал в работе «Критика марксистского метода восхождения от абстрактного к конкретному» [15]. И, следовательно, не стоимость является семенем общественной субстанции капитализма, а процент, т.е. финансовый капитал. Именно он составляет ту самую главу уробороса капиталистического общества, которая пожирает «хвост» созданных трудом рабочих и крестьян продуктов промышленности и сельского хозяйства, превращая их в добавочный финансовый капитал.

Во всей марксистской диалектике “Капитала” самое интересное заключается в том, что после справедливой критики мистификации Гегеля и товарного фетишизма, поклоняющегося товарной форме как самостоятельной и независимой от человеческих отношений, сам Маркс целенаправленно создает не менее грандиозную мистификацию самодвижущейся трудовой субстанции стоимости. В труде он видит ключ ко всему человеческому развитию, которое довлеет над самим человеком. И сама родовая сущность, т.е. субстанция человека, тоже мыслится им как тот же абстрактный труд. А человек и эмпирически и исторически превращается в продукт труда, в застывший модус этой субстанции. Это, конечно, очень натянутая конструкция, не выдерживающая никакой критики.

Несомненно, что настойчиво внедряемое Марксом понятие трудовой стоимости подобно понятию теплорода в физике ХМУШ века, соединяя в себе черты концепции и идеологемы. Оно что-то объясняет, но еще больше затемняет.

Самодвижение общественной субстанции имеет такой характер,что душа и сознание человека становятся в марксизме вместе со всем человеком эпифеноменами субстанции стоимости. Маркс описывает в своем “Капитале”, как параллельно с развитием этой стоимости возникают и кристаллизуются, обретая прочность предрассудков “общественные формы сознания” людей, капиталистов, рабочих, ученых, втянутых в этот процесс в роли участвующих в нем агентов, “персонификаций”, “носителей”, “душеприказчиков” ее. Маркс считал, что он “вывел” все формы сознания, воли, закона, науки, экономики капиталистического общества из души есть не что иное как субстанция стоимости, “пересаженная в человеческую голову и преобразованная в ней”. Идеальное-мышление понимается Марксом вполне спинозистски в виде атрибута материи-субстанции стоимости, в котором отражается другой ее атрибут — капиталистическое производство.

Таким образом, Маркс создал новую бесчеловечную антропологию, согласно которой человек как личность нивелируется до родового существа и модуса общественных отношений, лишаясь и души, и свободы, и нравственности, которые пропадают в тотальности общественной субстанции-субъекта. И эта антропология себя показала в нашей революции и в нашем социализме, когда большевики перешли от теории и идеологии к делу и воплотили все основные проекты. Поэтому отказ от марксизма-сталинизма означает отказ от марксистской антропологии, и, наоборот, признание марксизма и его методологии — признание ее со всеми вытекающими последствиями, которые мы уже вроде бы "прошли".

В то же время К.Маркс создал не менее эзотерическую космологию и философию хозяйства, заимствовав из алхимии понятия материи и субстанции. В соответствии с ними он считает, что “теперешнее общество не твердый кристалл, а организм, способный к превращениям и находящийся в постоянном процессе превращений” [14, 11]. Это далеко идущее утверждение он делает относительно капиталистического общества, но с алхимической точки зрения ясно, что то же самое относится к любому обществу, в том числе и социалистическому. Хотя в алхимии, по-видимому, везде речь идет о природных, т.е. естественных и, казалось бы, ненасильственных превращениях, но в применении к обществу эти превращения сами превращаются в свою противоположность и становятся неестественными и насильственными. Впрочем, политэкономический алхимик К.Маркс, знавший в этом толк, даже настаивал, что “насилие — повивальная бабка истории”. Поэтому для него не существовало собственно утопического проекта. Ведь человек — часть природы и все, что зарождается в его голове, куда пересажено, по словам Маркса, семя материального, составляет часть природного процесса.

Органический кристалл советского общества. Отсюда не случаен перманентный страх марксиста И.В.Сталина к возможности перерождения и расплавления органического кристалла советского общества, к проискам империалистов по возрождению в России капитализма. Отсюда возникает и его борьба со своим марксистским альтер-эго Л.Д.Троцким, который в своей идее перманентной революции как раз предполагал такую трансформацию и распространение семян зла без всякой кристаллизации нового общества. Сталин был категорически против нее. По его мнению, произошедшая в России трансформация самодержавного общества, расплавление его кристалла однонаправлено и оказалось возможно потому, что оно опиралось «на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил. Производительные силы нашей страны, особенно в промышленности, имели общественный характер, форма же собственности была частная, капиталистическая. Опираясь на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил, Советская власть обобществила средства производства, сделала их собственностью всего народа и тем уничтожила систему эксплуатации, создала социалистические формы хозяйства» [1, 157].

При этом И.В.Сталин отмечает, что выполнению этого закона в развитых капиталистических странах противостоят отживающие силы общества, капиталисты, которых в России подавила пришедшая на смену самодержавию и буржуазной демократии Советская власть. Однако он как будто не замечает, что в процессе самого подавления, т.е. во время гражданской войны, 87% производительных сил России было разрушено, а потому ни о каком соответствии им социалистических отношений речи уже быть не могло. Поэтому речи не могло идти и об указанном «законе» соответствия. Речь шла о захвате власти, которую оказалось возможным «конвертировать» с помощью партийно-административного аппарата и в социалистические производственные отношения и в развитые производительные силы, что и было сделано. Так на основе установленной Советами, и дополнялась подчиненной ей номенклатурой министерств и ведомств, т.к. все советские руководители были сначала членами партии, а потом функциональными руководителями. На персональном учете состояло в этот момент 2,5 млн. членов и кандидатов партии. На каждого была заведена особая карточка с подробными биографическими данными. Все учитываемые были разбиты на категории по степени ответственности работы и в зависимости от этого подлежали ведению местных организаций, обкомов или ЦК. Особое внимание было уделено подготовке и возможной замене кадров. Таким образом, партия большевиков, ее кадры действительно были становым хребтом системы управления СССР.

В соответствии с логикой социалистического строительства в одной стране сначала на первом этапе должен был быть выплавлен органический кристалл советского общества, создана — партийно-административная система. Этот этап, примерно с 1928 г. связан с именем Сталина и потому его следует назвать сталинским этапом кристаллизации социалистического общества. На этом этапе шел процесс ротации партийно-управляющей элиты через чистку ленинской и троцкистской гвардии, не обладавшей, как выяснилось, способностями к конструктивной работе, а только способной разрушать и вызывать «великие потрясения». Эта элита «разрушителей до основания» была использована для того, чтобы разрушить царско-кадетский строй, утопить в крови сопротивление всех сословий России, провести коллективизацию и начать индустриализацию за счет грабежа крестьянства в опоре на иностранную помощь США, Англии, Франции, Германии [17]. В беседе американского посла, представителя Ордена американских финансистов Гарримана 30 июня 1944 г. И.В.Сталин сказал, «что около двух третей промышленных предприятий в Советском Союзе до и во время войны было построено с помощью Соединенных Штатов или при их содействии». При этом Сталин, естественно, умолчал, что остальная треть советской индустрии была создана с помощью английских, немецких, французских, итальянских, финских, чешских, японских компаний, которые, конечно, делали это не из чистого альтруизма, а в своих политических и экономических целях. Поэтому к концу первого этапа, с 1937 г., эта элита «профессиональных революционеров» стала замещаться на новую прослойку «профессиональных строителей», прошедших в низах школу первоначальной индустриализации и коллективизации. Это был период «национал-большевизма».

Наконец, на втором этапе разрушения и плавки органического кристалла социалистического общества, начавшемся со смертью Сталина, стала происходить новая ротация партийно-советской элиты, продолжавшаяся до 1991 г., связанная с именами Хрущева (Перлмутера), Брежнева, Суслова, Андропова, Горбачева, Яковлева. В ноябре 1987 г. Горбачев со знанием дела подвел итоги и обозначил этот этап так: «Октябрь и перестройка: революция продолжается» [18]. Этот этап оказался тесно связан с троцкистской идеологией перманентной революции, и поэтому его следует назвать троцкистским. Это был период  «интернационал-большевизма».

В результате разрушений и стройки, непрерывных трансформаций перманентно ротируемая советская элита после 1917 г. реализовала в России немецкую мечту о создании однопартийного государства. Это государство-партия было монопольным капиталистом как на внешнем капиталистическом рынке, так и внутри страны, фактически превратив всех граждан в наемных работников. Правда, существовали очевидные противоречия между идеологией, теорией и практикой, которые старались не только не замечать, но всячески замазывать. Например, было ясно, что раз пролетариат и рабочий класс пришли к власти и экспроприировали частную собственность, стали хозяевами, то они перестали быть и пролетариатом и рабочим классом, лишенными средств производства. В одночасье они стали коллективным капиталистом. Однако признание этого противоречило как советской социалистической идеологии партии, которая была намерена вершить суд да дело от имени пролетариата и рабочего класса, так и фактическому положению дел, потому что на деле последние не получили ничего, кроме красивых лозунгов и обязанности трудиться на «свое родное государство», которое превратило их в советских крепостных, прикрепленных к станку и пашне.

Здесь была и юридическая игра на том, что ни «народ», ни «пролетариат», ни «рабочий класс», ни «крестьянство» даже став правовым лицом в советской Конституции, тем не менее не обрели дееспособности. И поэтому они должны были быть представляемы кем-либо. И здесь совершалась подмена их интересов и воли интересами и волею взявших власть от их лица советскими партийными бюрократами.

Социалистическое хозяйство оказалось на практике огромным мегакапиталистическим хозяйством, которое изнутри представлялось также подобием крестьянской мегаобщины на службе у сурового помещика-большевика. По словам А.И. Солженицына, настало второе крепостное право большевиков (ВКПБ). И это не была только красивая фраза. Это была сама подсоветская жизнь. Крепостное положение всех работников СССР было закреплено в советском правопорядке, которое в 1930-х гг. приобрело особенно неприкрытый эксплуататорский вид. Так, в 1938-40 гг. были приняты постановления «О мероприятиях по упорядочению трудовой дисциплины...», «О переходе на восьмичасовой рабочий день, семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Была введена трудовая книжка, которая хранилась на предприятии и при помощи которой работник закреплялся за ним. Устроиться на новую работу можно было только по предъявлении трудовой книжки, которую администрация имела право не отдавать и не отдавала. За всякое нарушение трудовой дисциплины устанавливались дисциплинарные взыскания, а за опоздания, самовольный уход с предприятия или прогул без уважительной причины -— уголовная ответственность. Работника без его согласия могли перераспределить на работу в любую точку страны. Работники были по сути дела бесправны, т.к. администрация могла наказывать, увольнять и предавать их суду даже за незначительные нарушения без права обжалования. Правда, и сама администрация предприятий находилась в аналогичном бесправном положении по отношению к руководству наркоматов.

Еще более бесправная картина наблюдалась в сельском хозяйстве. Совхозные, колхозные и единоличные хозяйства получали централизованно разработанные плановые задания, являвшиеся строго обязательными. Заготовительные цены устанавливались также государством в 3 и более раз ниже себестоимости продукции. Между государством и крестьянством установились в основном натуральные экономические отношения, продуктообмен и отоваривание. При таком планировании почти все крестьянские хозяйства были убыточными. Все убытки крестьянских хозяйств, которым для вида дали право на владение собственной продукцией, покрывались за их же счет. В результате в большинстве колхозов России колхозники зачастую получали ничтожно мало либо вообще работали бесплатно, «за палочки», трудодни. Так, в 1937 г. более 26% сельхозпродукции пошло на сдачу государству по обязательным поставкам и в качестве натуральной платы по крайне низким ценам ниже себестоимости, 29% пошло на производственные нужды, 36% было распределено по трудодням. На одну душу на трудодень приходилось в среднем около 2 коп. в ценах 1913 г. и 200 г. выпеченного хлеба. Спасением для большинства крестьян было приусадебное хозяйство, которое также облагалось налогами, так что большую часть продукции приусадебного участка также приходилось отдавать бесплатно. Крестьяне были прикреплены к своим колхозам, совхозам и единоличным хозяйствам, т.к. паспорта, если они у кого-то имелись, были у них отобраны и хранились в правлениях. Получить их без особой уважительной причины не было никакой возможности.

При всей беспощадной эксплуатации крестьянства социалистическим государством, когда количество трудодней на одного трудоспособного увеличилось с 92 дней в 1925 г. до 254 дней в 1940 г., эффективность крестьянских хозяйств упала до 60-70% от 1913 г. Так что коллективизация в противоречие с теорией, идеологией и утверждениями т.И.В.Сталина никак не повысила производительность сельскохозяйственного труда в целом по стране и даже ее понизила, но повысила продуктоотдачу для государства, которое грабило крестьян за счет нещадной эксплуатации и резкого снижения их жизненного уровня на 40% по сравнению с 1913 г. В то же время трудовой потенциал крестьян использовался в 1928-40-х гг. и далее на половину или даже одну треть [19, 53-60].

И вот такую грандиозную, централизованную и плановую систему эксплуатации рабочих и крестьян, присвоения не только прибавочного, но

и части необходимого продукта, Сталин и другие партийцы называли союзом рабочего класса и крестьянства, а свой аппарат принуждения к труду и террора — диктатурой пролетариата или рабочего класса. Такую беспощадную эксплуатацию и крестьян и рабочих т.Сталин прикрывал действием при социализме закона стоимости. И тут же цинично показывал, как ЦК проводит волюнтаристскую национальную политику цен, занижая цены на зерно и завышая цены на хлопок [1, 167, 168]. Результатом было усиление перетока средств от русской России к окраинам, обескровливание и русского крестьянства и русского народа в целом. Сталину хотелось ввести полный учет всех затрат, всего производства и создать «один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжения всей потребительской продукцией страны». То-то было бы удобно ЦК править страной, не выходя из кабинета в Кремле. Для этого даже разрабатывался проект перехода на новые беспроцентные деньги и установления цен на основе тотального учета всех трудозатрат [1, 169].

Аналогичным образом марксистский «закон» планомерного и пропорционального развития, сменивший капиталистический «закон» конкуренции и анархии [1, 168], использовался для идеологического «обоснования» преимущественного развития сектора средств производства по сравнению с сектором потребительских продуктов на всем протяжении существования социализма [1, 169]. И Сталин вполне обоснованно говорил о высокой рентабельности всего «народного хозяйства» в разрезе 10-15 лет, когда нам обеспечивался «непрерывный рост народного хозяйства с его высокими темпами» [1, 170]. Здесь Сталиным и советскими экономистами был нащупан механизм резкого повышения темпов экономического роста и сосредоточения усилий в каком-либо заданном хозяйственном направлении. Именно за его счет была обеспечена ускоренная индустриализация в 10 лет и преодоление «столетнего отставания России», затем ускоренная подготовка к войне, мобилизация всех средств в ходе самой Отечественной войны, ускоренное восстановление разрушенного войной хозяйства, достижение ядерного паритета с США, выход в космос.

«Алхимическое золото социализма». Этому механизму сосредоточения всех хозяйственных ресурсов на заданном партией направлении соответствовал и репрессивно-идеологический аппарат. Для достижения послушания, подавления инакомыслия, перехода от монархического и православного правосознания к советскому все население России подверглось перевоспитанию в духе партийно-государственного, социалистического правосознания [20]. Основным инструментом перевоспитания стал не столько Агитпроп, сколько ГУЛАГ, искусственный голод, болезни. За 1920-30-е гг. деревня потеряла в общей сложности 28 млн.чел. Высокие потери наблюдались и в промышленности. Постоянному перевоспитанию в духе генеральной линии партии подвергалась и вся партийно-государственная элита. Репрессивный аппарат ЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ стал конститутивной частью развивающегося и развитого социалистического общества периода сталинизма. Масштаб перевоспитания виден из табл.1. Одних приговоренных к высшей мере наказания, т.е. так и не перевоспитанных, всего лишь за шесть лет с 1935 по 1940 т, было около 1 млн. 100 тыс.чел., а средняя численность заключенных составила около 2 миллионов.

Эти и другие цифры многократно констатировались и муссировались в либеральной и патриотической прессе, однако так и не была выяснена коренная причина таких жертв, не было выяснено, почему «диктатура пролетариата» из года в год пожирала свой собственный хвост. Как можно трактовать такое состояние перманентного государственного террора, которое было свойственно советской системе на всем протяжении ее эффективного функционирования? Было ли оно случайным? Очевидно, что нет. Как только начался отказ от массового государственного террора и репрессивного аппарата после 1956 г., а затем их сворачивание, так началось и расплавление кристалла советского общества. Таким образом, кровь и террор были для социалистического госкапитализма тем же алхимическим золотом, что деньги для капиталистического общества. ГУЛАГ, трудовые армии были той ретортой, в которой варилось все советское общество, чтобы из нее вышел его кристалл. Сфера обращения, товарно-денежные отношения, о которых т. Сталин говорил в своем ответе на второй и третий вопросы, была всего лишь дополнением к этой тотальной реторте, т.к. средства производства не продавались. Но она была нужна для того, чтобы загонять в общую реторту и крестьян.

Борьба с крестьянством как основным носителем русского самосознания. Здесь уместно заметить отмечаемое многими единомыслие Троцкого и Сталина в отношении перманентной революции, роли террора [21], необходимости ликвидации крестьянства как класса, трудовых армий и лагерей как основ строительства социалистического государства. Все эти положения, ранее выдвинутые Троцким, Сталин и без него имел про себя как истый марксист, но придал им более обтекаемые и уместные формулировки, чем Троцкий. Ненависть к «косному» крестьянству, хранителю не только монархического, но и православного правосознания, была присуща Сталину, может быть, еще в большей мере, чем Троцкому, потому что он сталкивался с ним нос к носу. Крестьянское хозяйство удивительным образом напоминало социалистическое, но только так, как напоминает здоровый человек мегацефала. Оно в корне противоречило по своему православному духу, своим задачам и стилю ведения не только капитапистическому хозяйству, о чем писапи Энгельгардт, Туган-Барановский, Булгаков, Чаянов, но и социалистическому. И поэтому крестьянство должно было быть, по замыслу Троцкого-Сталина, в корне ликвидировано. В этом направлении лежало «направление главного удара» советской власти [22]. И крестьянство как класс сельских хозяев было-таки ликвидировано. Теперь необходимым условием возрождения Великой России является возрождение крестьянского хозяйства.

В этом же русле борьбы с крестьянством лежало ограничение товарно-денежных отношений и пресловутое преодоление противоположности и существенных различий между городом и деревней. В отличие от частнособственнического капитализма [1, 163] социализм оказался строем, при котором существует партийно-государственная собственность на средства производства, а рабочая сила выступает как натуральный продукт или товар, который может либо насилием, либо через куплю взять или приобрести государство. И сохранение товарно-денежного обращения, в котором не было его главной компоненты — средств производства — делало его куцым аппендиксом в системе социалистического хозяйства.

Точно такой же характер имел и вопрос об уничтожении противоположности между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, о ликвидации различий между ними, который был поставлен Марксом скорее для нагнетания социальных противоречий в обществе, чем для решения конкретных проблем.

Значительно больший интерес представлял вопрос о распаде единого мирового рынка и углублении кризиса мировой капиталистической системы. Здесь Сталин справедливо отметил, что социалистическая система хозяйства, казалось бы, стала на горло мировой капиталистической системе, создав параллельный мировой рынок и замкнув на себя использование собственных ресурсов, что представляло собой «углубление общего кризиса мировой капиталистической системы». Отсюда Сталин справедливо делал вывод о том, что капиталисты попытаются выйти из этого кризиса за счет милитаризации своей экономики и попыток развала мировой социалистической системы. Предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. Однако и здесь таилась значительная доля демагогии, т.к. за спиной социалистического общества на протяжении всего времени существования советской власти велся оживленный диалог между советскими верхами и верхами капиталистических обществ и перекачка накопленных и награбленных средств граждан России в карманы последних за их всемерную поддержку первых [17].

Поэтому когда Сталин рассматривал интересный вопрос о возможности войн между капиталистическими странами в борьбе за передел сфер влияния и доступа к недостающим ресурсам, то этот вопрос был во многом не риторическим, потому что войны уже давно стали средством решения многих кризисных проблем капитализма и получения сверхприбылей. Однако после Второй мировой войны этой тенденции противостояла организованная коммунистами и социалистами борьба народов за мир. Столкновение между двумя системами определялось, казалось бы, разными задачами, стоящими перед капиталистическим и социалистическим обществами, и разными основными экономическими законами, действующими в них. По формулировке И.В.Сталина, «основной экономический закон современного капитализма» - это «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов и других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей» [1, 181].

Сталин точно так же уверенно сформулировал и основной закон социализма как «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники» [1, 182]. Этот «закон» был сформулирован вождем в условиях, когда после военной разрухи начался действительный рост благосостояния советского народа, регулярно снижались цены на основные потребительские товары. Идеология и теория были подкреплены практикой.

Обращает на себя внимание то, что высшей целью социализма Сталин считал тот же принцип максимального удовлетворения потребностей, что движет фактически и деятелями капиталистического общества. И по этому принципу оба общества относятся по классификации Питирима Сорокина к одной «чувственной цивилизации» [23] и поэтому возможен легкий переход от одной к другой под одними и теми же лозунгами «реального гуманизма». При этом члены как того, так и другого общества обманываются: одни в погоне за личной прибылью производят блага для всего общества, управляемые «невидимой рукой рынка», а другие в погоне за удовлетворением своих потребностей создают прибыль для государства-капиталиста.

Заключение. От сталинизма к православному народному империализму. Подводя итоги, нужно сказать, что, конечно, фигура И.В.Сталина не была однозначна и даже противоречива. Но его неудачи или противоречия «не могут быть поставлены ему в вину лично», по словам Ленина, которые он сказал об «октябрьском эпизоде» Зиновьева и Каменева и «необольшевизме» Троцкого. Сталин, несомненно, был стопроцентным марксистом, как и Троцкий. Как марксист, он сознавал и чувствовал себя вождем мирового пролетариата, демиургом истории, призванным историей представлять его интересы и направлять ее ход, и в то же время он не придавал себе никакого субстанционального значения.

Вся разница между Сталиным и Троцким заключалась в тактической очередности задач построения-разрушения социалистического общества и природе политического дара. Ведомый логикой политической борьбы, государственного и хозяйственного строительства Сталин во главе на европейский манер организованного партийно-административного аппарата создал органический кристалл социалистического общества и «советской империи», что дало основания отнести его к продолжателю дела российских императоров под маской социализма: «Социализм смоется, но границы останутся. Будут ли это границы 1914 г. ипи несколько иные – это другой вопрос. Во всяком случае нельзя не видеть, что русский язык во славу Интернационала опять занял шестую часть суши. Сила событий сильнее самой сильной воли. Ленин предполагает, а субъективные условия, созданные Богом, как территория и душевный уклад народа, «располагают»... Резюме:

1) большевики восстанавливают военное могущество России;

2) восстанавливают границы Российской державы до ее естественных

пределов;

3) подготовляют пришествие самодержца российского» [24, 795, 796].

Но оказалось, что Сталин не во всем «справился» с этой задачей. Он и не мог с ней справиться. Во-первых, за ним стояла мировая закулиса, которая в конечном итоге определяла основные проектные решения социализма и сроки его существования. Во-вторых, он совместно с Лениным заложил мины замедленного действия под целостность российского государства, превратив его в федеративное устройство национальных республик-новоделов, хотя и понимал переходный и неустойчивый характер такого устройства и необходимость унитарного государства. В-третьих, он не подготовил приход российского самодержца, истребив, в частности, в 1948 г. «русскую партию» Жданова. В то же время, в-четвертых, И.В.Сталин как реальный политик «диалектически» выходил в своей деятельности за пределы кондового марксизма, прославляя вопреки его догмам «великий русский народ», ликвидировав Коминтерн, создав государство Израиль и восстановив Московскую патриархию после 20-летних жесточайших гонений Церкви. Сталин не был, конечно, всесилен и бессмертен. Поэтому вместо подготовки прихода императора за сорок лет после смерти Сталина Россия втянулась в очередную смуту и стала на пороге нового расчленения под ударами Запада и западных агентов влияния в Правительстве. К основным признакам российской смуты, по словам м.Моанна Снычева, относятся: «Отсутствие в обществе единого здравого мировоззрения, всенародного согласия по важнейшим, принципиальным вопросам человеческого бытия и жизни страны». Отсутствие законной власти, происхождение которой не было бы омрачено ни братоубийственной кровью, ни коварной узурпацией, ни ложным, искусственным правоприемством.

«Отсутствие необходимого духовного содержания государственной формы, являющееся прямым следствием нарушения «симфонии властей» - светской и духовной.

Отсутствие действенных механизмов согласования естественных интересов различных социальных групп: сословных, политических, профессиональных. |

Отсутствие здравого инстинкта самосохранения народа и государства, порождающее возможности для внешнего, постороннего вмешательства во внутреннюю жизнь страны.

«Отсутствие прочного государственного единства и территориальной целостности державы, раздираемой внутренними противоречиями, недееспособностью центральной власти и агрессивными вожделениями соседей» [25].

В этих условиях преодоление смуты, формирование программы возрождения российской империи и ее реализация становятся задачей сегодняшнего дня. Обостряется борьба между стоящими у власти «троцкистами» и оппозиционерами-«сталинистами», красными носителями идеи российской империи. Учитывая опыт русской истории ХХ века, опыт краха сталинизма как формы марксизма и советского социализма как высшей формы капитализма, мы должны понять, что российская империя может быть воссоздана только на традиционных основах «Православия, самодержавия и народности» при условии воцерковления русского народа и его элиты, на основе православного культурного строительства и формирования имперского правосознания. Этому противостоят все силы зла во главе с империей зла США, т.к. возрожденная российская империя стала бы оплотом Православия, удерживающим от прихода антихриста и установления «нового мирового порядка». Но силен не сатана и все служители его, а Бог и его верные слуги. Россия вступает в новый период своей истории, когда должно исполниться пророчество св. прп.Исанна Кронштадского: «Я предвижу восстановление мощной России, еще более сильной и могучей. На костях мучеников как на крепком фундаменте будет воздвигнута Русь новая — по старому образцу, крепкая своею верою во Христа Бога и Святую Троицу; и будет, по завету князя Владимира — как единая церковь». Это случится только при одном условии, если русские люди поймут, «что такое Русь: она есть подножие престола Господня. Русский человек должен понять это и благодарить Бога за то, что он русский». «Вложим же в великое дело Русского Воскресения, - продолжает другой русский подвижник митрополит Иоанн Снычев, - весь жар своего сердца; всю веру своей души! Тогда — верен Бог — не будет на свете силы, способной остановить нас в этом святом и богоугодном деле».

Литература

1. Сталин И.В. Экономические проблемы социализма в СССР - Сочинения, т.16. М.,1997

2. Политическая экономия. М., 1989

3. Ильенков Э.В. Некоторые вопросы материалистической диалектики в работе К.Маркса «К критике политической экономии». Диссертация на

соискание ученой степени кандидата философских наук. М., 1953

4. Зиновьев А.А. Восхождение от абстрактного к конкретному (на мате-

риале «Капитала» К.Маркса). Диссертация на соискание ученой степе-

ни кандидата философских наук. М., 1954

5. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале"

Маркса". М., 1960

6. Иоанн Снычев, митрополит. Самодержавие духа. Очерки русского

самосознания. С.-Петербург, 1994

7. Луначарский А.В. Религия и социализм. СПб., 1908, ч.1

8. Холл М.П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической,каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. Новосибирск, 1992

9. Вильчек В. Прощание с Марксом (алгоритмы истории). М., 1993

10. Маркс К. и Ф.Энгельс. Соч., 2 изд., т.23

11. Ильенков Э.В. Субстанция. — Философская энциклопедия. Т.5.М.,1960

12. Кант И. Сочинения. Т.3. М.,1964

13. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т.1. М.-Л.,1929

14. Маркс К. Капитал. Т.1.М.,1963

15. Лопов А.К. Критика марксистского метода восхождения от абстрактного к конкретному. В сб. «Постижение Маркса». М., 1998

16. Думова Н.Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917 — 1920 гт.). М., 1982

17. Саттон Э. Как Орден организует войны и революции. М., 1995

18. Горбачев М.С. Октябрь и перестройка: революция продолжается. М..1987

19. Платонов О.А. Тайная история России. ХХ век. Эпоха Сталина. М.1996

20. Казанцев Н.М. Марксизм как теория свободы // Постижение Маркса. М., 1998

21. Троцкий Л.Д. Терроризм и коммунизм. М., 1920

22. Платонов О.А. Русский труд. М., 1991

23. Сорокин П. Кризис нашего времени // Сб. «Человек, цивилизация, общество». М., 1992

24. Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920 год. М., 1990

25. Иоанн Снычев, митрополит. Русь Соборная. Очерки христианской государственности. СПб., 1995