О повести Валерии Троицкой «Донецкое море. История одной семьи»

Исторической основой повести Валерии Троицкой стали события 2014 года. Русский Донбасс, оказавшийся в составе враждебной Украины, захотел жить не против России, а за свою Родину. В ответ на закономерное желание русских вернуться к русским, Донецк и другие территории были атакованы с воздуха и земли. Тысячи ополченцев и мирных граждан были убиты в ходе борьбы донбасского народа за независимость. Убивала Украина и Запад, уже активно спонсировавший войну Киева против своего (по официальным документам) народа.

Это стоит помнить тем, кто будет приписывать Троицкой как бы главный грех – изначальную, всё определяющую ошибку: мол, украинское государство – свет, а Донецк вместе с поддержавшей Россией – тьма. «За что они нас ненавидят?», - этот вопрос часто задают герои «Донецкого моря». Так как Донецк бомбят до сих пор, то ответ может быть житейски прост («Они это они, а мы это мы») или геополитически сложен. Валерия Троицкая выстраивает свою реакцию на происходящее из психологии повседневности, из обыденного добра и зла, из характеров. Или – об этом еще скажем – знаков характера.

Что здесь самое главное? Подзаголовок верен: история одной семьи. Папа с мамой, еще обоим далеко до старости: Олег Ковалев и Лариса. Дети, брат с сестрой: Катя, которой в повести от 14 до 25, и Рома, он на четыре года младше. Протагонист Катя – папина дочка, косвенный, да, пожалуй, и прямой антагонист Рома – мамин. Олег был кадровым морским офицером, стал водителем. Папа добр, заботлив и мягок, в нем нет ничего от расширяющегося мира потребления.

Мама не просто плохой человек, она – центр сюжетного демонизма; демонизма, конечно, психологического, но регулярно уплотняющегося в гротескных, совершенно императивных формулах. Лариса преисполнена ежеминутного раздражения: она практически без сдерживания ненавидит мужа за его безынициативное, не приносящее денег тепло; она не любит дочь – и за ее постоянное движение в сторону Олега, и за что-то еще, почти иррациональное. Каждый шаг Ларисы – мучения иноземной русалки, выброшенной на русский берег: Запад представляется ей незаходящим солнцем, ориентированный на эгоизм и Финляндию Максим – умным юношей, собственная дочь – уродом внешним и внутренним, уходящий в ополчение муж – ничтожеством и преступником одновременно. В начале боевых действий Лариса сообщит, что Рома не сын Олега, вместе с ним отправится в Полтаву, быстро оформит развод, исчезнет из Донецка на девять лет – без писем и звонков.

Ближе к финалу мать Кати появится, чтобы еще раз, еще более веско сообщить: она – и демон повседневного раздражения, и женщина без Неба, и западная прагматика, и украинство – в лице «вакхического» механизма распада и тления. На одной из последних страниц прозвучит итоговая фраза Кати (отнесенная к октябрю 2023 года) о героях повести: «Мама мертвая, а вы живые». Я не буду детально рассматривать кульминацию и развязку, потому что повесть надо еще и прочитать. Прочитать «Донецкое море», а не только эту рецензию.

Думаю понятно: Олег Ковалев – Россия, его дурная жена – Украина в стадии агрессии. Данный вывод подтверждается и ярким дуализмом образов детей. Рома - сначала ставший закладчиком, потом прячущий свои грехи за спиною сестры, далее воюющий за ВСУ, - несчастная (но не без личного участия) украинская молодежь. Его сестра Катя – будущее России.

Слишком просто? Да, не без этого. Ведь в «Донецком море» поэтика растет из эпоса, из прагматично осмысленного классицизма, из принципов построения советской литературы для подростков. Кстати, Катя читала «Дети капитана Гранта», «Кортик» и Гайдара. О западной детской и юношеской литературе, о Поттере – ничего не сказано.

В названии этой статьи – поклон Вадиму Кожинову, сильнейшему стратегу Русской идеи последней четверти XX века. Еще в 60-х Кожинов написал программную работу «Роман – эпос нового времени». С одной стороны, это чистая, связанная с Михаилом Бахтиным, теория литературы. С другой, перед нами учение о человеке, а если вспомнить о Достоевском и Толстом – русское учение: роман сочетание воли, ясной правды и психологической сложности эволюции души от инстинкта к познанию. Роман не против эпоса с его древними истинами, роман – это сохранение героической архаики в условиях усложнения внутренней формы слова, дела, понимая цели и задач жизни человека.

Я хотел назвать материал так: «Эпос нашего времени – не роман». Это почему так? Большие романы хорошо пишутся, когда внешняя война все-таки затихает, уступая место внутренним сражениям. Разумеется, с памятью о том, что битва в реальном времени и пространстве готова вернуться в любой момент. Когда та или иная спецоперация в разгаре, все повести-романы и даже рассказы тяготеют к эпическим конструкциям, к четкой фиксации и монументализации добра и зла. Так происходит и с повествованием Валерии Троицкой. Следовательно, «Донецкое море» будет без особых проблем принято кругом соратников, разделяющих русский путь Кати, ее отца и многих донбасских героев. Сложнее остаться в повести тем, кто иной веры. Дидактика здесь ближе к императивности, чем к прославленной романной полифонии. Диалоги тут проходят в жесткой форме согласия и почти ритуального разделения, когда в поезде на Петербург появляется еще одна «Лариса» - хищная дама с лицемерными словами о «братоубийственной войне». Да, воюют славянские братья, но «хищная дама» как раз из тех, кто сильно постарался, чтобы братство исчезло.

Недавно писал о «Совдетстве» Юрия Полякова. Там пионер так рассказывает о мире 1968-го года, что взрослым, искушенным читателям – не оторваться. В «Совдетстве» царит романность, которую, думаю, Кожинов бы одобрил. Принципиально иная ситуация в «Донецком море»: управляющий текстом взрослый стремится создать нечто эпическое и романное вместе – для взрослеющих детей, для юных жертв культуры глобализма. Не скрою, что у Полякова получилось эффектнее и эффективнее.

Конечно, не будем забывать: Поляков пишет об устойчивом мире, Троицкая работает с войной. Юра Поляков, этот Симплиций московского коммунизма, огражден от прямой агрессии капиталистов и американских милитаристов. Катя Ковалева там, где близкие и знакомые гибнут каждый день. Погибают на фронте, как друзья отца. Теряют жизнь на улицах под ракетами, как друг Витя – светлый, хороший, начитанный и высоко мыслящий мальчик, всем отличающийся от Ромы.

Мне нравится, когда Валерия Троицкая желает обрести паузу, столь важную в художественном тексте. Когда замечает «тихую силу» Олега или рисует утреннюю тишину «еще спящей войны». Но общее движение повести – к формулам эпического противостояния и будущей победы: «Сергей Петрович верил в Россию, как в Бога»; «Я выбрала папу, потому что ему верила»; «В каждом человеке идет война»; «Христос принес не мир, но меч»; происшедшее на Донбассе стало «точкой выбора» и окончательного самоопределения. «Как же я жил с нею тридцать лет?», - удивляется один из персонажей, осознавший, что вроде бы бытовые казусы жены (еще одной «Ларисы») моментально вписались в чуждую идейную программу.

Миллионы читателей «Донецкое море» не завоюет, свое дело – в границах общего поворота современной литературы к Большому стилю – сделает. Проза СВО неизбежно будет искать побеждающую романность! А сейчас? А сейчас лучше новый русский «классицизм», чем десятилетия царившее антисоветское «барокко».

Илл.: Алексей Крюков