Олег Макогон 

Вот уже 16 лет, как я печатаю, и критики заметили в моих стихах 5 грамматических ошибок (и справедливо)…

А. С. Пушкин. Опровержение на критики.

Выпьем, друг, за буковки, за звуки,

Запятые, точки и слова.

………………………………………….

За глаголы и деепричастья,

И за блеск и плеск леща в реке,

За почти утерянное счастье

Сочинять на русском языке.

В. Костров. «Наш современник», 2005 - № 9.

Девятый номер журнала «Наш современник» за 2005 год открывает подборка стихов Владимира Кострова «Ты душу отдал Родине и Богу…» В послесловии редакции сказано: «Дорогие читатели! Вы только что прочли большую – «юбилейную» - подборку стихов поэта, которого все мы сердечно поздравляем сегодня с семидесятилетием со дня рождения! Прочли – и еще раз убедились: истинной поэзии «все возрасты покорны»… наш юбиляр… долгое время, будучи бессменным председателем Всероссийского пушкинского комитета, является хранителем глубинной реалистической традиции великого русского поэта, радует нас мудрыми, проникновенными стихами – словно сам Пушкин помогает ему…»

«Истинная поэзия»! «Словно сам Пушкин помогает ему»! «Мудрые, проникновенные стихи»! - После такой аттестации как не прильнуть к «глубинной традиции»?

Правда, если быть совсем точным, журнал начинается с набранного на форзаце «Поединка» Юрия Кузнецова:

Противу Москвы и славянских кровей

На полную грудь рокотал Челубей,

Носясь среди мрака,

И так заливался: - Мне равного нет!

- Прости меня, Боже, - сказал Пересвет, -

Он брешет, собака.

……………………………………………….

В руке Пересвета прозрело копье –

Всевидящий Глаз озарил острие

И волю направил.

Глядели две рати, леса и холмы,

Как мчались навстречу две пыли, две тьмы,

Две молнии света…

………………………………………………….

Иными словами, представление об истинной поэзии «дорогой читатель» получает на первой же странице журнала. Для того, видимо, чтобы, начиная с третьей, непрерывно удивляться. Начнем, как всегда, с любовной темы, т.е. с того, что поэты знают в отличие, скажем, от сельского хозяйства или черной металлургии, весьма неплохо. Вот наш юбиляр вспоминает дела давно минувших дней:

Через окно убегала из дома ты.

Берег крутой. Да зеркальная влага близка.

Как нас с тобой привечали ветлужские омуты –

Темный провал, золотая полоска песка.

«Издоматы»! Хоть имя дико, но кому-то и оно ласкает слух …  О, девятнадцатый век! У тебя был «колокольчик /Дар Валдая» (помнишь, читатель, русскую поэтессу, которая слышала в этом месте деепричастие «дарвалдая»?) да Васька Шибанов, который «…молчал. Из пронзенной ноги…», но до такой «лирической дерзости» и даже, я бы сказал, бесстрашия, ты не поднялся. Но это совершенные пустяки по сравнению с тем, что нас ожидает дальше. Известно, что твои второ- и третьестепенные поэты строго следовали правилам синтаксиса и грамматики. Могла ли Каролина Павлова написать что-либо вроде нижеследующего?

К небу бросая свою тесноту сарафанную,

Лодочку-туфельку срывая с ноги,

Ты уплывала дорожкою лунной обманною

В звездную осыпь, в нечастные рыбьи круги.

Поясню, почему она этого никогда бы не сделала. Дело даже не в ощутимой иноходи во второй строке. Костровская ундина, как видим, не просто заурядно плыла. Нет, она уплывала, но как? - срывая при этом туфли! и бросая одежду! Два однородных оборота с деепричастиями несовершенного вида призваны обозначить одновременность добавочных действий с основным. Понятно, что такая картина не могла оставить поэта равнодушным и запечатлелась в памяти навсегда… Вообще надо заметить, что наш поэт с завидной легкостью соединяет в хрупкой смысловой ткани стиха один вид с другим, обнаруживая странные нелады со временем как грамматической категорией:

Я жить устал.

Мне наплевать на вас.

Я ухожу к равнинам и рябинам,

Еще не позабывшим Божий глас.

Я уношусь в полете голубином

Под небеса. Мне наплевать на вас.

С точки зрения грамматики все правильно, хотя отношение лирического героя к «нам» немного удручает. Но это его сугубо лирическое дело: идти, летать, плевать. Но из настоящего мы, заметьте, без заминки, без паузы, внезапно влетаем в будущее:

Я отрешусь от наглых генералов,

От подлых репортеров и хлюстов,

Вступая в класс стабильных минералов,

В круг бабочек, бактерий и кустов.

Отрину плоть. И не боясь давлений,

Неподотчетный датам и годам,

Я растворюсь в среде простых явлений

И реплики оттуда не подам.

………………………………………………

Очевидно, чтобы слитно воспринимать цитированные части стихотворения, надо было вначале говорить не «ухожу», а «уйду», не «уношусь», а «унесусь», или, на худой конец, уведомить нас: «умру вот - отрешусь от генералов». А иначе непонятно: если поэту на нас «наплевать» уже сейчас, если он именно сейчас «уносится» «в полете голубином», то почему он планирует «отрешиться» от «наглых генералов» и «подлых репортеров» только в будущем? Кто или что мешает ему это сделать немедленно, сию секунду? Но на этом прелести «истинной поэзии», дорогой читатель, не заканчиваются! Есть такая разновидность детских развивающих игр: найди лишнее. Вот и здесь, сиди и думай, читатель, что за профессия такая – хлюст (ведь военнослужащий и репортер – это профессии), и относится ли к ним, хлюстам, эпитет «подлые» или нет…  

Есть в подборке стихотворение, которое можно отнести к разряду покаянных. Что мы знаем о поэтическом покаянии? Прежде всего вспоминается пушкинское

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

говорящее о сильнейшем страдании. Не то «истинная поэзия», читатель! Внимай, товарищ:

Я знаю – тяжелы мои грехи

Пред теми, кто любил меня так нежно.

За невниманье к другу, за стихи,

Написанные шустро и небрежно,

За то, что не берег родных могил,

Был слишком к самому себе привязан,

А Родину не жертвенно любил –

Уже сейчас жестоко я наказан.

Не обошлось, как водится, без сильнейшего «шибанизма»:

любил меня так нежно. За невниманье к другу…

но не будем жестоки к поэту. Слава Богу, что запятые расставил да правду сказал, что стихи писал (и, похоже, пишет) «шустро и небрежно». Присмотримся, читатель, к покаянному листочку, на котором обозначены «тяжелые грехи». Не правда ли, чего-то не хватает? Полагаю, что не хватает признания в таком деянии, как хищение конфет из столового буфета (в эпоху раннего детства)...

Это «покаяние» напечатано на странице пятой. А на восьмой, извольте:

… на меня со всей округи

смурные лают кобеля.

- Почему, спрашиваете, не «кобели»? Ну, это традиция такая, «глубинная». Одним словом, вам не понять. Слышали, что умные люди про меня пишут в «Современнике»? И вообще, не перебивайте, тут такое, понимаешь, происходит, а вы со своими буковками да запятыми пристаете!

- Хорошо, хорошо, господин юбиляр, только не серчайте! Слушаем!

Рыдает выпь – глухая птица…

Не муж законный, не жених,

Спешу последний раз напиться

из окаянных глаз твоих.

…………………………………….

Наперекор стыду и страху

я у судьбы любовь краду.

В твои колени, как на плаху,

седую голову кладу.

В этом месте мы с читателем, - чего скрывать! - рады за поэта, что он не устрашился женских коленей, лая кобелей и рыданий выпи и на оптимистической ноте подошел к финалу, несколько, правда, косноязычному:

Но так прекрасно, так отважно

тобой душа моя полна.

Какая ночь!

Какая жажда!

Какая полная луна!

но будем снисходительны, т.к. впереди нас ждут «сухая пустыня», «рябой небосвод», «хора сладкое согласье, мерцающее в звездной мгле», подкрепляемое «благовестом» (с ударением на последнем слоге), «опустевшие кулисы» (это как?) и все это изобилие, представьте, исключительно на страницах одного журнала! А как вам, друже, такая метафора:

… слышится колокол дальнего боя,

как будто Тургенев проехал в коляске.

Неслабо ездил, оказывается, наш классик. Но каков поэт! Жили мы с читателем и не знали, что колокола бывают, как артиллерийские орудия, то дальнего, то ближнего боя…

Еще один образец использования лексики военного времени (о чем автор также не подозревает) находим в стихах, посвященных памяти Э. Володина:

Казалось нам: Россия дорогая

В распыл пошла, как девка по рукам.

Мы-то до сих пор замшело считали, что выражение «пойти в распыл» означает не что иное, как расстрел, а «девки», как правило, идут «вразнос», но что значат для истинной поэзии наши жалкие трафареты?

А сколько, спрашивается, «открытий чудных» подарит не подборка, а полноценный увесистый сборник такой вот нетрафаретной поэзии?..

Но, честно говоря, я несколько подустал, дорогой читатель. А ведь в подборке, помимо трех  стихотворений, на которые упал наш общий взгляд, еще аж 16 творений. И поверь, друже, этот номер журнала мне придется сдавать в библиотеку нашего села донельзя исчерканным, потому что ни одно изделие бессменного председателя Всероссийского пушкинского комитета не прошло даже беглой проверки…

12.11.2005.