24.07.2023
Платон Беседин: путь к тайне
Сегодня литературная критика, разделившись на множество лагерей представляет собой обширный объект для рассмотрения и дальнейшего изучения. От споров о современном литературном процессе и трактовки классики зависит будущее культурного наследия эпохи.
Адекватных современных критиков, кажется, больше, чем адекватных современных писателей. Среди них выделяется молодой писатель, публицист Платон Беседин. Он является одной из наиболее сведущих и грамотных фигур в молодом движении. Александр Казинцев так выразился о деятельности литератора: «В эпоху скепсиса, кислотной иронии, нарочитого мелкометья, знаменующего уход в себя в обидчивом противостоянии с жизнью, общественный пафос особенно ценен. Нас отлучили от больших мыслей, крупно поставленных проблем. Беседин возвращает все это читателям» [4].
В 2022 году выходит в свет книга Платона Сергеевича под названием «Внутренний человек», в которой собраны лучшие его рассказы, повести, очерки и рецензии. Наиболее интересной в сборнике становится своеобразная «очерковая галерея», в которой критиком описывается творчество и жизненный путь различных литераторов от XIX до XXI веков.
Беседин очень точно дал определение Гоголю. Одной из главных черт Николая Васильевича он называет «преданность Православию» [4]. Современники Гоголя (Белинский и др.) в основном выделяли стремление писателя к выравниванию социально-политической ситуации в стране, упуская русскость и религиозность автора. Сегодняшние критики «левого» крыла Гоголя вообще уже называют антирелигиозным человеком, мистиком, отвергающим Бога и т.д.
Популярной тенденцией является причисление Гоголя к определенному национальному лагерю. Например, Д. Быков * называет классика больше украинским писателем, который помимо всего прочего ещё и «с детства отравлен немецким (романтизмом. — А.Н.)». А что-то по-настоящему русское Быков*, вслед за другими либеральными исследователями, не находит в личности Николая Васильевича. Гоголь, по мнению Дмитрия Львовича «варягом» пришёл на поприще русской литературы, чтобы единолично в ней править, так как уже правил украинской: «Вот он (Гоголь. — А.Н.) слепил Украину, вот стал лепить Россию… и тут ему стало не по себе. С Украиной утопия получилась. С Россией он уперся в стену, стал пробивать эту стену — только его гигантских сил могло на это хватить! — в одиночку попытался написать всю русскую литературу девятнадцатого века» [2]. Беседин же, прислушиваясь к писателю говорит, что оценивать борьбу двух лагерей за Гоголя бессмысленно. Николай Васильевич такой же русский, как и украинский, потому что сам про это писал к А.О. Смирновой (от 24 декабря 1844 г.): «Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой – явный знак, что они должны пополнить одна другую» [3]. И это сказано Николаем Васильевичем, как отмечает Беседин, в «метакультурном» плане.
Точен Платон Сергеевич и в описании гоголевских героев: «Персонажи в «Мёртвых душах» носят, точно костюмы, человеческие личины, но порою из-под них показываются истинные демонические сущности» [4]. При прочтении данной точки зрения сразу вспоминаются похожие слова Василия Розанова о Гоголе: «На этой картине совершенно нет живых лиц: это крошечные восковые фигурки, но все они делают так искусно свои гримасы, что мы долго подозревали, уж не шевелятся ли они» [1]. У Беседина сразу заметна подкованность в изучении традиционной русской критики, так как он во многом ей соответствует (не хотим это трактовать в отрицательном плане). Другие мысли литератора о творчестве и личности Гоголя совпадают с мнениями таких исследователями, как И. Золотусский, А. Воронцов и другие.
Одним из ключевых понятий в жизни любого человека Беседин называет совесть. А кто в русской литературе является совестью? Неоспоримо, что это Валентин Распутин, отмечает Платон Сергеевич. И мы с этим полностью согласны. Супостаты и во время жизни, и после смерти классика упрекали его за русский национализм, в отсутствии писательского эгоизма, в том, что мало пишет, обзывали «деревенщиком». Но Распутин же отвечал им своей прозой, позже — публицистикой, более сильным и точным «оружием». Беседин называет Распутина пророком: «сколько уже из им (Распутиным. —А.Н.) сказанного сбылось, а сколько ещё сбудется» [4]. Предчувствовал Валентин Григорьевич духовную «неразбериху» в России в 90-х, свержение власти Горбачёва. Литераторы, как никто, очень тонко чувствуют будущее, замечает Беседин. «Последняя революция, либерально-криминальная, самая подлейшая из всех, какие знал мир, столкнула Россию в такую пропасть, что народ еще долго не сможет подсчитать свои жертвы. В сущности, это было жертвоприношение народа, не состоявшееся по плану, но и не оконченное» [7], — пишет Распутин. Уже в 1997 году Валентин Григорьевич пытается напомнить согражданам о восстановлении традиционных русских ценностей в статье «Мой манифест»: «Мы оказались вдвинуты в жестокий мир законов, каких прежде не знала наша страна. Столетиями литература учила совести, бескорыстию, доброму сердцу – без этого Россия не Россия и литература не литература» [7]. Беседин очень схож с Распутиным, так как совмещает прозу (повести «Шелестом березовых листьев», «Воскресший мумий», «Мебель»; рассказы «Последняя крепость, «Крещение рыбой», «Рождество» и др.) с публицистикой и литературоведением (авторская программа «Игра в классики» на «Крым24», публикации в различных изданиях). Вдобавок Платон Сергеевич ориентирует сограждан на традиционные ценности (наиболее популярные тексты «Не хочу учиться, а хочу вкрашиться!» и «Российская литература в радуге тяготения»). «Сегодня в первый ряд «премиальной литературы» выдвинулись и закрепились там ЛГБТ-тексты. Их задача — не рассказать о чувствах, не призывать к терпимости и даже не защитить лесбиянок и геев. Их задача — извратить любые ценности и навязать одну форму отношений, установить тот порядок, в котором любая иная форма коммуникации будет невозможна. Это своего рода извращённая инквизиция, не дающая людям выбора. Она работает как конвейер, выпускающий то, что будет одурманивать и видоизменять сознание. Дабы в конечном счёте исключить любую возможность выбора», — пишет Беседин о современной литературе. И как будто в продолжении звучат слова Распутина: «Кто почвы под собой не имеет, тот и Бога не имеет... Откройте русскому человеку русский «свет», дайте отыскать ему это золото, это сокровище, скрытое от него в земле. Покажите ему в будущем обновление всего человечества и Воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским Богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий, вырастет пред изумленным миром, изумленным и испуганным, потом что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что представить себе нас не могут, судя по себе, без варварства. И это до сих пор, и это чем дальше, тем больше!» [9]
Платон Беседин несмотря на то, что в основном опирается на классику и традиционные русские ценности, умело может выделить правильные тезисы «не всегда правильных» (точнее, не привычных для цитирования «правыми») авторов или культурных деятелей. Это высказывания Мережковского о Достоевском, цитаты из Набокова, Борхеса, Маркеса. В тексте неожиданно, но кстати Беседин может провести аналогию сюжета русской классики и фильма Дэвида Линча. В этом литератор способствует привлечению молодой аудитории. Некоторые наверное не поймут зачем нужен Линч или Набоков в тексте о Достоевском, Толстом или Распутине. Но, по моему мнению, умелое использование таких приемов не причинит вреда ни репутации публициста, ни теме, о которой он пишет.
Цитаты из Борхеса и упоминание Маркеса встречаются в тексте Беседина о Лихоносове. Но ценности своей этот очерк не теряет, а лишь раскрывает лучше суть личности Виктора Ивановича. «Что связывает во мне русского писателя Лихоносова и латиноамериканца Габриэля Гарсиа Маркеса? Прежде всего то, что оба они были genius loci (гениями места). Ревностно, преданно защищали, воспевали атмосферу тех краев, где им довелось жить и любить» [4]. При этом Виктора Ивановича Беседин не называет только кубанским литератором, а пишет так: «большой русский писатель», «был русский во всем», «никогда не сдававшийся, верящий в русский путь человек». Мнение о том, что Лихоносов только писатель Краснодара встречается сейчас почти повсеместно, начиная от региональных СМИ, заканчивая публикациями во всероссийских изданиях. Но Беседин тут правильно смог оценить достоинство классика.
В разговоре о Беседине-литературоведе необходимо упомянуть и о его видении Достоевского. Ибо русские критики определяются, в первую очередь, Достоевским. Либералы относят Федора Михайловича к шовинистам и фашистам, а «правые» — к идеалу понимания всего русского и России в целом.
Верны утверждения Беседина о начале духовного перерождения классика после отмененной казни: «Достоевский умирает (в момент «взвода курков». — А.Н.) и перерождается (после помилования и далее на каторге. —А.Н.)» [4]. Так же, как и Гоголя, Платон Сергеевич оценивает Федора Михайловича через веру в Бога. Путь писателя происходит «от дьявольского к божественному» [4], пишет литератор. Это бесспорно верно. То же самое упоминали все здравомыслящие исследователи Достоевского (Селезнев, Касаткина, др.).
Религия и сближение с народом позволили писателю-художнику познать тайну жизни, следует из высказываний Платона Сергеевича. В тексте о Достоевском он почти сразу называет писателя «тайновидцем человека» [4]. Для Беседина классик чуть ли не единственный, кто познал весь секрет мирской духовной жизни. Мы добавим к этому слова из книги «В мире Достоевского» Ю.И. Селезнева, которые, безусловно дополняют слова Беседина: «Действительно, Достоевский в целом, как явление, для нас и по сей день — загадка. Тайна. И мы все еще не умеем разгадать ее» [5]. Термин тайны человеческой жизни вообще переходит из поколения в поколения литераторов. Ведь нельзя забывать, что об этой же тайне писал и сам Достоевский в «Пушкинской речи»: «Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем» [6]. Вот прослеживается настоящая цепь преемственности: Пушкин—Достоевский—Селезнев. Можно пустить список и дальше в обе стороны, но принцип, думаю, понятен. Рано еще включать сюда Беседина (сможет ли литератор перенять все заветы классики?), но определенная ясность его высказываний видна. «Он (Беседин — А.Н.) молод, и у него есть все шансы до ясности, которая явится, как истина», — высказался о Платоне Сергеевиче писатель и главред «Роман-газеты» Юрий Козлов.
Поэтому верно сказать, что Платон Сергеевич не бесперспективно на пути к тайне. Несмотря на молодой для литераторов возраст, Беседин способен приблизиться к ряду авторов, которых называют воистину русскими … Тут все зависит только от самого литератора.
*— признан иноагентом
Список использованных источников:
1. Розанов В. «Пушкин и Гоголь» («Родная Кубань» 10.09.2020) // [Электронный ресурс] URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/literaturovedenie-i-kritika/literaturovedenie-i-kritika_3577.html
2. Быков Д. «Третий том» / На пустом месте: Статьи, эссе. – СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2016 – 336 с.
3. Гоголь Н.В. письмо к А. Смирновой от 24 декабря 1844 года, Собрание сочинений в семи томах, том седьмой «Избранные письма», «Художественная литература», 1967г
4. Беседин П.С. Внутренний человек. Повести, рассказы, очерки, рецензии. — М.: Наша молодежь, 2022. —448 с.
5. Селезнев Ю.И. В мире Достоевского. — М.: Современник, 1980. — 376 с. (Б-ка «Любителям рос. словесности).
6. Достоевский Ф. М. Д 70 Дневник писателя/ Федор Достоевский. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. – 1056 с. – (Русская литература. Большие книги).
7. Распутин Валентин Мой Манифест URL: https://rusderjavnaya.ru/news/12_102_2002_god_moj_manifest/2016-04-02-1477
8. Беседин П.С. «Российская литература в радуге тяготения» // URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/publitsistika/publitsistika_14475.html
9. Распутин В. «Откройте русскому человеку русский свет» // URL: http s://rkuban.ru/archive/rubric/publitsistika/publitsistika_13911.html
24.07.2023
Статьи по теме