Человек-загадка

Для моего поколения литераторов, рождённых в пятидесятые, Александр Проханов был загадкой. Мы, конечно, знали, что его, в недавнем прошлом интеллигента-лесника, с лёгкой руки критика Владимира Бондаренко причисляют к группе "сорокалетних", но в отличие от стайных затворников Кима, Киреева, Курчаткина он производил впечатление одинокого литературного волка, если воспользоваться выражением Михаила Булгакова из письма Сталину. Проханов выглядел как человек, недавно вернувшийся из зоны смертельного риска и озиравший окружающую сытую, мирную жизнь с неким благосклонным недоумением. Да так оно, в сущности, и было.

Возвращение из "горячих точек" нередко отмечали в Пёстром зале ЦДЛ, и я, молодой сотрудник многотиражки "Московский литератор", пробегая с вёрсткой из правления в партком через буфет, бар и ресторан, с уважительной завистью смотрел на пиршество, возглавляемое этим спецкором "Литературки" — крепким, смуглым, со взглядом отрешённым и насмешливо-пристальным одновременно. Его спецназовская стать как-то не вязалась с длинной, почти "битловской" причёской. Он был похож на командира, которого атака противника оторвала от сочинения стихов. Если прислушаться к застольному разговору его компании, можно было уловить слова: Ангола, Камбоджа, Никарагуа, Афган… А однажды я видел, как они обмывали, опустив в стакан с водкой, его орден…

После поколения писателей-фронтовиков Проханов стал, пожалуй, первым "певцом во стане русских воинов" по внутреннему зову, а не по разнарядке Воениздата. Он соединил в себе гумилёвское восхищение духовной силой бойца и футуристический восторг перед чудом современного оружия. Если собрать разбросанные по его прозе и публицистике метафоры и сравнения, касающиеся техногенной ипостаси войны, получится большая поэма. Но то, что англосаксы боготворят в своём Киплинге, наши гормональные либералы не прощают Проханову, ненавидя его до самозабвения. Кажется, критик Латынина, ныне всем кланом эмигрировавшая из России, пыталась во время Перестройки прилепить к автору "Дерева в центре Кабула" прозвище "соловей Генштаба". Хлёстко, но как-то не прижилось. Зато вот любопытная деталь: дочь самой Латыниной, став журналистом, превратилась в очевидную "кукушку Пентагона". Неприязнь — обратная сторона приверженности, и по тому, как тот или иной человек относится к Проханову, легко выявить русофоба или латентного "врагоугодника" — выражение Пушкина, между прочим. Ненависть "прогрессистов", прагматический интерес зацикленной на самосохранении власти (положительный или отрицательный) и преданное сочувствие патриотов сопровождают Проханова почти всю его литературную жизнь.

Мне посчастливилось опубликовать мою статью "Из клетки — в клетку" в пилотном номере газеты "День", которую на глазах опешивших коллег в рекордные сроки, с катковской лихостью создал Проханов, наполнив её той интеллектуальной дерзостью и тем требовательным патриотизмом — а их в конце великой советской эпохи катастрофически не хватало КПСС, — которые так и погибли, не очнувшись от правящей летаргии. На логотипе под названием "День" стояло: "Газета духовной оппозиции". Все, кто понимал, "куда влечёт нас рок событий", с нетерпением ждали очередной номер еженедельника с блистательно-беспощадной передовицей Александра Проханова и завёрстанной над колонкой главреда феерической графикой Геннадия Животова — русского Домье.

Неслучайно редакцию "Дня" в дни ельцинского антиконституционного мятежа взяли штурмом, разгромили и закрыли, как в 1917-м "Правду". В последнем номере была напечатана глава моей повести "Демгородок". Приехав в редакцию за авторскими экземплярами, я наткнулся там на галдящую ватагу камуфляжных персонажей, похожих на музыковедов, призванных на военные сборы. Они объявили мне, что никакого "Дня" нет и никогда не будет, что Проханова скоро найдут и расстреляют, а мне лучше бы убраться — иначе… А дальше, точно, как у Твардовского: "Припугнуть ещё желая: "Как фамилия?" — кричит…" У меня хватило ума не назваться, ведь в моей сатирической повести Ельцина с присными посадили в "Демгородок" — строго охраняемое садово-огородное товарищество. Однако вскоре газета духовной оппозиции возродилась под названием "Завтра", и вот уже три десятилетия является средоточием ищущей державной мысли и генератором воли к сопротивлению разрушителям Отечества.

Но даже такой грандиозный и успешный проект, как "День"-"Завтра", не заслонил писательский труд Проханова. Для меня непостижимо, но человек, ежечасно вовлечённый в актуальную журналистику и сложнейшую политическую борьбу, постоянно писал, кроме разящей публицистики в номер, прозу! Его романы без осечек, с завидной регулярностью, как точно посланные снаряды, взрывали гедонистическую гниль болота "новой российской литературы". "Последний солдат империи", "Дворец", "Чеченский блюз", "Красно-коричневый", "Господин Гексоген", "Убить колибри", "Виртуоз", "Крым", "Убийство городов", "Теплоход "Иосиф Бродский"… И каждый роман становился событием для тех, кто знает цену слову.

Но, по моему убеждению, прозаик Александр Проханов ещё по-настоящему не прочитан, не понят, не оценён, не изучен, не признан… Для доминирующих в отечественной словесности кураторов и авторов "Букервальда", которые изготавливают тексты из отходов великих литературных предшественников методом холодного отжима, а потом клеят на них этикетки с оливковыми венками, для них Проханов — красно-коричневый фанатик, по определению не способный на "адекватный современный контент". На самом же деле, автор "Востоковеда", пожалуй, единственный в нашей литературе писатель, кому удалось имперскую мысль и цветущий консерватизм воплотить в слово, открытое всем стилистическим новшествам литературной эпохи, наполнив бесплодную игру постмодернизма подлинным, жизненно важным смыслом. Он мне чем-то напоминает Грибоедова, архаиста по взглядам, но писавшего на прорывном языке, современном до сих пор. Надо ли удивляться, что в школьной программе, где наличествуют Быков, Улицкая, Яхина, Акунин, Проханова нет. Наше государство до икоты любит блудных сыновей, и у него всегда готов нож, чтобы заколоть для возвращенца самого жирного тельца. А верные сыны — куда ж они денутся?

И ещё не могу не вспомнить один любопытный эпизод. В середине 1990-х я вёл на канале "Российские университеты" несколько передач, одна из них называлась в духе времени — "Звёздная семья": в студию приглашался известный человек, как говорится, с чадами и домочадцами. И вдруг я предложил позвать Проханова. Сначала все оторопели. 1995 год, ещё из столицы не выветрилась гарь расстрелянного Верховного Совета, в глазах победивших либералов главред "Завтра" — монстр воинствующего красного патриотизма. А ТВ демонизировало его не хуже Чикатило. Тем не менее тогдашнее телевидение ещё не напоминало кентавра с государственным торсом и блудливым крупом испорченного скакуна. Зачистка случилась позже, после выборов 1996-го "Университеты" закроют, а частоту отдадут верному НТВ.

— А почему бы и нет? — задумалась наш режиссер Роза Мороз. — У нас свобода слова. Но ведь он будет нести в эфире свою пропаганду!

— Не будет.

— Ну смотрите, Юра, под вашу ответственность!

Встреча проходила в форме студийного чаепития. Александр Андреевич пришёл с женой Людмилой Константиновной и детьми, тогда ещё совсем юными. Не буду утомлять читателя подробностями, скажу лишь, что съёмочная группа потом долго не отпускала Проханова, очаровавшего всех своими умными, тонкими, остроумными, образными ответами и рассказами. Даже Роза Михайловна, весьма либеральная дама, сказала мне, когда, наконец, героя передачи отпустили:

— Какой красивый человек! Какая красивая семья! Он совсем не такой, как я думала…

О том, что Проханов — удивительный рассказчик, общеизвестно, и я сам однажды чуть не опоздал на поезд, заслушавшись, когда он выступал на сцене ЦДЛ. Если бы сидевшая рядом Катя Глушик не напомнила мне о рейсе, точно не успел бы… Кстати, его вдохновенные, завораживающие, полные смелых развёрнутых метафор и мыслей импровизации приоткрыли мне дверь в его писательскую лабораторию. С тех пор, читая прозу Проханова, я слышу его голос. Не знаю, есть ли записи, где он сам читает свои романы? Если нет, это непростительная ошибка…

Однажды на теплоходе (не "Иосиф Бродский") мы вместе с Александром Андреевичем путешествовали по Волге, говорили, сидя на палубе и глядя на проплывающие берега с новенькими храмами, о литературе, о политике, о газете, о его любимом детище — "Изборском клубе", о возвращённом недавно Крыме и о тех сдвигах, которые в связи с этим начались в России и в мире.

— Александр Андреевич, как думаете, чем это кончится? — спросил я.

— Да что вы, Юра, — ответил он, — это только начало…

Источник

25.02.2023

Статьи по теме