Первая часть

8

Стас проснулся весь в поту с колотящимся сердцем. Грозный голос полковника Череповского в голове становился глуше, мягче и, наконец, умолк. В комнате стояла глухая тишина, за окном непроглядная темень.

 «Тьфу ты ж, вот напасть, - Стас со стоном зажёг ночник, - три часа! Ни днём, ни ночью покоя нет». Вытер простынёй лоб, поставил будильник, лёг снова...

На этот раз пробуждение было неожиданно лёгким. Бравурно напевая: «были сборы недолги, сели в чёрные Волги», Стас побрился, плеснул одеколон «Консул» на ладони, похлопал себя по розовым, чистым щекам, потом провёл по волосам.

Цитрусы бодрили, древесные ноты уравновешивали, настроение было хоть сейчас легион набирай, возглавляй и в бой веди. Он обернул простыню вокруг бёдер, поднял правую руку и встал перед зеркалом в позу известной статуи Октавиана Августа.

И тут произошло непостижимое: зеркало, словно расплавленное олово, растеклось по стене и превратилось в дверной проём, из которого показались две тёмные женские фигуры. Их глаза горели жадным огнём, а руки, извиваясь, как щупальца, тянулись к нему. Стас отшатнулся, простыня скользнула на пол, а он стоял, как истукан, боясь отвести от видений взгляд. Он чувствовал, что если хоть шевельнётся, то случится ещё нечто более страшное.

— Где!? — вопрос прозвучал глухо, как удар колокола на дальнем кладбище, — Икра!?

От нестерпимого ужаса Стас заорал не своим голосом, схватившись за голову. И тут ему в унисон грянули мощные аккорды, а затем торжественную мелодию подхватил стройный хор: «Союз нерушимый республик свободных…» У Стаса текли по лицу слёзы, он дрожал, крестился и матерился.

Не помня себя, он оделся, выскочил из дома и, как умалишённый, помчался в сторону городского пляжа. «Задолбало всё, — бормотал он, не отдавая себе отчёта, зачем туда бежит, — в гробу я видел такую жизнь!»

Над водой стелился лёгкий туман, деловито скользили утки, выбирая клювами ряску, на пирсе неподвижно сидел дед с удочкой.

Стас стащил с себя одежду, отрешённо глядя вдаль, на середину реки, непреодолимо манящую его своим стальным покоем. Его пошатывало, словно всю ночь крутили в центрифуге. «Утопиться что ли? — подумал Стас. — Ладно, поплыву, а там видно будет». Он зашёл в воду и услышал прямо у себя над ухом хриплый возглас рыбака:

— Леший тебя сюда принёс! И так поклёвки никакой, так ещё ты другого места не нашёл!

— Спокойно, дед, где хочу, там и топлюсь!

— Да где ж спокойно, когда ты рыбу до осени мясом снабдишь, а на моих опарышей она и смотреть не будет! Иди уже отсюда, божье попущение!

Он замахнулся длинным удилищем и Стас, инстинктивно пригнувшись, прыгнул вперёд и поплыл.

Речная прохлада приятно обволокла тело, смыла ночную муть, освежила голову.

Делая ритмичные и размашистые взмахи руками, он доплыл до середины водоёма, лёг на спину, задышал спокойно и равномерно.  В светлом небе плыли лёгкие облака, а между ними и гладью воды острым клином летела белоснежная эскадрилья чаек. И вдруг одна из птиц серебристым истребителем спикировала прямо на Стаса. Через пару секунд чайка, став похожей на иглу, отвесно вошла в воду рядом с головой пловца. Вынырнув с рыбёшкой в клюве, птица снова набрала высоту и полетела к берегу подкрепляться.

Стас со страху перевернулся и, гулко хлопая ладонями, быстрыми сажёнками погрёб назад.

— Хорошая скорость! Только технику надо подтянуть, вот так руки при кроле должны идти, — у берега стоял высокий, широкоплечий загорелый мужчина лет сорока и показывал Стасу движения.

— Да тут не до стилей, я думал, что она мне в лоб влетит и глаза выбьет.

— Вот так-то оно топиться! — возник рядом неугомонный дед, — я тебе сразу сказал: не пугай мне рыбу, и без тебя есть кому, — рыбак покосился на атлета.

— Хорош бухтеть, Петрович! Хочешь, чтобы никто твою солитёрную кильку не пугал, дуй отсюда под мост и там сиди. А здесь вообще территория клуба.

— Какого клуба? — робко вклинился Стас.

— Клуба закаливания. Вывеску видишь?

На пятачке, возле самой воды, расположились три вагончика, над которыми, действительно полукруглой аркой висела вывеска с изображением то ли моржа, то ли морского котика.

— Пойдём покажу, как у нас тут здорово. В первом вагончике можно переодеться, оставить вещи, здесь и спортзал: хочешь, педали крути, хочешь на беговой дорожке потей, жир сбрасывай. Хотя наши бегуны народ крепкий, по любой погоде снаружи бегают. Теперь смотри: позанимался, переходим в сауну.

Из второго вагончика на Стаса приятно пахнуло сухим жаром дерева, приятным запахом душицы, зверобоя, мяты и каких-то ещё трав.

— Хорошо как, — потянул носом Стас.

— А то! — согласился его проводник. — Сидишь, млеешь, организм до косточек прогреваешь, а через поры вся химия, все токсины из тебя выходят. А потом под моржевичок, — он показал рукой на огромную бочку в углу, — дёргаешь за ручку, и водичка освежает тебя, в чувство приводит, к жизни возвращает. Но это летом, а зимой…

Он прошёл дальше, распахнул двери третьего вагончика, и Стас увидел довольно уютное помещение, обшитое вагонкой, с деревянным столом, лавочками.

— Здесь наша столовая. Присядь, я тебя чаем угощу. Так вот: зимой бурим прорубь три на четыре.  Ты же знаешь, как закаляется сталь? Сначала в жаре, в огне, добела, а потом в ледяную воду…

«Шш-шш-шшь…» — зашипело сзади и Стас аж подпрыгнул на деревянной скамейке.

— Ты чего, это ж самовар закипел. Я сегодня дежурный по клубу, вот за порядком слежу, баньку поддерживаю, вот баранки, конфеты к чаю, бери не стесняйся.

Стас отхлебнул большой глоток и второй раз чуть не подскочил, почувствовав во рту что-то обжигающе-горькое, противное.

— Это наш фирменный чай с имбирём, от простуды, гриппа, от всех болезней лечит. Ты завтра приходи, у нас клубный праздник будет: с Нептуном, водяным, русалками… А какие у нас русалки, это надо видеть!

Тут Стас вспомнил про своё дежурство и заметался глазами в поисках часов. Часы были и показывали полвосьмого, и он немного успокоился — до восьми всяко успеет добежать. Стас поблагодарил за мерзостный чай, быстро оделся и всю дорогу, пока бежал до обкома, плевался, стараясь избавиться от перечного привкуса во рту.

9

Летом Стас каждое утро перед работой прибегал на пляж, плавал, занимался на тренажёрах, перезнакомился с моржами и бегунами, стал своим в клубе.

Лида закончила учёбу и нашла работу в школе. Они встречались по выходным, гуляли, и Стас самозабвенно хвастался девушке своими новыми рекордами, рассказывал на сколько километров и минут превзошёл себя — пробежал или проплыл больше, чем в прошлый раз. Лида рассказывала забавные истории о коллегах и о прочитанных книгах. Была одна тема, которую оба старались не затрагивать — Светкина свадьба...

На свадьбе было весело. Они, как добросовестные и порядочные свидетели, помогали рассаживать гостей, придумали несколько интересных конкурсов и заданий молодожёнам. Стасу поручили на хранение «золото партии» — обручальные кольца молодых, а он забыл их перед росписью. Потом выяснилось, что это была шутка, чтобы взбодрить общую атмосферу.  Лида гордо сидела рядом с невестой и стойко охраняла её от «злоумышленников». Хотя потом у неё всё равно украли туфельку, но это же свадьба. Все были довольны. Всё было прекрасно.

Но это были её впечатления о светкиной свадьбе. Когда же они со Стасом снова встретились, он пожаловался, что еле пережил эти два дня и постарается забыть их, как страшный сон. Лида приняла это на свой счёт и вспыхнула от обиды до слёз.

— Ты так относишься к свадьбам в принципе или только к тем, где я присутствую?

— Лидочка, дело совсем не в тебе…

— То есть происходило что-то такое ужасное, о чём я даже не подозревала и не знаю до сих пор? И это, по-твоему, нормально?

Стас почувствовал досаду на себя. Дёрнула его нелёгкая за язык, теперь придётся рассказывать всё с самого начала, а это стыдно и вообще не стоит. А если рассказать только про свадьбу, будет непонятно. Лида молча смотрела на него, ждала ответа, чем дольше затягивалось его молчание, тем тягостнее становилось у неё на душе. И Стас решил сжечь за своей спиной все мосты с кораблями.

— Это началось ещё в тот день, когда я пришёл делать предложение…

Лида слушала его, прижав ладони к щекам, с широко распахнутыми глазами. Её лицо, как зеркало, отражало эмоции, которые боролись друг с другом: изумление, испуг, ужас. Наконец, она не выдержала и сочувственно выдохнула:

— Что же ты мне ничего не сказал об этом?

Стас горько усмехнулся:

— Это твои единственные родственники, а я жалуюсь на них. Сама подумай, как я буду выглядеть в твоих глазах?

— Но я ж не Нина из «Кавказской пленницы», чтоб меня за двадцать пять баранов продавать! Хотя, какие бараны, за банку икры!  Это потому, что я не комсомолка, спортсменка, красавица! — Потрясённо воскликнула Лида, чуть не плача.

— Да ты самая красивая девушка на свете! А они этим как раз пользуются! На свадьбе даже детей против меня настроили!

— Тех двух милых малышек, которые за Светкой фату несли?

— Да! Твоя тётя к ним подошла и стала причитать, да так  жалобно, с подвываниями: «Ой, вы ж бедненькие де-е-точки, не досталось вам икри-и-чки! Обделили, обидели…» Они глазами лупают, не понимают, но всё равно накуксились, а потом и вовсе в слёзы, сначала одна, а за ней другая.

— Кошмар какой-то!

— А Серёжа этот, брачующийся, на меня так зыркал, будто я его маму на расстрел водил. Думаешь, чего? Его тёща свежеиспечённая всё накручивала: «Держись, дескать, на тебя вся наша надежда, свидетель вон сидит, палец о палец не ударит, честь свою охраняет».

— Да неправда! Мы столько всего делали! Я к вечеру ног под собой не чуяла, так устала. Может, тебе послышалось такое, шумно ведь было?

— Так она и ко мне потом подсела, кулаком щёку подпёрла и давай охать со слезой на голубом глазу: «Если бы на столе икра была, гости кричали бы не «Горько!», а «Вкусно!»

Лида не выдержала напряжения оно заискрилось и прорвалось безудержным смехом. Стас надулся, как сыч, а потом и его отпустило, и они долго хохотали, чувствуя облегчение.

10

— Как я по тебе соскучилась, сестричка, — Светка поставила перед Лидой дымящуюся чашку золотистого грузинского чая, — ты совсем нас забыла…

— Светочка, что ты! Я не забыла, просто чуть меньше времени стало, работа… Но я как от мамы узнала, сразу к вам, благо у меня по субботам часов нет.

— Кушай, детка, вот колбаска, сырочек... В перерыв в нашем заводском магазине выкинули, очередь отстояла километровую. Сахарок в чай клади, не стесняйся, — хлопотала тётя.  — Из-за этих проклятых самогонщиков теперь берём по талонам, но ты такая редкая гостья! Всё, что у нас есть бери, угощайся.

— А ещё табак по талонам! — вмешалась Светка. —  Хорошо Сергей не курит, мы соседу сигареты на стиральный порошок меняем.

— Каждый день что-то пропадает! Скоро, наверное, хлеб по талонам будет!

— Не дай Бог, Лидонька! В сорок седьмом году продуктовые карточки отменили.  Так это после войны, после неурожая! А сегодня все заводы работают, поля колосятся, экономика растёт, а ничего нет! Бери, Америка, нас голыми руками! Одним спекулянтам радость! А Стасик твой курит? — неожиданно спросила тётя.

— Нет, — замотала головой Лида, — наоборот, он спортом занимается, ещё с лета начал по утрам перед работой на речку бегать, он её уже туда и обратно переплывает в самом широком месте!

— То-то я смотрю, куда это он утром с рюкзаком мчится, а он плавать… А как же служба?

— Он потом сразу туда едет и переодевается, форма у него на работе висит.

— Ну, поняла, поняла…  Так у вас с ним всё хорошо, говоришь?

— Да нормально, тётя Лариса, а что?

— А вот что: вы не тяните, а то с такими перестройщиками скоро всё медным тазом накроется, и свадьбы не сыграешь — ни постельного, ни носков, ничего не будет.

— Ну потом всё равно же наладится, — беспечно успокоила её Лида.

Тётя Лариса только покачала головой...

Вечером, посовещавшись, родственницы составили крупномасштабный план по осчастливливанию Лиды и её избранника. Учитывались тончайшие нюансы психологии, суровые реалии экономической ситуации и международные тенденции. И прямо с утра они решили приступить к осуществлению первого этапа плана.

Едва месяц растаял в свете занимающейся зари, они обе уже завтракали возле открытого кухонного окна, поглядывая на пустынную улицу.

— Шарлотка просто тает во рту! Отрежь мне, Светочка, ещё кусочек. Ручки у тебя золотые!

— Да, мамочка, сейчас. Бочок тут подгорел, мы его Серёге отрежем. Сам виноват, не мог проследить, пока мы досмотрим. Ему всё равно этот сериал, как шёл, так и ехал.

— Да он просто сухарь! У меня слёзы в два ручья, так жалко бедняжку Изауру!

— Да чего её жалеть? — с досадой фыркнула Светка, — рук работой не марала, репу не сажала, полов не мыла! Знай бренчи на фортепиано, да морду недовольную делай! А я хуже рабыни пашу на работе и дома, а этот олух Серёга только и знает, что к мамочке на фазенду мотаться, да самогон через трубочку потягивать… — она всхлипнула.

— Доченька, всё наладится! Он простой, деревенский, и слава богу! Мы его отучим, найдём ему другое занятие.

— А до чего ж красивый мужик Леонсио! Всё при нём, да ещё и богатый! О такой любви только мечтать!

— Да чудовище он! Радости с его красоты и богатства! Вот актёр, да, хорош, он когда на Изауру смотрит, глаз горит.

— Конечно, горит! Она в каждой серии наряды меняет, платья одно другого шикарнее! А я всё, что с Серёгой в салоне купила, теперь до старости таскать буду пока на нитки не разлезется!

— Светик мой, а чего мы с тобой тут сидим, не забыла? Спой-ка лучше ту песню, из фильма.

Светка повеселела и завела полюбившуюся им обеим мелодию, поводя плечами и прищёлкивая в такт ложками.

— Замбеле гарунге унгазум гарунге… 

— А вот и наша цель!

11

На фоне редких и пока ещё легко одетых прохожих, Стас выглядел хорошо экипированным на любой случай: хоть на рыбалку, хоть на Эверест, хоть для кругосветного путешествия.  Зелёный с коричневыми пятнами камуфлированный рюкзак придавал ему сходство с гигантской черепахой, которая стремительно двигалась по центральной улице к ближайшему водоёму.

— Задержи его, а я сейчас встречу, — тётя Лариса набросила лёгкий жакетик и пошла к дверям.

— Мальбрук в поход собрался, ахаха!… Привет, Стасик! — высунулась в окно Светка и помахала рукой.

Стас остановился, довольно улыбнулся в ответ.

— Доброе утро! Не в поход, а на речку.

— А что у тебя в рюкзаке такое ценное, чем ты так нагрузился?

— В рюкзаке ласты, маска для плавания, полотенце, много чего ценного… Утром вода, как парное молоко, и чистая, никаких курортов не надо!

— Это тебе не надо, — возразила, подошедшая к нему тётя Лариса, — а другие уже чемоданы пакуют. Я второй раз вижу нашего соседа Сенечку возле ОВИРа.

— Да мне что за дело до него?

— Тебе ни чего нет дела… А Сенечка Гуревич в Америку собрался. И мама его Роза Семёновна тоже.

— Попутного ветра ему в спину! И маме барабан на шею! Им и тут неплохо жилось, все места блатные позанимали. А вы-то чего за них так распереживались?

— А потому, что собрались они нашу Лиду в США увезти! Границы открыли, всё вывезут, останется один неликвид, на ком ты тогда будешь жениться?

Стас вытаращил глаза.

— Что это значит? Она мне вообще ничего не говорила. Она что, с Сенечкой всё это время встречалась?

Родственницы переглянулись и замахали руками.

— Да ни с каким Сенечкой она не встречалась! Тут другое! Ты разве не знаешь, что в еврейских семьях мама глава семьи?

— Ну?

— Так вот, Роза нашу Лидочку с самого детства с рук не спускала, души в ней не чаяла, ленточки дарила, косички заплетала. Тетешкает и приговаривает: «Красавица моя, невестушка моя, буду любить, как родную доченьку!» Сеня её ни рыба, ни мясо, кого мама выберет, с той и поедет в Америку. А ты будешь плавать в своей речке, одинокий, как Ихтиандр…

— Так чего же вы от меня хотите?

— Мы хотим счастья нашей племяннице. Но не заокеанского, на чужбине, среди небоскрёбов, золотых пляжей и кадиллаков, а с нами, на родине…

— Стасик, я без моей любимой сестрички с ума сойду и от тоски умру!  Светка схватила его за руку и умоляюще заглянула в глаза. — Ты же обещал на ней жениться? Действуй! Счёт пошёл на минуты…

12

Ни свет, ни заря, а для любителей точного времени, в шесть пятнадцать, когда у Людмилы Васильевны оставалось ровно пять минут на то, чтобы выпить чаю с бутербродом и бежать на работу, в дверь раздался звонок.

Первое, что ей пришло в голову — в санузле прорвало трубу и затопило соседей. Это уже стало фобией, трубы были старые, ржавые, мокрели, и она каждое утро собиралась зайти в РЭУ и вызвать слесарей-сантехников. Но они начинали работу с восьми, а заканчивали после обеда, который у них редко обходился без магарычей от благодарных жильцов. Людмила Васильевна порывисто распахнула дверь, готовая к неприятностям, и удивлённо замерла на пороге.

Раскрасневшийся, запыхавшийся и взъерошенный Стас через порог протянул ей бутылку шампанского и красно-коричневую коробочку духов «Тет-а-тет» и возбуждённо затараторил.

— Здравствуйте, а я троллейбус не стал ждать, сразу пешком пошёл и за 19 минут быстрым шагом….

Людмила Васильевна только хлопала ресницами и не могла ничего сообразить. «То ли он выпил, то ли случилось что-то чрезвычайное», — начала тревожиться она.

— Лидочка спит ещё, у неё занятия во вторую смену сегодня, а мне уже на работу пора…

— Пусть спит, я к вам, ваше благословение нужно, — он шагнул в прихожую, — не уйду без него!  Сколько же ждать?

— Какое? — уверилась в своих предположениях Лидина мама.

— На наш брак!

— Да что ж за срочность такая, чтобы спозаранок бежать?!

— И так дотянули, будем теперь в хвосте телепаться! А Роза Семёновна пусть едет, и там свой шейтель заплетает, а то ей самой лапти сплетём!                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                           

Людмила Васильевна совсем переполошилась — Стас явно не в себе. А если сейчас Лида проснётся, испугается? Нужно срочно что-то придумать.

— Стасик, разве я против? Пойдём, ты меня на завод проводишь. По дороге поговорим, и всё обсудим…

Она поставила шампанское и духи на трельяж, пригладила рукой волосы и вздохнула, прощаясь с остывшим чаем.  Быстро обувшись и заглянув в сумку, где лежал пропуск, она подхватила буйного жениха под руку и вывела из квартиры.

— Плохо, что по дороге, дело серьёзное, надо обстоятельно говорить, а не на ходу, в спешке — не унимался и бубнил Стас.

—  Да ты пойми: меня же люди ждут. Если продукцию вовремя не отгружу, будет затор, весь цех на уши встанет, начальник прибежит и меня накажут. Про какой хвост ты говорил?

— Про очередь на квартиру, вот какой. Ещё в восемьдесят шестом Горбачёв программу «Жильё 2000» запустил — каждой советской семье по отдельной квартире. Могли бы уже получить, а мы даже ещё и семьи не создали!

Людмила Васильевна облегчённо выдохнула.

— Стас, так вы же ещё тогда не встречались! А программы ихние… Я чтобы эту однокомнатную квартиру получить, на очереди стояла пятнадцать лет, ишачила на государство, ни одного субботника не пропустила... А Роза Семёновна каким боком здесь?

Станислав бросил на неё быстрый, настороженный взгляд и покраснел.

— Я верю, что это реально. У нас огромный потенциал. Вы сами знаете, видите: в городе завод цементный в три смены работает, кирпичный, ЖБК, темпы строительства растут, — вполне могут обеспечить! А какой экспорт нефти, цены растут, страна богатеет.

— Да люди шепчутся, что не растут, а падают, только. «Они», — Лариса Васильевна понизила голос, — скрывают это. И про пятьдесят миллиардов внешнего долга говорят. Проедим все запасы и всё.

Поток спешащих на смену людей обмелел. Он стал больше похож на тоненькие быстрые ручейки, стекающиеся к проходной и спешащих просочиться прежде, чем им отсечёт путь зычный рёв заводского гудка.

— Станислав, мы с Лидой ждём тебя вечером. Если она согласна, хоть завтра подавайте заявления, я буду только рада за вас.

И Лариса Васильевна скрылась в разверзшейся, огнедышащей и всепоглощающей пасти завода.

13

Подготовка к свадьбе очень суматошное и непростое дело. Кажется, что месяца для этого вполне достаточно, но как только Стас и Лида от планов, которые они старательно выписали на листе бумаге, перешли к их воплощению, начали случаться драматические, а порой и мистические события.

В стране свирепствовали, соревнуясь между собой, тотальный дефицит и «сухой закон». В столицах и крупных промышленных центрах снабжение было намного лучше, чем в провинции, но даже доступ к тому немногому, что распределялось, имели очень немногие категории населения: номенклатура, торгаши, члены творческих союзов, ветераны и инвалиды. Молодые офицер и учительница испытывали на себе географические и социальные диспропорции в полной мере.

Сначала удача благоволила им. В первые же выходные после того, как Стас и Лида подали заявление, они вместе с родителями отправились в ресторан «Русская тройка» заказать зал и угощение. Директор, дебелая дама с высокой прической и множеством золотых колец, посетовала, что ресторанное меню сейчас в сильно урезанном виде и не всё можно позволить, что ещё недавно, в «брежние времена», было доступно. Спиртного тоже нет. Запрещено. Впрочем, если со своим и перелить в бутылки из-под газированной воды, кувшины, чайники и прочую посуду, то можно.  

По простым расчётам расклад получался такой: по талонам полагалась одна бутылка водки на человека в месяц. Их пятеро. Плюс ещё ящик по справке из ЗАГСа. Родители пообещали поскрести по сусекам, и молодёжь немного успокоилась.

Теперь встала во весь свой страховидный рост другая проблема: наряд для невесты и жениха. В магазинах шаром покати, а то, что выкидывалось нужно было «ловить» и выстаивать в очередях. Поэтому решили не тратить времени, взяли пригласительную открытку и сразу поехали в магазин для новобрачных.

Как только они вошли в распределитель, Лиде показалось, что они попали в совершенно особый, волшебный мир. В большом и светлом помещении их окутал опьяняющий аромат какой-то другой, счастливой жизни. С одной стороны, воздушно-облачно трепетали и колыхались белоснежные платья для невест, с другой, словно заземляли и уравновешивали, строгие темные костюмы для женихов. Между ними на полках… Чего только там не было: белые туфельки и перчатки, капроновые колготки, парфюмерия, постельное бельё, расписные жостовские подносы и павловопосадские платки, маленькие складные японские зонтики, чайные и столовые сервизы, хрусталь, а прямо по центру сверкал, как жар-птица, ювелирный отдел.

Лиду неудержимо влекло к прилавку, как в пещеру Али-Бабы. Очнулась она от созерцания красоты только тогда, когда продавщица с видом небожительницы положила перед ними на бордовую бархатную подставочку два обручальных кольца. «Двести сорок и двести шестьдесят рублей, всего пятьсот», — улыбаясь озвучила она их стоимость. Лида внутренне ахнула и посмотрела на Стаса. Он спокойно кивнул, подумав, что не глупый был совет, сделать отсрочку. В радостном волнении они примерили кольца, и совершили первую покупку.

Подойдя к полкам с обувью, ахнули — сплошной импорт: Австрия, Югославия, ГДР, Венгрия… У Лиды загорелись глаза: хотелось и невесомые свадебные туфельки, и модельные бежевые лодочки, и серебристые босоножки на тонком каблучке…

— Должна вас предупредить, товар у нас отпускается строго по списку одна вещь в одни руки, — с холодной улыбкой прервала её муки выбора хозяйка отдела.

— Это как? — поинтересовался Стас.

— Одни туфли, одни босоножки, одни сапоги женские. С мужской обувью так же.

— А одежда? — с надеждой обратилась Лида, рассматривая серый, идеально скроенный, итальянский костюм для жениха.

— И одежда, — нехотя, словно делая одолжение, процедила продавец.

— Понятно. Дайте нам вот эти белые туфли и серебристые босоножки 36-го размера, — Стас показал на понравившиеся Лиде пары.

— И вот этот шикарный костюм давай тебе купим! — восторженно подхватила Лида.

— К этому костюму у нас в нагрузку набор из шести деревянных ложек с хохломской росписью идёт. Приглашение давайте, — раскрыла журнал учёта и, сверив какие-то номера, надменная небожительница, превратилась в советскую тётку-торгашку. — Так у вас тут всё выбрано! Какой вам ещё костюм? И обуви понабрали на всю деревню!

Молодые люди недоумевающе переглянулись.

— Мы у вас ничего не брали. Вы с кем-то нас путаете.

— Я ничего не путаю, сами смотрите! — она ткнула наманикюренным пальцем в журнал, где рядом с номером их приглашения был целый список приобретений. — Неделю назад хорошо так скупились и уже забыли?

— Это вы блатных да родственников отоварили и «забыли»! — разозлился Стас.

— Или людям втридорога загнали, спекулянты проклятые! — с жаром подхватила Лида.

— Мы на вас в ОБХСС заявим, будете им сказки свои рассказывать!

Лицо тётки окаменело, она выскочила в боковую дверь, и вскоре вернулась с заведующей. Начальница вежливо представилась и попросила прояснить ситуацию.

— Вот, наша открытка-приглашение. Через две недели свадьба и мы пришли купить всё, что нам полагается. А ваша сотрудница заявляет, что мы тут весь отдел скупили.

— В нашей жизни важнейшее событие, а нам настроение испортили.

Стас и Лида были полны благородного негодования.

Заведующая внимательно слушала их, но её серые, мутные глаза оставались холодными и колючими. Прямо кожей ощущалось, что с подчиненной у неё давно устоявшаяся, прочная ментальная связь. Продавщица всё время разбирательства молчала, обиженно сжав губы «куриной жопкой».

— А, может быть, вы кому-то давали свою открытку на время, и кто-то воспользовался?

Стас раздражённо отмахнулся от вопроса.

— Не выдумывайте себе оправданий!

А у Лиды в голове разом сверкнула огненная молния и громом ударил Светкин вкрадчивый голос: «Всего на пару денёчков... А я тебе свою шляпку и фату дам, чтобы вы не тратились напрасно».

Она в ужасе схватила Стаса за рукав и молча потащила к выходу. Он удивлённо смотрел на её смятенное бледное лицо, сначала пытаясь понять, что случилось, потом подчинился её напору и движению, пока они не оказались на улице.

Лида едва сдерживала слёзы, не зная с чего начать, потом глубоко вздохнула и сбивчиво рассказала, как к ней заходила вечером Светка, и они так приятно посидели, поговорили, она ей столько полезного рассказала, предложила ей свою кружевную свадебную шляпку и попросила…

— Как она могла так поступить? — наконец, не выдержала и расплакалась Лида.

Стас начал смутно догадываться ещё в магазине, а сейчас его опасения подтвердились, да ещё вспомнились рассказы будущих родственниц про эмиграцию Гуревичей в Америку, и кровь бросилась ему в голову.

— Ладно, ничего прорвёмся! Но теперь пусть на глаза мне не попадаются! И на свадьбе чтоб духу их не было!

14

От части по приказу Череповского выделили три легковушки, и с раннего утра Стас с друзьями наряжали их разноцветными атласными лентами, воздушными шариками, крепили к бамперу куклу.

Подъезжая к дому невесты, машины сигналили так, что соседи, какие только были дома, повысовывались по пояс из окон, а стайка голубей, чинно гуляющая по газону, испуганно хлопая крыльями поднялась в воздух. К подъезду, где они остановились, со всего дома начала сбегаться мелкая детвора в предвкушении зрелища, конфеток и монеток.

Вход был перетянут верёвкой, на страже его стояли нарядные подружки невесты во главе с хитро улыбающейся свидетельницей.  

Жених и свидетель вышли из машины, оба в парадной форме. Вдоволь нагудевшись, подкатила ещё на двух машинах и «группа поддержки».

Ободрённый чувством локтя, Стас вспомнил известный фотоснимок Великой Отечественной «Комбат», обернулся к друзьям, эффектно поднял руку с воображаемым пистолетом «На штурм!» и шагнул вперёд.

— Кто к нам пожаловал! — завела сладкие речи свидетельница, — молодцы бравые, щедрые, удалые! Цель визита вашего?

— Я приехал за невестой! — подбоченился жених. 

— Дождались! — со смехом захлопали подружки в ладоши. — Выбирай любую! Все красавицы и в загс все готовы хоть сейчас!

— Моя невеста краше всех, самая любимая, и других мне не надо!

И пошло-понеслось:

— Опиши-ка нам невесту, коль пришел на это место!

— Чтоб к невестушке пройти, выкуп денежкой плати!

После каверзных вопросов, конкурсов и испытаний, оставив весь свой «золотой запас» в виде конфет, шампанского и денег коварным и весёлым охранницам, Стас, наконец, увидел Лиду.

Она порозовела от волнения и действительно была прелестнее всех. Букет белых роз, который жених преподнёс невесте, добавил очарования и нежности её новому образу.

В простом, но очень красивом белом платье и кружевной шляпке, надетой на распущенные волнистые волосы, она показалась Стасу волшебной феей, на которую устремлены все взгляды, отбирая тем самым у него по частичке счастья.

Он занервничал, хотя, по сути, ничего страшного не происходило: она улыбалась ему, улыбалась подружкам, гостям. Она просто улыбалась, немного отстранённо и ласково, как в мультфильмах могло бы улыбаться солнце.

Внезапно задрожавшей рукой Стас достал из нагрудного кармана белоснежный платок, вытер вспотевший лоб и ощутил приступ паники: сейчас они поедут в ЗАГС и для него начнётся другая жизнь. А вдруг он не готов к ней?

15

Освежив голову и подкрепив силы шампанским с бутербродами, молодёжь во главе с женихом и невестой стала выдвигаться на регистрацию. Опираясь на руку Стаса, Лида бережно придерживала белоснежное платье, пока они спускались по лестнице. На крыльце подъезда им под ноги полетели пшеничные и рисовые зёрна, конфеты в разноцветных обёртках, звонкие золотистые и серебристые монетки. Лидина мама со счастливым лицом стояла ближе всех к ним и держала в руках плетёную корзинку. Она зачерпнула из неё полную пригоршню алых лепестков роз и подбросила их над головами молодых: «В добрый путь! Счастья вам, детки мои!»

Это было так красиво, что Лида от избытка чувств засмеялась и заплакала, а собравшиеся вокруг соседи и друзья захлопали в ладоши и стали наперебой их поздравлять. Но пора было ехать.

Лида с девушками села в первую машину с наряженной невестой пластмассовой куклой на капоте, Стас со товарищи двинулись следом.

У входа их уже дожидались родители и родственники Стаса, приглашённые коллеги с обеих работ. Все были нарядные, радостно улыбались, одобрительно подбадривали жениха, невесту и свидетелей.

Центральный городской ЗАГС построили через год после Олимпиады по проекту — «промышленно-бытовая вставка между домами». И снаружи, и внутри он являл причудливое смешение советского и византийского стилей: бетонная громадная арка и маленькие сводчатые окошки по бокам от входа, просторный современный холл с гардеробом и девушкой на ресепшене, сверкающий пол с отражёнными на его зеркальной поверхности шикарными золотыми люстрами.

Поднимаясь на второй этаж по широкой лестнице, Стас совсем некстати вспомнил, как его друг детства и одноклассник Генка пригласил его на свою свадьбу, а накануне решил затеять мальчишник. Бурное прощание с холостяцкой жизнью закончилось окончательным и полным расставанием. Под утро кто-то из случайно влившихся в их пирушку собутыльников выбросил его с седьмого этажа.

«Что же в такой день меня так колбасит?» — думал Стас.  Он незаметно провёл рукой по карману, всё в порядке, коробочка с кольцами на месте.

Взглянув на светлое, безмятежное лицо своей без пяти минут жены, почти успокоился. Именно её он и хотел видеть рядом на всю дальнейшую жизнь. 

После трогательных заученных слов регистратора, обмена кольцами и скрепляющего официальную церемонию поцелуя, на них хлынул поток поздравлений и пожеланий, объятий, букетов…

Краем глаза Стас обнаружил две знакомые женские фигуры, которые стояли поодаль, улыбались и оживлённо беседовали с его сослуживцами. «Не может быть! Неужели Лида их всё-таки пригласила?» — в душе смешались чувства досады, возмущения и смутной тревоги.

Но потом его подхватила и закружила волна новых, приятных и радостных впечатлений и забот, и беспокойство улеглось, а картинка стёрлась. После росписи новобрачные во главе свадебной свиты прошли через главную площадь к Вечному огню почтить память павших героев Великой Отечественной войны и возложить цветы.

Потом ещё с час колесили по городу в поиске каких-то мостов, которые по приметам нужно переехать, перенести на руках невесту, написать письма, выпустить голубей и воздушные шарики. А поскольку «мостов счастья» требовалось семь, а в городе было от силы четыре, к некоторым возвращались по второму разу.

И когда они добрались к «Русской тройке» их уже заждались. Всего собралось человек двадцать пять. На фоне женских светлых, праздничных платьев и строгих мужских костюмов особенно ярко выделялись сослуживцы Стаса, надевшие форму, чтобы поддержать жениха. Гости дружно закричали «Ура!» и образовали живой коридор, усыпая дорогу молодым лепестками роз и монетами, а перед входом в ресторан стояли родители.

Обе мамы держали на вышитом рушнике каравай с солью, а в руках отца Стаса был поднос с двумя бокалами шампанского и разрезанное пополам яблоко. Благословляя детей и желая им счастья мамы так волновались, что у обеих глаза были на мокром месте, у отца бокалы на подносе кренились то в одну, то в другую сторону до положения Пизанской башни, и только тамада свободно и непринуждённо, как рыба в воде, везде успевала и виртуозно направляла всю эту бурную, многоголосую, живую реку в свои берега. С шутками прибаутками и частушками, весело и шумно все перешли к застолью.

16

Здесь царил и благоухал яркий праздник: по-домашнему щедрый, и по ресторанному изысканный. Яркий свет больших люстр, белоснежные скатерти, жесткие от крахмала, живые цветы, корзиночки с фруктами, красивая посуда и сверкающие приборы вызывали радостное возбуждение, предвкушение удовольствия и здоровый аппетит. Гости с воодушевлением занимали свои места.

Жениха и невесту торжественно усадили за стол в форме буквы Т в самом центре. Слева и справа от них сели родители, а уже перпендикулярно к ним расположились родственники, друзья и сослуживцы. Организаторы всё предусмотрели: чтобы кавалеры и дамы чередовались, сгруппировали молодёжь с одной стороны, ближе к зоне для танцев, а гостей постарше – с другой, чтобы им было удобно общаться.

После первого тоста всеведущей тамады за долгую, счастливую жизнь новобрачных и напутственных слов родителей, для которых дети всегда остаются детьми, свидетельница под охраной свидетеля взяла огромный поднос и призвала гостей заложить материальный фундамент молодой семьи.

Дары представляли собой праздничные конверты с надписями — «на Мерседес», «от семьи Гусаковых», «будущая шуба соболья», «пропуск в красивую жизнь» — и с последующими объятиями и трёхкратным целованием. 

Плавное и поступательное движение вдруг застопорилось, весёлые восклицания стихли. К молодым приближалась нарядная, дородная дама с высокой причёской и орлиным взором. В руках у неё были лыжи.

— Это Роза Семёновна, моя соседка, — шепнула Стасу Лида, не отводя от неё изумлённого взгляда.

— Знаю, это начальница моей матери, —  кивнул Стас.

Она остановилась прямо перед ними, обвела обоих жгучим взором и улыбнулась.

— Мазаль тов, дети! Украл-таки, разбойник, мою радость, невестушку мою! Надеюсь, у тебя есть деньги так себя вести, чтобы такой свежий благоуханный цветочек не зачах и не засох!

Её большие чёрные глаза обожгли Стаса и ласково-покровительственно остановились на Лиде.

— Это подарок тебе. «Карелия» — не лыжи, а золото! Целые, вечные! Сенечка всю школу в зимние каникулы на них бегал! И когда уже в институте учился - тоже! Отбегался мой сыночек, — она промокнула увлажнившиеся глаза платком, — нет в Тель-Авиве снега. Радости, любви и счастья вам! Уважайте, поддерживайте друг друга, а если что… — она сделала недолгую паузу, — Сенечка до сих пор ещё не женат, а я ещё не уехала, моя милая Лидуш!

Роза Семёновна крепко обняла молодых, повернулась к притихшим гостям и жестом дирижёра взмахнула рукой:

— Какой бы сладкой ни была любовь, компота из неё не сваришь. Чтоб союз был в радость только, крикнем Стасу с Лидой горько! 

И совсем уже некстати Стасу вдруг пришло на память начало дворового стишка: «стою на асфальте я в лыжи обутый…» — отчего поцелуй на губах словно полынной веточкой тронуло.

Лыжи были переданы «хранителям даров» и молодожёны присели, чтобы перекусить. Стас рассеянно жевал какие-то нарезки и скользил взглядом по лицам гостей. Музыканты на эстраде заиграли «Малиновки заслышав голосок».  

— Мы в училище под эту песню перед вечерней поверкой маршировали! Эх, времечко было!

Он радостно начал подпевать: «Прошу тебя, в час розовый Напой тихонько мне, Как дорог край берёзовый В малиновой заре…», ища взглядом своих сослуживцев, но тут улыбка медленно, как свет в кинотеатре, стала гаснуть.

Полковник Череповский, с бутылкой в жилистой руке, по-гусарски приподняв локоть, наполнял бокал Ларисе Васильевне, а та продолжала что-то важно говорить и благосклонно кивала. Между Косточкой и Могилкой сидела разряженная довольная Светка и щебетала, кокетливо улыбаясь то одному, то другому кавалеру. Поймав взгляд Стаса, обе умолкли, а затем синхронно поднялись из-за стола и медленно, как в его страшном сне, двинулись вперёд. Лариса Васильевна шепнула пару слов тамаде и та, округлым жестом остановила музыку:

— Сейчас, дорогие друзья, счастья новой семейной паре пожелают самые близкие родственники невесты. Любимая тётя, которая нянчила Лиду с пелёнок, следя за тем, чтобы они всегда оставались сухими и чистыми, и старшая сестричка, научившая свою любимицу всем женским премудростям: готовить, шить, вязать, накладывать макияж…

На них обратились заинтересованные взгляды присутствующих, и молодожёнам пришлось снова выйти из-за стола.

Стас смотрел в переносицу Лидиной тётки и стоически повторял про себя, как заклинание: «Только бы не сорваться, только бы…»

— Совет вам да любовь, молодёжь! Вы вступаете в новую жизнь, а жизнь прожить — не поле перейти. Берите в неё только хорошее, обид не держите, а кто старое помянет — тому глаз вон. А мы вам дарим символ семейного счастья и желаем безбедной супружеской жизни.

Лариса Васильевна торжественно раскрыла сумочку, с видом иллюзиониста достала маленькую консервную баночку с надписью: «ИКРА лососевая зернистая» и протянула её Стасу.

— Пусть ваш дом всегда будет полон детей, гостей и добрых новостей!

Он стоял, растерянно глядя на красно-зелёную банку, и думал: «Когда же это испытание закончится?» Новоиспечённые родственницы улыбались с видом — «мы прекрасны, как бриллианты в небе», народ шумел и требовал: «Горько!», Лида встревоженно заглянула Стасу в побледневшее лицо.

Поцеловав невесту, он со смятенным сердцем взялся за металлическую петельку-ключ, как за кольцо гранаты, и потянул, не зная, чего ещё ожидать от этих данайцев, дары приносящих.

Крышка легко поддалась, и содержимое банки вполне соответствовало своему названию. Кажется, обошлось без сюрпризов. Воспользовавшись тем, что к Лиде подбежали поболтать подружки, Стас направился к коллегам по службе. Он зачерпнул ложкой икру, собираясь вывалить её на горку варёной картошки, дымящейся в большой глубокой тарелке перед офицерами.

—  Угощайтесь, товарищи командиры.

Те переглянулись и кисло заулыбались. Командир части с гримасой таможенника Верещагина из всенародно любимого фильма «Белое солнце пустыни» отстранил руку Стаса.

— Не жили мы красиво, лейтенант, не стоит уже и начинать. Мы к селёдочке привычнее, да с лучком. Так, мужики?

Командир роты капитан Могилка проверил пуговицы на рубашке и отрапортовал:

— Так точно, товарищ полковник!

А замполит майор Косточка добавил:

— Ты гуляй, лейтенант, свои законные дни, но не забывай, на неделе у нас годовщина Октябрьской революции, а у тебя дежурство по штабу. И смотри, чтоб без происшествий!