01.03.2023
Стройбат
Часть 5. Перевоспитание
В количественном составе рота постоянно менялась. Кто-то уезжал в другие части. Кого – то наоборот привозили. Через пару недель в нашу роту прибыли азербайджанцы из-под Баку. Эти ребята были всегда на позитиве. Каждый был как маленький вулканчик. Говорили громко то на своём, то на ломаном русском, постоянно жестикулируя и гримасничая. Чуть позже приехали ребята из Киргизии. Эти были спокойнее. Я их запомнил, как трудолюбивых и немного наивных.
На работе каждый показывал себя по-разному, но и понимал, что работает не за «спасибо», а за деньги, которые ежемесячно перечислялись на сберкнижку.
Вечером после ужина ко мне подошёл Лёша:
-У тебя ничего не пропадало?
-Да. Неделю назад я часы свои «Ракета» забыл ночью в бытовке. Утром встал, посмотрел, а их уже нет. Сам виноват.
-У меня деньги пропали. Три пятьдесят.
-Может потерял на заводе, когда переодевался?
-Я тоже так подумал, но у Серёги тоже самое.
-Давай после отбоя соберём всех наших. Сегодня дежурит прапорщик Буянов. Он нормальный. Не разгонит. Поговорим.
Так и решили. После отбоя собрались. Оказалось, что мелкие кражи тянутся уже пару недель. У каждого что-то исчезло. Решили на каждую тумбочку выложить мелочь и караулить. На следующий день так и сделали. Лежим, ждём. Вдруг видим между койками полусогнувшись продвигается фигура, подходит, сгребает осторожно монеты, выдвигает верхний ящик тумбочки, шарится, задвигает и задом выползает из прохода. Потом подходит к другой тумбочке и роется там. И так методично во всём нашем отделении. Мы лежим и смотрим. Глаза привыкли к темноте. Нам всё становится понятно. Это Ржаев Миша, паренёк щупленький с большими водянистыми бегающими глазами и постоянно сопливым носом. Где бы он ни находился, он всегда свистел. Он у нас был «Ржавый».
Весь следующий день мы размышляли, как же нам проучить его. Вечером зашли в сарай, где хранились старые сапоги, подготовленные для списания. Каждый взял по две пары. Незаметно рассовали их под кровати и за тумбочки. После отбоя легли, укрылись одеялами и начали ждать подходящего момента. Подходящий момент появился, когда, ближе к полуночи, вернулась с завода вторая смена и ребята улеглись спать. Накинув на себя одеяла и достав сапоги, мы подошли к его кровати. Ржавый спал на спине, откинув одеяло в сторону. Руки его были раскинуты по сторонам, а рот широко раскрыт. Даже во сне он немного причмокивал. Долго любоваться этим телом времени не было и мы, взяв сапоги за голенища, размахнувшись, разом швырнули сапоги в белеющую цель. Раздался скрип, треск и оханье. Солдаты, спящие рядом, сначала зашевелились, но уже через мгновение вжались в кровати, натянув на головы одеяла. А перевоспитываемый даже подняться не успел. Заныл, скрючился и перевернулся на живот.
-Хватит с него - прошептал Лёшка. И мы моментально юркнули под одеяла.
На утреннем построении Миша стоял в строю чуть согнувшись, одной рукой прикрывая лицо, а другой пах. Прапорщика Буянова на дежурстве сменил Кисель. Подойдя к Ржаеву он взвизгнул:
-Руки по швам!
Миша выпрямился. И тут все увидели вместо лица что-то бугристое, ежевичного оттенка. Нос молодой картошкой гордо краснел между щёк. Губы распухли и неестественно выпирали наружу. Смотрел Миша только левым глазом, так как правым он этого делать пока не мог. А когда он открыл рот, все заметили отсутствие переднего зуба.
-Перестарались, - прошептал Сергей.
-Досвистелся, - процедил сквозь зубы Алексей.
-Хорошо, что мы ему «велосипед» не сделали, а то подпалил бы всю казарму, - добавил я.
Поиски виновных ничем не завершились. Миша пару дней не выходил на работу. Скоро поправился, носом хлюпать перестал, а свистеть совсем разучился. Только по ночам вздрагивал при малейшем звуке. Деньги пропадать перестали.
Часть 6. Умидбек.
Сатыбалдиев Умидбек прибыл в нашу роту вместе с земляками из Киргизии. Это был увалень высокого роста и с покатыми плечами. Он передвигался немного вразвалочку, наклонив голову и приоткрыв рот. Руки его бесхарактерно покачивались из стороны в сторону. Парню на тот момент было уже двадцать шесть лет. По-русски он не понимал ни слова. По-киргизски не умел ни читать, ни писать. Мы с ним общались через Азамата, который приехал из Бишкека.
Как-то сидели в ленинской комнате, отдыхали. Вошли Умидбек с Азаматом.
-Эй, парни. Идите к нам. Пообщаемся, - махнул им рукой кореец Славка Ли.
У Славки в руках гитара. Он, живя в Алма – Ате, неплохо играл в группе. И мы с удовольствием слушали его гитарные композиции.
Умидбек зашёл, переминаясь на кривых ногах, медленно по-медвежьи. Осмотрелся по сторонам, словно чего-то опасался, и прошёл между столами. Рот раскрыт. Глаза изучающе выпучены.
-Азамат, что с ним?
-А ты как думал? - ответил Азимут, как мы его назвали: - человек с гор спустился. Всю жизнь с отцом скот пас. Как-то отец послал его в аул, что раскинулся у подножья медвежьего холма, за спичками и солью. Получилось, как в анекдоте. Только он вышел из магазина, как его заметил военный патруль. Военные случайно туда заехали командиру на юбилей баранину купить и овощей. Подошли к нашему пастуху. Кто, что, откуда. Этот всё и выложил. Тут же взяли его под руки и отвезли в военкомат. Отец его ни соли, ни спичек так и не дождался.
-А как же он письма от родителей читает? - не унимались мы.
-Я ему читаю. И пишу в ответ тоже я, - Азамат сел к нам поближе.
Умидбек остановился у плаката, где был изображён автомат Калашникова в разобранном виде. Мы подошли к нему.
-Умидбек, - обратился я к нему с серьёзным видом и указал пальцем на автомат: - Это что?
Тот медленно перевёл взгляд с плаката на меня. В его спокойном немигающем взгляде я увидел степь, голубые горные просторы, несметное поголовье скота, но ответа я так и не дождался.
-Чего ты над ним подшучиваешь, - одёрнул меня Азамат за рукав: - не может он тебе ответить. Не понял ничего.
И продолжил:
-Когда нас на автобусе везли по Бишкеку, всё было более – менее. Но, когда нас вывезли на аэродром, Умидбек, как мы потом поняли, впервые увидел самолёт вблизи. Он тут же в автобусе упал на пол и начал молиться. Вслух, громко и стукаться головой о пол. Мы его еле успокоили. А ведь нам надо было ещё садиться в самолёт и лететь до Волгограда. А он упирается и орёт. И что нам делать? Он здоровый, как бык. Еле скрутили впятером и затолкали в салон. Нацепили ремень безопасности и прижали с обоих сторон. Он в полёте все пакеты испоганил, какие были. И молился все три часа полёта. Мы такие молитвы в первый раз слышали.
Пока Азамат рассказывал, Умидбек осмотрел все плакаты, медленно обойдя всю ленинскую комнату. Поняв, что говорят о нём, начал бормотать по-киргизски, оглядываясь на нас с обиженным видом.
По росту Умидбек был чуть ниже меня и поэтому в строю стоял за мной. И тут началось: все идут правой, а он левой. Все левой, а он правой. Он наступает мне на каблук. Я пытаюсь уйти от его ноги. Идущие за Умидбеком тоже перестраиваются и это ломает всю стройность движения колонны.
Я кричу через плечо:
-Умидбек, смени ногу, скотина!
В ответ:
-Э?!
-Ногу смени, паразит!
-Э?!
Вечером подхожу к командиру роты:
-Товарищ капитан, можно нам с рядовым Сатыбалдиевым поменяться в строю? Я хоть научу его правильно ходить в строю.
-Нет, рядовой Чесноков. Воспитывай товарища.
Подхожу к Умидбеку и зову Азамата:
-Переводи.
И с этого дня я начал воспитательную работу. Показывал, где какая нога, как их передвигать, повороты, развороты, строевой шаг и так далее.
-Понял?
-Э?!
Потом уже мы вдвоём с Азаматом стали маршировать перед Умидбеком. Уже стемнело, а мы на плацу. А тот сидит себе спокойно. Выпучил свои глазища и в носу ковыряет. Ребята высунулись из казармы:
-Ну, братан, тебя и наказал командир! За что, интересно?
-Отстаньте!
Подошли мы с Азаматом к Умидбеку:
-Ну ты понял, наконец?
-Э?!
Я выругался и направился в казарму:
-Ну я тебе устрою!
На следующий день я увидел, что уже лучше у него получается, но всё-таки пару раз я его пнул, чтобы срок обучения ускорить. Только через месяц мои мучения кончились. Он стал осознанно улыбаться. Взгляд у него потеплел. Стал здороваться как надо. Сначала выучил все матерные слова на русском языке, а потом уже перешёл к общекультурным. Через пару месяцев мы стали хорошими приятелями.
Часть 7. Беглец
Вечером после ужина роту срочно построили на плацу. На бетонку вышел командир роты капитан Лифарь. Это был молодой мужчина крупного телосложения и высокого роста. Поставленным командирским баритоном он сообщил:
-Час назад из воинской части сбежал военнослужащий Мухамедшин Данияр. Предполагается, что он приедет в Волгоград и будет пытаться отправиться домой на поезде. Родом он из Чимкентской области. Он незаконно присвоил чужие деньги, которых на самолёт ему не хватит. Кто его видел или знал лично?
-Мы его знали, товарищ капитан. Он наш земляк. Мы вместе в поезде ехали на службу.
-Хорошо, - кивнул головой командир: - Все, кто был призван из этой области, заступят сегодня до 23-00 в дежурство с целью обнаружения и поимки беглеца. Потом вас сменят военные из другой части.
Всех моих товарищей капитан распределил по вокзалам. Мы с Бирюковым Сергеем поехали на ж/д вокзал «Волгоград – 2». Этот вокзал считался вторым по значению в городе, но внешне был невзрачным кирпичных зданием с осыпавшейся штукатуркой по углам и треснутыми стёклами в огромных окнах. Осенним вечером было уже прохладно. А на нас была ещё летняя форма одежды. По вокзалу гулял сквозняк. Людей было немного. В углу у центрального входа примостились двое бездомных, которые плотно прижались друг к другу, пытаясь согреться. Они накинули на себя порванное в нескольких местах одеяло и о чём –то друг другу рассказывали, согревая дыханием пальцы. В другой стороне зала ожидания, сдвинув две скамейки, ночевала цыганская семья. Женская половина семейства улеглась на скамейках, укрывшись халатами и куртками, а мужская, вместе с детьми, спала на полу на разноцветных одеялах.
Мы обошли вокзал вокруг, прошлись вдоль путей, зашли внутрь и уселись на скамейку напротив массивных дверей, выходящих на перрон. Нам нужно было дождаться смены.
- Я его помню, – сказал Серёга о сбежавшем Данияре и вытянул последнюю сигарету из пачки.
-И я тоже, - ответил я: - Посиди. Я в туалет.
Когда я вернулся, Сергей сидел уже на другой скамейке.
- Чего ты пересел?
- Дует там. Теперь я пойду. Ты же не куришь?
- Нет.
- Тогда подержи, - сказал он и сунул мне в пальцы зажжённую сигарету.
Я взял её за фильтр так, словно это был ядовитый паук.
-Давай, не задерживайся.
Держу сигарету, а она потихоньку тлеет и воняет. Сергея всё нет. О нашем задании уже и забылось. В голове только одно желание – быстрее вернуться в казарму и лечь спать. Я смотрю на сигарету. Она дымит и пепел свисает вниз. Я его стряхнул. И, когда до фильтра осталось совсем немного, я вдруг поднёс сигарету к губам и затянулся полным вдохом. Огонёк дошёл до фильтра и погас. Тут же горло полоснул резкий кашель. Из глаз брызнули слёзы. Сижу и разрываю тишину сонного вокзала оглушительным кашлем. Чувствую, что мне плохо. Голова закружилось и всё в глазах поплыло. Люди, скамейки, стены и кассы – всё поплыло в мутном потоке. И я тоже уношусь куда-то вдаль. Ноги стали ватными. Руки пошли мелкой дрожью. Хочется плеваться и сморкаться одновременно. «Ну и дурак же я!» - грохочет в голове. Мне стало казаться, что все смотрят на меня осуждающим взглядом. Расплывчато вижу приближающую фигуру Сергея. Пытаюсь встать, но не получается.
- Ты что такой бледный? Тебе плохо? – наклоняется он надо мной.
- Я не хотел, - ватным языком я попытался оправдаться и протягиваю ему окурок.
- Ты мою последнюю сигарету скурил, что ли? Ты же не куришь! Ну ты даёшь! А ещё друг!
- Серый, сядь со мной. Мне плохо.
- Время уже одиннадцать. Сейчас нас сменят. Пошли на свежий воздух. Оклемаешься, курилка. Чтобы завтра купил мне пачку! Понял?
- Куплю, - обещаю я и стараюсь побыстрее глотнуть свежего воздуха.
Вцепившись в руку Сергея, я плетусь с ним на трамвайную остановку. Водитель, завидев нас, мигает фарами. Последний рейс.
Мухамедшина Данияра так и не поймали. В погоню за ним в Чимкент поехал лейтенант Агеев. Командование части отправило его на мой адрес, в мою квартиру. Когда он вернулся, то рассказал, что жил в квартире с моими родителями, а спал на моей кровати. От моих родителей привёз он огромную сумку гостинцев. Мы с друзьями пировали несколько дней. Беглеца лейтенант Агеев тоже не нашёл, хоть и выезжал по месту его прописки несколько раз. Объездил несколько аулов и кишлаков, но безрезультатно. Я это заранее предвидел, так как на бескрайних просторах Казахстана не сложно скрыться как временно, так и навсегда.
Часть 8. Гражданка.
Срок нашей службы закончился. Нас задержали ровно на два месяца. Это было связано с аварией на Чернобыльской АЭС. На ликвидацию нас не вызвали. Мы нужны были в заводских цехах и на стройках. Из штаба воинской части приехали бухгалтер с сейфом и сотрудник отдела кадров с документами. Каждому солдату на руки выдали наличные. Некоторые заработали по две тысячи рублей, а то и больше. По тем временам это были большие деньги. Можно было целый год нигде не работать и жить на них. А можно было добавить и купить ушастый «Запорожец». Я на свои заработанные тысяча двести деревянных много не рассчитывал, но купил подарки и оделся с ног до головы.
Мы с друзьями стояли в сторонке, пересчитывали деньги и проверяли свои документы. Была такая традиция, что дембеля что-то дарили воинской части на память, или кому – то из командиров. Мы решили долго над этим не задумываться, а сделать по-быстрому. Видим к нам подходит прапорщик Кисельков.
- Поздравляю! Скоро домой, - начал он, вытирая пот со лба и заглядывая в наши глаза как-то печально: - Вы, это, обиды не держите. Служба такая… Я давно мечтал уже о магнитофоне. Кассетном. Без музыки ну никак нельзя. А денег не хватает.
Прапорщик вдруг как-то осунулся, опустил голову, зачем-то начал поправлять галстук, который и так был как прибитый гвоздём к гимнастёрке.
Мы заулыбались и подошли к нему поближе. После неловкой паузы Сергей спросил:
-Товарищ прапорщик, а зачем Вы резиновую дубинку с собой носите? Вы же так ни разу никого и не приласкали ею.
- Это я, ребята, для страха чтобы. Для дисциплины.
-А справка? - подхватил Виталик, вытирая очки.
Кисельков немного задумался и, опустив глаза, сказал:
- Ну, ладно. Всего вам хорошего.
Развернулся на каблуках и зашагал в столовую.
Мы переглянулись и, не договариваясь, достали из карманов деньги. Собрали 184 рубля и вечером, после ужина, занесли коробку с надписью: «Элегия - 301» в офицерскую, где прапорщик Кисельков подписывал какие-то бумаги. Он посмотрел сначала на нас, потом на коробку. На глазах его проступили слёзы. Он привстал, чтобы что-то нам сказать, но мы уже вышли из кабинета.
Кто-то захотел ехать домой в парадной форме, но мы с Лёшкой и Серёгой решили купить одежду у фарцовщиков. Нам подсказали, что на окраине города, в новостройках, живут студенты из Вьетнама. Они толкали импорт по нормальной цене. Вот к ним после ужина мы и поехали. Через час трамвайной тряски наша троица вышла в новом микрорайоне. Здесь ещё были видны следы недавних строительных баталий: мусор, хлипкие саженцы клёнов, запах гудрона и краски, шмотки стекловаты, гонимые ветром. Для нас это была привычная картина. Мы остановились в центре детской площадки в окружении трёх крупнопанельных мрачных исполинов.
-Ну и что дальше? - развёл руками Сергей.
-Надо как – то их позвать, - ответил я.
-Эй! хошимины, - вдруг заорал Лёшка, приставив ладони ко рту: - Хэндэхох!
Тишина. Только лёгкий ветерок ласково пробежался по нашим причёскам. Где-то на верхних этажах закрыли окна и погасили свет. Уже темнело.
-Да, уж. Не очень гостеприимно. Ну ничего. Обратной дороги у нас нет. За нами Сталинград.
Мы направились к ближайшей многоэтажке. Зашли и встали на площадке первого этажа. Дверь за спиной скрипнула пружиной и угрожающе захлопнулась. Мы оказались в полутьме.
-Мы на первом, ты на второй, - скомандовал Алексей Сергею.
-И куда нажимать? – отозвался сверху Сергей.
-Жми на все кнопки. Куда они денутся, если заработать хотят?
Мы нажали. Тишина.
-Между первой и второй, - протараторил Лёшка и мы нажали ещё раз.
Опять тишина.
-Бог Троицу любит, - поддержал я. И мы, уже предвкушая весёлый вечерок, налегли на кнопочки основательно. Нажали и держим.
За дверьми что-то зашебаршило. Двери приоткрылись, цепочки натянулись, и мы увидели высунутые носы ниже уровня, чем мы ожидали.
-О! – развёл руками Лёшка, - Гитлер капут! Нопасаран, камэрадэн!
-Ты что, Лёха, выпил уже где? – схватил я его за руку.
-Нет. Это адреналин во мне клокочет.
-Смотри, не захлебнись! Это всё-таки иностранные студенты. Понимать надо!
Наверху у Сергея была тишина.
Из-за дверей послышалось:
-Циво нада?
-Шмотки нужны и шузы! – чуть нагнулся вперёд Лёха.
-Сисяс, - захлопнулись одновременно все три двери и тут же открылись настежь.
К нам осторожно, озираясь по сторонам, вышло несколько человек. Одеты они были кто во что, и выглядели, как живые аппликации из цветной бумаги.
Роль переговорщика взял на себя Лёшка:
-Кто тут понимает по-русски?
-Ми все немносько понимай, - ответил худенький паренёк, уцепившийся двумя руками за дверную ручку.
-Нам нужна гражданская одежда. Здесь и сейчас.
Поднял голову:
-Серёга, как там у тебя дела?
-Здесь никто не открыл. Я к вам спускаюсь.
Алексей продолжил:
-Вы поняли?
-Какой одезьд нузинь?
-Ты чего? Не понял, что ли?
Алексей, недоумевая, оглянулся на нас. После недолгой паузы я, широко улыбаясь и чеканя каждое слово, проговорил:
-Хорошая одежда нужна! Джинсы, кроссовки, рубашки. Импортное всё. Бельмеса или не бельмеса?
И тут нас сразу окружили шестеро. Самый высокий из них доходил мне до плеча. Нас начали рассматривать снизу доверху, словно мы манекены. Холодок пробежал по спине. Я медленно засунул руку в карман, проверяя деньги. К Сергею вплотную подошёл самый высокий. На маленьком носу у него громоздились огромные очки с толстыми линзами. Подняв голову, он начал:
-Д-д-д-д-а, нузьн-н-н-ы в-в-в-васи раз-з-з-зимери. Д-д-д-д-авай, д-д-д-давай разь-зь-зьмер.
Он пытался говорить быстро, постоянно вытирая с носа пот. И в этой поспешности сильно заикался, выбивая при этом передними зубами чечётку. Ломаный русский язык с перестуком, похожим на азбуку Морзе, с шипящим выдохом от волнения дробился эхом к верхним этажам. Получалась сольная ария вьетнамского студента-очкарика. Он что-то ещё пытался нам объяснить, но мы и половины не поняли. Мы стояли, слушали и боялись перебить эту звуковую какофонию. Не перебивать же иностранца. Старается ведь.
Сергей, дождавшись паузы, не сдержался:
-Ты что, щелкунчик, в свои телескопы не видишь разницы между мной и тобой?
Иностранцы начали взволнованно перешёптываться, а очкарик выстукивал дальше:
-Сним-м-м-м-мать одезь-зь-зь-зьду и мы бу-бу-будем подбирай вам но-но-но-новий одезьд.
-Попали мы, короче. Нас раздевают - прошептал Сергей, изменившись в лице.
Мы поняли, что деваться нам некуда и начали раздеваться. Нашу форму мигом расхватали и затащили в квартиры. Уже на ходу, забегая за дверь, очкарик повернулся и попытался простучать:
-Си-си-си-сяс, зи-зи-зи…..
-Да иди уже ты! - махнул на него рукой Лёшка.
На лестничной площадке остались только мы втроём. В солдатских трусах, майках и носках, встав сверху на туфли. В руках зажаты деньги и документы. Над нами девять этажей холодного бетона. Тускло. Сверху послышались шаги. А тут мы, как три тополя на полянке. Смотрим, спускается девушка. Прошла мимо нас и даже глазом не повела, словно нас и нет вовсе.
-Нас или не видно, или мы уже не первые, кто в таком виде тут стоит, - сказал Сергей.
-Хорошо, что хоть трусы оставили, - поёжился я.
-Да…Ситуация щекотливая, - отозвался Лёха.
И вот так стояли мы, шутили, подтрунивали над собой минут двадцать. Жильцы поднимались и спускались. И никто даже не поинтересовался о стоящих в трусах трёх русских парнях. Мы даже привыкли к этому. Стоим и улыбаемся, как идиоты. Прислушиваемся, что там за дверьми. Слышим: знакомый перестук.
-Слышь, как щелкунчик морзянку лупит? Указания даёт. Его бы с нашим Киселём познакомить. Вот парочка была бы. Дубинка и зубы.
Терпение закончилось, и Лёшка забарабанил в двери:
-Эй, где вы там, хошимины? Давайте быстрее! Прохладно. В туалет уже хочется и пожрать чего-нибудь!
За дверьми зашуршало, зашушукалось и двери, наконец-таки, скрипнули. Из квартиры вырвался чесночный запах. Следом за ним выпорхнули три девушки. Каждая держала большой пакет, в котором лежала аккуратно сложенная наша военная форма. Они сунули нам в руки пакеты и исчезли. Следом вышли парни, совершенно неразличимые между собой, и вынесли одежду и обувь. Мы тут же начали её надевать. Влетели в эту гражданку мгновенно, как будто в ней и были с самого рождения. Кроссовки после сапог показались воздушными. Мне попались кроссовки на размер меньше. Но я этого не почувствовал. Я это понял, когда приехал домой. Отдал их отцу. Он в них семь лет ходил на фабрику на зависть товарищам. Кроссовки были фирменные, из Чехословакии.
Передавая деньги, Лёшка немного задержался и, обняв за плечи двоих, кто был под рукой, прокричал:
-Макароны варите, братья по разуму! Обмыть надо! Дембель у нас! Вам понятно? Дембель!!
Студенты нервно закивали головами скалясь, как на витрине.
-Лёха, какой там «обмыть»! Ты чего разорался? Сейчас милицию вызовут соседи. Валить надо.
Мы подхватили Лёху, который начал подмигивать худеньким вьетнамкам, прилипшим носами к оконному стеклу, и выскочили из подъезда. Дверь ухнула нам на прощание. Было уже одиннадцать вечера. Сверху на нас глазели любопытные звёзды, а Луна украдкой подглядывала за нами сквозь ветки деревьев. Включились уличные фонари. Мы немного постояли, покурили и решили расходиться. Алексей с Сергеем пошли в разные стороны, а я смотрел им вслед. К горлу предательски подкатил ком. Вдруг они разом остановились и оглянулись на меня. Пару секунд мы стояли и смотрели друг на друга. Я подошёл. Мы молча обнялись. Два года пролетели, как один день. Обменялись телефонами и адресами и уже распрощались навсегда. Меня ждал в гости знакомый шофёр с завода, Горностай Юрий Иванович. Он пригласил меня к себе переночевать, а утром обещал отвезти в аэропорт.
Часть 9. Ужин
Юрий Иванович встретил меня у подъезда, светя под ноги фонариком:
-Что так поздно?
-С братьями по разуму общались.
-С инопланетянами что ли?
-Почти.
-Заходи, стол накрыт, - буркнул он недовольно и швырнул окурок под скамейку.
В подъезде было темно. Из подвала сквозь решётчатую дверь несло сыростью и затхлостью. Почти на ощупь мы поднялись на второй этаж. Стоя у него за спиной, я учуял запах спиртного. Звякая ключами и что-то бормоча под нос, Иваныч отпер дверь. В глаза ударил яркий свет. Потянуло теплом и кухней.
Скидывая туфли и немного запыхавшись, Иваныч начал знакомство:
-Вот, знакомься, - начал он, распахнув двери в зал: - Моя супружница, Авдотья Ивановна. А это, - кивнул он в сторону девушки: - моя племянница, Антонина.
Прямо напротив двери за столом сидела девушка и смотрела на меня в упор. Она была светловолоса и с небольшой горбинкой на носу. Брови были густо подведены карандашом, усиливая бледность лица. Мне показалось, что её взгляд пронизывал меня насквозь и, прорезая темноту коридора, упирался в закрытую дверь за моей спиной. Я невольно оглянулся назад. Меня охватило лёгкое волнение, словно я попал на экзамен. Держала девушка себя очень прямо и неподвижно, как статуя. Она вообще не шевелилась, ровно держа голову и выпятив грудь. Тонкое платьице в мелкий горошек нежно облегало её тело. Я перестал контролировать свой взгляд и пустился в изучение данного объекта. Мне захотелось прикоснуться к ней и скомандовать: «Вольно!». На мгновенье я забыл про чемодан, оставленный в темноте коридора.
Иваныч вернул меня к реальности.
-А это, - тряхнул он меня за плечи: - товарищ мой по работе, хороший парень Илья.
-Завтра домой хочет улететь.
Я заметил, что ждали меня уже давно и ни к чему не притрагивались. Посадил меня Иваныч между Антониной и Авдотьей Ивановной. А сам уселся напротив. Начали есть. Молча налили, выпили и ещё раз налили. Разогревшись, Иваныч начал:
-Илья, ну куда тебе торопиться? Оставайся в Волгограде. У тебя диплом техникума с отличием. Характеристика хорошая. Тебя в любой институт возьмут. Будешь жить в общежитии, учиться. Где-нибудь подработки найдёшь. Я помогу. Привыкнешь.
Авдотья Ивановна подкладывала мне с одной стороны, а Антонина с другой. Я рассыпался своими «спасибо» то направо, то налево. А с порциями уже не смог справиться. А Иваныч, опрокинув очередную рюмку, гнул свою линию:
-С девушкой хорошей тебя познакомим. Вот, смотри, племяшка моя, Тонька. Как цветок на клумбе. И ростом тебе подходит и характером скромная. Как ты: не курит и не пьёт.
Тут Антонина, не дожидаясь тоста, залпом выпила бокал вина и икнула. Наступила тишина. Я подумал: «волнуется» и, чтобы как-то сгладить ситуацию, несколько раз кашлянул.
Антонина, налив себе ещё, громким голосом работницы торговли прогудела:
-Дядь Юра, перестаньте. Ну, что вы…не надо.
Услышав её голос, я выронил вилку и подумал: «я попал». Она положила мне на тарелку огромный кусок мяса, дымящийся, как вулкан. Повернулась ко мне и уставилась в мои глаза.
-Да вы не слушайте его, Илюша. Вам положить ещё вон того салатика?
Я почувствовал, что начинаю тонуть в её огромных голубых глазах, механично дожевывая мясо. Мне захотелось сказать ей: «помолчи, просто смотри». Проглотив, я выдавил из себя:
-Спасибо, Антонина. Вы так любезны. Но я уже не могу.
Слегка покачиваясь, я поднялся со стула:
-Спасибо за угощение. Всё было ужасно вкусно! Но, завтра мне рано вставать.
Ужин закончился и женщины начали собирать посуду. Юрий Иванович некоторое время ещё сидел за столом, уставясь в тарелку и гоняясь вилкой за горошиной. Потом он показал мне комнату, где я буду ночевать. Я поблагодарил его, закрыл за собой дверь и плюхнулся на диван. Проверив наличные и документы, я прикрыл глаза и прошептал: «Ну вот и всё, пора домой».
Билет на самолёт до Ташкента лежал в паспорте. Он, как спасательный круг, был в этот момент важнее всего. За дверью послышались голоса:
-Может Тоня останется на ночь?
-А где мы её положим? С ним, что ли?
-Да о чём вы говорите? Завтра мне на работу.
-Ничего, отпросишься.
-Дядя Юра, не удобно как-то.
-Удобно – не удобно! Уедет же! А не поговорили толком.
-Завтра приезжай пораньше. Проводишь его. Адресами обменяетесь.
-Ладно.
Хлопнула дверь и наступила тишина. Я сладостно зевнул, закрылся на крючок, разделся и, укрывшись простынёй, уснул.
Утром, наскоро позавтракав, мы собрались в дорогу. Антонина провожать меня не приехала, и я, наложив себе холодного салата, вспомнил её пронзительный взгляд и длинные пальцы с коротко постриженными ногтями. Юрий Иванович отвёз меня в аэропорт за пол часа до вылета. Крепко пожав мне руку, он сунул мне записку в карман и сказал:
-Счастливого пути.
Часть 10. Домой!
Самолёт приземлился в Ташкенте ближе к полуночи. Рейсовые автобусы до Чимкента уже не ходили. Ночевать пришлось в зале ожидания аэропорта. Вечерняя столица Узбекистана показалась мне сказочным городом. Весь в огнях, в сладких запахах и в пёстрых одеждах, Ташкент был похож на молодого красивого принца, одетого в самые дорогие и яркие одежды. Любоваться вечерним Ташкентом можно было бесконечно. Аромат вечерних шашлыков будоражил аппетиты самых изысканных гурманов.
Нужно было купить подарки родителям. Отложил это дело до утра. Я поднялся на второй этаж в зал ожидания, нашёл себе свободную скамейку и улёгся. Положив под голову чемодан, протянул ноги и прикрыл глаза. Рядом в разнообразных позах примостились и другие. Если взглянуть сверху, то показалось бы, что люди куда – то спешат, разбросав руки и ноги в быстрой ходьбе. Зал ожидания медленно погружался в сон. Лишь сквозь огромные окна были видны прожектора, жадно пожирающие тьму опустившейся ночи.
Глаза привыкли к темноте. Через некоторое время я заметил, что по залу бродит несколько тёмных фигур. Они подходили то к одному спящему, то к другому. Наклонившись, они как будто что-то говорили спящему человеку. Обступив его с трёх сторон, они нависали над ним, а потом быстро отходили в разные стороны. Проблуждав немыми тенями между скамейками, они вновь соединялись над другим человеком. И так повторялось несколько раз. Один из пассажиров, просыпаясь, перевернулся на другой бок. Фигуры моментально пригнулись, отползли от него и растворились в темноте.
И вот одна из фигур направилась в мою сторону. Это был мужчина, бесшумно передвигавшийся по гладкому вымытому полу. Повернувшись ко мне спиной, он медленно протянул руки к спящему на соседней скамейке. Тот безмятежно издавал булькающие звуки сквозь усы. Руки незнакомца осторожно проникли под одежду спящего. Они медленно переползали от одного кармана к другому. Я широко открыл глаза и увидел, как из кармана ничего не подозревающего человека эти длинные, алебастрового оттенка, пальцы медленно вытянули кошелёк. «Воры», - подумал я и почувствовал, как заколотилось моё сердце. Услышав моё учащённое дыхание, человек, не распрямляясь, развернулся ко мне. Наклонившись, он встретился с моим взглядом. Я, не моргая, смотрел в его худое лицо, покрытое недельной небритостью, и молчал. На меня смотрел мужчина азиатской внешности лет сорока. Он был одет в чёрную куртку. До глаз был надвинут капюшон. Мужчина прижал указательный палец к губам, приподнял плечи и, продолжая смотреть на меня, попятился назад. Обобрав выбранных жертв фигуры исчезли так же неожиданно, как и появились. Я так всю ночь и не уснул. Вертелся из стороны в сторону.
Утром я сдал вещи в камеру хранения и отправился по магазинам. Отцу я купил часы «Слава», а маме белую пушистую шаль. Зашёл в чайхану и позавтракал. Побродив немного по улицам, я отправился назад.
-Эй, братан! Куда едешь? – подбежал ко мне молодой паренёк в распахнутой рубашке и мятых штанах.
-В Чимкент.
-О, я как раз в Чимкент везу людей. Осталось одно место. Садись быстро и поехали.
Рядом стояли жигули, блестевшие на солнце. В салоне сидели молодые женщины с узелками на коленях. Рядом с водителем было свободно.
-Хорошо, - ответил я: - сейчас за вещами сбегаю.
Усевшись, я настроился на долгий путь. Поездка могла занять около двух часов. Через несколько минут на место водителя влез пожилой узбек с огромным животом. Пропыхтев и степенно распределив своё тело у руля, он бегло осмотрел пассажиров, назвал сумму за проезд и визгливым фальцетом пропищал:
-Поэхали.
Зазывала, получив деньги, побежал к другим машинам.
Зазвучала узбекская музыка, которая не помешала мне заснуть. Проснувшись, я подумал о том, как бы мне начать говорить с родителями так, чтобы не испугать их солдатскими словечками. Я стал представлять себе долгожданную встречу. И вот легковушка, поднимая клубы пыли, подкатила к моему подъезду. В салоне автомобиля я уже был один. Попутчицы вышли намного раньше. На дворе стоял конец июня. Через открытое окно на меня пахнула чимкентская жара. Два года пролетели так быстро, что и не заметил. Расплатившись, я взял багаж и почти вбежал на четвёртый этаж. У двери своей квартиры я остановился. Чуть постояв позвонил условным способом: один длинный, два коротких. За дверью я услышал радостный голос отца:
-Сынок приехал! Я пойду открою.
-Да, это Илюша так звонит. Я уже бегу - отозвалась мама со стороны кухни.
Дверь открылась и на пороге я увидел маму. Она была в домашнем халате и в фартуке. От неё пахло чем-то домашним и немного забытым.
-Здравствуй, мама.
-Сынуля, родной!
В её глазах блеснули слёзы и потекли по щекам.
Подошёл отец:
- Ну наконец-таки, сынок! Что так долго? Мы вчера тебя ждали.
- Привет, пап!
Я поставил чемодан и упал в их объятия. Я дома.
Илл.: Иван Владимиров
01.03.2023