О грусти говорить, о счастье, о любви...

***

Снимите микрофон. Я говорю в людей.
Меня услышат те, кому дано услышать,
Кто слышит тихий звук, с которым по воде
Расходятся круги. Пожалуйста, потише.

Так голых проводов касаешься легко
И вот уже звенишь струной на тонкой деке.
И замыкаешь цепь собой, проводником,
И пропускаешь боль сквозь сомкнутые веки.

Да, искренность хрупка, и, уличённый в ней,
Впадает в страх любой
Застигнутый с поличным.
Я не страшусь молвы и не боюсь камней.
Страшусь не донести, боюсь косноязычья.

О грусти говорить, о счастье, о любви...
И выдох мой длинней, чем вдох. Хожу по краю.
Дыхание вернут, в меня шепнув: «Живи!»
Я говорю в людей,
подспудно это знаю.


БУЗИНА

Вот станция твоя. Она – тупик.
Последний, прибывающий на первый.
Динамик с логоклонией напевной.
Ты, скинув кеды, чешешь напрямик
Через пустырь. Ожиновая плеть
Царапнет кожу, пух чертополоха
Слетит с губы от сдавленного «оха»,
И – тишина. Оглохнуть, онеметь,
Зажать обиды прошлые в горсти,
Зажать до обескровленных костяшек
И убеждать себя, что вот нестрашно
Разжать ладонь, простить и отпустить.
Не видно, но предчувствием полна…
За пустырём барашковые волны
И старый дом. К нему ты, как подсолнух
На солнца свет, всегда обращена.
Погладь траву. Она тебя поймёт.
Пускай давно отцвёл душистый донник,
Но здесь, в глубоких линиях ладони,
Останется его горчащий мёд.
Боса, простоволоса и земна,
Торопишься. В твою прямую спину
Сморгнуть не в силах липкость паутины
Многозрачково смотрит бузина.


ПЕРЕХОДНЫЙ

И всё-то знает, в сто раз умнее
Занудных взрослых, философ мой.
Смеюсь сквозь слёзы, о, боги, мне ли
Её ругать – я была такой.
Сидит, поджав жеребячьи ножки,
Молчит, нахохлившись, как сова.
Такое вот «нехочунетрожьте»,
Какие тут подобрать слова?
Но я же вижу, что ветер вешний
Морщинит лужи, волнует кровь,
И пухлый мальчик крылатый в спешке,
Вспорхнув, с крыла обронил перо.
А в колчане золотые стрелы
И тетивы серебристый звон.
«Ах, пропустили, ах, не успели»,
А он, смеясь, промахнул балкон.
Шершавый ёршик, мой ёж колючий...
Ужасный возраст – хинин и мёд.
Я говорю ей: «Иди на ручки»,
И, как ни странно, она идёт.
«Скажи, взаимно – ведь это важно?
И о любви расскажи ещё…»
И мне в ключицу пристроит влажность
Своих медовых горячих щёк.
Тут не поможешь, не в этом дело –
Лекарства нет, и рецепта нет.
Вот мы с отцом твоим эти стрелы
Несём в сердцах очень много лет.
Да если б я понимала в этом,
Я подобрать бы смогла слова.
Летает мальчик вокруг планеты –
Звенит серебряно тетива.
Как мостик – твой переходный, доча,
Раскачист, зыбок и хлипок – жуть.
Я перекладинкой лягу прочной –
Ступай смелее, держу! Держу.


***

И не зашла, а влезла еле-еле,
Разлапилась, заполнив коридор.
И мне в густом нутре зелёной ели
Привиделся и снег, и дол, и бор,

Где полосы неведомых дорожек
Хранят следы невиданных зверей.
Я обметаю белое с порожка
И с тряпкой застываю у дверей.

Входите, царь, и вы, царевна-лебедь,
Златая цепь звенит – входите, кот.
Простите, я без соли и без хлеба,
Но пироги поднимутся вот-вот.

И дом не дом, и чёрт-те что творится!
На кухне сказка с чайником поёт.
Не дети – это зайцы и лисицы
Смирнёхонько сидят у ног её.

А я на ветки вешаю игрушки,
Не новые, а с тех ещё времён,
Где томик с вязью «Александр Пушкин»
От корки и до корки был прочтён,

Где распускалась марлевая пачка
И чешки затирались о паркет,
Где шоколад смешно и липко пачкал
И фантики копились от конфет.

Был добрый Дед в пушистых рукавицах
Желанный, но неуловимый гость.
Всегда проспишь...
Ах, как давно не спится
Так безмятежно, как тогда спалось.


***

Как над водой стеклянно воздух чист!
Рогоз, набрякший невесомым пухом,
Царапнет длинным пальцем мочку уха.
Но ты и тут мараешь чистый лист.

Представь, что вот подпрыгнул и завис.
Ни то ни сё, ни два ни полтора, ни...
Никто. Висишь, не признанный мирами,
Ни ввысь, ни вниз – смешно – ни вниз, ни ввысь.

Земля, вода, над этим – облака.
Но ты – нигде, застывший между ними,
Такой безвесный, что и дно не примет,
И небо ухмыльнётся свысока.

Ни там, ни там не нужен. Ты иной.
Вот сом пройдёт неслышной субмариной
Там, под водой. Тут столбик комариный
Звенит, как нерв, задетый тишиной.

И жить не жил, стремительно скользя.
В неядовитом мареве амброзий
Тебя ни пруд, ни чуткий глаз стрекозий,
Ни нота, ни строка не отразят.

07.02.2022