Начало общения поэта и публициста

Современные исследователи жизни и творчества Михаила Осиповича Меньшикова уделили достаточно много внимания его взаимоотношениям с известными русскими литераторами Л.Н. Толстым [1–4], А.П. Чеховым [3–6], Н.С. Лесковым [5, 6], М. Горьким [3–8]. Однако общение публициста с Яковом Петровичем Полонским, одним из последних поэтов русской классической традиции, до сих пор оставалось вне поля зрения исследователей, хотя сохранились и дневниковые записи Меньшикова с упоминанием об авторе поэмы «Собаки», и переписка с поэтом, и статьи, посвящённые его творчеству или содержавшие упоминания о нём. Не обращались к этому корпусу материалов и исследователи творческой биографии Я.П. Полонского [9–12].

Пожалуй, самое раннее и комплементарное упоминание о Я.П. Полонском в журналистском наследии М.О. Меньшикова можно найти среди его публикаций в газете «Неделя» в начале 1890-х гг. Так, в 47-м номере за 1891 г. в материале рубрики «Заметки» рассказывалось о юбилейном чтении лермонтовских стихотворений литераторами Санкт-Петербурга. Среди многих чтецов был и пожилой, 74-летний Я.П. Полонский. Он декламировал стихи «Мне грустно, потому что я тебя люблю…» и «За всё, за всё тебя благодарю я…». О нём среди упомянутых выступавших было сказано особо: «Бурю восторга вызвало появление на сцене поэта-старца Я.П. Полонского, одного из тех светил, созвездие которых было благоприятно для русской литературы».

В 1892 г. между Полонским и работавшим в «Неделе» Меньшиковым завязалась переписка. Несмотря на то, что послания М.О. Меньшикова не сохранились, общее содержание эпистолярного общения достаточно полно отобразилось в письмах Полонского публицисту. В датированном 25 ноября 1892 г. первом письме Полонский называл опубликованные в «Книжках “Недели”» статьи Меньшикова «умно-правдивыми и оригинальными». В том же письма он ответил согласием на приглашение принять участие в праздновании 25-летия «Недели» и творческой деятельности П.А. Гайдебурова при условии наличия денег и физических сил к 5 декабря 1892 г. Живо откликнулся поэт и на просьбу прислать фотографическую карточку (она нужна была для альбома портретов авторов «Недели», который собирались преподнести П.А. Гайдебурову), отметив, что уже хорошо узнал Меньшикова по его текстам.

27 ноября Меньшиков записал в дневнике, что Полонский оказал немалую честь своим письмом: «Вчера — письмо от Полонского, где назыв<ал>. меня глубокоуважаемым. Пишет “как знакомому, потому что Вы давно познакомили меня с Вашими умно-правдивыми статьями в “Книжках Недели”».

Вскоре, 3 декабря 1892 г., Полонский в письме сообщал, что Меньшиков в своих статьях смело высказал «то, чем обыкновенно пренебрегают не только наши читатели, но и рецензенты и критики»: «Читают, — сказали Вы, — полубессознательно, не доводя до мозга самого важного, самого основного, над чем работают авторы». Поэт пророчески комментировал это мнение публициста на примере своей только что дописанной поэмы: «Так отнесутся и к моей книге “Собаки”, которую я решаюсь послать Вам на Ваше благоусмотрение».

Полонский, отвечая на высказывание Меньшикова о таланте, который, будучи продуктом культурных и исторических обстоятельств, должен «освободить себя от всяких стесняющих творчество условий», писал, что чем больше он в своей жизни следовал этому совету, «тем меньше имел шансов на печать своих произведений»: «Ни издатели, ни редакторы, ни рецензенты не любят ничего оригинального, так, мой рассказ в стихах “Анна Галдина”, вполне своеобразный как по форме, так и по содержанию, не захотела принять от меня ни одна редакция; а некто Поливанов назвал рассказ этот чуть не гениальным и присудил мне за него Пушкинскую премию, и Академия наук в своём заседании вполне единодушно согласилась с отчётом г. Поливанова».

Как маститому критику Полонский с сожалением рассказывал Меньшикову о способности критики «замолчать» то или иное произведение и просил при возможности прочитать недавно завершённое творение: «Поэма “Собаки” в редакциях имела ту же участь. Те же главы, которые случайно были напечатаны, наша критика замолчала. Вот что значит у нас освобождать себя от всяких стесняющих творчество условий. Надеюсь, что когда-нибудь, если не теперь, Вы найдете досуг и ознакомитесь с моим, во всяком случае оригинальным, произведением “Собаки”. Конечно, я не жду от Вас никакой критической статьи, но если когда-нибудь мы с Вами встретимся, мне будет очень приятно выслушать Ваше мнение».

Очевидно, Я.П. Полонский, внимательно читавший статьи М.О. Меньшикова, видел в публицисте если не единомышленника, то человека достаточно трезвомыслящего, с которым можно поделиться глубоко личными переживаниями. Кроме того, нетрудно разглядеть в некоторых его письмах и стремление просветить критика, познакомив с идеологической и моральной атмосферой литературы 1840-х – 1860-х гг. Так, 9 декабря 1892 г. поэт назвал статью Меньшикова «Литература будущего» «оригинальной по мысли» и далее комментировал: «…если бы статейка Ваша появилась в те дни, когда господствовал Писарев, и когда наши собаки считали его своим пророком, когда из тогдашних амок (так в поэме «Собаки» Полонский называл собачьих самок. — Н.К.) дочь коменданта Петропавловской крепости сказала мне: “У нас один поэт — Писарев — другого нет…”, — Боже мой, какой бы лай и вой, какое негодование, брань и крики посыпались бы на Вашу голову!!...

Тогда не допускалось никакой свободы мысли — кроме революционной или нигилистической. Это было тяжело-мучительно, особенно для тех, которые по природе своей не могли быть ни нигилистами, ни анархистами… Но верите ли — и теперь тяжело… И знаете ли почему?.. Тяжело от всеобщего ко всему равнодушия — никому и дела нет, что Вы пишете, что я пишу — как Вы думаете или как я думаю — всё равно…».

Неполное понимание и нечаянные обиды

Откликом-размышлением публициста на присланную поэму стала статья «Две правды» (впервые опубликована в 1893 г. в № 4–5 «Книжек “Недели”»). Меньшиков, сначала обратившись к проблеме бытия писателей талантливых и графоманов, отмечал, что графоман «блаженен» и не страдает, опутывая мир паутиной своих текстов. Но чем выше у творца дар, «тем тяжелее крест», поскольку подлинный талант «присутствует как бы на страшном суде своей эпохи, перед ним вскрыты все её язвы и тайные грехи». Однако развитие мысли о тяжести креста даровитых писателей приводит к некоторому парадоксу: мучаются те авторы, которые имеют веру, религию (Достоевский и Толстой), но не имевший веры Тургенев, как видится Меньшикову, «мучился, может быть, более Достоевского и Толстого».

Мысль о мучениях сменяется затем утверждением о захваченности писателей «скорбью своего времени», связанной с глубоким недовольством действительностью и отрицанием настоящего. Характер этого отрицания и становится основой для выделения в статье «двух правд», разбивающих общество на два отрицающих настоящее лагеря — консервативный и либеральный: консерватор, отрицая настоящее, «признает прошлое», а либерал, отрицая настоящее, «признаёт будущее». Консерватор — это «романтик, тоскующий по величавой старине», а либерал — «утопист, грезящий о Царстве Божьем».

Понимая всю шаткость умозрительной конструкции Меньшикова, отметим, что в последнем определении, на наш взгляд, не хватает конкретно-исторического уточнения: для консерватора религиозный идеал, ценность традиций и родной земли незыблемы, для либерала же религиозная идея мало что значит, построение Царства Божьего необходимо совершить на земле, традиции же сковывают человека, а «земля обетованная» — это Европа. Кроме этого, Меньшиков, развивая свою теорию консерватизма-либерализма, доходил до нелепости: утверждал, что все художники «в силу своего художественного темперамента» — консерваторы, а все философы «по природе» — новаторы и либералы: «Поэты вечно будут консерваторами — в лучшем смысле этого слова, как все мыслители — либералами в лучшем же смысле».

Не будем останавливаться на мысли, опровержение которой, как нам представляется, не составит труда для любого думающего человека. Отметим только, что Меньшиков, схематизируя, даёт своё наполнение понятиям «консерватизм» и «либерализм», лишая их политической и культурно-философской составляющей. И с таким пониманием «двух правд» публицист приступил к анализу поэмы Полонского «Собаки».

Автор произведения, определяя его жанр, указал, что это юмористическая поэма, как бы сгладив сатирический элемент произведения. Этот «ход» писателя глубоко проанализировал русский учёный П.Е. Астафьев, отметивший, что есть два способа проявления сатиры: проникнуться «священной гражданской ненавистью» либо «сочувствием, всепонимающей и всепроникающей любовью, которая ценит доброе и скорбит над злым в своём предмете». Для Астафьева поэма — художественное проявление трезвого национального критического мышления и серьёзное бичевание пороков русской жизни: «Это — настоящая сатира, а не условная карикатура Щедрина; это произведение уважающей себя литературы, а не … “свистопляски” нашего недавнего прошлого».

Меньшиков считал, что фокус поэмы — это «сатира на идеалистов, сатира благодушная, благоухающая поэзий природы, но сатира решительная и местами даже злая». При этом мы понимаем, что под «идеалистами» в статье публициста подразумевались либеральные и революционные силы, поскольку, как отмечал Меньшиков, ему после прочтения поэмы стало грустно оттого, что «писатель талантливый, … родившийся в далекие крепостные времена, помнящий сороковые годы, видавший воочию наплыв того горячего возвышенного настроения, которое сняло с народа цепи» из той эпохи «не вынес никакой надежды», «одно разочарование, одно отрицание».

В приведённой цитате легко различимы близкие автору статьи штампы революционно-демократической и либеральной пропаганды: крепостные времена, ужасные сороковые годы, горячее и возвышенное настроение, народные цепи. По мысли Меньшикова, политическому движению середины XIX в., включавшему в себя и следование «духу свободы», и «самопомощь», и «женский вопрос», и «революционное брожение», и «зверчество» (слово, близкое по содержанию к либерально осмысленному понятию «человечество»), Полонский вынес «суровый приговор»: «Нельзя быть зверем иль собакой, / Даже злым двуногим и назло породе /Видеть верх прогресса в зверческой свободе. /Нет, свобода наша пахнет своевольем, /Братство — лицемерьем, равенство — бездольем; /Всюду — или вздохи, или непотребство, /Самообожанье или раболепство».

Действительно, произведение Полонского можно назвать антилиберальным и в образной форме осуждающим существовавший в 1840-е – 1860-е гг. общественный порыв к неправильно понятой гражданской свободе.

П.Е. Астафьев, размышляя о существе произведения, писал, что в основе поэмы лежит борьба двух идей — человечности и «зверчества»: «…безжалостно обнаруживая собачьи, скотские стороны нашего человеческого характера, она во имя их не только не отрицает, но тем выше возносит саму идею и факт “человечности” над идеею и фактом “зверчества”». С помощью такой сатиры (сильно отличавшейся и от революционного, и от декадентского подхода к изображению человека-зверя) современный Полонскому человек должен был увидеть «и то, что в нём есть “собачьего”, презренного и низкого, и то, что он что он может в себе уважать, любить и ценить, во что может и должен верить».

Консерватор и мыслитель-традиционалист П.Е. Астафьев отметил также, что автор поднялся над личной приязнью к консервативному лагерю, поскольку в поэме есть сатира «не на одних утопистов (читай — либералов и революционеров. — Н.К.), но на всех, у кого только собачьи свойства преобладают и даже извращены примесью человеческих страстей и соображений. И пишущий поэт-собака, и придворный Валет, и патриот Вопило и даже подвальные “аристократы” — всем воздаётся поровну за их собачьи свойства». Сюжет поэмы Полонского ведёт читателя к мысли, что только строгий порядок, исполнение долга и закон («Только сила власти — / Страх перед законом укрощают страсти / Зверские…») способны противостоять брожению умов. Поэтому, когда обитатели псарни вновь обретают возможность нормально охотиться, тогда заканчиваются и их вольномыслие, и их мечты о «зверчестве», и их либерализм.

М.О. Меньшиков в статье «Две правды» взялся защищать либеральные устремления представителей российского общества в 1840-е – 1860-е гг. После знакомства с поэмой он недоумевал: «Неужели, однако, эти “молодые годы русской интеллигенции”, этот гром освобождения и сбрасыванья цепей, это впервые восторжествовавшее и пронесшееся по земле слово человеческого братства — неужели всё это настолько выдавалось вперёд другими, соседними временами своим “зверчеством”, что понадобилось подчеркнуть эту черту…». Период правления Николая I публицист по революционно-демократической традиции назвал «мрачным временем», «тяжёлой истомой, в которой коснели и общество, и народ».

В статье М.О. Меньшикова проявилось резкое смешение идеологических парадигм, характерное для публициста в этот период. Поэму «Собаки» он оценивал с позиций либерального и революционно-демократического движения. Однако здесь же встречаем совсем не либеральные, глубокие, порой меткие и оригинальные консервативные мысли: окраины России «требуют обрусения и охраны», «разброд интеллигенции есть расстройство культуры», в современном обществе «глубоких исторических связей, преданий, опыта отношений нет, а без них нет и общества», «наплыв западной цивилизации в течение последних столетий не только не упрочил нашу культуру, но страшно её расстроил», «Европа уже завладела главною твердыней нашей национальности — миросозерцанием верхнего слоя, его образованием, идеалами», «наша интеллигенция психически уже не русская, почему она так плохо понимает народ и народ плохо понимает её», «почти все наши великие и даже просто талантливые художники были консерваторами», «Пушкин — живи он до наших дней — явился бы искренним противником либеральных движений как скрытых (сороковые года), так и открытых (шестидесятые)», декаденты (Минский, Мережковский и др.) «ежеминутно перемножают вечность на бесконечность, громоздят религию на философию, произносят страшные малопонятные слова и вообще сильно ломаются перед публикой», а их творения — это «набор слов, лишённый всякого подобия мысли».

Особой подтемой статьи Меньшикова стало осмысление влияния рассудочности протестантизма на консерватизм европейской цивилизации: «Атеизм в религии (продукт крайней левой отрасли гегельянства), анархия в политике (продукт той же отрасли: Бакунин воспитался на Гегеле), материализм в науке, натурализм в искусстве — всё это великие отрицания немецкого духа, вытекшие из протестантства».

В финале статьи Меньшиков защищает либерализм, как великое настроение в истории человечества. Либерализм поставлен автором статьи «Две правды» в один ряд с таким великим европейским явлением, как Реформация или Возрождение. Однако публицист не осознавал вне- и даже антирелигиозных, антропоцентрически-эгоистических корней эпохи Возрождения, на что в 1896 г. указал его современник В.В. Розанов в статье «Декаденты», а позже, уже во второй половине ХХ в., Ю.И. Селезнёв в работе «Глазами народа». Меньшиков же, по-своему смешивая понятия, утверждал в статье «Две правды», что либерализм (и его синоним — гуманизм) в Европе имеет главный исток — христианскую религию и человеческую совесть, воплощённую в виде требования справедливого мироустройства и социального протеста: «Либерализм, как я его понимаю, есть стремящаяся воплотиться совесть. Рождённая вместе с человеком, вскормленная религией, совесть явилась в XV столетии силой, требующей себе права жизни. Совесть потребовала, чтобы “Слово плоть бысть” и явилось в мир как дело, как реальный факт. Человек увидел, что праведным перед Богом он может быть только среди праведного общества, что грех поддерживать то, что есть грех, и что несправедливые формы жизни, как бы они ни были милы сердцу и привычны, должны быть изменены».

Эти мысли в соединении с верой в страшную отсталость России по сравнению с Западными народами были в период написания статьи «Две правды» своего рода «символом веры» Меньшикова: «Русский человек — “недочеловек”, tabula rasa , сырой, недоконченный человек, в которого слишком мало вложено извне исторической обработки… русские массы не чувствовали над своими головами веяния ни эпохи Возрождения, ни Реформации, ни других течений — всё это для них как бы не бывшее. <…> в европейца очень много вложено всякого капитала, умственного и материального, тогда как в русского вложен грош. <…> Как огород французского крестьянина ценится в сто раз дороже русского и даёт в сто раз больше дохода, так и сам француз в среднем несравненно работоспособнее русского — по одной общей причине: француз и его почва — культурны, русский же со своей землицей ещё дики, несмотря на ровесничество с Западом».

В завершении рассуждения о «двух правдах» Меньшиков, упрекая Полонского в непонимании истинных начал либерализма, отмечал, что хотя «изящная литература по своей природе консервативна», всё же ей пора обратиться «к выражению новой культуры …, истинно народных и гуманных начал освободительных». И всё это необходимо было для того, чтобы построить «новое, просторное и светлое здание для великого русского племени, вывести его из развалин в дом с “европейскими удобствами”…». Думается, русофобское понимание необходимости построения для развалившейся России дома с «европейскими удобствами» здесь не нуждается в комментарии.

Выраженная в статье «Две правды» меньшиковская трактовка либерализма и консерватизма в соотнесении с деятельностью художников и философов вызвала вполне оправданное неприятие у Н.С. Лескова, не понимавшего, «как связать с консерватизмом художников такие явления, как “Хижина дяди Тома” или “Записки охотника”».

Я.П. Полонский, прочитав отклик критика на поэму «Собаки», сразу ответил письмом. И тон письма, и его содержание свидетельствовали о сдержанной, но негативной реакции поэта. После обращения «глубокоуважаемый Михаил Осипович» не было привычного восклицательного знака, а публикация критика названа не «оригинальной статьей», а «знаменательной статейкой…, не лишённой глубокого анализа» (ирония отправителя письма на поверхности). Полонский высоко оценил искренность автора рецензии. Но здесь же добавил, как бы поясняя, что нужно сделать, чтобы более верно постигнуть его итоговое произведение: «Вам ещё легче будет понять мои отношения к тому пробуждавшемуся (подчёркнуто Я.П. Полонским. — Н.К.) обществу, о котором Вы говорите, если прочтёте роман мой “Нечаянно”, изданный П.А. Гайдебуровым, и след<ующие>. стихотворения: “Среди хаоса”, “Бранят”, “И в праздности горе, и горе в труде!..”, “Поэту Гражданину”, “Литературный враг”, “Жалобы Музы”, “Письма к Музе. Письмо 1-ое. О бульдоге”».

Очевидно, что автор поэмы указывал на критический промах Меньшикова: анализ не совпадал с авторским замыслом и не проявил его. Именно поэтому Полонский перечислил значимые для понимания сути его творчества тексты, о которых скажем несколько слов. Роман «Нечаянно» проблемно-тематически несколько схож с поэмой «Собаки», поскольку в нём в центре повествования поставлен молодой чиновник, «моральное разложение которого… продемонстрировано как типичное развитие современника» [13]. В стихотворениях, перечисленных Полонским, отражено противостояние личности лирического героя «гордому» веку, создающему кругом хаос («Среди хаоса»); показана тяжёлая, не способствовавшая решению трудных задач беспутно мятежная жизнь («И в праздности горе, и горе в труде!..»); середина XIX в. осмыслена как революционно-ругательная эпоха, воспитывавшая ненавистников Родины («Бранят»), критично изображён слезливый поэт-гражданин, не знающий любви к природе и чувства красоты («Поэту Гражданину»). Идеал Полонского связан с утверждением свободы слова творца («Литературный враг»), искоренением безлюбовного бытия мира («Жалобы музы») и отказом от либеральных, буржуазных и революционно-демократических идейных оков («Письма к Музе. Письмо 1-ое. О бульдоге»).

В мае 1894 г. М.О. Меньшиков в очередном номере «Книжек “Недели”» опубликовал статью «Старые и молодые таланты» («Книжки “Недели”», 1894, № 5), в которой он отмечал: старые писатели упрекают молодое поколение в том, что оно «бездарно, необразованно, грубо, оно писать не умеет, у него нет ни чувства, ни мысли… Года бегут, …, а гг. Чеховы да Короленки выжимают из себя какие-то отрывочки да кусочки…» Выдуманный упрек от старого поколения в адрес нового позволил автору статьи встать на защиту всех представителей младшего сообщества писателей: «…да имеете ли вы-то, господа, какое-нибудь право предъявлять такие требования к молодёжи? … Пусть она не пишет крупных вещей, — а вы разве их пишете? <…> …почему же вы не даёте великих произведений, в которых так нуждается общество?» Среди старших литераторов Меньшиков называл прозаиков Н.С. Лескова, Д.В. Григоровича, Вс.В. Крестовского, Н.Н. Златовратского и др., а среди поэтов — Я.П. Полонского, А.Н. Майкова, А.М. Жемчужникова.

Реакцией Полонского на статью Меньшикова «Старые и молодые таланты» стало резкое и сухое по тону письмо без даты, в котором был ответ на оба упрека. Во-первых, поэт указывал, что с 1888 г. он издал два поэтических сборника, юмористическую поэму «Собаки», повесть в стихах «Мечтатель» и множество «разбросанных по журналам стихотворений», а во-вторых, никогда никто из старших писателей не произносил приговора, будто «молодое поколение бездарно, необразованно, грубо, писать не умеет». Завершалось послание недоуменным вопросом: «За что же вы их с нами ссорите?..».

Процитированное выше послание, не помеченное конкретной датой, но отправленное в 1894 г., не могло быть последним в переписке между талантами — старым поэтическим и молодым публицистическим — и не привело к разрыву отношений между ними. В 1894 г. Полонский написал Меньшикову шесть писем: 15 мая, 26 мая, 27–28 мая, 7 июля и два — без датировки, только с указанием года. Скорее всего ответ на упреки Меньшикова был написан в конце мая – начале июня 1894 г. Несколько последних писем были посвящены переговорам о публикации в «Книжках “Недели”» стихотворения Полонского «Подслушанные думы» («Книжки “Недели”», 1894, № 7). Кроме того, Полонский не придавал серьёзного значения несправедливым выпадам Меньшикова и продолжал печатать в «Книжках “Недели”» по несколько стихотворений в год (вплоть до октября 1896 г.), а поэтому не мог не общаться с публицистом, который курировал литературную составляющую издания.

Запись в дневнике Меньшикова за 16 ноября 1894 г. подтверждает, что близкое общение критика с Полонским продолжилось, как продолжилась его достаточно мягкая, но глубокая критика в адрес публициста. Меньшиков писал: «Сегодня был у Полонского днём, у Вагнера вечером. Полонский Я.П. обрадовался мне очень.

— Вот сердце сердцу весть подаёт! Читал недавно Вашу статью и хотел Вас видеть, прекраснейшая статья, хочется Вас поблагодарить… Всё совершенно верно, но меня удивило: Вы всё с благоговением относитесь к Толстому, а между тем сами ему во многих местах противоречите».

Замечание Полонского о противоречиях Меньшикова и Толстого стало своего рода пророческим. К началу ХХ в. Меньшиков, оставаясь поклонником художественного таланта писателя, не принимал его публицистику и философско-религиозные труды. Уже в 1904 г. эти противоречия стали причиной появления статьи, в которой Меньшиков, критиковал антивоенную позицию Л.Н. Толстого, а также других публицистических материалов, посвящённых анализу анархических, антинародных, антигосударственных воззрений писателя. Сам Полонский, весьма критически отнёсся к нравственной проповеди и вероучению великого Льва и опубликовал об этом пару острых статей (См. статьи Я.П. Полонского «Заметки по поводу одного заграничного издания и новых идей графа Л.Н. Толстого» (1895), «Об искусстве» (1898)). Поэт в них выступил как «человек и мыслитель, гражданин Отечества, вставший на защиту добра руководствуясь христианской системой ценностей» [14].

Тема развития отношений между Я.П. Полонским и Л.Н. Толстым затронута М.О. Меньшиковым в некрологе ушедшему в 1898 г. поэту. Публицист знал о сложностях общения писателей, познакомившихся ещё в 1855 г. в Петербурге (Толстой только вернулся с Крымской войны), знал о неприятии Полонским учения Толстого, но знал и то, что Полонский ценил Толстого-художника, не принимая его как нравственного и христианского учителя. Меньшиков же — особенно в первой половине 1890-х — искренне поддерживал многие идеи яснополянского Льва. В некрологе Полонскому публицист писал: «Он (Полонский. — Н.К.) не скупился на одобрения, но не скрывал и укоров, которые делал с крайним добродушием. Его, например, огорчало моё почтительное отношение к одному великому писателю, которого и он высоко ценил как художника, но которого нравственное настроение ему казалось вредным. С большою силою и страстностью он ратовал против этого великого писателя; с частью доводов его я соглашался, с другими — нет, и он великодушно выслушивал мои возражения, понимая их источник». «Некоторое примирение» между «старцами», случилось незадолго до смерти Полонского, о чём Меньшиков узнал от самого поэта при личной встрече в Либаве.

Прощальное слово о поэте как свидетельство

внутреннего роста М.О. Меньшикова

Некролог Я.П. Полонскому, написанный М.О. Меньшиковым, — искреннее слово публициста в адрес покинувшего земную юдоль поэта. Россия, русская культура и русский народ в их историческом величии — вот явления, которые, по мнению публициста, неразрывно связаны с жизнью и творчеством Полонского и на фоне которых написан его портрет.

Рассуждая о личности почившего поэта, Меньшиков вывел своего рода формулу подлинно народного, духовно связанного со многими поколениями творца, «горячее сердце» которого «билось из секунды в секунду с биениями сердец ещё наших прадедов и дедов, отцов и нас самих, с каждым вздохом бесчисленных миллионов людей, нарождавшихся и умиравших». Эта цитата ощутимо передаёт, что в сознании Меньшикова складывалось понимание народа как единого целого, как бесконечной цепи поколений, в которой вне зависимости от времени и пространства существует неразрывная сердечная цельность.

Как справедливо отметил публицист, Полонский родился, «когда Пушкин был юношей, а Лермонтов — четырёхлетним ребёнком», он застал и пережил «век нашего Возрождения, золотой век поэзии и литературы», стал поэтом-долгожителем, прошедшим «с Россией почти десятую часть всей истории её», вобравшим «в себя весь дух народный». Определяя место усопшего в поэтическом пантеоне, Меньшиков писал, что Полонский был участником «духовного расцвета» России: он вместе с Жуковским, Пушкиным Лермонтовым, Гоголем, Тютчевым, Майковым, Фетом и другими «участвовал в подвиге собирания духа народного в вечных его выражениях».

Время столкновений общественных сил (1840-е – 1860-е гг.) публицист назвал эпохой «брожения», когда было не понятно, «что готовилось или драгоценное вино, или дешёвый уксус». По мнению Меньшикова, Полонский «был сам среди ферментов этого брожения, …стоял в ряду великих идеалистов того времени, …не столько сражаясь, сколько держа знамя мира, поэзии и красоты». Так критиком была сформулирована, с одной стороны, близость поэта к высоким идеалам представителей «чистого» искусства, с другой стороны, его умение быть объективным и сохранять идеал искренности и правды в «журнальной схватке».

Поэзия Полонского наполнена выражением «сердечной нежности», «задушевной прелести», «правды, которая даётся младенчески чистому взгляду на мир». Другая грань таланта поэта — умение, живя тревогами России, всей душой откликаться на многие события. Сердце Полонского, по мысли Меньшикова, не могло не переживать, было глубоко вовлечено в жизнь отечества: «…какую… драму вынес он со всей Россией! Он изнемогал от печали в дни наших поражений, он упивался надеждами освобожденья и видел сам воочию ту великую эпоху».

Полонский как русский человек, по мысли публициста, вобрал «в себя весь дух народный», и как народ он был «глубокий консерватор». Консерватизм Полонского Меньшиков называл близким к консерватизму Хомякова, Киреевского, Аксаковых и определял его словом «жизненный», не исключавшим «свободы как органического условия жизни».

Точной даты знакомства с Полонским Меньшиков в некрологе не назвал, указав, что познакомился с поэтом «лет шесть или семь назад», то есть в 1891–1892 гг. Действительно, знакомство с поэтом началось по переписке, когда Меньшиков в ноябре-декабре 1892 г. просил поучаствовать Я.П. Полонского в юбилейных торжествах в честь П.А. Гайдебурова. Несколько раньше, в июле 1892 г., Меньшикову передавали благосклонный отклик Полонского о его литературных статьях.

В некрологе Меньшиков искренне писал о том, что Полонский к нему, начинающему литературному критику, отнёсся сердечно и был «благосклонен и добр». Полонский не мог принять либеральных убеждений Меньшикова. Критик зафиксировал отношение поэта к оппонентам и к себе: «Особенно трогала меня благородная его терпимость к мнениям, которых он не разделял». О проявившихся в переписке «неровностях» в отношениях публициста с Полонским свидетельствовала также фраза: «Он не скупился на одобрения, но и не скрывал и укоров, которые делал с редким добродушием».

Со смертью Я.П. Полонского, по мнению Меньшикова, завершился великий Золотой век поэзии, «погасла последняя ее заря». Всем своим существом поэт «был моложе некоторых» молодых поэтов, живших в «умственном удушье», старик-Полонский «до последнего вздоха жил великими очарованиями, был влюблён в природу, был весь полон божества и сострадания к людям».

Завершая размышления об уходе из жизни последнего русского поэта Золотого века, Меньшиков обращался к современникам-читателям и писателям, увлекавшимся декадентскими настроениями: «Смерть последнего нашего знаменитого поэта есть великое напоминание. Не пора ли очнуться от унылой прозы, в которой мы погрязли? Не пора ли выйти из умственного удушья и вернуться к настроениям радостным и прекрасным, чего бы это ни стоило? Иначе для чего же приходили в мир великие поэты…»

Критик и публицист Меньшиков выступил в этом небольшом некрологе как глубокий знаток русской поэзии, как аналитик, осознавший сущность консервативной линии развития русской классики, проникший в сущность различных литературных конфликтов, искренне любивший и любящий воплощение русской народной души в лучших представителях отечественной литературы в целом и в личности Я.П. Полонского в частности. Развитие их публицист воплотит в литературно-критических статьях «Клевета обожания» (1899), «Красивый цинизм» (1900), «Свиньи и бесы» (1907), «Он — не ваш» (1909), «Памяти Ф.М. Достоевского» (1911), «Быть ли России великой?» (1911), «Могильщикам России» (1914), «Сеятели ветра» (1914) и др.

Взаимоотношения М.О. Меньшикова с Я.П. Полонским, длившиеся с начала 1890-х и завершившиеся со смертью поэта стали очередным этапом в постепенном приближении сущности мировоззрения публициста к идеям консервативной русской мысли. Особую роль в этом процессе сыграли терпимость Якова Петровича, его открытость и жизнелюбие, вера в хорошее в человеке и жажда взаимопонимания, незлобие и способность прощать обиды, которые вольно или невольно мог наносить Меньшиков-публицист. Нельзя сказать, что Меньшиков сразу после смерти Полонского становится консервативным публицистом. Но можно утверждать, что выдающиеся русские писатели, поэты, публицисты, с которыми он общался, — и С.Я. Надсон, и Л.Н. Толстой, и Н.С. Лесков, и А.П. Чехов, и Я.П. Полонский, и П.Е. Накрохин, и А.Н. Рыкачев, и П.А. Гайдебуров, и В.С. Соловьев, и В.В. Розанов, и А.С. Суворин, и многие другие — помогали ему, талантливому морскому офицеру-самоучке, получившему техническое образование и увлекавшемуся в юности «левыми» идеями, подниматься по лестнице традиционного понимания мира, способствовали духовному развитию делились своими знаниями. И Яков Петрович Полонский в перечисленном ряду влиявших на М.О. Меньшикова личностей занимает далеко не последнее место.

Литература

1. Жаворонков Д. В. Писатель и его критик: письма М.О. Меньшикова Л.Н. Толстому 1890-х – начала 1900-х гг. // Филология: научные исследования. 2018. № 3. С. 75–89.

2. Жирков Г.В. Се человек… Публицистическое слово Л.Н. Толстого к человеку и человечеству. М.: Флинта, 2019.

3. Крижановский Н.И. Публицистика М.О. Меньшикова в контексте критико-философской мысли рубежа XIX–XX веков. Армавир: РИО АГПА, 2012.

4. Санькова С.М., Орлов А.С. Михаил Меньшиков. СПб.: Наука, 2017.

5. Антон Чехов и его критик Михаил Меньшиков: переписка, дневники, воспоминания, статьи / Сост., статьи, подгот. текстов и примеч. А.С. Мелковой. М.: Русский путь, 2005.

6. Трофимова В.Б. Литературно-критические взгляды М.О. Меньшикова // Литературоведческий журнал. 2013. № 32. С. 146–168.

7. Крижановский Н.И. Михаил Меньшиков и Максим Горький: непрямой диалог // Вопросы литературы. 2014. № 2. С. 66–93.

8. Крижановский Н.И. Публицистика М.О. Меньшикова (1859–1918): проблемно-тематический спектр, эволюция миропонимания, критико-философские диалоги с современниками. (К 100-летию трагической гибели публициста). Армавир: И.П. Ершова О.А., 2019.

9. Покровский В.И. Яков Петрович Полонский: Его жизнь и сочинения: Сборник историко-литературных статей / Сост. В.И. Покровский. М., 1906.

10. Орлов П.А. Я.П. Полонский. [1819–1898]: Критико-биографический очерк. Рязань: Книжное изд-во, 1961.

11. Федосеева Т.В. Творчество Я.П. Полонского: о направлениях современного изучения // Вестник Рязанского государственного университета им. С.А. Есенина. 2014. № 3 (44). С. 66–83.

12. Я.П. Полонский: личность, творчество, эпоха (посвящается 200-летию со дня рождения поэта): Сборник статей по материалам II Международной научно-практической конференции (10–12 октября 2019 г.) / Науч. ред. Т.В. Федосеева; Отв. ред. А.А. Решетова. Рязань: Ряз. гос. ун-т им. С.А. Есенина, 2019. Вып. 2.

13. Жарова Ю.И. Поиск «героя времени» в романе Я.П. Полонского «Нечаянно» // Там же. С. 57.

14. Пращерук Н.В. Вероучение Л.Н. Толстого в оценке Я.П. Полонского: о статье «Заметки по поводу одного заграничного издания и новых идей гр. Л.Н. Толстого» (1895) // Церковь. Богословие. История. 2020. №1. С. 276.

15. Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РФФИ. Проект «Летопись жизни и творчества М.О. Меньшикова» (№ 20-012-00153).