Ценность национального самосознания в публицистике Л. А. Аннинского

Становление Л. А. Аннинского как критика русско-еврейского вопроса

Творчество Льва Аннинского, родившегося в 1934 году в Ростове-на-Дону, не зря называют «искусством канатоходца», так как к рассмотрению многих культурных, политических и национальных проблем критик подходит, искусно лавируя между идеологическими рамками, не вынося приговоров. Отойдя от категоричности, Аннинский объяснил советскому читателю феномены Островского, Шукшина, Лескова, Толстого. Сам путь критика начался в 1956 году в журнале «Советский Союз». В дальнейшем его работы появлялись на страницах таких изданий, как «Знамя», «Дружба народов», «Литературное обозрение», «Родина» и «Искусство кино». До 1999 года Лев Александрович входил в состав комитета Букеровской премии России, с 1997 стал членом комиссии по присуждению государственных премий при президенте РФ [2]. Деятельность Аннинского не ограничивалась литературоведением, он также изучал области кинематографа, делясь своим мнением с широкой аудиторией в качестве автора и программ на радио и на телеканале «Культура» – «Медные трубы», «Серебро и чернь», «Засадный полк», «Охота на Льва», «Мальчики державы».

Особое место в работах критика занимает русско-еврейский вопрос, который Аннинский начал активно обсуждать в начале нулевых. И это объяснимо. Публицисту было 7 лет, когда началась Великая Отечественная война, в статье «Почему меня коробит аббревиатура ВОВ?» в журнале «Родина» он пишет: «Отец – коммунист, фронтовик-доброволец, мать – еврейка...Исход войны означал для меня либо спасение при нашей Победе, либо гибель в фашистском концлагере вместе с матерью» [4]. При этом Лев Аннинский в своих работах нередко отмечал, что осознание себя евреем к нему приходило в обществе русских. Среди евреев же критик ощущал себя без сомнений русским. При естественном развитии души человек должен хранить в своей памяти как можно больше своих истоков, «хоть по пятому пункту, хоть по шестому». В некрологе, опубликованном в информационном агентстве Shalom News, публицист Антон Трубкин вспоминал в день смерти Аннинского об их совместном посещении спектакля «Плохие евреи» по пьесе американца Джошуа Хармона. По словам писателя, Лев Александрович в слезах покинул зал, объясняя, что «все еврейское восстало», когда артисты запели «Алейхем шалом» [12].

Тема национальной самоидентификации ярко выражена Аннинским в книге «Русские плюс…» 2003 года. Работа посвящена положению России и её населения в изменившемся современном мире, взаимоотношениям народов ближнего зарубежья после распада СССР и острым вопросам межнационального взаимодействия в имеющихся в ту пору условиях. Автор писал об американцах, норвежцах, немцах, венграх, эстонцах, латышах, украинцах, поляках, и более двухсот страниц Лев Александрович выделил для анализа русско-еврейских отношений. Мнение о сходстве двух менталитетов всё же нашло подтверждение в эпиграфе «Русских плюс»: народы действительно осознают себя, глядясь друг в друга словно «в зеркала» [4].

Следующий труд, вышедший в 2004 году, «Какая Россия мне нужна» удостоился литературной премии им. А. Невского «России верные сыны». Критик предупреждает читателей о том, что книга довольно субъективна, признавая, что сам в оценке многих тем бывает амбивалентным. Сохранить Россию вопреки всем препятствиям, принять её тогда, когда её представляют не великороссы, – Аннинскому нужна любая Россия. Спорную теорию автор выдвинул в данной работе, считая, что Империю строили не русские, а множество народов, которые лишь со временем стали русскими, внеся вклад в её развитие [6].

Национальный вопрос пронизывает всю жизнь и творчество Льва Аннинского. Будучи в процессе осмысления своего национального кода и поиска жизненного предназначения, критик уместил эти думы в тринадцатитомном «Родословии», которое он завещал своим дочерям. Там сплелись истории украинских евреев со стороны матери и донских казаков по линии отца. Себя же Лев Александрович называет «русским православным атеистом», еврейский дух которого просыпается, когда «народ Книги» или он сам слышат базированные клейма в свой адрес, а русскую силу в себе ощущает критик в сопровождении всего существования на своей земле, за будущее которой публицист сильно беспокоится.

Книгу «Русские и нерусские» увидел свет в 2011 году, затем работу не раз переиздавали из-за повышенного интереса к противоречивому содержанию произведения. Неоднократно Лев Александрович задавался вопросом о том, может ли человек еврейского происхождения, внесший вклад в русскую культуру, считаться русским. Говоря о творчестве Мандельштама, Бродского, Пастернака, критик, вероятно, размышлял не только об их судьбе, но и о своей собственной.

В статье 1991 года «Диаспора – драма еврейства» Аннинский писал, что попытка доказать «хорошесть» евреев как народа является неэффективной и ошибочной стратегией, так как решение проблемы антисемитизма не лежит в плоскости оценки «хороших» и «плохих». Подход к людям через призму их качеств как группы, так было в случае с Холокостом, ведет к трагедии и должен быть отвергнут. В материале критик размышляет о причинах антисемитизма и его влиянии на еврейскую историю, полемизируя с Анатолием Кардашем (Аб Мише), известным исследователем Холокоста, пытаясь выяснить, можно ли юдофобию объяснить рационально. Сам автор и приходит к мысли, что страдания еврейского народа на протяжении веков не могут быть определены простыми логическими схемами. В статье приводится в пример изгнания евреев из Испании в 1492 году, события, которое совпало с путешествием Колумба в Америку. Аннинский подчеркивает, что мир празднует открытие Колумба, как знаменательное событие, зачастую забывая о трагедии еврейского народа, изгнанного из своих домов: «Искал Индию – нашел Америку: пятьсот лет мир празднует эту ошибку, в том числе и мы с вами. Да и помним ли все мы судьбу тех двухсот тысяч изгнанников» [3].

Между русским и еврейским народами Аннинский нашёл неочевидную схожесть в их менталитетах, однако отмечал, что этот двухсотлетний диалог постепенно завершается. В своих работах критик призывает всех россиян, независимо от их национальной принадлежности, оставить в стороне межнациональные распри и удержать страну вопреки всем обстоятельствам.

Особенности русско-еврейского менталитета в понимании Л. А. Аннинского

Книга Льва Аннинского «Какая Россия мне нужна?» не зря имеет вопросительное название. На последних её страницах автор внятно отвечает: «Шолоховский герой сказал, что ему не всякая Россия нужна. Имеет право. Мне нужна всякая» [6, с. 592]. Подобно «Опавшим листьям» Розанова, русский критик заявляет о безусловной любви к «матери», которая может погрязнуть во грехах и унижениях, но при этом будет нужна своему ребёнку, несмотря на разнообразие её состояний. В системе понимания Льва Александровича прошлого и настоящего страны Россия прежде всего является уникальной геополитической зоной, где сталкиваются народы, впоследствии сливаясь друг с другом: сначала люди (тюрки, славяне, финны, кавказцы) строят и развивают Империю, только в результате её основания становятся русскими, а проживающие на этой земли не могут сознательно выбрать истинный путь развития, так как выйдет противоположно запланированному. Тезис этот очень шаток и претендует больше на звание софистической риторики, хотя автор и не навязывает своё мнение читателю. Кажется, не может быть нерусской России. Справедливо задавал вопрос российский политолог и историк Игорь Шишкин в 1995 году в газете «Завтра»: почему монголы в процессе строительства империи не превратились в русских и не назвали свою державу Россией? [13]. Теория Аннинского логичным образом сама рождает дальнейшие противоречия в его работах, так как нелегко всегда придерживаться такого тезиса. Например, великоросс – это нация, этническая суть которой «никуда не денется», а русский – это выбор, быть им или не быть в системе государства, то есть некое «по желанию», дополнение к своему истинному происхождению – от него, кстати, всё же придётся отказаться (как-то), если хочется быть русским. После подобной мысли трудно не сойти с ума, но на то она и философия.

В трудах «Русские и нерусские» и «Русские плюс…» автором выражается тезис о необъяснимости этнического самоопределения как такового на территории не только чужой, но и своей земли, а также отсутствие необходимости всеобщего признания нации для дальнейшего существования. Многое критик оставляет поколению, которым самостоятельно придется «удерживать» себя не как отдельный элемент, а как влитую часть родины [2]. Быть может, образ сознания у «будущего материала» построится иначе, а понятие национального самоопределения перестанет быть чем-то разумеющимся, пророчески полагал Аннинский, чьи дети уже в 2000-х годах ориентировались в этом «хаосе» лучше своего отца: «Для них это новый космос, и они вооружены по его новым законам лучше меня. Я беспокоюсь не за их будущее, а за будущее того, ЧТО их породило – за Россию, за русскую культуру, за русское место в мире» [4, с. 418]. Более того, критик отрицает важность выбора подходящей политической идеологии или государственного курса, выражая недоверие к доктринам как к способу решения проблем, так как поиск и установка масштабных формул устаревают слишком быстро, и те, которые мы принимаем сегодня, будут отвергнуты будущими поколениями. Аннинский придерживается идеи опоры на здравый смысл и нравственное чувство, вместо слепого следования догмам, эти качества помогут населению принимать правильные решения даже в отсутствие готовых ответов, «так как любая доктрина, выбранная нами сегодня, будет оплёвана нашими детьми» [4, с. 391].

В современном мире признание русских «нацией» является лишь действием теоретического характера, считает Аннинский. Всеобщее отношение к осознанию себя как нации не должно влиять на дальнейшее развитие и существование, так как само явление признания может стать очередной «стадией», как и присвоение суверенитетов, титулование и прочая «раздача слонов» [4, с. 277]. Автор допускает, что спустя время человечество перестанет мыслить «нациями» и, возможно, будет уже неважно, какого рода вклад народ внёс в мировой опыт: русский или же советский. Это не означает, что культурная и историческая принадлежности перестанут иметь значение, но скорее всего, они будут рассматриваться в контексте более широких и разнообразных форм идентификации: «Как меня можно кем-то «не признать» (русским, евреем и т. д.), если я этого признания не прошу и считаю себя тем, кем сам нахожу нужным?», – справедливо замечает Аннинский в книге «Русские плюс…». Быть признанным – это исключительно индивидуальная потребность, даже более эгоистичная, чем гуманистическая, особенно если речь идёт о нации. Да и признавать ли – тоже вопрос личный, а не общечеловеческий. Автор приходит к выводу, что каждый народ уникален у Господа, чего достаточно для успокоения чувств, но мало для понимания смысла. «У русских есть всё, чтобы быть нацией», однако они ею не являются, утверждает Аннинский, из-за нехватки самосознания на сегодняшний день, поэтому русские сейчас – «материал для будущей нации» [2, с. 278].

Естественное различие менталитетов русского народа по всей стране воспринимается критиком как разъединение и завершение нации: «Кончаются русские: сибиряки сами по себе, северяне сами по себе, казаки…». Он видит в этом процессе дезинтеграцию, фрагментацию русского мира, предпосылки к его исчезновению. Подобное отношение к одному народу, который географически рассеян по всей стране, как раз и говорит о нежелании принимать и признавать русского человека в любом его даже территориальном состоянии, наводит на мысль об отсутствии поддержки «свояка» и веры в него. В противовес такому подходу можно сказать об отношении осознанных евреев ко всему своему народу. Алаха, то есть закон, утверждает, что даже тот, что поменял религию, все равно остаётся евреем, потому что невозможно отказаться от еврейства, – эти предписания собрал в одном кодексе рабби Моше бен Маймон в книге «Мишне Тора» [10]. Духовный же момент говорит о том, что все евреи равны между собой с точки зрения принадлежности, а разница между ними определяется степенью раскрытия их Божественной души, выполняя заповеди. Так, рав-каббалист рабби Леви-Ицхак Шнеурсон писал: «Еврей, являющийся святым праведником, не становится от этого большим евреем, чем остальные евреи!» [10]. Но, важно отметить, и Лев Александрович не священник.

Само по себе многозадачно и необъяснимо еврейское самосознание, но Лев Александрович и с этим явлением поработал через призму своей внеположной теории. Отнимая у человека все атрибуты идентичности, отправляя его молиться в церковь или мечеть, в сознании человека остаётся лишь память «неизвестно о чём», о том, чего уже нет, что в экстренных ситуациях всё же возрождает истинное чувство своей принадлежности, пишет в «Русских плюс» [4]. Напоминание «я еврей» – лишь вздох, в крайнем случае, знак прочности среди непрочности. Критик считает, что в возрождении нации имеет роль только одно: готовность быть евреем: «Что значит быть евреем в галуте, когда – ни земли, ни государства? И из этого звука, факта, следа – и язык возродили, и веру, и мораль. И на землю вернулись, и государство теперь воссоздали и отстояли», недавно имея только «вздох», не завися от естественной «теоретической» стадии признания или непризнания [4, с.  309]. С одной стороны, это явление удивляет публициста, ведь евреи, осознающие сегодня свою национальную идентичность, действительно не согласились и не смогли стать русскими, не забыв себя урождённого. Понимание того, как разрозненность и отсутствие «своего» привели диаспору к святой Земле, приходит лишь с мыслями о Господе, о котором критик говорил нечасто в силу своего «православного атеизма», но всё же имел смелость упоминать Его, обсуждая принадлежность каждого народа Богу. С другой стороны, чувство сожаления можно проследить в размышлениях Льва Александровича, ведь не слился с большинством «малый народ», «а надо бы раствориться без остатка и сопротивления, – так и не растворились. Выпали в осадок. Удержались непонятно чем». Раз не произошло слияния, а будучи ассимилировавшись, всё равно готовы были возродить своё еврейство, зачем Екатерина II «прикупила» их у Европы при разделе Польши в 179–1794 году? И этот вопрос беспокоит критика [4, с. 341].

О том, что же сегодня из себя представляет еврейское население России, писал публицист Станислав Куняев в двухтомнике «Поэзия. Судьба. Россия» в 2001 году. В главе «Русско-еврейское Бородино» критик объяснял, что русско-еврейскую историческую «распрю» нужно выставить за рамки привычного обсуждения межнациональных отношений и «розней» и «страстей», иначе рассмотрение этого вопроса станет тупиковым для понимания проблемы. Речь идёт о еврейской элите, которая борется не за свои культурные, религиозные или территориальные права, а за власть в России [6]. Лев Аннинский в статье «Весёлая драка», опубликованной в журнале «Дружба Народов» в 2002 году, вступил в полемику с Куняевым, утверждая, что мысли о владычестве и мировом господстве перестают иметь силу, когда обретает свою землю и возвращается «домой»: «Так что я боюсь, что после сокрушения «еврейской мафии», лезущей управлять Россией, и при возвращении к штурвалам «чисто русской» элиты Станиславу предстоят очередные разочарования: никакой «чисто русской» элиты не будет, а будет что-то вроде региональной эстафеты» [11].

Куняев же в своей книге пишет, что большинство евреев не до конца знают себя, и это самопознание происходит на протяжении всей жизни, с чем можно согласиться. Однако критик называет это явление опасным и непредсказуемым, так как евреи, как он пишет, «автоматически, инстинктивно, стихийно» меняются в зависимости от жизненных обстоятельств: в русской среде они становятся русскими, в советской – советскими, но среди своих они снова чувствуют себя евреями. Хотя минусы найти в данном описании и трудно, Станислав Юрьевич, сам того не замечая, с более нежным чувством перенёс это же явление и на русского человека, который, попав в нерусскую среду, так же способен адаптироваться и меняться: «Русский человек сумел… распространиться на восток мягко и естественно, ужиться и с якутом, и с бурятом, и с киргизом… Не надеясь на государство, русский человек искал, как ему по своему рассудку ужиться с племенами Востока, и сумел делать это за несколько столетий ладно, прочно, естественно…», – здесь эти качества уже опасными не являются [11].

О духовном терпении и несгибаемой воле духа, без которых немыслима Россия, писал Иван Ильин, однако это рассуждение находит отклик не только в русской, но и в еврейской истории. Оба народа на протяжении веков переживали лишения, испытания, войны и унижения, но оба же проявили стойкость, выносливость и верность своим корням. Они сумели «возродиться из пепла», превратив руины в цветущие земли: «…как мог русский народ справиться с этими несчастьями, с этими лишениями, с этими испытаниями, войнами и унижениями? Сколь велика была его выносливость, его упорство, его верность и преданность – его великое искусство не падать духом, стоять до конца, строить на развалинах и возрождаться из пепла», – отмечал писатель в «Поющем сердце» и был прав [8].

В очередной раз мы признаем сходство русского и еврейского менталитетов, что подтверждает их «живучесть» и говорит о необходимости двух народов в этом мире.

Так, проанализировав особенности национального самопознания в публицистических работах Л. А. Аннинского, выявлены очередные сходства между двумя народами. Мысль С. Ю. Куняева о «непомерности и текучести души» русского человека применима и к враго-союзникам, перекликаясь «переменчивостью» человека еврейской национальности.

Фото

07.07.2024